Глава 5
ПРОГУЛКИ ВДОЛЬ ЛЕЗВИЯ
Из записи доклада Юрия Бекетова
Очень слаженная команда. Под демонстративным, иногда даже нарочитым разгильдяйством — четко прописанная иерархия. При этом иерархия не вертикальная, скорее — равносторонний треугольник. Каждому известны свои сильные стороны и сильные стороны остальных членов группы. Подчинение выстраивается в зависимости от того, чьи способности востребованы в конкретный момент времени.
Из записи доклада Юлии Рокотовой
Больше всего меня удивило почти полное отсутствие эмоций. Ни торжества, ни злорадства, ни даже удовлетворения. Информация получена, принята к сведению, вопрос закрыт. Весьма профессиональный подход.
* * *
В пентхаусе отеля «Вершина» было весело. Этот номер, снятый вездесущей Агатой за оставшуюся не уточненной сумму, предназначался, по мнению Десницы, для вечеринок компаний без комплексов. Когда он высказал эту мысль вслух, Платина, успевший уже приложиться к «Крови дракона», нашедшемуся в баре отеля ликеру с Заката, заявил, что они и есть компания без комплексов. И чем тебе, командир, это не вечеринка, скажи на милость? Вполне себе вечеринка. Пижамная. То есть халатная. Дима только рукой махнул. Агата, осторожно попробовавшая «Кровь» и решительно отставившая рюмку тонкого стекла, даже бровью не повела.
Они действительно сидели в халатах, все трое, и, надо полагать, являли собой зрелище довольно колоритное. Халаты входили в цену этого роскошного номера, однако, как и следовало ожидать, размеры были несколько усредненными. Поэтому на Диме халат сидел как влитой, Агата завернулась в него так, что эмблема отеля на левой стороне груди почти совсем закрылась, а на Платине одеяние сходилось весьма условно. Впрочем, это не имело большого значения. Сейчас они ужинали, пили кто что хотел и хохотали, вспоминая, чем закончилась сцена в «Пульсаре».
Официант, принесший очередную порцию кофе, услышал последнюю фразу девушки, увидел, что лежит на столе, и тут же поделился своими наблюдениями с теми, кто готов был его слушать. Готовы были все, и пару минут спустя Агата, приоткрывшаяся ровно настолько, чтобы быть в курсе происходящего вокруг, спиной почувствовала с десяток заинтересованных взглядов. Почувствовала — и развернулась вместе со стулом к благодарной аудитории, в которой уже начали проскальзывать смешки.
— И ничего смешного, — патетически провозгласила она. — Ну представьте себе: подлетаем мы к Оймякону, никого не трогаем. Это очень важно, что никого не трогаем, да. Шкип, — кивок в сторону Платины, — начинает переговоры с диспетчерской. А там сидит такой… такое… в общем, как три меня, или даже четыре, а рожа — вообще разговор отдельный.
В этом месте Агата попыталась изобразить диспетчера, и, должно быть, ей это удалось, потому что бармен хлопнул ладонью по стойке и взревел под общий хохот:
— Это ж Петрик! Точно, он сегодня дежурит! А ну тихо все, а ты, детка, продолжай. И что там Петрик?
— Что? Да пристал как банный лист к заднице, на орбите продержал… Платина ему слово — а он в ответ двадцать, и глазками своими заплывшими лупает. Короче, шкип его посулился… ммм… закидать, а я категорически возражаю против того, чтобы он использовал для этого свой собственный. В хозяйстве пригодится, своя ноша не тянет и все такое…
Сложившийся пополам бармен исчез за стойкой, а из-за дальнего столика донесся сдавленный от смеха мужской голос:
— Да это Петрику просто ваш шкип понравился! Он же педрила, Петрик-то, это все знают!
Услышавший это Платина набычился, побагровел, и начал было вставать из-за стола, но Агата небрежно толкнула его на место, поднялась на ноги, дождалась тишины и отчеканила:
— Понравился, значит. Педриле. Мой шкипер. Н-да… это я прошибла, надо было выбирать в серии «Фантастик»!
Ночь медленно, словно нехотя, перевалила за середину. За высокими узкими окнами вовсю куражилась пурга, и даже более чем массивное остекление не могло полностью защитить слух от ее надрывных завываний. Время от времени ветер ударял в стены как кувалдой, и казалось, еще чуть-чуть — и крохотный в сравнении с ночью и метелью островок тепла унесет в непроницаемую морозную темноту.
Платина, который любил при каждом удобном и неудобном случае прихвастнуть выносливостью закатцев, изрядно окосел и в свою спальню — в пентхаусе их, как по заказу, было три — почти уполз.
Агата не торопилась. То ли сама по себе, то ли потому, что Дима тоже пока не собирался спать, сидел, уставившись ничего не видящим взглядом на струи фонтана в центре гостиной.
Не то чтобы она намеревалась… или не намеревалась… черт его разберет. События на Волге оставили у нее смутное ощущение «незакрытого гештальта». Переспать бы с командиром (один раз, больше не надо!), и все в шоколаде. Вот только Десница в запое и Десница вне запоя — это ж два совершенно разных Десницы. И точит, точит где-то внутри назойливый червячок: наняли для дела, а дело-то не выгорело… Непорядок!
— Агата! — Голос Димы прозвучал совершенно неожиданно, она даже вздрогнула. Снимать щиты в присутствии своего экипажа без крайней необходимости девушка считала недопустимым. Не на работе, чай. — А скажи-ка мне, радость моя, вот что…
Кажется, работу принесли на дом.
— Я тебя слушаю.
Агата опустила веки и сбросила первый контур. Любопытство, немного недоверия, нотка угрозы… Что это с ним?
— Зачем ты это представление устроила? В «Пульсаре»? И пентхаус еще этот… Нам бы не светиться, а ты словно елку новогоднюю разукрасила.
— Хочешь скрыть правду — создай легенду. Метод «похищенного письма», слыхал о таком? Да, о нас будут судачить. Еще и как! «Вольные стрелки», прилетели из ниоткуда, улетели в никуда… в промежутке груз взяли, с имперцем перетерли, пентхаус сняли… тот еще экипаж, на двух мужиков одна оторва-суперкарго. «Как думаешь, парень, они ее одновременно? Или по очереди?» И все в таком роде. Судачить, повторяю, будут. Долго. И никто никогда не задумается, кто мы такие, откуда взялись и куда делись. Психология…
Десница ухмыльнулся. Любопытство осталось… недоверие и угроза ушли…
— А тот знак, который ты подала в кабаке… я заметил… и кофе, купленный не в сезон… кстати, Бекетов подтвердил: «Черный цветок», позапрошлогодний… Где ты такому научилась? Или Спутников учат еще и этому?
— Спутников — нет, не учат. А вот проституток — случается. Рассказать? Только это долго.
— А расскажи, если спать не хочешь. Мне-то не спится…
Агата сползла из кресла на пол, укутала ноги полами халата и улыбнулась своим воспоминаниям.
…года четыре назад, может, чуть меньше, случился у меня заказ, да какой! Почти три месяца на острове близ экватора. Только не спрашивай, на каком, понятия не имею, островов у нас много, а меня только что не с завязанными глазами туда привезли… и увезли так же. Остров как остров, частный, пара бунгало, бассейн, причал для яхт. И клиника под землей.
Я, командир, по поводу своей родины иллюзий не питаю. Тот еще гадючник. Закон писан только для тех, кто не может его купить. А ежели кто может… ну, не суть, еще я «Единорогу» волжскую обстановку не докладывала, делать мне больше нечего. Так вот.
В клинике этой пациент был. Один. Но носились с ним как курица с яйцом, на сотню бы хватило. Ему там ногу новую выращивали — свою-то правую некая добрая душа выше колена отчекрыжила — и полную пластику лица делали. А поскольку в его возрасте (а дядечке было, по моим прикидкам, хорошо за шестьдесят) такие процедуры доставляют ну совсем мало удовольствия, Жорик Гладышев, вице-президент наш бессменный, решил предложить ему антидепрессант. Или подложить под него. Ты меня понял.
Вот этот-то кадр то ли от скуки, то ли по доброте душевной (Ха! Доброты там было примерно как у атакующей кобры, но всякое в жизни случается…) стал меня уму-разуму учить. Где что искать, у кого как спрашивать, общие правила поведения… ну, правила, допустим, и «Спутники» начитывали, но у них так, больше теория. А тут практика. Жест этот — он же межпланетный. Типа «Спокуха, народ, все свои, не надо пулять, давайте лучше выпьем». В приличном обществе не пригодится — и то от общества зависит — а у разного рода контрабандистов, пушеров и прочих нелегалов по первости за своего сойти можно. А там уж по обстоятельствам, мозги тоже никто не отменял, если что. Про правду и легенду я, кстати, его цитирую. Дословно.
Вот сразу видно, где ты служишь. Не русский, нет. Хотя по-русски говорил очень чисто, даже матерился безукоризненно, а это, сам понимаешь, высокий класс. Было в нем что-то англекоксовское, реднечье, если смекаешь, о чем я. Мне его как Антона представили, а у меня на языке «Энтони» вертится, хоть плачь.
Один раз слетело… ну и я слетела. С табурета. От оплеухи. Жорик закатил, даже сейчас еще в ушах звенит при одном воспоминании. Но видел бы ты этого инвалида! Как он Жорика не убил — до сих пор понять не могу. И ведь на одной ноге… м-да. Знаешь, до Тони ведь никто за меня не заступался, тем более так… эээ… весомо.
Короче, Жорик в углу валяется да зубы проверяет. На предмет все ли целы. А этот ему открытым текстом: если у девочки глаз-алмаз, так ее наказывать не за что. Будет за что — сам накажу, а ты пшел вон, кретин. И ведь пошел господин вице-президент, да как пошел! Сказка! Феерия! Потом, прикинь, букетики каждый день засылал, пока я на острове прохлаждалась…
Что? Какие еще тебе особые приметы кроме ноги оттяпанной? Да были, были, это я так. Была, точнее. Одна. Левый глаз у него слепой, сожжен лучом еще в молодости и линзой замаскирован. И ведь предлагали же Тони новый вырастить и имплантировать, при мне предлагали, дело-то плевое, а он ни в какую. Дескать, ежели кто с двумя глазами будет стрелять лучше, чем он с одним, тогда он подумает. Может быть. Стрелял, кстати, как бог. И меня учил. «Спутники» потом удивлялись. Вот хоть Платину взять. Хороший стрелок, не спорю. Только Энтони даже лежа в шезлонге ему сто очков вперед давал.
Знаешь, мне с ним было хорошо. Этакий… дядюшка, что ли… Нет, он и потрахаться не дурак был, но это вроде как довеском шло. Когда его в порядок привели, он мне денег отвалил столько, что я сразу же выкупиться смогла. Если бы не этот гонорар, я бы еще пару лет корячилась, без вариантов. Сказал еще, что с собой бы забрал, да только жизнь у него неверная и, мягко говоря, странная, а у меня пока еще шанс есть в общество вписаться.
Нет, не влюбилась. По крайней мере я так думаю. При моей тогдашней профессии влюбляться было, сам понимаешь, не с руки, так до сих пор, кажется, и не вспомнила, как это бывает… но Энтони я запомнила. За всю мою жизнь он первый за подстилкой человека разглядел…
Вряд ли. На Волге, разумеется, помалкивала — Тони велел хотя бы с год язык попридержать, да и жить хотелось, знаешь ли, а теперь… Не цепляйся к словам, и теперь хочется, а как же, только… Да не знаю я, почему решила рассказать. Решила и решила. Кроме того, столько лет прошло. И клиники той уже нет, и врачей, и Жорика, и Волги. Ха! Дурак он, твой Дергачев. Вот ведь о чем спрашивать стоило, а его мальчики уперлись в шлюху, ничтожество, не человека… ну, да не он первый.
Любопытство растворяется в мрачноватом веселье и, пожалуй, вынужденном восхищении. Так восхищаются достойным противником: через прорезь прицела.
— Ну что я тебе скажу, Агата… В твоем досье о некрофилии ни слова нет… А зря. Оп!
Дима сидел развалясь, но запущенную в него подушку перехватил еще в воздухе. Перехватил — и погрозил Агате пальцем: мол, не балуй. Усмехнулся.
— Как раз около четырех лет назад Энтони Кертис, в определенных кругах более известный как Бельмастый Тони, был гарантированно уничтожен. Истек кровью: правую ногу ему выше колена лучом срезало. Ликвидирован, опознан по генной карте — ни лица там не осталось, ни рук, ни зубов… кремирован… так что ты, не иначе, с покойником на острове загорала.
— Тебя это удивляет? — тихо спросила девушка.
— Меня? Меня уже давно ничто не удивляет. Вот разве только… три месяца с одной и той же женщиной… По меркам Кертиса это почти законный брак, поздравляю.
— Пойду-ка я спать, — подытожила Агата со вздохом, поднимаясь на ноги. — Спокойной ночи, командир.
Спал Дима как убитый и проснулся в прекрасном настроении, что в последнее время бывало с ним нечасто. Странная история, рассказанная накануне Агатой, должна была заставить его ворочаться с боку на бок, анализировать, делать выводы… но почему-то не заставила. Он только пожал плечами, думая о хитросплетениях судьбы. По всему выходило, что именно пиратскому «барону» Энтони Кертису, проходившему по ориентировкам под грифом «в переговоры не вступать, ликвидировать», майор Десница обязан жизнью. Не стань Агата свободной именно тогда, когда стала, она не закончила бы к моменту лестианского налета на Волгу курс обучения у «Спутников», и ее, скорее всего, просто не было бы в том баре, где они познакомились.
Дмитрий повертел эту мысль так и эдак и неожиданно понял, что она не вызывает у него отторжения. Более того. Он, майор Десница, человек, годами занимавшийся уничтожением таких, как Бельмастый Тони, был благодарен старому мерзавцу. Не за себя благодарен — за Агату. Впрочем, и за себя тоже. Стрелять учил, надо же! Хорошо, допустим, исходный материал тоже был неординарный, но еще на Волге Дима отметил, что руку девчонке ставил большой мастер.
Ладно, черт с ним, с Кертисом, пора вставать. Приказ может поступить в любой момент.
Стоило ему подумать о грядущем приказе и о том, кто его, исходя из предупреждения Бекетова, должен передать, как настроение стремительно начало портиться. Немного исправил положение запах кофе, доносящийся из гостиной, где уже хозяйничала Агата.
— Привет! — улыбнулась она. — Ванная занята, там Платина плещется, тот еще селезень…
Представив Варфоломея с зеленой головой, покрытой перьями, Дима расхохотался, принял из рук Агаты чашку кофе и уселся в кресло дожидаться того момента, когда можно будет побриться. И в этот момент мелодично звякнул дверной сигнал.
— Интересно… — приподняла брови устроившаяся по соседству Агата, — и пяти минут не прошло, как я завтрак заказала. Кто бы это…
— Это, боюсь, испорченный аппетит, — вздохнул Дима и, не вставая с места, разблокировал дверь.
Створку снаружи дернули раздраженно, по-хозяйски, и в номер быстро вошла женщина лет сорока. Хорошо знакомая, но от этого не менее, а то и более чужая.
— Потрудитесь одеться, — с порога бросила она, даже не подумав поздороваться. — Я пришла сюда не за тем, чтобы присоединяться к вашему свингу.
— И ты здравствуй, Юля, — любезно улыбнулся Десница. — Проходи, присаживайся… и постарайся вспомнить, что такое хорошие манеры. Я у себя дома и одет так, как мне удобнее. И, кстати, я тебя сюда не приглашал. Так что если не хочешь присоединяться… к завтраку, то входная дверь у тебя за спиной.
Ответом ему были презрительная улыбка и несколько, сделанных словно нехотя, шагов. Под кожаным пальто незваной гостьи обнаружился элегантный костюм, прекрасно дополняемый низким узлом светлых волос на затылке. Черт побери, он и забыл, какой Юлька может быть… вот и напомнили. Спасибо, Геннадий Владимирович. Век не забуду, ваше превосходительство. Добрый вы человек.
Усилием воли подавив поднимающийся внутри гнев, Дима скосил глаза на Агату, пытаясь определить, как она отнеслась к имевшему место быть демаршу. Никак не отнеслась, судя по всему. Да уж, это она умеет. Встала, не позволив полам халата разойтись, наполнила еще одну чашку из роскошного, с завитушками и позолотой, кофейника, поставила ее на маленький столик рядом со свободным креслом. На мгновение задумалась и добавила пепельницу. Это еще зачем?
Минуту спустя он получил ответ на свой невысказанный вопрос: расположившаяся в кресле Юля достала из кармана пальто портсигар, слишком вычурный для ее нынешнего облика. С каких это пор она курит? И как Агата-то определила? По идее, Юлия свет Максимовна должна быть сейчас абсолютно непроницаемой. Следователей этому учат, и учат хорошо, особенно теперь, когда эмпаты перестали быть зоопарковой редкостью. Десница втянул воздух раздувшимися ноздрями. Нет, табаком вроде бы не пахло. Духами — да, причем очень дорогими, а вот табаком…
— Ты изменилась, Юля.
— Ты тоже. Раньше ты предпочитал более изысканное общество. Или я просто не в курсе, и девки тебе нравились всегда? Впрочем… в твоем положении быстро приучаются ценить услужливость и непритязательность.
Юлия говорила так, будто Агаты, поднимавшей сейчас с пола оброненную Платиной пробку от ликерной бутылки, в комнате не было, и Десница почувствовал, что начинает закипать. Да как она смеет!
— Девки… да, нравились. Женился же я на тебе?
Сдерживаясь из последних сил, стиснув кулаки, он смотрел, как пальцы Юлии, которые он когда-то целовал, замирая от нежности, подчеркнуто небрежно, оценивающе скользнули вверх по отвороту халата начавшей разгибаться Агаты. Вплотную приблизились к подбородку… и застыли. Лицо его бывшей жены мгновенно стало бесстрастным, но он-то знал эту женщину хорошо и всплеск боли в глазах заметил.
Костяшки пальцев приютской девчонки до синевы побелели на запястье девочки из хорошей семьи, и Десница не взялся бы предсказать, чем кончится дело. У Юльки лучше подготовка, Агата дралась всю жизнь. И дралась именно за жизнь, в этом Юлия проигрывала фатально.
— Отпусти ее, Агата. Отпусти, она все поняла. Если не поняла, в следующий раз можешь сломать ей руку. Твое право. А сейчас — отпусти.
Положение спас Платина, вывалившийся из ванной, будучи облаченным в одно только полотенце на бедрах.
— Эээээ… здравствуйте! — от неожиданности слишком громко сказал он.
— Утро! — буркнул Десница, устремляясь мимо него в ванную.
— Здравствуйте, Варфоломей Иванович. Меня зовут Юлия Максимовна. — Женщина разительно изменилась, теперь она демонстрировала спокойную доброжелательность. Картина была бы вполне правдоподобной, если бы не запястье с отчетливо проступившими следами пальцев на нем.
— Платина, — вступила в разговор Агата, — оделся бы ты, что ли… все-таки гостья у нас.
— А ты? — Пилот был сейчас похож на обиженного мальчишку, которого — вопиющая несправедливость! — отсылают в его комнату в самом разгаре интересной беседы.
— Я потом. Кто-то должен остаться, этого требует простая вежливость. Вернешься — оденусь. На мне хотя бы халат есть.
Варфоломей, должно быть, только сейчас сообразивший, в каком он виде, залился краской, странно неуместной на вполне мужественной физиономии, и исчез за дверью своей спальни.
Агата невозмутимо опустилась в кресло, держа спину подчеркнуто прямо. Несколько секунд она внимательно разглядывала свою недавнюю противницу, потом кивнула и слегка раздвинула уголки губ в холодноватой улыбке.
— Юлия Максимовна, мужчины могут вернуться в любой момент, а я хотела бы задать вам один вопрос. Без протокола, если можно.
— Вы видите у меня в руках протокол? — Юлия уже начала успокаиваться, в голосе засквозила насмешка.
— Не вижу. Но вы в данный момент работаете, а стало быть, протокол ведется автоматически.
— Один-ноль в вашу пользу, Агата Владимировна. Или лучше Дарья?
— Агата подойдет.
— Задавайте ваш вопрос.
— Вы злите Дмитрия и делаете это намеренно. Что это — стервозность или необходимость?
Опешившая Юлия покрутила головой, даже не пытаясь скрыть язвительное восхищение.
— Однако! Ничего себе вопрос… скажем так: из стервозности я бы валялась у него в ногах, заливаясь слезами.
— Значит, необходимость, — задумчиво пробормотала Агата. — Будучи в ярости, он лучше работает?
— Да.
— Понятно. Хорошо, я не буду вам мешать. Хотя и могла бы. Постарайтесь только не переходить за грань.
Блоки, закрывающие сознание Юлии, по-прежнему были прочны, Агата ощущала неприступную стену. Но что-то неуловимо изменилось — в позе, в манере держать голову, во взгляде. Да ее, никак, признали достойной серьезного подхода? Чудны дела Твои, Господи!
— Вспоминается старинный анекдот о женской дружбе… — Юлия прищурилась, изучающе глядя на Агату. Высокомерное презрение словно стерли с лица, как стирают следы маркера с экрана.
— Вы имеете в виду змею и черепаху?
— Именно. — Теперь женщина улыбалась. Чуть напряженная, это тем не менее была улыбка.
— Вы хороший специалист, Юлия Максимовна. Но… давайте начистоту.
— Сделайте одолжение.
— На вашем месте — месте хорошего специалиста — я не стала бы переоценивать вашу способность меня укусить. И уж тем более недооценивать мою способность вас сбросить.
Вернувшийся в гостиную Платина, уже полностью одетый, настороженно переводил взгляд с одного женского лица на другое. Что-то тут произошло, недоступное ему, а потому тревожащее. В дверь номера позвонили.
— А вот и завтрак. — Агата поднялась на ноги и слегка повела плечами. — Платина, поухаживай за нашей гостьей, а я пока приведу себя в порядок.
Она уже была на пороге своей комнаты, когда в спину ударил негромкий голос Юлии:
— Агата… прими мои извинения.
Завтрак получился сумбурным. У Десницы отсутствовал аппетит. Юлия была раздражена: ответ на запрос, отправленный по ее просьбе Варфоломеем, оказался неутешительным — их очередь на проход через стационарный гейт должна была подойти только через трое с лишним суток. Агата поинтересовалась, что мешает им открыть собственный гейт — на Волге же получилось, — и нарвалась на лекцию Платины по поводу различий между Вольными Мирами и имперскими колониями.
— Видишь ли, Агать, — вещал пилот — ты просто не понимаешь… Когда Империя ушла с Волги, все оборудование стационарного гейта, в том числе и комплекс подавления несанкционированного прыжка, было демонтировано. А здесь все как у больших. Опять же, Оймякон — не Земля. Это метрополия защищена так, что будьте-нате. А здесь проще подавить возможность выхода из туннеля на таком расстоянии, чтобы в случае чего помощь могла прийти вовремя. Прыгнуть-то мы прыгнем, не вопрос, только до той точки, где это получится, при комфортном ускорении суток четверо идти. Проще ждать.
Агата пожала плечами, прихватила со стола тарелку и ушла с ней в дальний угол, где и затеяла малопонятные переговоры. До Десницы доносились слова «пикник», «экватор», «гид»… впрочем, очередная затея суперкарго волновала его мало. Хотя тут еще с какой стороны посмотреть. Похоже, девчонка решила от греха подальше убраться сама и уволочь с собой пилота. Это она молодец, это правильно…
Ну точно: вполне формальное «Командир, ты с нами?», кивок в ответ на отказ, и молодежь сваливает. Вслед за молодежью исчезает Юлия. Как мило с ее стороны. Теперь можно и… А что, собственно, можно?
Настроение майора, и без того не слишком веселое, упало ниже плинтуса. Появление бывшей жены не могло его улучшить по определению, ибо само и послужило причиной хандры. Чем же заняться-то, а? Может, стоило все-таки прогуляться вместе с ребятами на экватор?
Конечно, для землянина само словосочетание «экваториальная тайга» звучит диковато, зато хоть какое-то разнообразие пейзажа… В этих-то широтах и посмотреть не на что: снег, промышленные районы, изредка перемежаемые жилыми кварталами характерной — предельно утепленной — архитектуры… опять снег, снова снег, и снова…
Впрочем, мысль проветриться недурна, а убогая окружающая действительность как нельзя более соответствует текущему расположению духа. Итак, решено.
Воплотить свое решение в жизнь Дима не успел. Совсем было собрался, даже попытался вспомнить, куда именно забросил вчера парку… но тут в дверь номера, которую он поленился запирать, позвонили. Нюх на неприятности мгновенно проснулся и взвыл благим матом, однако было уже поздно. Визитер не стал дожидаться, когда майор соблаговолит открыть, и вошел сам, без позволения. Вернее, вошла.
Что ж, нюху на неприятности можно было объявлять благодарность в приказе с занесением в личное дело: это снова пришла Юля. Успевшая переодеться в легкий сарафан и туфли, что, по-видимому, с ее точки зрения больше соответствовало ситуации. В сочетании с пригоршнями ледяной крошки, раз за разом штурмующими оконные стекла, ее наряд выглядел особенно «уместно».
— Я вижу, приглашения войти от тебя не дождешься, — спокойно заметила госпожа старший следователь по особо важным делам. — Однако присесть ты даме вполне мог бы и предложить.
— Раньше тебе не требовалось особого приглашения ни на что, — буркнул Дима, добавляя про себя несколько нецензурных выражений. — Ну, раз уж пришла, то присаживайся, конечно.
— Ты, дорогой, как никогда предупредителен и просто само обаяние, — фыркнула женщина. — Но все равно спасибо. Надеюсь, тебе не сложно сварить мне кофе?
Почти полное отсутствие ехидства в голосе бывшей жены майора изрядно удивило, и он, поначалу не собиравшийся быть любезным вообще, нейтрально кивнул:
— Хорошо, — и отошел к кофемашине — непременному атрибуту любого номера любой оймяконской гостиницы: заказ — заказом, а вдруг постояльцу приспичит, и ждать будет не с руки?
Возня с кофе помогала если не притушить смятение, то хотя бы скрыть его. В этом нелепом по оймяконским меркам наряде, почти не язвящая, Юля была чертовски привлекательна. Почти невыносимо привлекательна, и это мешало. Мешало думать, мешало держать себя в рамках приличествующего случаю поведения, мешало, черт побери, просто быть самим собой. И майор решил, что начнет сочиться ядом за двоих, просто для того, чтобы никто из присутствующих не расслаблялся.
— Какой именно кофе предпочтет госпожа старший советник юстиции? — поинтересовался Десница максимально индифферентным тоном. Впрочем, что толку с индифферентности, если яда в самой фразе хватает? Не так часто Юленьку вне служебного кабинета называют по полному званию.
— Простой эспрессо, господин майор. Дим, не надо так, а? Когда еще удастся спокойно посидеть вот так, сам подумай?
Юлию Максимовну неожиданно сильно задела фраза бывшего мужа. Почему — она не смогла бы ответить, но было крайне неприятно слышать от него официальное обращение, когда рядом нет никого вообще. На людях — ладно, она и сама старалась или язвить, или официальничать, но один на один ей этого совсем не хотелось. И столь явно продемонстрированная попытка Дмитрия держать дистанцию женщину непритворно раздосадовала. Не за дистанцией она пришла сюда, нет. Надо было расставить точки над всеми требующими этого буквами и утвердить не формальную, а истинную власть над Дмитрием и его людьми… но что-то пошло наперекосяк.
— После нашего развода я как-то не припоминаю за тобой желания «посидеть просто так». С тех пор как наши документы стали друг другу настолько же чужими, как и мы незадолго до, я не готов назвать хоть один момент нормального общения. Что-нибудь изменилось, Юленька? — Майор был настолько обескуражен, что невольно выдал свое истинное отношение к положению вещей, подпустив язвительности скорее по привычке.
— Юля встала из кресла, в которое опустилась сразу же, как только вошла, оправила неловким движением сарафан и подошла вплотную к бывшему мужу.
— Димка, ну что ты говоришь, сам подумай? Я же тебе не враг, и ты это прекрасно знаешь. Может быть, хотя бы сейчас ты вспомнишь, что мы не просто работаем в смежных ведомствах, а? И, кстати, раз уж речь зашла… я очень рада тебя видеть. Действительно рада, Дим, просто так, без всяких подтекстов и прочего. И вдвойне рада, что сейчас мы можем спокойно посидеть вдвоем и выпить кофе, без лишних глаз, без лишних масок, — договорив, она сделала шаг в сторону и прислонилась к столешнице, изогнувшись назад несколько больше, чем диктовали приличия.
Майор пристально посмотрел на нее и отвел глаза с огромным трудом. Юля была донельзя притягательна сейчас, когда протокольное выражение лица сменилось почти домашним. И сарафан мягко оттенял эту домашность, заодно выгодно подчеркивая ее стройную и ладную фигуру.
— Твой кофе, Юль, — буркнул Десница, ставя рядом с бывшей женой чашку, и тут же ретировался обратно в свое кресло около журнального столика, в котором сидел, когда она вошла.
Юлия взяла исходящую паром чашку, потом подошла к столику и уселась напротив мужчины. Сделала несколько глотков обжигающе горячего, великолепно горького кофе, поставила керамическую полусферу на столешницу, придвинула к себе пепельницу и закурила. Несколько минут, показавшихся Дмитрию неимоверно долгими, она просто молча вдыхала и выдыхала ароматный дым, иногда делая маленький глоток.
— Прости, если покажусь излишне подозрительным, Юль, но ты действительно зашла просто выпить кофе, или разговор какой-то есть? — Десница не выдержал и разрушил сгустившуюся в гостиной тишину.
Женщина отставила чашку, встала из кресла, мягко переместилась к окну пентхауса, за которым ярилась вьюга, и, опершись ладонями о подоконник, уткнулась лбом в толстое стекло. Дима поднялся, подошел к ней со спины и замер.
Сколько тянулась эта пауза, никто из них не смог бы ответить, поскольку Юля стремилась ни о чем сейчас не думать и хотя бы немного угомонить колотящееся в бешеном ритме сердце, а Дима… Дима просто стоял у нее за спиной и не мог надышаться запахом ее волос. Столько лет прошло, а ничто не изменилось. Ничто.
Он робко протянул руку к ее голове и замер. Потом мысленно послал сам себя к черту, и расстегнул ее заколку, освободив отливающие золотом мягкие локоны. Отбросил, словно ядовитую гадину, несчастный кусок металла, запустил дрожащие пальцы в волосы и практически зарылся в них носом, заставив Юлю выгнуться назад.
Она слегка застонала, почувствовав его руки. Такие сильные, такие родные… Все годы, что они были в разводе, ей их не хватало. Ей безумно не хватало именно их.
Нет, Юлия Максимовна не была ни святой, ни, тем паче, святошей, и мужчины в жизни разведенного старшего следователя периодически появлялись. Но, как выяснилось, бывший муж все еще занимал в ее табели о рангах сексуальной привлекательности первое место. Она зажмурилась, чтобы не отвлекать зрением свое сознание от ощущения близости мужчины, знакомого незнакомца, близкого и бесконечно далекого. Его запах сводил женщину с ума.
Десница не думал. Он даже не пытался понять, что делает. Он просто сгреб бывшую жену в охапку, потом поднял на руки и чуть ли не бегом унес в спальню, непрестанно целуя закушенные в последней жалкой попытке совладать с собой губы. Какая разница, что будет дальше? Все это случится позже, позже… А сейчас и здесь есть только она. Ее волосы, ее губы, ее руки, ее нежность…
Потом стали лишними одежды. Тонкий сарафан повис на спинке кровати, оружие и ремни полетели в угол, там же лег тяжелый комбинезон… А потом два дыхания долго сливались в одно, и было совершенно неважно, что произойдет с этими людьми дальше…
Некоторое время спустя, когда в организме майора Десницы появились силы встать, он, кое-как одевшись, плюхнулся обратно в то же самое кресло в гостиной, в котором его застал визит Юли, и закурил. Еще через некоторое время, очень небольшое, сигарета даже не успела закончиться, из спальни вышла и госпожа старший следователь. Опять собранная, подтянутая, с очень холодной миной на лице.
— И что дальше? — не выдержал Дима.
— Раз спрашиваешь, значит для себя ты ответ уже нашел, так? И он тебе, скорее всего, не понравился, да, Десница? Значит, дальше — ничего. Прикажи своим ребятишкам не слишком путаться у меня под ногами, и делайте свое дело, — раздраженно, чуть ли не яростно бросила Юлия и пулей вылетела из номера. Дверь за ней закрылась гулко и непреклонно.
Пикник удался на славу. Разбитной парень, совмещавший обязанности гида и пилота, притащил их на берег лесной реки, вплотную к которому подступала стена деревьев. Запеченное на угольях мясо было выше всяческих похвал, золотисто-розовое небо поражало богатством оттенков, плывущие в вышине облака складывались в затейливые фигуры… В целом Платина решил, что прекрасно провел время.
Больше всего закатца радовало умиротворенное выражение лица его спутницы. Агата царственно возлежала на захваченном запасливым гидом коврике, прихлебывала легкое вино и, казалось, совершенно расслабилась. Выглядела она превосходно, и Варфоломей окончательно перестал беспокоиться о ее самочувствии.
Однако все когда-нибудь заканчивается, закончился и пикник. В холле перед входом в пентхаус Агата снова стала деловитой и подтянутой. Ее что-то явно встревожило, но что именно — Платина понял, только когда открыл дверь номера.
Навстречу вернувшемуся с прогулки экипажу ударил могучий рев. Расхристанный Десница расползся в кресле, ноги его покоились на столе, правая рука крепко сжимала горлышко почти пустой водочной бутылки, а в комнате витал сладковатый сизый дымок.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить! —
закрученные винтом остатки водки пролились в широко открытый рот —
Согласилась энта Люба
Батальон наш обслужить! —
гремел командир в пространство. Он был окончательно, бесповоротно и безнадежно пьян.
— Угу, — покивала Агата. — Готов. Как есть готов. Эй, Дима, тебе что-нибудь нужно?
— Водка есть?
— Нет.
— Ну и какой ты, на хрен, суперкарго, если у тебя даже водки нету?
— Ясно, — резюмировала девушка. — Пошли отсюда, Платина.
Вслед им неслось:
Если красавица
На х*** бросается,
Будь осторожен —
Триппер возможен!
За дверью Агата притормозила, отправила с браслета какой-то запрос и решительно зашагала к лифту. На четвертом этаже — Платина следовал за ней тенью, не рискуя задавать вопросы, — девушка подошла к двери одного из номеров, позвонила и, услышав щелчок, зашла внутрь, жестом велев пилоту подождать. Отсутствовала она недолго. Когда дверь снова открылась, Варфоломей услышал язвительный голос Юлии Максимовны:
— Много на себя берешь, девочка. Унесешь ли? — И ответ явно взбешенной Агаты:
— Сколько надо будет — столько и унесу. А что не унесу, то в трюм погружу. Я суперкарго — это часть моей работы!
Вылетевшая в коридор девушка резко развернулась на каблуках и коротко пролаяла:
— Айда в «Пульсар», Кондовый, пока я глупостей не наделала.
В «Пульсаре» было тесно и шумно, облака табачного дыма клубились под низким потолком, у стойки бара толпился народ, и Варфоломей слегка приуныл. Однако место для них нашлось неожиданно быстро. Один из виденных Платиной накануне завсегдатаев проорал: «Давай к нам, куколка, и шкипа своего захвати!» — и минуту спустя они уже сидели за столом, пили кофе с кофейным — конечно же! — ликером. Агате принесли тарелку с кофейными — как же иначе! — пирожными («Комплимент от заведения, сударыня!»), и экипаж «Бестии» как-то очень быстро и легко вписался в общий разговор.
Время от времени кто-то из сотрапезников начинал расточать Агате двусмысленные любезности, но Платина был начеку. Как выяснилось, для того, чтобы окоротить болтуна, было достаточно обнять девушку за плечи и что-нибудь прошептать на ухо, положив свободную руку со сжатым кулаком на стол. Кулак был внушительным, и безобразие немедленно прекращалось. На время, конечно, но и это уже было кое-что.
Прямо на стойке бара расположился потрепанный мужичонка с не менее потрепанной гитарой, перемежавший откровенную похабень и рвущие душу баллады. Проигрыш, начинавший очередную песню, чем-то зацепил Платину, и он обратился в слух.
Не бойся, не верь, не проси —
Этот принцип известен давно.
Если бой — значит бой, не стоит дрожать и скулить.
И пускай головы не сносить,
И вокруг лишь дрянное кино,
Надо жить, слышишь, парень?
Просто следует жить.
Пилот задумчиво улыбнулся. Любому закатцу — да что там, любому человеку, хоть раз вступавшему в схватку, — эти строки были близки и понятны.
Мы не дети, и сказки для нас
Пишет рок черной тушью потерь.
Будем драться, пока наша кровь по жилам течет.
Будут руки крепки, верен глаз,
Но однажды откроется дверь,
И тогда ты поймешь, что победы были не в счет.
О ком он поет? О себе? Наверняка. А еще о Деснице. И об Агате — вот она сидит, упершись каблуками ботинок в край столешницы, даже про ликер забыла. И о самом Платине, наверное… Стихов Варфоломей не писал даже в юности, да и читать их не любил, но сейчас корявые строки почему-то сжимали сердце.
Подари же простор кораблю
И избавься от тверди оков,
Чтобы трасса твоя сквозь свет и тьму пролегла,
Чтобы жизнь начертила твою
Розу шальных ветров,
И смерть побоялась ударить из-за угла.
Песня закончилась, притихшие было люди встряхнулись и загомонили каждый о своем. Платина прислушался к разговору и почти не удивился, когда до него донеслись шутливые сетования Агаты:
— Боссу нашему поверхность вообще противопоказана! В объеме-то он ничего, адекватный, а вот на планете… А нам, как назло, еще трое суток до вылета, прикинь? Мы тут со шкипом прогулялись на экватор — пикничок там, то-се… возвращаемся, а босс, сердешный, водяру шмалью подпер и торчит посередь номера, как забытая в поле лопата. Недвижимость недвижимостью. А что это будет через трое суток, я вообще представить боюсь. Кир, ты не в курсе, как-то можно ускорить процесс?
Ответа собеседника Агаты Варфоломей не услышал, снова отвлекшись на певца, поэтому тяжелая рука легла на его плечо совершенно неожиданно.
— Слышь, летун, — сипло проговорил подошедший мужик хорошо за пятьдесят. — «Бестия» — ваша птичка?
— Ну, наша, — настороженно ответил Платина.
— Девчушка твоя говорит, вам тут торчать не с руки… Хочешь, очередями поменяемся? Мне, в общем, не к спеху, а тоннаж почти такой же. Кусков за пять, лады?
— Лады. — Варфоломей был настроен более чем решительно. Пять тысяч за прекращение имевшего место быть в номере бесчинства представлялись ему ценой совершенно незначительной. — Когда старт?
— Через четыре часа. Успеете?
— Легко. А диспетчерская?
— А что диспетчерская? Им-то какая разница, кто и что? Лишь бы масса совпадала.
Несколько минут спустя, уже оформив перевод средств на счет неожиданного доброхота, Платина и Агата выбрались из-за стола и помчались в отель паковать багаж, к каковому суперкарго не без ехидства причислила и командира.
А еще через четыре часа «Бистяра» стартовал под дружный хохот пилота и суперкарго: выражение лица диспетчера, на которого Варфоломей замахнулся подаренным девайсом, стоило того, чтобы помнить его хотя бы изрядную часть оставшейся жизни.
