43
– Мн-да! – похохатывая, протянул главный комитетчик, стоя над Каином, когда тот очнулся уже в камере.
Чувствовал он себя довольно сносно, только голова чуть гудела, видимо, частые проверки начинали вырабатывать к ним иммунитет.
– И десятой части того, что ты о себе рассказал, хватит на расстрел! А уж все вместе – на средневековое четвертование!
– И когда произойдет сие мрачное мероприятие? – внутренне похолодев, но постаравшись не выдать своего состояния, поинтересовался Каин.
– Торопишься на тот свет?
– Не особо, – признался Иннокент, невольно вспоминая свою попытку суицида, – но и тянуть тоже не хочу. Страшна не сама смерть, а ее ожидание, без надежды ее избежать.
– Понимаю!
– Ни хрена ты не понимаешь… Что с Ларой?
– А тебе не все равно?! – продолжал изгаляться комитетчик. – Не сегодня-завтра мы тебя шлепнем как врага народа, а ты о какой-то вражеской шпионке беспокоишься.
– А что еще делать врагу народа, как не беспокоиться о вражеской шпионке? Она же мне ближе, чем… тот, кто назначил меня врагом и грозится расстрелять.
– Тоже верно, – согласился Сукерман. – Два сапога – пара.
– Ну, так ты скажешь, что с ней?!
– А ты сам-то как думаешь?
– Ну ты и садист. Покуражиться пришел напоследок?
– Не без этого, – признал комитетчик. – Я давно об этом грезил.
– Я, конечно, предполагал что в КФБ идут работать садисты и моральные уроды. Но чтобы до такой степени…
– О, ты еще не видел настоящих садистов и моральных уродов.
– Поверю на слово знающему человеку…
– Что касается твоей шпионки, то ты, наверное, догадываешься об участи подобного континента?
Иннокент молча кивнул.
А Сукерман все же не сдержал и сказал:
– С ней сначала повеселятся ребята, ну а потом пуля в лоб.
– Это непрофессионально… если ты, конечно, считаешь себя профессионалом.
– Что? – не понял Давид Сукерман, несколько сбитый с толку. – Повеселиться с ней?
– И это тоже, но я вообще-то о другом. Непрофессионально так долго изгаляться над арестованным, если только это не преследует какую-то цель. Итак, что ты хочешь… генерал Сукерман? Есть какая-то профессиональная цель или это личное?
– Что ж, ты меня раскусил, признаю, – закивал головой комитетчик. – Я пришел сюда не только затем, чтобы потешиться. Отвечая на твой вопрос, скажу: ты – засранец. Ты все такой же засранец, то есть способный в любой момент пойти на предательство. Ты сам в этом признался.
В подтверждение своих слов комитетчик включил воспроизведение дознания, и из динамика послышался голос Сукермана:
– Ты хотел каким-либо образом предать Союз независимых миров, хоть на секунду, хоть на миг?!
– Да… – услышал свой вялый ответ Иннокент.
Этого он уже не помнил. Видимо, спрашивали под конец допроса, перед самой отключкой.
– Каким образом ты хотел предать СНМ?! Отвечай!
– Плюнуть на все… взять катер и улететь с Ларой куда-нибудь, где нас никто бы не нашел…
– А ты хочешь сделать это сейчас? Взять катер, Лару и улететь?
– Сейчас?.. Да, сейчас я хочу сделать это как никогда раньше…
Комитетчик отключил запись.
– Ну что? – спросил он.
– Что – ну что?
– Хочешь сказать что-нибудь по этому поводу? Что-то добавить или опротестовать?
– Добавить мне к сему нечего. Полностью подписываюсь под сказанным.
– То-то же!
– Ну и к чему все это? – все еще не понимая, куда клонит новоиспеченный глава КФБ, спросил Каин. Он к своему неудовольствию уже потихоньку начинал терять самообладание. – Чего вы от меня добиваетесь? Чего вообще можно добиваться от человека, приговоренного к расстрелу?!
– Ну, суд еще не состоялся, и формально тебя еще ни к чему не приговорили, – хмыкнул Сукерман. – Это раз. Два – теперь мы знаем о тебе все. Более того, есть рычаги влияния на тебя. А нужно нам одно – победы.
– Победы?
– Да, победы, причем во множественном числе. Своими странными действиями ты заставил нас заподозрить тебя, и подозрения, как выясняется, оказались не беспочвенны, – продолжил комитетчик. – Несостоявшееся предательство, сношение с агентом РУВКФ и так далее… Но мы также прекрасно осознаем, что у нас очень мало людей, способных организовать оборону и вести успешное противодействие противнику. Ты же теперь по сравнению с теми, кто все же мог занять место командующего обороной Касабланки, выгодно отличаешься.
– Это чем же? Чем это человек, на котором десять расстрелов, желающий плюнуть на все и смотаться, может отличаться в лучшую сторону от других вероятных командующих?
– Тем, что ты теперь точно никуда не смотаешься! – засмеялся Давид Сукерман. – Они могут, поддавшись сиюминутному порыву, проконтролировать такое невозможно, а ты уже нет. У нас для этого есть отличное грузило, оковы, кандалы, называй как хочешь!
Каин уже понял о чем, а точнее о ком говорит этот урод.
«Урод» поколдовал над опциями диктофона, выбирая нужный кусок времени, и снова включил воспроизведение.
– Любишь ли ты агентессу Разведывательного управления Флота Конфедерации, известную тебе как Лара? – прозвучал глумливый голос комитетчика.
– Да…
Каин сжал челюсти, исподлобья с ненавистью глядя на комитетчика.
– Вот видишь, – уже вживую сказал Сукерман. – Теперь ты никуда не свалишь при всем желании. И будешь ради ее целости и сохранности делать все возможное и невозможное, чтобы добиться победы или по крайней мере не допустить поражения.
– И еще, как ты уже сам заметил, у нас на службе действительно есть несколько садистов, – продолжил глава КФБ уже холодным тоном, прекратив улыбаться и напустив на лицо жесткую маску. – Так вот, в случае поражения мы презентуем тебе какую-нибудь часть ее тела. Что тебе в ней больше нравится? Руки? Ноги? Грудь? Или ты желаешь, может быть, что-нибудь из внутренних органов? Я слышал, есть и такие оригиналы… они, правда, по большей части каннибалы.
Каин резко дернулся со стула, желая прибить, разорвать ублюдка голыми руками, но его продолжали надежно опутывать ремни.
– Скотина…
– Да, я такой.
– Если ты ее хоть пальцем тронешь… – просипел Иннокент.
– Не волнуйся, не трону, по крайней мере – лично. Для такой работы у нас есть настоящие профессионалы, те самые садисты, о которых мы говорили чуть ранее… И потом, не стоит бросаться угрозами, которые не сможешь выполнить, особенно в таком положении, в каком ты находишься. Это глупо. Что же касается твоей агентессы, то она нам как таковая вообще не нужна. Более того, будет получать все необходимое, жить со всеми удобствами в отдельной камере. Но вот если ты оплошаешь, трогать уже придется не столько пальцами, сколько топорами или пилами. Так что напрягай мозги и думай, думай, думай, как имеющимися в наличии возможностями и средствами добиться победы.
– Мне нужны доказательства…
– Ты их получишь, – легко согласился Сукерман. – А если будешь хорошо себя вести, так и вовсе свидания разрешим. Суточные… скажем, раз в пару недель, но, ты уж извини, под прицелом камер. Сразу предупреждаю, если вдруг задумаете шуры-муры и прочие трали-вали.
Сукерман, похохатывая, вышел из камеры. Как только он вышел, ремни ослабли, и Иннокент смог высвободиться.
– И откуда только вас таких уродов откопали? Удивляюсь просто…