Я, наверное, около часа пребывал в состоянии исступления, и Тарину порой приходилось меня разворачивать и подталкивать в нужном направлении движения. Мы пришли в дом воеводы, около которого уже стояла очередь на запись в ополчение. Мы, выстояв очередь, подошли к большому деревянному столу, за которым сидел сам воевода – такой крепкий старикан, внешностью напомнивший мне Будулая из старого советского кино, нас с Тарином записали во вторую правую сотню, сунули в руки каждому по небольшому деревянному медальону на шнурке из суровой нити и проводили на территорию ратной школы к своей сотне. Личный состав сотни расположился вдоль стены длинного одноэтажного здания, кучками сложив снаряжение, ну и люди тоже сидели группками… кто-то успел познакомиться, кто-то встретил тут уже давно знакомых людей. Все эти наши перемещения для меня проходили как во сне, Тарин, периодически дергая меня за рукав, то вел к зданию, то, подтолкнув, направил в тень, где сидело еще человек пять. Вывел меня из этого состояния какой-то седобородый старик… лицо вроде знакомое. Он подсел рядом, достал медную флягу, отделанную кожей, вытащил со скрипом деревянную пробку и, протянув мне, сказал:

– Спасибо тебе, наемник… не за меня, за внука моего спасибо.

– Ты о чем, старик, – я хватанул какого-то настоя, причем не менее чем градусов пятьдесят и закашлявшись вернул флягу.

– Вчера… в корчме, я обязан тебе теперь.

– Да, точно… а я смотрю не могу вспомнить, откуда лицо знакомо. А внук-то где?

– Да вон спит, мы тут с утра уже, – указал на свернувшегося калачиком у стены парня.

– Понятно…

– Я Сагал, а внука Талес зовут, – приложил он правую руку к груди и медленно кивнул.

– Талес… Талес… – задумался я и на автомате вслух сам себе ответил, просто вырвалось из-за туповатого моего состояния, – а, помню, незаконнорожденный сын князя.

Дед аж подпрыгнул… Тарин дернулся к ножу, а у меня наконец включились мозги в работу, и я, выставив обе пятерни перед собой, сказал негромко:

– Тихо! Тихо… Сядь, Сагал, – и тихо потянул деда за рукав.

Дед сел с выражением лица «Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу» и спросил:

– Но как? Откуда?

– Прости, Сагал, но так случилось, что в Хартском каменке вы ночью слишком громко разговаривали, а мне в соседней комнате не спалось и я слышал ваш разговор… Не бойтесь, мне не нужна ваша тайна, и пусть она с вами и остается, – сказал я и посмотрел на Тарина, который сидел с очень удивленным лицом.

– Я состарился и уже не такой внимательный…

– Дайка, дед, твою флягу, – сказал Тарин, – и теперь вы двое объясните мне, о чем вы тут говорите, и не вздумайте потешаться над именем покойного князя.

– Что ты, наемник… – начал было дед.

– Это я сейчас наемник, – чуть наклонился к деду Тарин и, почти зашипев, сказал: – При славном Васлене… Ладно… здесь не то место, чтобы про это говорить.

Дед одобрительно кивнул, потом, наклонив голову, присмотрелся к Тарину и, указав ему на грудь пальцем в районе правого соска, сказал:

– Если у тебя здесь шрам от икербского копья… то я тебя знаю.

– Есть шрам, – хмуро ответил Тарин, – только знали про это два человека всего, славный Васлен и охранитель его, но оба мертв… Не может быть! Дасар!

– Я уже много лет Сагал… Тысячник Тарин, – улыбаясь, наклонил голову дед.

– А как же пожар в башне… ты же сгорел, говорили.

– Нет, не сгорел, как видишь, я нарочно это все устроил, чтобы исчезнуть, потому что Васлен, когда понял, что его отравили, наказал мне разыскать его наследника и защищать, пока жив буду.

– Все, Дасар… вернее Сагал, не говори тут больше ни слова… потом, думаю, у нас будет время поговорить.

– Хорошо Тарин.

На территорию просторной площади ратной школы въехал верхом всадник и прокричал:

– Вторая правая сотня! Собраться, проверить имущество и оружие! Как сыграет походный горн, выходи за ворота строиться на марш!

– Обед дадут? – выкрикнул кто-то.

– Дадут ужин двойной пайкой! Но после марша, – ответил всадник, развернул коня и поскакал к воротам.

– Ну раз скоро выходить, – достал Тарин трубку, – давай, Никитин, подышим трубкой да собираемся.

– Давай, – ответил я и тоже начал набивать трубку местным самосадом.

Дед поднялся и пошел будить Талеса.

Горн проиграли три раза, и ополченцы нашей сотни потянулись на выход, за ворота. Большинство из ополченцев службу знали и построились быстро, в колонну по двое. Позади нас с Тарином встали Сагал и Талес, и колонна, замыкаемая тремя телегами с водой, провизией и снаряжением, двинулась на выход из городища. Возглавляли колонну два всадника – сотник Алуш и его помощник. Идти нам предстояло на юг, к Желтым горам.

Часа через три пути впереди что-то прокричали, колонна встала, кто-то побежал к кустам, рассупониваясь, кто-то присел прямо на землю, приложившись к фляжке, я понял, что поступила команда вроде «перекурить и оправиться», что я тоже поспешил сделать, отойдя в кусты.

Стемнело, около часа двигались с зажженными факелами. Колонна втянулась на центральную улицу большого многодворца, прошла его насквозь и встала лагерем. Выставили караулы, у одной из телег – походной кухни, развели два больших костра и начали готовить ужин, а мы с нашими новыми знакомцами расположились под одиноко стоящим деревом, чуть в стороне от основного расположения. Расстелив плед, я лег на землю, подставив под ноги ранец… гудят, я так далеко и долго пешком давно не ходил. Талес подсел рядом и сказал:

– Хочу тебя поблагодарить.

– Сагал меня уже поблагодарил…

– Я видел твой бой… не могу понять, у кого ты учился ратному делу?

– Везде понемногу, но в основном Тарин, конечно, научил, и друг его. А зачем ты в ополчение пошел, если тут тебе придется защищать твоих врагов?

– Нет, – улыбнулся Талес, – я буду защищать свой народ и земли Трехречья… а потом разберусь с врагами и убийцами отца.

– Тебе понадобится помощь… Более того, если ты хочешь вернуть принадлежащее тебе по праву рождения, ты должен заручиться поддержкой больших и знатных родов… ну мне так думается, во всяком случае.

– Тебе правильно думается, – вступил в разговор Сагал, – змею надо убивать тогда, когда она не чувствует опасности… Я думаю про волю богов и благословение Большой Луны на нашу с вами встречу… вы посланы нам в помощь.

– Давайте сначала дождемся окончания похода, и те, кто останутся живы, уже будут прислушиваться к воле богов, – тихо сказал Тарин, – у Никитина тоже есть дело успокоения духа… дело чести.

– Да уж… – тяжело вдохнул я, ощущая, как снова накатывает чувство глубокой вины… Вины в том, что я вообще вторгся в жизнь кузнеца и его семьи. Я чуть сдвинул рукав и погладил браслет, что повязала мне Дарина на запястье.

– Скучаешь? – спросил Талес.

– Что?

– По невесте скучаешь?

– У меня нет невесты.

– То есть ты позволил повязать на себя «девичье сердце», и говоришь, что у тебя нет невесты?

– Никитин недавно в бою ранен был, – незаметно ткнул меня в бок Тарин, но больно, – разбойничьей палицей по голове… кое-что не помнит, вот и про невесту запамятовал.

– Плохо, – с сочувствием покачал головой Талес.

Со стороны кухни пару раз ударили в какую-то железяку, гулко так.

– Ужин готов, давайте котелки, мы с Талесом сходим, – сказал, поднимаясь, Сагал.

Я покопался в ранце и отдал котелок, Тарин передал свой, и когда Сагал с Талесом удалились, Тарин сказал:

– Никитин, ты если не знаешь о каких-то вещах, то или сначала у меня спроси и вообще о них не разговаривай.

– Ну… я думал, это просто безделушка…

– Безделушка, – хмыкнул Тарин, – дочь кузнеца?

– Да…

– Это, брат мой, не безделушка, это теперь судьба твоя. Закончится поход, пойдем грехи твои исправлять, пока их не так много, как у меня, что и исправить невозможно будет, а только бежать от них подальше.

– Обязательно пойдем, – кивнул я и снова вздохнул.

– И постарайся не раскрыться никому больше о том, что ты не принадлежишь этому миру, здесь среди ополченцев люди простые, запишут в демоны, голову с плеч и на жердь повыше.

– Постараюсь.

– Я-то тебе поверил, не знаю почему, но поверил… есть в тебе что-то, – сказал Тарин и, гоготнув, добавил: – Но после того, что ты с котами учудил, было дело, грешным делом в темные колдуны тебя записал. А как ты с ними м-м-м… договорился-то?

– Обряд прошел… там, у Вараса.

– Ясно… Все, вон Сагал с наследником возвращаются…

Ужин был действительно без изысков – грубая каша с пластиками вяленого мяса. Запив ужин соком, я накинул на плечи купленный кафтан и улегся спать, думая о Варасе, Чернаве и Дарине… Вот же чертовка, нет, девчушка, конечно, хороша, спору нет, но я ее не знаю совсем, а вот оказывается как… теперь она моя невеста и моя судьба. Ладно, как сказал Тарин, этот поход еще надо пережить…