Глава 2
СТРАННЫЕ УСЛОВИЯ
Яна, как выяснилось, арендовала для переговоров кабинку для VIP-персон, во всяком случае именно туда проводил Макса метрдотель, когда Заславский сообщил, что его ждет «госпожа Дорощенкова». Впрочем, самой девушки еще на месте не было, так что просто броня по фамилии, обычное ресторанное дело. Официант раскрыл перед межзвездным бродягой меню с таким пафосом, как будто обслуживал кого-то из Великих Князей, не меньше. Да и сам носил не меньше баронского титула…
Макс решил, что полноформатно ужинать не собирается, и ограничился грибами в сметане и чайником чая. Официант порекомендовал ему печенье, какое-то эксклюзивно-местное, и Заславский не стал спорить, печенье так печенье.
Грибы в сметане принесли достаточно быстро, голод даже не успел озвереть. Однако расправившись с содержимым горшочка, Макс вдруг понял, что этого недостаточно, и решил в части горячего изучить меню получше. Но от названий «блюд от шеф-повара» ему стало нехорошо… Видимо, «Арканар» стремился во всем соответствовать своему названию. Во всяком случае свинина с гриля «Милость дона Рэбы» или отбивная «Встреча гвардейцев с бароном Пампой» поразили Заславского до глубины души. С фантазией у администрации явно было все в порядке, но вот знакомиться с данными шедеврами кулинарии почему-то не хотелось.
Яна впорхнула легко и изящно, одетая совершенно по-летнему — легкое льняное платье под старину, сандалетки со шнуровочной тесьмой до колена, распущенные волосы. Казалось, что не на деловые переговоры она приехала, а на свидание. Впрочем… Была бы плохим офицером разведки, если бы по внешнему виду можно было судить о ее целях. Мысль пронеслась по краю сознания Заславского и убежала, такая же легкая и изящная, как визави Макса.
— Максим Викторович, вы меня приятно удивили. Прошло не так много времени, а вы уже целиком преобразились! Это радует, без шуток.
— Яночка, — расплылся в улыбке Заславский, — поймите, наконец, я до самого момента приземления в Москве считал себя в отпуске. Ну кому какое дело, как я выгляжу в отпуске и чем занимаюсь, а?
— С одной стороны, может быть, вы и правы, Макс. С другой… С другой мне просто приятней иметь дело с вами, когда вы выглядите так. Ладно, вы уже определились с ужином?
— Не вполне, Яна. Вы пока определитесь сами, — Макс кивнул на меню, — а я подожду. Перекусить я уже успел, если что.
— Хорошо. Вызовите официанта, Макс, я неплохо знаю здешнюю кухню. — Яна усмехнулась и поудобнее устроилась в мягком кресле.
Официант появился вмиг, все такой же чопорный и предупредительный.
— Слушаю вас, сударыня.
— Будьте так любезны, принесите мне хорошо прожаренный кусок баранины в клюквенном соусе и кофе. Большой кофейник. — Девушка решила не гонять персонал помногу.
— Кофейник изволите сразу или вместе с горячим? — уточнил «милейший».
— Несите сразу, так будет проще, — кивнула старший лейтенант, одетая, как на свидание. — Макс?
— Чай.
— И чай для моего спутника.
— Хорошо. Благоволите обождать три минуты. — Официант удалился, плотно прикрыв за собой двустворчатые двери.
Заславский откинулся на спинку кресла, любуясь девушкой. Яна молчала, поддразнивая собеседника слегка насмешливым взглядом. Дуэль на взглядах без слов, подумалось Заславскому, крайне позитивное мероприятие в финале этого дурацкого дня. В конце концов, давайте уж закончим отпуск достойно, господин майор.
— Макс, прекратите так на меня пялиться, а то я забываю, зачем вас вытащила! — не выдержав, рассмеялась Яна.
— Отчего же? А вы не допускаете, Яночка, что именно это и входит в мои намерения — заставить вас забыть о цели нашей встречи? Может же у нас состояться простое свидание в ресторане? — Улыбка растянула уголки губ обычно достаточно хмурого экс-форматировщика.
— Заславский, давайте договоримся так: если вы хотите позвать меня на свидание, то звоните мне сами и в нерабочее время, ага? — Дорощенкова вдруг посерьезнела.
— В нерабочее время? А оно у вас бывает, Яна? Впрочем… Договорились. Итак, ваше благородие госпожа старший лейтенант, я вас внимательно слушаю. — Макс пожал плечами, как будто говоря «не хочешь, так не хочешь».
— Вот и славно. Итак. Макс, вы еще помните особенности вашей охоты на лестианина?
— Кхххм. — Заславский аж поперхнулся. — Такое захочешь — не забудешь. А к чему вопрос?
— К тому, что вы мне нужны не только и не столько как перевозчик. Еще будете консультантом по вопросам охоты, господин майор запаса.
— О как… Яна, мы летим на Лесту? — Удивить Макса сильнее в данный момент было невозможно.
— Пока нет, Максим Викторович. Пока не на Лесту. Но на планету, которой активно заинтересовались лестиане. Там их разведывательная станция висит в системе, с нее на планету периодически курсирует шлюпка. Что они там забыли, мы пока не знаем, но намерены выяснить. Для этого мы и приглашаем ваш экипаж: доставка и консультации. Вопросы есть, господин майор?
— А как же, есть. Еще бы им не быть… Яна, мы в каком составе летим, уточните, пожалуйста? — Заславский поднял бровь.
Их диалог прервало появление официанта с кофейником для Яны и чайником чая для Макса, а заодно и с блюдом, полным печенья. Видимо, эксклюзивно-местного. Выглядело оно довольно аппетитно, а название его Макс предпочел не уточнять. Мало ли, еще окажется каким-нибудь «последним вздохом еретика»! Официант величаво, как корону Российской Империи, водрузил блюдо на стол и бесшумно удалился, плотно закрыв двери.
— Яна, мы остановились на моем вопросе о составе экспедиции. В прошлый раз одной лестианской твари хватило для того, чтобы у меня начали сдавать нервы, и я всерьез задумался о бомбардировке базы. А если там их целая разведстанция, то где ж мы столько эсминцев напасемся, чтобы каждого на орбиту закинуть? — Заславский вернул себе самообладание, слегка циничный юмор наполнил его речь.
— Вы полетите довольно плотной командой. Помните ребятишек, которые со мной прилетали на Светлую? Станислав Бартенев и компания?
— Разумеется, помню. И оптический камуфляж, аналогичный лестианскому, тоже не забыл.
— Вот и славно. С вами полетят они же, Стас и его люди. В количестве аж два взвода, так что обойдется без депортаций каждого отдельного лестианина на орбиту. — Дорощенкова тоже решила пошутить.
— Яна, вы меня почти уговорили. Теперь назовите условия, которые нам предлагаются, и я окончательно буду готов что-либо вам сообщить. — Заславский откинулся в кресле, отпил чаю и с видимым удовольствием захрустел печеньем.
— Условия, — Яна задумчиво прищурилась, — Максим Викторович, давайте поступим так: вы выставляете свои, я с ними соглашаюсь. Во всем, кроме суммы оплаты, она зафиксирована начальством, вам предлагается за этот рейс триста тысяч рублей. А потом я выставляю наши условия, и вы тоже с ними соглашаетесь. Годится?
— Эээ… Яна, ну тогда я просто обязан посоветоваться с остальными акционерами, вы же понимаете. — Заславский развел руками.
— Советуйтесь, Макс, советуйтесь. Только прямо сейчас, с коммуникатора. Я, видите ли, должна доложить о результате переговоров с вами сегодня же, — кивнула Дорощенкова.
Макс пожал плечами и достал коммуникатор. Он понятия не имел, где находятся его люди, но если вызвать сразу корабль, то ИскИн свяжет его с остальными через собственный ретранслятор. «Ревель» ответил сразу, как только установился канал.
— Капитан?
— «Ревель», мне нужна конференция со всем экипажем. Сейчас.
— А громкая связь не подойдет? Отто, Урмас и Леон сейчас в кают-компании, ужинают.
— Годится, включай.
— Готово, капитан, можете говорить. — Голос ИскИна был абсолютно бесстрастен.
— Внимание экипажу, говорит капитан. Господа, нам предлагают озвучить наши условия за довольно интересную работу. Мы летим щипать нюх лестианам, с нами два взвода моих бывших сослуживцев. Сейчас переключу на громкую связь, чтобы слышал наниматель. По ранжиру, пожалуйста. Отто?
— Кхм, — зазвучал громкий бас немца, — Макс, я так сразу не готов, наверное. Впрочем, вру, готов. Мне нужны шесть новых криобоксов, старые латать Леон уже не в силах. А каждая нагрузка вышибает систему циркуляции. У меня все.
— Спасибо, Отто. Принято к сведению, — подытожил Макс. — Леон?
— А что, дают все, что запросим? Тогда нам не помешает нормальный реактор, надоело летать на этом старье. Это выполнимо, капитан? — Азербайджанец не раздумывал, видимо, пожелание было достаточно давно осознанным. Макс покосился на Яну, та кивнула.
— Да, Леон, принято. Реактор будет, модель уточним позже. Урмас?
— Капитан, меня все устраивает, в общем. Но… Раз это лестиане — то нам явно не помешают плазменные торпеды. Пару установок бы, взамен тех, которые отсюда сняли, и боезапас соответствующий. А то может нехорошо получиться, капитан, — прогудел «новый русский». Макс удовлетворенно кивнул, Яна пометила в блокноте.
— Благодарю вас, господа. Свяжусь с вами позже. — Заславский собрался уже было отрубить связь, но зазвучал голос ИскИна.
— Капитан, секунду, если позволите.
— «Ревель»?
— Если вы позволите высказать мое пожелание, капитан, то нам необходимы новые двигатели. Вместо устаревших фотонных я бы не отказался от тех, которые используют нынче на имперских военных верфях для эсминцев моего класса — тех, которые называются «дуплексными» и работают на антиматерии. Если уж у нас будет новый реактор, то просто грешно и неразумно летать дальше на этом старье, меня скоро каботажные транспортники обходить на разгоне будут.
— О как. Хорошо, «Ревель», я понял. Наниматель тоже понял. До связи.
— До связи, капитан. — И коммуникатор замолк.
— Итак, Яна? — осведомился Заславский. — Вы, кажется, слышали пожелания экипажа?
— Ага, и пожелания ИскИна в том числе. Макс, вам не кажется, что он у вас какой-то слишком уж самостоятельный? — Дорощенкова явно пребывала в некотором недоумении.
— Он умный парень, а что до самостоятельности, так он уже взрослый, только на Светлой полста лет с гаком пролежал, — парировал Макс, которого абсолютно не прельщала мысль затевать разговор о состоянии ИскИна на корабле.
— Ну, вы капитан, вам виднее, наверное. — Яна все еще была удивлена. — Кстати, раз он не является соакционером и членом экипажа, то пожелание про двигатели…
— Исходит от меня, Яна, можете так и записать, если что, — отрубил Заславский.
— Хорошо. Это все условия или есть еще что-то? — Дорощенковой надоело удивляться.
— Добавьте к оплате рейса через банк еще и страховку, и мы договорились, Яночка. Не буду наглеть. — На лице капитана появилась слегка насмешливая улыбка.
— Отлично, Максим Викторович, с вами приятно иметь дело. Итак, завтра к вам в шестой док на станции «Авангард», где пристыкован «Ревель», придут реактор, двигатели и торпедные аппараты. Не думаю, что монтаж займет больше трех стандартных суток. Сегодня шестое, стало быть, не позже одиннадцатого числа вы выйдете на ходовые испытания, так?
— Так, — кивнул Заславский.
— На испытания вам трех суток хватит? Больше не дам, мне надо, чтобы вы стартовали пятнадцатого. — Яна, похоже, начала озвучивать свои условия.
— Хватит — разумеется, в том случае, если не случится косяков при монтаже.
— Не должно, работать будут наши техники. — Дорощенкова кивнула.
— Тогда я слушаю дальше, Яна. Или на этом ваши условия закончились? — съехидничал Макс.
— Не дождетесь. Итак, старт пятнадцатого, значит, под погрузку станете четырнадцатого вечером. Никаких вопросов по содержанию груза у вас не возникает, на борт принимаете бывших своих сослуживцев и их оборудование. Разместите людей в десантных каютах, допуск на десантную палубу… Впрочем, неважно. Как говорится, мало ли что. Дальше. Навигационную схему и курс примете от наших навигаторов, полетите заранее проложенной тропой…
На этом месте «условий» Макс не выдержал и крякнул. Более странного пассажа ему пока еще слышать от разведки не доводилось. Нет, все понятно, бывают секретные рейсы, но в любом случае — экипаж под подпиской о неразглашении, можно просто сообщить точку прибытия уже на борту. А вот полеты по чужим лоциям… Странно это все. Однако не более странно, чем заведомо принятие всех условий экипажа.
— Вас что-то не устраивает, Максим Викторович? — медовым голосом поинтересовалась госпожа старший лейтенант.
— Нет, что вы, Яночка. Просто немного удивлен, с чего вдруг такая секретность. Можно же было просто сообщить точку выхода уже после старта на разгон. Или я что-то упускаю?
— Максим Викторович, так не я решила, — пожала плечами Яна. — Начальству виднее, давайте будем уповать на эту несложную истину, хорошо?
— Договорились. Я готов слушать вас дальше, Яночка, — кивнул Заславский.
— А это почти все, Максим Викторович. Более никаких критичных условий у Управления нет. Все, что я должна была до вас донести, вы уже знаете.
— Хорошо, Яна. Я понял. Кто полетит куратором для ребят Бартенева? Или руководство операцией на нем?
— Куратор прибудет в док четырнадцатого вечером. Там и представится. Мое руководство не соизволило приказать мне поставить вас в известность заранее, извините, Макс. — Дорощенкова виновато улыбнулась и пожала плечами.
— Ничего, это привычно. Узнаю замашки родного Управления, — фыркнул Макс и продолжил: — Тогда, видимо, на сегодня — все? Завтра я жду железо, правильно?
— Да, именно. За счет в ресторане не переживайте, тут все уже оплачено. — Девушка увидела, что Заславский полез за банковской карточкой.
— Даже так. Ну что ж, не буду отказываться, — рассмеялся мужчина и встал из-за стола. — До скорого, Яна. Не поминайте лихом, если что не так.
С этими словами Заславский вышел, оставив в кабинете Яну, собиравшуюся писать отчет о беседе для полковника Шеврина, куратора ее работ. Впрочем, если бы Яна или Макс только знали, что творилось вокруг событий на Светлой и именно около полковника Шеврина…
А полковнику было, надо сказать, несладко. Как это часто бывает, события завязались в невообразимый узел, и сейчас именно Шеврину пришлось оказаться в центре сложной конструкции происшествий. На его столе лежал диск с видеозаписью. Полковник только что его просмотрел — после того как сапер проверил пришедший экспресс-доставкой носитель. Лучше бы и не смотрел, честное слово. Никому и никогда не нравилось становиться объектом шантажа…
На диске была пятиминутная видеозапись, повествовавшая зрителю о том, что Тим Шеви получает удовольствие от участия в гомосексуальных педофильских оргиях. Самое паршивое заключалось в том, что запись была подлинной — месяц назад Шеви надрался до смрадных бесов вокруг сознания и в себя пришел только утром. Ночь выпала из памяти почти целиком, остались только смутные омерзительные картины.
В пьянку Шеврина швырнуло известие о внутреннем расследовании и предстоящей реорганизации СБ корпорации «Эствей», а кто-то явно не постеснялся воспользоваться данным обстоятельством. Более того, возникало у полковника ощущение, что некоторые из событий были логично подстроены, например посторонние препараты в алкоголе, приведшие к потере самоконтроля…
Но… Задним умом все крепки. На данный момент перед Шевриным лежал диск с видеозаписью, а в конце ролика по экрану проплывала красивая надпись бегущей строкой «Тим, советую набрать номер» и цифры кода. Зарегистрированного в ЕС, но это ни о чем не говорило — в любой части Солнечной системы можно было воспользоваться подобным коммуникатором.
Если бы Шеврин знал, кому он обязан таким пристальным вниманием, то Заславскому не пришлось бы терзаться, подготавливая разрыв с Еленой — никакой мадемуазель Реньи уже не было бы в живых. По большому счету незлая и неглупая женщина становилась крайне дурной и неадекватной после нервного стресса, залитого алкоголем. И именно это и произошло некоторое время назад: очередная ссора с Заславским привела ее в бар на окраине Руана. Стресс и вино сбросили женщину в пучину временного умопомрачения, а что именно толкнуло ее в объятия незнакомого до той поры араба — она и сама не знала. Ну, араб и араб, мало ли. Как ходячая секс-игрушка на одну ночь вполне сгодится. Проводить с ним всю жизнь в планы Реньи не входило. Впрочем, араб оказался еще и неплохим собеседником, а что еще более важно — отличным слушателем.
И вот после нескольких часов горизонтальной акробатики, заливаясь пьяными злыми слезами, Реньи рассказала случайному в ее жизни человеку о событиях на Светлой. О «созданном». О чертовом Заславском. О проклятой службе безопасности «Эствей, Инк», которые, судя по всему, просто забрали себе тварь. Елена не знала о роли в этом всем русской разведки, да и кто бы ей сообщил? В тот момент, когда она отказалась участвовать в дальнейшей концессии форматировщиков вокруг «Ревеля», она сама поставила себя за круг общения его экипажа. И все бы ничего, когда б случайное Еленино сексуальное приключение арабских кровей не было агентом разведки Халифата.
Дальше все пошло по накатанной. Халифатовцы — отнюдь не дураки — выяснили, кто от «Эствей» курировал работы на Светлой. Потом вышли на Тима Шеви, и слава всем богам, что он остался для них Шеви, а не всплыл как Тимофей Шеврин. Остальное, разумеется, было уже делом техники — дождаться, когда полковник начнет хоть на что-нибудь срываться, подстроить пьянку для него в нужной компании, а в довершение — привести полностью слетевшего с тормозов безопасника в притон, где за деньги можно было получить все.
Результат именно этой неплохо продуманной операции и лежал теперь перед полковником на столе, заставляя его сжимать кулаки в бессильной злобе. Однако никаких требований, кроме связи, в ролике не было. И надо было хотя бы понять, чего от полковника хотят постановщики этого проклятого спектакля.
Тимофей прошелся по кабинету, подошел обратно к рабочему столу, открыл один из ящичков и достал оттуда плоскую флягу. Глоток дешевого бренди прокатился по горлу и упал в желудок комом, но голове стало легче. Полковник достал коммуникатор и набрал указанный номер. Ждать пришлось недолго, на вызов ответили почти сразу.
— Тим Шеви на связи, я получил ваш диск. Что вам нужно и кто вы, черт вас раздери, такие? — Голос у полковника был весьма и весьма раздраженным.
— Э, мистер Шеви, зачем сразу такие громкие и нехорошие слова? — ответил ему гортанный голос. — Зачем сразу нечистого поминать, ругаться? Нехорошо. Лучше подумайте, мистер Шеви, что вам нужнее — оригинал этой записи или материалы по планете Светлая? В частности, по твари, которая облик менять может и сквозь стены проходить умеет. Хорошо подумайте, мистер Шеви, и свяжитесь с нами еще раз, мы вам подскажем, как вы сможете осуществить передачу. Не болейте и, ради аллаха, больше не ввязывайтесь в такие дурные, нехорошие истории, мистер Шеви. — Связь оборвалась.
Тимофей в негромко выругался. «Аллах», значит, и «нечистый». Халифат, что ли? Похоже, их методы. Вот же твари! Впрочем, что теперь ругаться, надо думать, что с этим делать. А что тут думать, промелькнуло в голове у Шеврина, вариантов-то нет. Если попробовать отыграть ситуацию, используя оперативников СБ-корпорации, то ролик всплывет в момент. Тогда с карьерой и прочим можно проститься — сожрут. Если попробовать использовать оперативников ГРУ — то проще уже «Эствей». Нет, возможностей, конечно, больше — но вот Горин получит полный отчет. И тогда придется объяснять происхождение записи. А если отдать Халифату (или кто там насел) ту липу, которая по событиям на Светлой легла в отчеты «Эствей, Инк», — то проще сразу сообщить Горину, что не сдержался и слетел с катушек. Поскольку даже двух ходов не останется — что это липа, халифатовцы поймут сразу. Возникнет вопрос — где же правда, а тут всплывет Российская Империя. И все, Тим Шеви, лезь-ка в петлю сам.
В петлю… А это, пожалуй, мысль, мелькнуло в голове у Шеврина. Приятного в ней мало, но… Самоубийство точно скроет участие ГРУ в этом всем, не даст Халифату добраться до истинных материалов по Светлой, да и покажет Горину, что не все тут чисто. Заодно даст его оперативникам намек, где искать причины и концы.
Шеврин сделал еще пару кругов по кабинету, потом вызвал секретаршу. Эта милая девушка уже год работала не столько с «Эствей, Инк», сколько с Тимом Шеви, и на некоторую ее лояльность полковник мог рассчитывать.
— Вызывали, мистер Шеви? — Анна появилась на пороге кабинета.
— Анна, мне требуется ваша помощь. Я сейчас запакую в пакет вот этот диск, — Шеврин покачал на руке проклятый носитель, — и письмо. Адрес напишу на пакете. Ваша задача — быстро отнести это по адресу и передать лично человеку, имя которого будет указано. Я могу на вас рассчитывать?
— Конечно, мистер Шеви. — Девушка слегка удивленно подняла бровь. — Что в этом сложного?
— Ничего, вы совершенно правы. Итак, зайдите еще раз ко мне через три минуты, — закончил Тим.
— Хорошо, мистер Шеви. — Анна удалилась.
Полковник сел за стол, достал оттуда лист пластбумаги и световое перо и начал писать.
«Дорогой дядюшка!
Я никогда не обратился бы к Вам, если бы не чрезвычайной сложности обстоятельства. В пакете кроме моего письма вы найдете диск, который многое Вам объяснит. По воле аллаха так получилось, что рыбалка у нас с вами безбожно откладывается. За сим остаюсь преданным Вам,
Ваш Тим».
Он поставил внизу витиеватую подпись, достал пакет, вложил туда диск и письмо и надписал на пакете адрес. По этому адресу ожидал хоть каких-нибудь поручений его связной, человек, который был самым крайним и аварийным каналом связи с Гориным. Собственно, одно только использование этого канала уже должно было дать понять генералу, что все плохо. А упоминание в письме «воли аллаха» просто обязано навести Горина на мысль, что тут торчат уши Халифата.
Еще раз открылась дверь, и вошла секретарша. Тим кивнул и протянул ей пакет.
— Анна, вот адрес, человек будет дома, я проверил. Не откладывайте, остаток дня можете быть свободны. Всего доброго.
— Спасибо, мистер Шеви. Тогда я поехала? — девушка на всякий случай решила уточнить.
— Да, именно. Прямо сейчас и отправляйтесь. — Тим отвернулся к окну. Девушка пожала плечами и вышла.
Полковник Шеврин, человек, никогда не бывший святым, остался у себя в кабинете один. Дождавшись, когда мобиль Анны двинется с парковки корпоративного здания на загруженные улицы Ред-Сити, Шеви опять взялся за коммуникатор, набрав еще раз все тот же номер. Прекрасно отдавая себе отчет, что все входящие и исходящие звонки будут проверены после его смерти, он решил сделать расследователям маленький подарок.
— Это Шеви. Представьтесь.
— Зовите меня Иса, мистер Шеви, вам так будет проще. — С другого конца канала связи Тим услышал торжествующий смешок.
— Иса, значит. Хорошо. Иса, я хочу знать, с кем я имею дело. Кто заинтересовался материалами «Эствей, Инк»?
— Какое вам дело, мистер Шеви? Вы бы лучше задумались, кто заинтересуется записью! — Иса не собирался быть вежливым.
— И все-таки, пока я не пойму, с кем я разговариваю через вас, Иса, я не собираюсь ничего вам передавать. — Полковник крайне желал разыграть непреклонность.
— Считайте, дорогой мистер Шеви, что я — порождение Иблиса, вам так будет проще меня проклинать. — Собеседник Тима рассмеялся, не скрывая своего торжества.
— Иса, вы мне показались умным человеком, судя по вашему подходу к делам. Так проявите свой ум еще раз и поймите, что я не буду разговаривать с вами вслепую.
— Мистер Шеви, вы не о том думаете. — Голос собеседника погрубел, и в нем прорезались жесткие нотки. — Лучше думайте о том, как скоро вы будете готовы передать нам материалы по твари, мистер Шеви.
— Не говорите мне, что мне делать, Иса, и я не сообщу вам, куда вам пойти, — отчеканил Шеврин и прервал связь. На голосовом канале было сказано достаточно, чтобы те, кто будут расследовать позже ситуацию, поняли, что происходило.
Больше Тима ничего не интересовало: себе помочь он уже никак не мог. Напрямую обратиться к Горину означало подписать себе приговор — старый вояка не будет держать резидента, который позволяет себе слетать с нарезки. А смерть — она всегда смерть, и нет никакой разницы между смертью от рук ликвидатора из ГРУ или самоубийством. Последнее хотя бы остатки его доброго имени сохранит, подумалось полковнику Шеврину. За семью он не беспокоился, поскольку успел скопить достаточно уверенный капитал, большей частью лежащий на номерных счетах, прекрасно его жене известных.
Он подошел к окну еще раз и распахнул его настежь. Кабинет его находился на двадцатом этаже здания «Эствей», полковнику всегда нравилось быть повыше. Ветер Ред-Сити ворвался в окно, разметал бумаги, оставшиеся на рабочем столе, и принес в кабинет Тима запахи и звуки улицы. Шуршание по асфальтобетону прогретой резины мобилей, выхлопы маневровых водородных двигателей аэрокэбов, еле различимые голоса людей, спешащих по улицам куда-то по своим делам… Всем этим людям предстояло жить дальше, некоторым — умереть достаточно скоро, но Шеврина это больше не волновало.
Полковник обвел кабинет взглядом, достал из кармана пиджака небольшой пистолет, калибра 6,35, вложил дуло себе в рот, взвел курок и нажал на спуск. Пуля не подвела его, ворвавшись в мягкое нёбо и проложив себе путь дальше, в мозг.
Тело его упало на асфальтобетон, предварительно два раза ударившись о стену здания. То, что он сначала выстрелил себе в рот, обнаружилось только через несколько часов, когда проводилось вскрытие. Умница Анна успела передать пакет до того, как полиция Ред-Сити и безопасники «Эствей» приехали к ней домой задавать вопросы.
К ночи по времени Ред-Сити и к утру по московскому пакет, это предсмертное послание Шеврина, лег на стол Геннадия Горина, генерала ГРУ ГША Российской Империи, прямого начальника покойного полковника. А еще через десять минут, которые потребовались Горину, чтобы проверить пакет, прочитать письмо и просмотреть файл, он созвал к себе в кабинет командиров рабочих групп и кураторов спецмиссий и на срочном совещании известил их, что вокруг лестианина начинают виться агенты Халифата. При этом в методах они не стесняются, и одного сотрудника ГРУ уже не стало. По достоинству оценив поступок полковника, Горин не стал рассказывать подробности.
Следующим этапом стало то, что Горин вызвал к себе Дорощенкову. Яна крайне удивилась этому вызову: до сих пор она получала указания только от полковника Шеврина. Тем не менее спустя час она стояла перед Геннадием Владимировичем Гориным.
Генерал оказался совершенно не таким, каким Яна Дорощенкова его себе представляла. Чем-то Горин был очень похож на Заславского, такой же слегка грубоватый взгляд, такие же обветренно-потрепанные черты лица, такая же спокойная манера общения. Впрочем, мелькнуло в голове у девушки, от кого-то ей доводилось слышать, что Горин до генеральского кабинета через все звания все в той же «Серебряной чайке» прошел. Так что в том, что с Заславским, майором все того же подразделения, у генерала столько общего, ничего удивительного не было.
Горин же, в свою очередь, разглядывал Яну. Немолодой уже генерал-майор вдруг поймал себя на мысли, что к этой женщине нормального мужика должно тянуть, как на буксирном тросу. Впрочем, отметил он про себя, это и правильно. В конце концов, разведка — не Смольный институт благородных девиц, и сексапильной женщине гораздо легче выполнить некоторые задачи.
Молчание подвисло в кабинете Горина, словно орел на восходящем потоке теплого воздуха, и генерал, по праву хозяина, решил его прервать.
— Итак, госпожа старший лейтенант…
— Слушаю вас, ваше превосходительство! — отчеканила девушка.
— Присаживайтесь, и давайте-ка покамест без чинопочитания. Меня зовут Геннадий Владимирович, если очень стесняетесь — господин генерал-майор. Присаживайтесь, присаживайтесь. — Горин пододвинул к девушке стул, выполненный, как и вся мебель в его кабинете, в духе начала XX века.
— Благодарю, Геннадий Владимирович. — Дорощенкова если и стеснялась, то решила этого не показывать. — Разрешите уточнить?
— Давайте попробуем. — Горин обошел стол и поудобнее устроился у себя в кресле.
— С чем связан мой вызов сюда? До сих пор я работала под началом полковника Шеврина…
— Работали — очень точное слово, поскольку оно употреблено вами в прошедшем времени. Прошлым вечером Тимофей Николаевич Шеврин покончил с собой. У него были на это очень веские причины, поверьте мне, Яна. Поэтому… Поэтому вы теперь работаете непосредственно под моим началом.
— Шеврин? Покончил с собой? — В голове у Дорощенковой явно не укладывалась полученная информация.
— Именно. И, отмечу еще раз, причины у него были более чем веские. Скажем так, если бы он этого не сделал, то мне пришлось отправлять к нему группу зачистки. И, Яна, как ни грустно, я бы это сделал. Выбора у нас не осталось, но сейчас не об этом. Вернее, не совсем об этом. Вы готовы слушать?
— Да. — Девушка встряхнула головой, как будто выгоняя мысли, мешавшие сосредоточиться.
— Вот и славно, вот и хорошо, — кивнул генерал. — Итак. Вы вчера передали Заславскому Максиму Владимировичу некие вводные, я правильно помню?
— Так точно, господин генерал-майор!
— Вы полетите с Заславским и Бартеневым, Яна. Мне не очень нравится эта идея, поскольку вы не являетесь ни штурмовиком, как Стас, ни просто кадровым тактическим офицером, вроде того же Заславского, но выбора мне пока не оставляет ситуация. Потому приказы не обсуждаем. Ваша функция во время экспедиции — наблюдение, связь со мной и охлаждение слишком горячих оперативников. Вы подробности знаете? Почему именно эта планета именно в этой системе?
— Нет. Вернее, видимо, пока нет, так, господин генерал-майор? — уточнила Яна.
— Да, об этом сейчас и пойдет у нас с вами разговор… — Но Горин не успел довести мысль до конца, его совершенно беззастенчиво перебил вопль коммуникатора Дорощенковой. Это был Заславский. Девушка просительно посмотрела на генерала, тот кивнул, и Яна ответила в голосовом режиме.
— Слушаю вас, Максим Викторович.
— Яна, я всего лишь хочу сообщить, что в шестой док, где мы пристыкованы, прибыл транспорт. Нам привезли реактор, дуплексный, как и просили, и много всего остального тоже. Очень вам признателен, мы начинаем монтаж, если нет никаких комментариев. — Голос Заславского лучился от удовольствия.
— Замечательно. Я рада. Что-то еще, Максим Викторович? — Яна продемонстрировала нежелательность разговора в данный момент как фразой, так и интонацией.
— Нет, Яна, до скорого, спасибо за сотрудничество. — И Заславский отключился.
Отрубив коммуникатор, он обернулся к Леону Аскерову, стоявшему за его спиной.
— Занята, видимо. Даже уточнять ничего не стала. Так что, видимо, дружище, нам и правда привезли два реактора и четыре шестизарядных торпедных установки. Найдем, где смонтировать?
— Макс, — Леон расплылся в довольной улыбке, — не просто найдем, а к ночи уже стоять будут! Я сейчас киберам программку чуть подправлю, это в виртуальном мастере две минуты делается, и будет у нас «Ревель» лучше нового!
— Ну и отлично, — подытожил Макс, — пойду-ка я пока в рубку. Если что — я либо там, либо у себя.
— Договорились, дорогой. Шагай, шагай, капитан, не мешай работать, — хохотнул Аскеров, включая свой технический терминал.
Заславский кивнул, развернулся на каблуках и направился в рубку эсминца. Вернее, бывшего эсминца, а ныне — транспортно-экспедиционного судна под флагом Российской Империи. Макса, впрочем, это вполне устраивало.
Только «Ревель», ИскИн корабля, был несколько против. Ему не шибко нравилось понятие «судно», но что уж тут поделать. Законы есть законы, и на русском языке его по-другому никто не называл. А на интерлингве «schippe» не дает разницы между военным «корабль» и гражданским «судно». Так что протестовал «Ревель» только в русских портах, а промеж себя экипаж никогда не назвал бы бывший эсминец ЕС «судном».
Впрочем, «Ревель» никогда и не требовал к себе особого обращения. Ему вполне хватало того, что экипаж относился к нему не просто как к компьютеру, а как к одному из членов команды. Да и, положа руку на сердце, а как еще относиться к электронному слепку с сознания живого человека? «Ревеля» несколько раз пытались разговорить на эту тему, но ИскИн был непреклонен — он не желал вспоминать, кем он был. Впрочем, скорее всего, просто не желал признаваться. Было бы довольно несложно Леону Аскерову вскрыть банк памяти ИскИна и докопаться, но… Но сам Аскеров себе это запретил одной-единственной фразой «С друзьями так не поступают!», а статус друга в его глазах «Ревель» приобрел еще во время событий в окрестностях звезды Неккар-Мерез, созвездия Волопаса.
Макс, войдя в рубку, обнаружил там Лемке, занятого крайне высокоинтеллектуальным занятием — Отто резался с «Ревелем» в шахматы. И в момент прихода в рубку Макса Отто как раз проиграл своего ферзя — «Ревель» загнал его в угол, дерзко бросая вперед пешки под прикрытием слона и двух ладей.
— Отто, капитан на мостике, — вдруг прервался ИскИн.
Лемке, исключительно дисциплинированный тевтон, вскочил и вытянулся по стойке «смирно», щелкнув каблуками. Макс козырнул ему в ответ, после чего хлопнул по плечу. Стало понятно, что никаких официальных приказов пока не ожидается, а значит, нет нужды проявлять дисциплину. Лемке кивнул и уселся обратно, но воззрился на Заславского вопросительным взглядом, мол, что пришел, чего принес?
— Нам халявы привалило, Отто. Вместо одного реактора два прислали, оба дуплексные. И торпедных установок ажно четыре, и все шестизарядные. Живем, бродяги! — обрадовал Макс старшего помощника.
— Ничего себе! Мы куда идем, капитан? Американцев воевать или пиратов гонять по всему астероидному? — Лемке изрядно удивился.
— Куда именно — сам еще не знаю, хочешь — верь, хочешь — нет. Яна не сообщила. Сказала только, что при погрузке получим их трассу, просчитанную их навигаторами. Кстати, «Ревель», ты по такому маршруту пойдешь?
— Куда ж я денусь, Макс? Впрочем, ты мастер-пилот, тебе и карты в руки. Хотя я могу и в авторежиме пойти, не та проблема. Правда… — ИскИн слегка замялся. — Макс, а куда мы на ходовые испытания пойдем? Есть идеи?
— Пока нет, а что? Тебе что-то пришло в голову? — поинтересовался Заславский.
— В куда-куда мне пришло, капитан? — засмеялся «Ревель». — Это что-то новое, Максим Викторович.
— Неважно, в куда. Рассказывай, что придумал, — потребовал капитан.
— Да, «Ревель», — поддержал капитана Отто, — не тяни резину, излагай, мне тоже интересно.
— Да есть одна интересная звездная система, господа. Отсюда почти триста парсек, как раз довольно скромный прыжок на этих новых движках, я из Интерстар скачал их описание. Заодно и проверим, как они предельную нагрузку держат.
— Почему предельную, если прыжок скромный? — не понял Заславский.
— Потому, Макс, что система не простая. Там двойная звезда, вернее, ложно-одинарная. Второй звездой является потухший сверхкарлик.
— Энджи, что ли? — вмешался Отто. — Знаю я эту систему. Там еще гравитационная воронка промеж двух звезд такая, что первооткрыватели в ней сгинули.
— Верно, Отто. Именно она. А первооткрывателя звали Алекс фон Строффе, он летал на корвете «Диана», если вдруг вы не знали.
— Знал, отчего же. В свое время мне заметка попалась в Интерстаре, про фон Строффе как раз. Мол, какая-то у него лиричная очень история была с этой системой Энджи, — ответил Лемке.
— Лиричная… Да, пожалуй, именно лиричная. Он же звезду в честь любимой женщины назвал, еще не зная, что звезда ложно-одинарная. Тогда таких совершенных приборов не было, сразу было не определить, — пояснил «Ревель» немного изменившимся тоном.
— Что-то не так, «Ревель»? — поинтересовался Макс.
— Не так? Капитан, вы о чем?
— У тебя изменилась интонация. Я не первый год с тобой летаю. Просто так у тебя такого не бывает.
— Капитан, я просто не люблю лиричные истории о космосе. Видимо, слишком хорошо знаю, что космос и лирика совместимы только на экранах постановок или в прозе писателей, — отбрил «Ревель».
— Интересная точка зрения. Но неудивительная, учитывая, сколько ты уже налетал… Ладно, пусть будет Энджи, в конце концов, никакой разницы. — Макс принял объяснения. Вернее, понял, что большего ИскИн не скажет.
Заславский не хотел заставлять «Ревеля» рассказывать что-то сверх того, что уже озвучено — зачем? Все равно, если чертов ИскИн не хочет рассказывать, то и не расскажет, характер «матрицы сознания, экспериментальной технологии» Максу был неплохо уже известен. А куда лететь для испытаний — Максу и правда было все равно. Заславский кивнул еще раз Отто и ушел из рубки в свою каюту. На столе его дожидалась бутылка виски, дрянного бурбона, но качество не важно. Важно для Заславского было то, что виски был в наличии. Мозг норовил вновь и вновь вернуть его на Землю, в Руан. А Максу в Руан не хотелось, черт бы побрал Реньи вместе с ее истериками и неуемной гиперсексуальностью.
А в рубке Отто Лемке, все-таки выиграв у «Ревеля» партию, решил копнуть поглубже. Его, как и капитана, слегка насторожила резкая смена настроения ИскИна, но, в отличие от Макса Заславского, старпом Лемке всегда желал знать максимум.
— «Ревель», есть пара вопросов, — начал Отто.
— Весь внимание, герр Лемке, — отозвался ИскИн.
— Скажи-ка, а почему именно Энджи? Чем тебя так манит эта система?
— Той самой гравитационной воронкой, Отто. Двигатели у нас отличные, и я хочу уговорить капитана пройти сквозь нее. Тяга маршевых двигателей нам вполне позволит, при нашей массе, пронзить эту ловушку, как лазер пронзает бумагу.
— Интересное сравнение, — прокомментировал Лемке.
— Ну, какое уж пришло. Так как мы еще не знаем, куда именно летим, соответственно, мы не знаем, к чему именно надо быть готовыми. Вполне готов допустить, что в системе, которая окажется конечной точкой прыжка, мы столкнемся как раз с гравитационной воронкой. Или с каким-нибудь поясом астероидов, сам посуди — на кой нам столько торпед?
— Да уж. Интересно, а кто прозвал плазменные сгустки торпедами? По сути же — ничего общего? — Лемке быстро переключался в ходе разговора на те темы, которые всплывали. Особенно если у него была в них хоть какая-то заинтересованность.
— Почему же ничего? Как раз практически торпеды. Сам посуди, Отто, после разгона в установке, когда капсула разрушается и свободные материалы под влиянием генератора поля превращаются в плазменный сгусток — чем тебе не торпедная атака? А эффект от их попадания тебе видеть доводилось? — поинтересовался у старпома ИскИн.
— Слава богу, что только на моделировании атаки. Я ж не флотский офицер изначально, если ты забыл. Хотя флот не раз и не два с нашей помощью решал свои задачи, чего уж.
— Ну так поверь мне на слово, Отто, после попадания плазменной «торпеды», например, в реакторный отсек корабль даже моего класса становится беспомощен. Это неоднократно во Второй Колониальной наблюдалось. Просто с тех пор установки для запуска торпед стали покомпактней.
— О, да! — засмеялся Отто. — Старых установок на тебя четыре шестистволки бы не влезло, пожалуй!
— Именно. Я в лучшие времена две двуствольные нес, если что. Носовую и кормовую, дабы никому неповадно было в хвост заходить. — «Ревель» тоже рассмеялся.
— Пожалуй. Ладно, с маршрутом разобрались, Энджи так Энджи. Хотя и не хотелось бы мне тревожить дух покойного Алекса фон Строффе, — вздохнул Лемке. — Да, «Ревель», ты мне вот еще что скажи. Два реактора, этих, дуплексных, что они нам дают кроме какой-то запредельной энерговооруженности? Зачем нам вообще столько?
— Ну, хотя бы для тех же самых плазменных торпед. Два дуплексных реактора позволят нам осуществлять полный залп без потери мощности двигателей, грубо говоря — один реактор мы делаем маршевым, он отвечает за движки, а второй — орудийным и защитным, он будет тащить на себе генераторы силового поля и орудия. А в силу компактности этих дуплексов в реакторном отсеке останется уйма места. Или же, в переводе на язык тоннажа, пойдем мы сильно легче. Как следствие — меньше расход топлива, меньше нагрузка все на те же реакторы, — «Ревель» постарался дать максимально доходчивое объяснение. Судя по реакции старпома — Лемке закивал головой, — у ИскИна получилось. «Изначально не флотский офицер» все понял.
— Ладно, «Ревель», дружище, спасибо за объяснения. Вопросов стало меньше, жить стало легче. Пойду я, приму криобоксы, которые привезли и должны монтировать, шахматы продолжим позже, если ты не против.
— Я? Против? С чего бы? Иди, конечно, от меня далеко не уйдешь. — В голосе ИскИна зазвучал смех.
— Да куда уж я с борта денусь, — захохотал старпом, встал из ложемента и вышел из рубки. Когда за ним закрылись створки люка, в рубке погас свет. «Ревель» продолжал экономить энергию, даже будучи пристыкован к орбитальному доку и запитан от его реакторов. Привычка — свойство человеческого сознания, что уж тут поделать. А матрица сознания, послужившая в свое время для создания искусственного интеллекта этого корабля, как была, так и осталась человеческим сознанием. Пусть даже и записанным на электронный носитель.
