15

Герр Рихтер появился в своем кабинете в половине девятого утра — приехал сюда сразу из аэропорта. Я ждал его всю ночь и задремал только под утро. Секретарша перехватила директора в приемной — ее поспешный глухой лепет из-за двери разбудил меня. Но директор не стал ее слушать, оборвав короткой фразой «Я знаю».

Что она там пыталась ему рассказать? Поведать о смерти Бьянки? Или о том, что я устроил вчера вечером в городе? Или о том, что я вломился в кабинет директора и сижу в нем уже шесть или семь часов?

Наверное, последнее. По крайней мере, герр Рихтер не удивился, увидев меня в своем кабинете.

— Привет, — сказал он. Подчеркнуто нейтральным тоном, внимательно разглядывая мое лицо.

Я не ответил, также внимательно разглядывая наставника и прислушиваясь к собственным ощущениям. Что-то изменилось. Он боялся. Почему? Раньше такого не было. Чем я напугал его?

— Ты помнишь, что делал вчера, Дил? — Мягко спросил герр Рихтер, усаживаясь напротив.

Я кивнул и задал встречный вопрос:

— Чего ты боишься?

— В юго-западном районе города до сих пор нет электричества. В двух квартала выбиты все стекла, взорвано и испорчено полсотни автомобилей, осколками стекла и металла ранено более четырех тысяч человек…

— Бьянка погибла.

— …и еще погибло почти семьсот человек, при том только четверть из них — от взрыва бомбы, установленной в доме, где она жила. Всех остальных убил ты, Дил. Ты понимаешь, что ты сделал?!

Я равнодушно посмотрел на него.

— Мне нужно имя, а не твои нотации.

— Мы ведь говорили об этом когда-то, ты помнишь? Когда только познакомились и ты согласился со мной. Ты должен контролировать свою…

— Имя. — Перебил я его. — Или ты хочешь, чтобы я узнал его сам?

Я посмотрел на него… и он поспешно поднял руки, сдаваясь и одновременно пытаясь удержать исходящую от меня силу, которая — пока еще очень легко — коснулась его. Его дух и тело были окружены защитными чарами, но мое прикосновение начало сминать их, как сухую кожуру.

— Хорошо… я назову… я ведь обещал тебе… пусть будет, как ты хочешь… — Он отступил назад.

Я перестал давить и дал ему отдышаться. Через несколько секунд он отвернулся и сказал:

— Я пытался избежать этого… — Сказал так, словно оправдывался. — Не хотел, чтобы ты встречался с ним. Он… он убьет тебя, Дил.

— Это мы еще посмотрим. Имя.

— Альфред Пендрагон.

— Пендрагон? — Переспросил я. — Что это за фамилия такая? Где он живет?

— В Англии. — Рихтер вновь посмотрел на меня. Губы его искривились в вымученной улыбке. — Ты не представляешь, кто это. Ты очень силен, Дил… Ты лучший из моих учеников, но по сравнению с ним… — Рихтер покачал головой. — Лучше откажись от этой затеи. Мы закроем ШАД и разъедемся. Я не думал, что он… вмешается в наши дела, иначе бы и не стал затевать все это.

— Какие дела?

— Я полагал, ему плевать на политику. Существо вроде него давно могло бы получить любую власть, какую только пожелает. Но им — я имею в виду, их роду — давно все это безразлично. Они жили уединенно, занимались наукой, искусством, магией — чем угодно, но к власти после Артура не стремился ни один из них. Я и представить не мог, что мои планы по объединению Европы заставят его так отреагировать. Сначала я думал, он наказывает меня за то, что я действую слишком поспешно и грубо. Я сбавил обороты. Но он не стал останавливаться. Может быть, ты разозлил его тем, что упорно не хотел умирать, я не знаю.

— Какого черта ему вообще от меня надо?

— Не от тебя, — тихо сказал Рихтер. — От меня. Он убивает моих учеников — первым был Клайв, затем несколько попыток с тобой, теперь Бьянка — чтобы наказать меня. Впрочем… — Рихтер вздохнул. — Не знаю. Я могу и ошибаться насчет него. Может быть, он вообще считает, что школа, подобной нашей, не должна существовать. Видит в ней угрозу своей исключительной власти… магической власти, не политической.

— Подожди. Так это из-за него погиб Клайв?

— Да. Был отравлен сильным и редким ядом.

Я на некоторое время задумался.

— Если он настолько силен, для чего нужны были все эти танцы с бубнами? Яды, снайпера, бомбы?.. Что мешало ему прийти и поубивать нас всех?

Герр Рихтер слабо улыбнулся.

— Не все видят мир так, как ты, Дил. Не все считают, что прямые пути — самые короткие. Я полагаю, что изначально он считал нас насекомыми у своих ног, которым просто нужно указать их место. Но потом, когда его агенты перестали справляться, он начал вмешиваться сам. Ты можешь сломать волю человека, если находишься рядом и смотришь ему глаза — но Альфреду не нужно даже выходить из своего кабинета, чтобы подчинить человека на другом конце света. Он просто закрывает глаза и ищет его, а когда находит — делает тоже самое, что и ты, только быстрее и лучше. Люди, которые пытались тебя убить, действовали не по своей воле.

— Забавная способность, — я усмехнулся. — Что ж, будет весело. А откуда ты так хорошо знаешь его?

Герр Рихтер некоторое молчал, прежде чем ответить.

— Когда-то давно я был его учеником.

— Что?!

— До того, как у него родился сын. Потом я стал не нужен. Я освоил несколько фокусов, но чтобы творить то, что творил он… — Рихтер покачал головой. — Я этого не мог. Никто не может, кроме тех, в ком есть их кровь. Ты уже понял, что это за род?

— Нет. Но фамилия кажется знакомой.

— Еще бы. Они сделали прозвище Артура своей фамилией, поскольку в их роду оказалась замешана кровь и его потомков тоже — но свой магический талант они унаследовали не от Артура, а от Мерлина.

— Всему когда-нибудь приходит конец, — сказал я, поднимаясь на ноги. — Даже благородным и могущественным древним родам. Мне нужен точный адрес. Тебе он известен?

— Известен. Точнее, адресов несколько — это довольно состоятельная семья…

— Старшего, я так понял, зовут Альфред. Он главный? Сколько их там всего?

— Двое.

— Альфред и его сын?

— Нет. Уилсон умер тринадцать лет назад. Зато осталась его дочь, внучка Альфреда.

— Диктуй адреса.

— У меня есть на компьютере, сейчас сделаю распечатку…

Через пару минут Рихтер вручил мне лист бумаги с десятком адресов на английском. Я бегло пробежал текст взглядом, а затем сложил лист и убрал в карман брюк.

— Можешь забыть про них, — негромко сказал я. — Нужно было сказать мне раньше.

Дожидаться, пока восстановят потерянные в Китае документы, я не стал — все равно я не собирался ими пользоваться в ближайшее время. Наверняка мой полет в Лондон по собственным документам привел бы к совершенно случайному попаданию в самолет баллистической ракеты или к плазменному удару с военного спутника.

Я покатался по городу, купил новый комплект одежды и обуви, и ушел в одну из старых Трещин, уводившую в пустую и тоскливую версию Эленгарда. Там я переоделся — нельзя было исключать, что на меня где-нибудь уже успели повесить крошечный «жучок», а в гости к Альфреду я собирался нагрянуть по возможности неожиданно. Прошелся пешком до окраины города, залез в Трещину в обветшалой усадьбе и вышел из подпола жилого многоквартирного дома в пригороде «моего» Эленгарда. Захватил разум первого попавшегося водителя и приказал ему отвезти меня в Ригу. Через четыре часа я был в рижском аэропорту. Попросил водителя купить мне билет и отпустил его на все четыре стороны. Когда подошло время вылета, я зашел в служебное помещение и до самолета добрался вместе с командой техобслуживания. У стюардесс были какие-то вопросы, но они забыли их раньше, чем успели окончательно сформулировать. Я сел на свое место и мирно просидел на нем до конца полета. Поначалу сосед пытался донимать меня разговорами, но когда я спросил, хочет ли он отправиться в заднюю часть самолета и там медленно выдавить себе глаза, его настроение пообщаться внезапно пропало. И хорошо, потому что смерть Бьянки отбила у меня всякое желание изображать из себя что-то культурное и социализированное.

Думать о Бьянке было невыносимо, а об Альфреде я думать не хотел, чтобы не портить удовольствие от предстоящей встречи. Я блуждал в своих воспоминаниях, стараясь не касаться тех мест памяти, которые были связаны с Бьянкой. Вспомнил, как Рихтер убеждал меня отправиться с ним в ШАД. Я сидел в полицейском участке, улыбался и плевать хотел на все на свете. Родители были готовы отказаться от меня. Меня допрашивали, и некоторые мои ответы не понравились следователю, потому что он сказал что-то, что не понравилось уже мне, а в следующую минуту — хватал ртом воздух, обеими руками держась за сердце. Меня поместили в камеру, и я думал о том, что будет интереснее — вести себя сейчас паинькой, чтобы затем поубивать кучу народа в колонии, куда меня наверняка отправят, или же просто сбежать и свободно бродить по Норригу. Я склонялся к первому варианту, потому что он предполагал больше развлечений, а свобода моя никуда бы не пропала, поскольку исправительное учреждение я мог бы покинуть в любую минуту. И вот тогда дверь камеры открылась, меня опять провели в комнату для допросов, но на этот раз там сидел не следователь, а герр Рихтер. Наша первая встреча. Я ощутил, что он не совсем обычный человек сразу, как только его увидел. В отличии от прочих людей, он не был открыт для меня — его тело скрывало подобие марева, видимого мне одному. Я не мог сломать его волю и взорвать в его груди сердце также легко, как делал это с другими — он был защищен, и хотя его сила имела иную природу, чем моя (а точнее, в его случае дело было не столько в силе, сколько в мастерстве), я впервые увидел кого-то, способного осознанно действовать на том же уровне, что был мне доступен столько, сколько я себя помню…

Надо отдать ему должное — он быстро разговорил меня. Он не читал мне нотаций, не пугался и не упрекал меня за мои поступки. С ним было легко и просто. А когда установился контакт, он убедил меня в том, что выгоднее вести себя прилично и сдерживать свои эмоции. Сначала он пытался упирать на то, что это более выгодная стратегия в плане выживания, но на выживание мне было плевать, потому что я знал, что после смерти, пережив неприятное свидание с черной фигурой, поглощающей летящие к ней потоки душ, снова появлюсь здесь, в очередной раз родившись в человеческом теле. В прошлый раз это был одиннадцатый век, в нынешний — четырнадцатый век Сошествия, а что в следующий раз? Постапокалиптический мир, разрушенный в ходе войны? Технократическое будущее с джедаями и космическими кораблями? Я был бы совсем не против помахать красным световым мечом. В общем, «успешная стратегия выживания» не значила ничего. Меньше, чем ничего. И когда Рихтер это понял, он зашел с другой стороны. Он сказал, что если я буду всего лишь диким зверем, который то ведет охоту на людей, то сам бежит от охотников — то получу лишь самое простое удовольствие от жизни. Будут работать лишь мои инстинкты, а не ум, моя жизнь будет столь же незатейливой, как жизнь животного, но сложные задачи останутся мне недоступны. Не будет мотива ювелирно оттачивать мастерство, в поле моего зрения просто не появится достаточно сложной проблемы, связанной с политикой или личными отношениями. С этой точки зрения я на свою жизнь до сих пор не смотрел, а когда Рихтер упомянул, что получить хорошее образование, живя жизнью «зверя», я вряд ли смогу, сумма его аргументов показалась мне достаточно весомой для того, чтобы пообещать не ломать чужие сердца и души из-за пустяков. Он взял меня в ШАД, и следующие несколько лет моей жизни были действительно весьма интересными…

Теперь все пошло вразнос. Стратегия «сдерживай свои порывы» себя не оправдала. И все из-за того, что я привык доверять Рихтеру. Если бы в тот день, когда стало ясно, что он знает, кто стоит за «охотниками» — знает, но говорить не хочет — я бы убил несколько его сотрудников у него на глазах или, забыв про былую привязанность, надавил бы на его мутные чары, которыми он защищался от меня с самого начала — всю нужную информацию я получил бы уже тогда. И я бы не стал бегать, я бы сделал то, что собираюсь сделать сейчас — отправился бы прямиком в Лондон и заставил бы внутренние органы Альфреда взрываться — один за другим, один за другим... И тогда, если бы только я не сдерживался и не пытался бы вести себя как цивилизованный идиот, Бьянка до сих пор была бы жива.