Глава двадцать третья
Битва на реке Марене

С наступлением сумерек Первая Ударная саграморская армия начала фестивалить. Маркитанты щедро снабдили вояк выпивкой – уже к полуночи в лагере остались только двое трезвых, я и Хатч. Из рыцарских шатров доносилось заунывное пение, яростный собачий лай и пьяный женский смех: благородные лорды привезли с собой дорогих собак и не менее дорогих шлюх. На плацу валялись отрубившиеся пехотинцы и лучники: пьяные в зюзю часовые цеплялись за воткнутые в землю пики, пытаясь сохранять равновесие и не свалиться.

– Если сейчас придет король Жефруа со своей армией, – сказал мне Хатч, – он получит победу на блюдечке.

– Или сам присоединится к этой гулянке. Набухаются сообща, и войне конец. Хватит болтаться, пошли в палатку.

Волки Саграмора были в полном составе и наше с Хатчем появление встретили многозначительными усмешками и взглядами. Я был удивлен: хоть и перло от них сивухой, но пьяным никто не был. Мне было плевать на их переглядки. Я дошел до своей кровати, пощупал ее на предмет подложенных под одеяло острых предметов и, не раздеваясь, лег. Хатч сел на свою кровать, расчехлил гитару.

– Что ты собрался делать? – спросил я.

– Хотел поиграть немного.

– Не стоит. Еще убаюкаешь меня.

– Так я разбужу!

Он играл перебор за перебором, и даже люди Уолласа притихли, вслушиваясь в его игру. Я смотрел на Хатча и думал, что никогда не научусь играть на гитаре так же здорово. И вообще что я очень многого не умею. Когда-то в юности я мечтал научиться писать маслом. Даже купил себе настоящие профессиональные краски, кисти, старый этюдник. И начал творить на пленэре. Запала хватило только на неделю, потом я понял, что Клода Моне из меня не получится. Даже на Пикассо не тяну. А уж игра на гитаре…

Если выберемся из этой дыры, попрошу Хатча поучить меня играть…

– Леха, тревога!

Я и сам не заметил, как заснул. Вскочил с кровати, встал в строй. Волки уже стояли навытяжку, и капитан Уоллас с мрачным лицом прохаживался по фрунту.

– Только что пришло сообщение разведчиков, – начал он. – Пятый корпус Лансана идет к бродам на Марене. Будет здесь к полудню. Нам поставлена задача захватить броды, удерживать их и не дать передовым отрядам лансанцев незаметно переправиться на нашу сторону. Задача ясна?

– Да, сэр! – выпалили Волки.

– Отделение капрала Жермана обеспечивает контроль над бродом А. Я с остальными иду к броду Б. Выступаем через пять минут. Разойтись. Ты и ты, – Уоллас ткнул в нас пальцем, – идете со мной.

Я облегченно вздохнул. Теперь можно не опасаться, что Жерман втихаря ткнет меня в спину кинжалом и спишет мою смерть на действия неприятеля.

Солдаты Уолласа, возможно, были подонками, но в подготовленности и обученности отказать им было нельзя. Ровно через пять минут весь отряд выстроился у палатки. Душку развел в миске маскировочную краску, и люди Уолласа вымазали ею лица. Нам с Хатчем тоже было велено замаскироваться. А еще Уоллас вручил Хатчу длинный меч.

– Уж не знаю, какой ты мечник, но без оружия от тебя толку никакого, – заявил он. – Мне, конечно, плевать, убьют тебя или нет, однако порядок есть порядок. Без оружия солдат в бой не идет.

Меч был скверный, без оплетки на рукояти и с пятнами ржавчины на клинке. Однако это было какое-никакое, а оружие. Кроме меча, Хатч получил рваную броню, которую со вздохом натянул на себя поверх жилета.

– Солдат! – пошутил я, глядя на менестреля. – Саграморский Волк!

Хатч только развел руками. С гитарой и мечом за спиной он смотрелся смешно и нелепо.

– Вперед! – скомандовал Уоллас.

Мы побежали за капитаном, стараясь поймать ритм колонны. Ночь была темная, и стоило внимательно смотреть под ноги, чтобы не угодить в какую-нибудь яму. Полукилометровый кросс закончился на берегу реки – здесь Уоллас быстро отыскал вешки, обозначающие брод, и приказал переправляться на другой берег. Сам он пошел первым.

Вода была очень холодная. На середине реки она доходила до горла, а дальше пошел пологий подъем до самого берега. Уоллас стоял у края воды, встречая нас.

– Глотни-ка! – Капитан протянул мне большую флягу. Я сделал глоток и закашлялся: такого ядреного самогона мне давно не приходилось пить. Потом капитан дал выпить Хатчу.

– Так, парни, – начал он, когда весь отряд собрался на берегу, – мы на исходной позиции. Видите слева овраг? Он подходит прямо к дороге, по которой к Марене идет лансанская армия. Они попробуют застать нас врасплох, без шума захватить броды и переправиться на наш берег. А мы им не дадим. За мной!

В овраге было так темно, что я всерьез испугался, что потеряюсь. Мой профильный недостаток, Страх Темноты, начал серьезно портить мне жизнь. Несколько раз я влетел в колючие кусты и спугнул какого-то зверя, который выскочил у меня прямо из-под ног с рассерженным фырканьем. У меня был соблазн активировать «Светляк», но я побоялся, что Уоллас отнимет его у меня. Хатч все время держался рядом.

– Они что, в темноте видят? – шепнул я. – Ни хрена не разглядеть!

– Эй, лохи! – раздалось у меня над ухом злобное шипение. – Шевелите задницами! А то…

– Тсс!!!!

Мы тут же опустились на корточки и застыли неподвижно.

– Впереди, – шепнул Уоллас.

Я посмотрел прямо перед собой и увидел метрах в пятидесяти от нас несколько движущихся зеленоватых огоньков. Потом отчетливо хрустнула ветка, и я услышал, как кто-то тихо выругался.

– Лансанская разведка, – прошептал капитан. – Кенс, Марио, слева. Рики, Дармут, Лаге, справа. Алекто, Хатч, Боск, за мной! Вперед!

Все произошло очень быстро. Наверное, в несколько секунд. Когда мы с яростными воплями выскочили прямо на лансанцев, тех охватило секундное замешательство, и этого было достаточно. Уоллас, орудуя двумя короткими мечами, тут же прикончил двоих. Я выбежал из кустов, столкнулся с бородачом в шлеме с полумаской; увидев меня, бородач завопил и замахнулся моргенштерном. Я оказался проворнее, успел ткнуть его мечом в живот, а когда бородач, хрипя, сложился пополам, добил ударом по шее. Справа от меня кто-то вскрикнул, раздались чавкающие удары, будто кто-то работал топором по мясной туше, а потом послышался тихий стон. Запахло кровью и дерьмом. Я сразу почувствовал, что у меня начали трястись ноги.

– Порядок, парни! – сказал Уоллас. – Семь-ноль в нашу пользу.

Застучало кресало, и один из Волков запалил факел. Я смог увидеть поле боя. Мы стояли на дне оврага среди высокого кустарника. На земле лежали семь трупов. Трава кругом была забрызгана кровью. Лансанские воины внешне мало чем отличались от моих товарищей по оружию: бородатые зверские физиономии, неухоженные доспехи. На их епанчах красовался лансанский королевский герб – красный тюльпан. Уоллас поочередно обыскал мертвецов, но не нашел ничего, кроме фляги с водкой и нескольких медных монет.

– Леха! – Голос Хатча почему-то дрожал. – Леха, а ведь один из них мой.

– В смысле?

– Одного я завалил… Знаешь, что-то мне так погано сейчас. Напиться охота.

– Это всего лишь компьютерные модели, – сказал я, хотя прекрасно понимал, что обманываю Хатча и себя. – Мало ты их в своем шутере пострелял?

– Нет, Леха. Это не модели. Это живые люди… были живые.

– Хватит, Хатч, а то я сейчас расплачусь. Нашел, кого жалеть.

– Да я так, к слову.

– Направление – сосна слева! – скомандовал Уоллас. – Бегом!

Сосна торчала на склоне в гордом одиночестве, а у ее корней был оборудован настоящий окоп на десяток человек. Кто его отрыл, Уоллас не сказал, но с этого места отлично просматривался весь овраг – при дневном свете, естественно. В окопе оказался заваленный ветками сундук, из которого Уоллас достал шесть рычажных арбалетов и большой пучок стрел.

– Разбираем оружие, – велел он. – Эй, Алекто, я неясно сказал?

– Арбалет – мне? – Я все же взял оружие, попробовал его зарядить. Козья нога встала на место только после четвертой попытки. Оттянуть тетиву тоже оказалось не так просто.

– Стрелы возьми! – приказал Уоллас.

Арбалет был тяжелый, с неудобным прикладом, но зато имел прицел, подсвеченный фосфорными метками. Стрелы были железные, наверное граммов по двести каждая, с гранеными наконечниками. Короче, штурмовой вариант средневековой карманной баллисты. Интересно, как быстро я его освою? Я вставил стрелу в желобок ложа, закрепил ее, чтобы не вывалилась, и убрал палец подальше от спускового крючка.

– Лансанцы уже здесь, – зашептал Уоллас. – Мы перебили их передовой дозор, но скоро появится новый. Так что не зевать и быть готовым плясать по полной.

– Слушай, Хатч, – шепнул я менестрелю, – я вот что-то не пойму, на кой хрен Мастер направил нас к этому Брейсу Уолласу? Может, хотел, чтобы нас пришили поскорее и мы не путались у него под ногами?

– Интересная идея, Леха. Надо обмозговать на досуге.

– Тихо! – рявкнул капитан. – Все внимание на овраг!

Время шло, а противник все не появлялся. Между тем начало светать. Ночь была теплая, но меня знобило, наверное от волнения. Потом появился туман, который сгустился в овраге, закрывая нам обзор.

– Чары, – уверенно сказал Уоллас. – Сейчас появятся.

Это были его последние слова. Вылетевшая из тумана длинная стрела с зазубренным наконечником попала капитану Уолласу прямо между глаз и вышла из затылка. Я еще успел вскочить на ноги – и тут меня будто «КАМАЗ» сшиб. Я лишь успел ощутить удар в спину, и все. Отключка.

Если я умер, то появление в поле зрения подобной морды означает лишь одно – я попал в ад. А если я жив…

Я попытался пошевелиться. Нависшая надо мной пучеглазая жаба злобно зашипела, показав мне два ряда конических острых зубов.

– Лежать!

Я поморгал глазами, чтобы избавиться от наплывающей темноты, повел взглядом на голос. Эльф. Смуглый, с зачесанными наверх снежно-белыми волосами, в камуфлированной куртке. На рукаве куртки – две черные нашивки углом и серебряная руна. В руках – изящной работы клевец на длинной рукоятке, на поясе – кинжал-болга. Лицо – злое, глаза – колючие, черные, без белков.

– Лежать, я сказал! – повторил эльф.

Я перевел глаза на жабу. Неизвестное страхоило смотрело на меня вертикальными зрачками, выпуская из пасти-чемодана липкую слюну. Я снова попытался пошевелиться, но тут понял, что руки у меня связаны.

– Где Хатч? – спросил я эльфа.

– Заткнись! – велел эльф.

– Просто скажи, где Хатч.

– Человек, ты действуешь мне на нервы. Я не знаю, кто такой Хатч.

– Менестрель. Он был со мной.

– Бард? – Эльф заглянул мне в глаза. – Он жив. Он тут, недалеко.

– Мы что, в плену?

– В плену. Лежи смирно, а то аггид откусит тебе башку.

– Что происходит?

– Война. Наша армия собирается напасть на вашу. Радуйся, что остался жив. Если бы не твой меч, ты бы сейчас разделил судьбу своих сослуживцев.

– Где я?

– На нашем наблюдательном пункте.

До меня стало доходить, где я нахожусь. Меня, пока я был в отключке, затащили на здоровенную платформу в кроне какого-то древнего дерева. Отсюда, как я понял, хорошо просматривался берег Марены.

– Я хочу видеть, что происходит, – сказал я.

– Зачем тебе? – спросил эльф. – Хочешь посмотреть, как наша армия вырежет вашу?

– Все лучше, чем лежать без дела.

Эльф пожал плечами и отвернулся. Развязывать мне руки он, конечно, не собирался. Я перекатился на живот – зубастая жаба недовольно зашипела и заурчала, но не тронула меня – и пополз к краю платформы. Отсюда, действительно, открывался замечательный вид на реку и на саграморскую армию, которая строилась в полете стрелы от своего лагеря, прямо на берегу.

Мой тюремщик сказал правду: вот-вот должно было начаться сражение. Саграморцы, по крайней мере, выглядели вполне боеготовыми. Пехота выстраивалась на берегу в плотный квадрат, над которым колыхался лес длинных копий, алебард, глеф, гизарм и разноцветных флагов, а по сторонам от пехотинцев разъезжали отряды рыцарей, каждый из которых держался сам по себе, со своими слугами и вассалами. Пестрые наряды, сверкающие доспехи и разноцветные попоны коней придавали этим группкам очень живописный вид. На другой стороне реки картина была примерно такая же: лансанская армия перестраивалась из походной колонны в боевые порядки, а латная конница короля Жефруа уже подошла к бродам. Дальше началось самое неожиданное и забавное: выстроившись в шеренгу, лансанские кавалеристы начали поливать оскорблениями и бранью своих противников на противоположном берегу. Эдакий хор матерщинников и охальников. Саграморцы, расчухав ситуацию, решили ответить тем же: к краю берега немедленно потянулись рыцари саграморской армии, и теперь ругань и самые грязные и отвратительные оскорбления неслись с обеих сторон. Уверен, что от такого потока словесной грязи в реке подохло все живое. Со стороны это смотрелось забавно – что-то вроде крайне эмоционального общения базарных торговок. Продолжался этот обмен остротами и непристойностями довольно долго, рыцари изощрялись в сквернословии, упоминая всех вражеских родственников, с которыми они якобы состояли в самых извращенных отношениях, и самых разных животных, с которыми состояли в тех же отношениях их противники. Блин, до чего же грязным может быть у человека язык! А потом с обеих сторон полетели стрелы и арбалетные болты, раздались вопли ярости и боли, и лансанские всадники полезли в воду.

– Идиоты, – сказал я. – Их перестреляют, как воробьев.

Стрелы с саграморского берега и впрямь посыпались густо и метко. Большинство из них попадали в щиты лансанцев или отскакивали от их доспехов, но многие все же достигали цели. Мертвых и раненых людей и лошадей сразу забирала река. До саграморского берега добралась едва ли половина тех храбрецов, которые пересекали Марену, однако, следует отдать им должное, они тут же, без всякой подготовки, плотной лавой налетели на саграморцев, и завязался яростный кавалерийский бой. Копыта лошадей подняли такую пыль, что подробности этого сражения я не мог видеть, поэтому стал наблюдать за тем, что творится у другого брода.

Здесь рулили лучники. Саграморские арбалетчики и стрелки начали перестрелку с эльфами из полка «Эйхаэн». Очень скоро стало ясно, что эльфы берут верх – противоположный берег густо усеяли тела убитых и раненых саграморцев. Под прикрытием эльфов в воду полезла уже лансанская пехота; преодолев Марену, лансанцы с гиканьем и дикими криками ударили по прямоугольнику саграморской пехоты, отрезая пехотинцев от рыцарских отрядов.

– Нет, эти лансанцы – просто самоубийцы, – вырвалось у меня. – Конница, конница-то в тылу осталась!

Саграморские рыцари будто услышали меня. Их группки начали быстро стягиваться в клин, острие которого нацелилось во фланг переправившейся армии короля Жефруа. Я со своего места мог отлично слышать тяжелый топот коней, когда клин начал атаку. Однако в тот момент, когда казалось, саграморская конница вот-вот начнет топтать и рубить пехотинцев Жефруа, на нее обрушился настоящий ливень стрел с нашего берега. Эльфы из «Эйхаэн», рассыпавшись вдоль берега, прикрыли лансанцев, причем их стрельба оказалась ну просто убийственной – ушастые стреляли не по закованным в железные доспехи тяжелым всадникам, а по их лошадям, и ни одна пущенная ими стрела не пропадала даром. Кольчужные попоны и кожаные латы рыцарских коней эти стрелы пробивали на ура. Бойня, одним словом. Кони, обезумев от боли, вертелись на месте, падали на передние колени, сбрасывая всадников под копыта. Между тем с лансанского берега с торжествующими криками начала переправляться еще одна пехотная бригада, на этот раз под штандартом с красным тюльпаном.

– Ну вот и все, – сказал мне черноглазый эльф. – Битва выиграна.

Я с недоверием посмотрел на него, но, переведя взгляд на зрелище боя, подумал, что этот эльф все-таки прав. Половина саграморских рыцарей уже валялись на земле, пытаясь подняться, но тяжелые латы не давали им нормально двигаться, и волна лансанских атакующих пехотинцев накрыла их. Эльфы из «Эйхаэн» прекратили стрелять и теперь тоже переправлялись через реку, спеша на помощь своим союзникам-лансанцам. Саграморскую пехоту зажали с трех сторон, и я мог в подробностях наблюдать начавшееся жестокое избиение. Желудок у меня нехорошо сжался – зрелище средневекового боя даже человеку с крепкими нервами вряд ли доставит удовольствие. И мне больше не хотелось наблюдать за тем, что творится на саграморском берегу. Теперь меня интересовала только моя судьба и судьба Хатча.

– Что с нами будет? – спросил я эльфа.

– Это не мне решать, – ответил тот. – Вашу судьбу решит Офаэ Фаолла Доронэль.

– ???

– Командир полка «Эйхаэн», – пояснил эльф. – Сейчас полковнику не до вас. Так что наберись терпения и помолись своим богам. Их помощь может тебе понадобиться.

Я покосился на огромного жабообразного аггида, который смотрел на меня яростными немигающими глазами и пускал слизистые пузыри из вонючей пасти. По спине у меня будто пробежало что-то холодное и противное. И тут я вспомнил про Консультанта.

Я четырежды пытался вызвать этого стервеца, но Консультант так и не появился. У меня появилось чувство, очень похожее на отчаяние. Или правила Главного Квеста таковы, что из подобных положений я обязан находить выход самостоятельно?

Если так, то правила, определенно, хреновые…

Шум боя постепенно затихал – от саграморской армии остались только жалкие кучки окровавленных израненных людей, которые даже в этом безнадежном положении мужественно продолжали сражаться, пытаясь продать свою жизнь подороже. Эльф в камуфлированной куртке с видимым удовольствием наблюдал за избиением.

– Эй, приятель, – позвал я, – а если я захочу служить лансанскому королю?

– Я этого не решаю, – не глядя на меня, сказал эльф. – Полковник Доронэль распорядится твоей жизнью, саграморец.

– Я не саграморец! – запротестовал я. – Я родом из… Лох-Несса.

– Ты был с саграморцами. Значит, ты сражался на их стороне.

– Черта с два! Меня обязали присоединиться к их армии.

– Это неважно. Смирись со своей судьбой и будь мужественен.

– Я…

Аггид противно зашипел и придвинулся ко мне, стуча длинными когтями по деревянному настилу. Я понял, что лучше помолчать. И подождать, чем это все закончится. Я вообще-то ненавижу любое ожидание, а уж такое… Аггид обнюхал меня, фыркнул, выпустив из ноздри зеленую соплю, и попятился в угол платформы.

Уж не знаю, сколько прошло времени. Берег Марены превратился в огромное кладбище. Тела убитых покрыли весь берег от одного края леса до другого. Я видел во всех жутких подробностях, как лансанские солдаты и присоединившиеся к ним эльфы кордами и бердышами добивают раненых и обдирают трупы, снимая с них доспехи, одежду и украшения. Несколько человек со смехом топтали саграморский штандарт с коронованным медведем – гербом герцога Альбано, а потом кинжалами разрезали его на куски. У некоторых солдат на пиках и алебардах были отрезанные у павших головы: страшные, окровавленные, вывалянные в песке, с полузакрытыми глазами. Мародеры начали грабить саграморский лагерь, и я отчетливо мог слышать крики победителей, женские вопли и испуганное мычание скота.

– Правильно говорят, не доводит пьянство до добра, – пробормотал я. – Вот она, господа саграморцы, ваша ночная гулянка…

– Valeed, aun rid! – внезапно кто-то громко и пронзительно прокричал снизу. – Faolla vagte at nu faeken Sagramer spar.

Черноглазый эльф протянул руку и дернул за толстую лиану рядом с собой. Помост вздрогнул и ухнул вниз с такой скоростью, что у меня появилось неприятное чувство падения, будто в самолете, когда он попадает в воздушную яму. Импровизированный лифт опустился на большую кучу наваленных под деревом веток, аггид, пыхтя и пуская слюни, сполз с помоста и заковылял по зеленой травке. Эльф рывком поднял меня на ноги и потащил за собой.

Я увидел большую группу эльфов, с ног до головы облаченных в камуфляж и вооруженных большими луками, глефами и длинными мечами. Когда мы подошли ближе, один из эльфов скинул капюшон, и я увидел, что это молодая женщина с темно-рыжей пышной шевелюрой и огромными карими глазищами. На обоих рукавах ее пятнистого комбинезона красовались искусно вышитые серебряные драконы.

– Человек, у которого был Ллоинар, – сказала эльфийка. Голос у нее был приятный, звонкий, но смотрела она на меня без всякой симпатии. – Ну что же, давай побеседуем. Ведь если тебя убить сейчас, ты уже ничего не расскажешь.