Разбудил нас рог, протрубив три раза. А прохладно уже утром. Хорошо, что мы с Тарином приодеться на зиму смогли. Свернув кафтан, привязал его к ранцу и побежал до ближайших кустов. Возвращаясь, заметил, что людей значительно прибавилось. Оказывается, под утро подошли еще две сотни, они передохнут в разбитом нами лагере, а мы после завтрака выдвигаемся дальше, нужно пересечь Срединную реку и затем дойти до каменка, где нас ожидает регулярное войско княжества. Из каменка мы уже выступим все вместе и направимся в предгорья, к тем самым Желтым горам.

Пошли уже вторые сутки нашего перехода, и сейчас наша сотня и две сотни дружинников регулярного княжеского войска двигаемся по дну неглубокого ущелья, солнце в зените и его лучи, отражаясь от каменистого грунта, перемешавшись с теплым горячим воздухом, поднимаются желтоватым маревом. Час назад был привал, и мы успели немного отдохнуть, перекусить и попить воды, колонна отдохнувших ополченцев пока еще бодро шагает вперед, поднимая пыль на полметра от земли. Сотня ополченцев шла замыкающей, после очередного поворота протрубил рог, и колонна остановилась.

– Дозор высылают, – прокомментировал Тарин.

– Уже можем наткнуться на икербов? – спросил я.

– Уже можем наткнуться на засаду, – сплюнул он на землю, – ума у походного воеводы, как у утки… идем уже два часа по ущелью, а дозоры только додумался выслать.

– Да, для засады место хорошее, – огляделся Сагал, – по полсотни лучников на края ущелья – и все тут и останемся.

– Вот и я про это.

Объявили привал, выставили охранение, и я увидел, как впереди метрах в трехстах, три человека не спеша поднимаются по правому склону вверх.

– Ну, раз привал, то можно и подымить, – сказал я, и когда открыл клапан кармашка на ранце, от копчика до затылка пробежала… раньше я бы сказал волна страха, а сейчас нет. Сейчас я просто почувствовал опасность, и явно понял, откуда она исходит.

– Ты чего? – спросил Тарин, увидев, как я замер, словно ящерица на камне.

– Надо подняться наверх… туда, – показал я рукой.

– Зачем?

– Дозорные уже мертвы… Тарин, надо, мы все в опасности, времени мало.

– И что ты предлагаешь? Пойти к походному воеводе и сказать, что ты почувствовал опасность?

– Тогда полезли сами, мы все равно на привале.

– Мы с вами, – сказал Сагал.

Отвязав арбалет от ранца, закинул его за спину на лямке, а подсумок подвесил на пояс, и мы тоже полезли вверх. Склон не крутой, и глубина ущелья не большая, метров пятнадцать. Первым добравшись до верха, где торчала пара высохших кустов, я медленно высунул голову и тут же присел. Небольшое плато шло в сторону от ущелья, до ближайшей горы километра полтора. Наверху копошатся человек десять над уже наверняка мертвыми дозорными, чуть в стороне стояла пара лошадей. Я ни разу не видел икербов, но понял, что кроме них тут быть некому, до них было метров триста.

– Икербы, – прошептал я…

Тарин подполз ко мне и тоже высунулся посмотреть, потом тут же развернулся и сказал:

– Талес, спустись, найди походного воеводу и расскажи, что наверху икербский дозор, наш дозор убит.

– Понял, – кивнул Талес и, скользя по камням, побежал вниз.

Мы залегли на краю, за кустом и ждали. Наше командование наконец приняло решение… Рог проиграл тревогу.

– Икербы! Тревога!

– Икербы… Икербы, – пошел гул по расположившимся на отдых.

От врагов отделились две фигуры, вскочили на лошадей и поскакали прочь, в сторону горы, один из оставшихся врагов подбежал к краю, посмотрел вниз и, замахав руками, что-то закричал и побежал следом за всадниками, остальные последовали за ним.

– Все… – сказал Тарин, глядя вслед быстро удаляющимся всадникам, – а воевода наш походный и впрямь не умней курицы. Их уже не догнать и стрелой не достать.

Спустя минут сорок, когда все три сотни выбрались на плато и развернулись в боевые порядки, а «отцы-командиры», что-то крича, обсуждали, со стороны горы донесся звук барабанов.

– Ты слышишь? – спросил я Тарина.

– Что?

– Барабаны… там, со стороны горы бьют в барабаны.

– Я не слышу, но вижу, гляди.

Я пригляделся и увидел, что действительно, поднимая пыль, противник разворачивается у подножия горы.

– Сколько их? – громко сглотнул Талес, стоя рядом со мной.

– Сотен пять… может, больше, славная будет рубка. – У Тарина в глазах опять «запрыгали черти». – И долгая…

– Правая сотня! Копейщиков в первую линию, лучники назад! Приготовиться! – начали передавать по цепи.

Человек тридцать с длинными копьями вышли вперед, человек тридцать лучников отбежали назад и приготовились к стрельбе, наша линия мечников осталась стоять на месте. Я посмотрел налево, где центральная и левая сотни тоже ощетинились копьями и также выстроились позади группы лучников. Воевода стоял во втором ряду центральной сотни… Мы заняли позиции для обороны. Противник, слава богу, был пешим, меня даже передернуло немного, когда подумал, что эти пять сотен могли бы вполне быть кавалерией. Потекли минуты… Барабаны, противник движется шагом, выбивая пыль из земли, и что-то вскрикивает в такт барабанам, до них с километр расстояние. Посмотрел направо и налево, однополчане спокойны и смотрят вперед, что касается меня, то мандраж несомненно присутствует, но не так, чтобы было очень страшно, скорее беспокойно. Когда расстояние между нашими и вражескими рядами сократилось до полукилометра, икербы перешли на быстрый шаг и, пройдя еще немного, побежали на нас, а я услышал команду в наших рядах:

– Лучники, приготовиться!!!

Послышалось шуршание и скрип тетивы сотни одновременно натягиваемых луков.

– Бей!!!

Стрелы ушли в небо, и через несколько секунд бегущие враги сомкнули ряды, так как некоторые из них попадали на землю… Еще залп, следом еще… После трех залпов по нашим рядам цепью передали команду «к земле», все пригнулись, я немного, как говорится, «протупил», и Тарин силой дернул меня за рукав. Все присели, а лучники успели сделать еще два залпа «прямой наводкой» поверх наших голов, после чего, бросив луки и выхватив мечи, присоединились к нашим рядам. Волна наполовину выбитых противников, спасибо лучникам, налетела на наши первые ряды, кто-то из врагов повис, пронзенный копьем, кто-то успел отбить выставленное на него оружие и снес голову кому-то из наших… И началось… звон металла, брызги крови и крик… где-то крик немыслимой боли, где-то предсмертный, а где-то помогающий не свихнуться в этой мясорубке. Боковым зрением я пытался удержать своих, парировав несколько атак, я нанес пару рубящих и явно смертельных ударов, чувствуя, как клинок входит в плоть, перерубая ее… дикая боль в левом плече, и рука повисла плетью… противник впереди меня широко размахнулся, но я врезал ему прямой удар ногой в живот, и когда он сложился почти пополам, рубанул его по затылку… а потом что-то переключилось в мозгу или в организме… и я стал частью всего этого месива, выискивая глазами длинные, ниже колен пестрые кафтаны икербов и смуглые лица, нанося удары, помогая себе ногами, даже пару раз войдя в клинч, не рассчитав дистанцию, лупил лбом в нос противнику и затем нанизывал его на клинок…

– Бой на-а-ш!!! – протяжно и громко проревели вокруг на разные голоса, как раз в тот момент, когда заколотый мной совсем юный икербский воин заваливался назад, закрыв руками кровоточащую дыру в груди… Осмотрелся… Все… Мы победили? Но сколько нас осталось?.. Не больше двух десятков человек… злых, окровавленных, раненых, а некоторые, судя по ранам, смертельно раненных.

– Никитин!!! – услышал я позади себя голос Тарина и, оглянувшись, понял, что нахожусь метров на двадцать впереди наших прежних позиций.

– Я тут! – крикнул ему в ответ и опустился на колено.

– Живой… Никитин… Живой, демон! Ты бы видел себя со стороны!

– У тебя было время смотреть по сторонам?

– Я присматривал за тобой, – дурацки улыбнувшись, ответил Тарин.

– Да на тебе ни царапины! И кто из нас демон? – сказал я, опустившись на колено и тяжело дыша, чувствуя, как голова идет кругом.

– Ты ранен, дай посмотрю, – сказал Тарин и хватанул ножом рукав рубахи у меня на плече, – надо шить… Идем…

– Идем… Где Талес и старик?

– Сагал пал… Талес ранен, не сильно… так, лицо попортили и пол-уха отсекли.

К вечеру подошли еще две сотни ополченцев и три сотни регулярного войска, и, разбив большой лагерь на плато, большая часть ушла в горы, а мы, горстка выживших в первом бою этой войны, сидели в шатре княжеского воеводы и пили мед. У меня уже не болело плечо, хотя Тарин зашил мне его, как коновал, и я, забыв про конспирацию, крыл его трехэтажным русским матом, соврав потом окружающим, что это было заклинание, чтобы перенести боль, которому меня научил некий охотник с Желтого озера.

– Спасибо вам, братья, от земли нашей и от всех родов наших… Вы отстояли Ровный Камень… Теперь мы не дадим икербскому войску спуститься с перевала, – поднял очередную серебряную чашу воевода, тот самый «Будулай», – вы сделали свое дело и завтра отправитесь обозом в городище.

– Значит, войну не получилось икербам затеять? – спросил мужик с безобразно зашитым рассечением на пол-лица и свежей повязкой на глазу.

– Затеять получилось, а вот продолжить уже не смогут, – ответил воевода и залпом выпил, – мы их закроем в горах, а скоро зима… и они сами уйдут. Весной тут встанет гарнизон, князь распорядился уже.

Затем, почти в торжественной обстановке, помощник воеводы выписал девять свитков… да, всего девять, остальные до того момента не дожили. Предъявителю этого свитка в городище полагался почет и уважение… это в моральном плане, в материальном же полагалось пятьсот ноготков золотом и жеребец из княжеских конюшен, хотя, как сказал Тарин, если бы выжило больше десятка, то отделались бы просто жеребцами. Обоз в городище собирался выдвигаться только завтра к обеду, и мы, покинув шатер воеводы, завалились все вдевятером у телеги с водой и уснули.