Примерно за месяц до выхода «Sunset Beast» на орбиту Статуса Яна Дорощенкова, старший лейтенант Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Империи, пребывала в отвратительном расположении духа, и было отчего.

Судите сами: утро субботы, хочется поспать и никуда не бежать. В голове еще шумят остатки вина, выпитого накануне. Солнечный свет лениво продирается сквозь плотные шторы, чуть нагревая наволочку. И, казалось бы, никто не в силах победить эту утреннюю негу…

А вот те фиг, говорит реальность. И сквозь безмятежность этого утра прорывается вопль коммуникатора, сообщающий тебе голосом «любимого» начальства, что пора вскакивать, искать этот чертов прибор, включаться в канал связи… Яне ужасно хотелось высказать упомянутому начальству все, чего оно заслуживает в связи с ранней побудкой. Увы, это уж точно вышло бы за четко очерченные полковником Шевриным рамки допустимой фамильярности, поэтому она просто встала с постели, дошлепала до комода, на который с вечера забросила коммуникатор, и ответила на вызов.

— Полковник? — Голос Яны никак не позволял предположить, что в данный момент наиболее точным определением собеседника, с ее точки зрения, было «сволочь редкостная». Ведь только редкостная сволочь не даст человеку поспать субботним утром.

— Доброе утро, дорогая. Вы, надеюсь, провели вчерашний вечер достаточно хорошо? — Шеврин говорил своим обычным, слегка ироничным тоном, что не предвещало разговора о погоде.

— Если это имеет хоть какое-то значение, полковник, то вечером я просто сходила в театр, вернулась домой и легла спать, довольная культурной программой. — Дорощенкова была не в настроении с утра пораньше поддерживать иронию начальника.

— Замечательно, Яна, я крайне рад за вас. Однако ближе к делу. Как только вы будете в состоянии поддержать осмысленную беседу, свяжитесь со мной, и я сброшу на ваш терминал материалы по новой работе. И, разумеется, чем быстрее это произойдет, тем лучше для нас всех. Я не прощаюсь. — Шеврин отключился. Яна вздохнула, окинула взглядом комнату в поисках сигарет, потом вспомнила, что пообещала себе не курить в спальне, и пошла на кухню.

Кофе не хотелось абсолютно, поэтому нарочито-бодрый вид стоящей на столе кофеварки заставил девушку только досадливо хмыкнуть. Однако рядом с кокетливо поблескивающей полупрозрачной чашкой валялась пачка сигарет и, что не менее ценно, зажигалка. Пафосная, стилизованная под старину, бензиновая. Подарок неугомонного Урмаса Дирка, который ни на минуту не оставлял надежды подкатиться к Яне. Впрочем, это умиляло. Равно, как и его несколько старомодная манера общения.

Девушка уселась в кресло возле кофеварки, поразмыслив, решила все-таки выпить кофе, ткнула пальцем несколько кнопок, заказав себе от машины большую чашку капучино, и закурила. Выпуская дым в потолок в ожидании своей первой утренней чашки, Яна пыталась себе представить, что именно должно было перевернуться с ног на голову в этом мире, чтобы Шеврин разбудил ее с утра пораньше. Впрочем, гадать можно было до посинения — полковник потому и слыл редкостной сволочью, что никогда не удавалось предугадать, что ему взбредет в голову. Мог послать в звездную систему, за полсотни парсек, с группой штурмовиков из «Серебряной чайки», а мог и просто потребовать в течение трех часов просидеть на скучном светском рауте, ожидая у моря погоды. Что ж, тем интереснее была работа, во всяком случае для старшего лейтенанта Яны Дорощенковой.

Чашка кофе придала ее размышлениям некоторую ясность. Пожалуй, можно было уже связываться с Шевриным и интересоваться, что ему нужно, но Яна не была бы образцом Идеальной Женщины, если бы так поступила. В конце концов, кто ж из Идеальных Женщин разговаривает с мужчинами о делах, не приняв утренний душ? Только те, кто Идеальными быть не умеет, очевидно. Девушка усмехнулась своим мыслям, скинула халат и отправилась в ванную. Высокая, с полными бедрами и не менее полной грудью, осиной талией и пышной копной каштановых волос, слегка всклокоченных со сна, она в очередной раз задалась мыслью: а поставило ли родное ГРУ Генштаба в ее квартиру системы видеофиксации? Если нет, подумала Яна, то они многое теряют.

Через полчаса, изрядно посвежевшая и окончательно проснувшаяся, она вернулась в мир больших задач и странных игр, поудобней устроившись в кресле и закурив очередную сигарету. Можно было выяснять, чего ради начальство нарушило безмятежность субботнего утра. Яна вздохнула, сделала еще глоток кофе и взялась за коммуникатор, вызывая Шеврина.

— Да, дорогая, вы готовы меня выслушать?

— Я вся внимание, полковник.

— Итак, приступим. Через пять минут на ваш ящик придет письмо. Там будет полетное задание, легенда маршрута и подробные инструкции для Заславского и Ко. Ваша задача — встретиться с ними и объяснить этим господам, что Родина в них нуждается. Разумеется, бесплатно они работать не будут. Поэтому на специальный ваш счет, дорогая, уже поступила необходимая сумма. Будут требовать больше — шлите их лесом и торгуйтесь, я в вас верю. Дальше. В полдень по вашему времени к вам прибудет посыльный. Он привезет вам подробные инструкции по нашей задаче. Надеюсь, вы их воспримете адекватно. А сейчас, если вас не затруднит, свяжитесь с Максимом Заславским и попросите его к вечеру быть у вас. И, ради Бога, поскорее. Время дорого, Яна. Все, выполняйте. — И Шеврин исчез со связи. Даже не попрощался.

Впрочем, как и любое начальство во все времена, полковник никогда не считал нужным быть с подчиненными более вежливым, чем того требуют служебные инструкции. Это, однако, было частью рутины, которой в любой работе всегда хватает. Яна не строила на этот счет иллюзий, поскольку уже привыкла.

Терминал пискнул, сообщив о приеме файла. Девушка грустно посмотрела на коммуникатор и поняла, что придется сейчас будить Заславского. Впрочем, еще неизвестно, где последний сейчас находится и какое там время суток. Ясно было одно — он где-то в зоне действия ближней коммуникационной системы, иначе Шеврин точно ввернул бы про Дальнюю Связь…

Заславский действительно был «в зоне действия ближней». Собственно, в тот момент, когда бесцеремонный полковник будил свою сотрудницу в ее московской квартире, Максим Викторович Заславский, сорока двух лет от роду, отставной майор, уже четыре часа как не спал. Там, где он находился, под Иркутском, утро наступало несколько раньше. А крайние трое суток майор пытался посвятить отдыху: купил в приличном агентстве билет на охотничий выезд и свалил «в тайгу» на несколько дней, совершенно бесцеремонно сбросив на старшего помощника своего корабля функции по «поддержанию вверенного бардака» и забрав с борта экспедиционного фрегата (бывшего эсминца ВКС ЕС) «Ревель» разведбот.

Причины, по которым отставной майор разведки вел себя именно так, были просты и банальны. Старая как мир истина «пропал мужчина, так ищите женщину» в очередной раз доказала свою актуальность. Мужчина, то бишь Макс Заславский, не то чтобы пропал, но уже был близок к тому. А женщиной являлась Елена Реньи, затяжная интрижка майора с которой уже пару лет благополучно веселила всех окружающих.

Собственно, ничего особо уж веселого во всем этом не было. Реньи, как и любая женщина нормальной социальной и сексуальной ориентации, нуждалась в семье, доме, быте, муже рядом. А Макс Заславский не то чтобы возражал… просто не был готов бросить все и сидеть дома. Да и, откровенно говоря, еще в самом начале этих отношений ему уже было понятно, что ловить особо нечего — разные люди. Только вот француженка с упорством истинной Жанны Д'Арк не желала ничего слышать. Макса же периодически устраивало это раздражение нервов, а периодически он просто валил подальше.

Так было и в этот раз. Уже трое суток его не беспокоила повышенная скандальная готовность мадемуазель Реньи, и он откровенно отдыхал. Охота как таковая его не интересовала — в бытность командиром группы предварительной колониальной подготовки, форматировщиком, он успел наохотиться лет на десять вперед. В околоиркутской тайге Заславского интересовали исключительно леса, воздух и водка. Сам он называл это «необходимым минимумом комфорта для мужчинского отдыха».

Собственно, для него это так и было. Макс изначально планировал на неделю погрузиться в алкогольную дрему на фоне тайги в антураже охотничьей заимки, предоставленном туристической компанией. Однако через три дня водочно-грибной диеты он проснулся крайне рано, сел на жесткой кровати и понял, что сегодня отпуск прервет. Почему — для него самого было загадкой, но именно это понимание настойчиво постучалось в голову, бесцеремонно пролезло в нее и по-хозяйски там расположилось.

Вскипятив чайник «по старинке» на дровяной плите, отставной майор разведподразделения налил себе крепкого чаю, потом выскочил на улицу, добежал до колодца, поднял ведро ошпаривающе-холодной воды и вылил его на себя. Бодрость духа пришла с первыми же попавшими на кожу каплями и заставила проорать на всю округу что-то очень громкое и столь же нецензурное. В старинных анекдотах это называлось «…мааа-ать-мааа-ать-мааа-ать, привычно откликнулось эхо». День начинался.

Вернувшись в дом, Макс нашел сигареты, зажигалку, взял успевшую немного остыть кружку и опять вернулся на улицу — курить в доме, когда снаружи такая отличная погода, ему не хотелось. Выпуская на летний ветерок ароматный дым, Макс прихлебывал отлично заваренный чай и любовался окрестностями. А полюбоваться было чем, мало что способно сравниться по красоте с русской тайгой, особенно в середине лета.

Сколько Макс так просидел на крыльце деревянного дома посреди тайги, он и сам не знал. Отставной майор, а по совместительству — бывший форматировщик, Максим Заславский почти впал в медитацию. И вот именно из этого блаженного состояния его совершенно буднично вырвал вопль коммуникатора. Кому-то в это утро потребовался именно он. Заславский вздохнул и вернулся в дом. Коммуникатор лежал посреди стола и орал, требуя немедленного внимания, — голосовой вызов. На дисплее подсвечивалось имя «Яна Дорощенкова».

— Здравствуйте, Яночка! Сколько лет, сколько зим! Чем обязан? — Макс, пожалуй, даже немного обрадовался.

— Здравствуйте, Макс. К моему огромному сожалению, обязаны, если можно так выразиться, исключительно новой работой. Мое многообожаемое начальство искренне считает, что вы и ваши люди нам снова очень нужны.

— Я и мои люди? Вы хотели сказать, Яночка, я и мой экипаж? Стало быть, еще и «Ревель»? Что-то куда-то везем?

— Именно везете. Если согласитесь, конечно, — слышно было, что девушка усмехается.

— Откровенно говоря, — Заславский с удовольствием потянулся, — если бы вы связались со мной вчера вечером — я бы отказался сразу. Но вот сегодня мне почему-то интересно вас выслушать, — рассмеялся Заславский.

— Я не озвучиваю предложений без прямого контакта глаз, майор, вы же знаете. Прилетайте в Москву, скажем, к ужину, там и поговорим. Да, видеоканал меня тоже не устраивает.

Вот теперь все становилось на свои места. Скорее всего, Яна перед тем, как послать голосовой вызов, тщательно выяснила, где находится абонент. Ведь с того же самого Марса, или с Европы, или с Венеры так вот «к ужину в Москву» не позовешь, не успеют. А раз на Земле, более того — в Евразии, значит, можно и сдернуть. Весь мир может перевернуться, но разведка не меняется, подумал про себя Заславский.

— Хорошо, Яночка, я постараюсь, но обещать не готов. Но очень постараюсь. На всякий случай уточним — где именно планируется ужин?

— Полагаю, что заслуженные места вас интересуют мало, не так ли? Поэтому предлагаю такой вариант. В зеленой зоне Подрезково, это северо-запад Москвы, есть улица Гагарина. На ней, в самом ее начале, расположен ресторанчик «Арканар», весь такой в стиле средневековья. Вот там часиков с девяти, вернее, с двадцати одного, я и буду вас ждать. Договорились?

— Яна, ну разве я могу отказывать красивой женщине, которая столь мило и ненавязчиво приглашает меня на романтический ужин в зеленой зоне? — Ирония в голосе Макса оттенялась широченной улыбкой. Улыбку, к сожалению, в голосовой канал было не засунуть, но интонационно становилось понятно, что экс-форматировщик растянул углы рта от уха до уха, а возможно, и гортань прихватил.

— Макс, вам никто не говорил, что вы негодяй? — поинтересовалась Яна.

— Многие и неоднократно.

— Поверьте, они вам не лгали. Итак, двадцать один час, «Арканар». Буду ждать.

— Договорились, госпожа старший лейтенант, — рассмеялся Заславский. — Непременно буду.

Связь прервалась. Макс еще раз усмехнулся, на этот раз уже заезженной фразе про «негодяя», и побрел прогревать реактор «Бритвы», разведбота «Sky Blade», который штатно служил ему средством перемещения в рамках одной планеты.

Отличная погода середины лета оставалась за спиной — Заславский эшелоном двадцать пять тысяч следовал на запад. Перемахнув долготу Москвы, он взял чуть южнее, сохраняя западное направление. Предварительным пунктом прибытия являлся французский Руан. Нескольких дней в уединении на лоне природы Максиму Викторовичу Заславскому вполне хватило для того, чтобы определиться, как и зачем строить дальше общение с Еленой Реньи. Собственно, Макс летел ставить точку.

Семья в том виде, как ее понимала Елена, его не интересовала — все эти попытки заставить человека коптиться в заданных рамках, быт посреди миллионного города, нудные обсуждения так называемой моды, стремление устроиться не хуже других… Макса от этого воротило. Отдавая себе отчет в том, что Реньи не виновата в его непоседливом характере, прекрасно понимая, что нет ничего более постоянного, чем временные меры, он решился. Временные разлуки делали эти, с позволения сказать, отношения до невозможности постоянными.

Впрочем, сам виноват. Надо было еще на Светлой, когда истеричный характер биолога экспедиции проявился по полной, рвать это дело с концами. Но все крепки задним умом, и тогда Заславскому стало не по себе от мысли, что придется вытерпеть еще как минимум одну полноформатную истерику — при объявлении о разрыве. А сейчас… А сейчас вариантов, по мнению отставного майора, не осталось. Ибо тянуть и дальше встречи два раза в неделю то ли сугубо ради бешеного секса, то ли ради скандалов не хотелось совершенно. Да и не была Елена тем человеком, к которому Максу хотелось бы возвращаться. Поскольку жизнь состоит не только и не столько из секса и эмоциональных всплесков. А вот похожести — внутренней, той самой, которая дает возможность людям строить совместную жизнь и совместный быт, — у них не было. Потому Заславский и срывался в очередной полет с таким остервенением, потому и не хотел возвращаться. И именно поэтому он благодарил Судьбу за находку на планете Светлая системы Неккар-Мерез.

Собственно, находка на Светлой эсминца «Ревель» перевернула жизнь всему личному составу той экспедиции. Леон, Отто и Макс как дети малые обрадовались возможности в дальнейшем не связываться с предварительной колонизацией, а стать самостоятельными межзвездными бродягами с приличным транспортом. Разбуженный из криосна Урмас Дирк с огромным удовольствием присоединился к ним — ибо, что уж скрывать, боялся возвращаться в обитаемый Космос после более чем пятидесяти лет отсутствия. Никаких родственников у него не осталось, друзья или перемерли уже, или — полвека есть полвека — даже поговорить не о чем.

Если Урмас не мог себе представить свою интеграцию в общество, то остальной экипаж искренне считал, что и не надо. «Ревель», ИскИн (искусственный интеллект корабля), тоже как-то не слишком горел желанием попадать в руки ВКС Евросоюза — переплавка его ждала, к бабке не ходи. Потому и воспринял бортовой разум с благодарностью совместно выработанную мысль форматировщиков, что надо летать дальше, причем всем вместе.

Вот только последний член команды «предвариловки» был против. Вернее, была. Елена Реньи не горела желанием летать. Никаким. Более того, когда о том зашла речь, затребовала свою долю призовой стоимости корабля, найденного на планете, выплатить деньгами. И быть бы «Ревелю» проданным — но тут вмешался случай, как и положено в приключенческой компании. Урмас признался, что страховщики выплатили ему очень приличный откат за его «воскрешение без требований», и деньги у новоиспеченного русскоподданного были. Выплатить Елене ее долю хватило, и еще осталось. На ремонт дважды грубо заглушённого реактора, на новый гель для теплосистемы, на новую порцию лития… Фактически, на все положенное обслуживание.

Остальной экипаж по достоинству оценил поступок Урмаса. И первые несколько рейсов в качестве нерегулярного перевозчика все личные деньги экипажа передавались штурмовику, поскольку дружба — дружбой, а дела вести надо аккуратно. Дирк голосил как потерпевший, требовал от форматировщиков не трепать ему нервы, но уломать троих «мерзавцев» не удалось. Ты, мол, старина Урмас, на пенсию не проживешь, так что не строй из себя Рокфеллера. И никто не пытается считаться, по фигу, что мы тебя спасли. Не ради денег твоих старались, сам понимаешь. Так что принимай и не свисти — а то обидишь.

В итоге Дирк норовил проставиться выпивкой в каждом порту, куда экипаж заносило. Форматировщики сначала ворчали, потом перестали. Сколько можно, в конце концов, не дите малое, сам все понимает. Если ему так уж хочется пропить всю свою страховку — и всю свою печень — кто ж ему может помешать? Но тем не менее судовой врач доктор Лемке после очередного запоя штурмовика засунул его в медблок, на профилактику. Урмас попробовал было сопротивляться, но с приказом старшего помощника Лемке спорить было еще сложнее, чем с доктором. А так как Отто очень удачно совмещал эти функции на борту, шансов отмазаться у размороженного не осталось.

Результатом стало то, что Дирку глобально почистили организм. Ах, да, еще от новорусского (как его прозвали все), оказалось, можно подцепить несколько десятков новых нецензурных выражений. Наверное, курс иглоукалывания ему не понравился, входивший в обязательную программу щадящей наркологической реабилитации. Или принудительное промывание кишечника, кто ж его, Урмаса, разберет…

Заславский снизился над аэропортом Руана и запросил у диспетчера посадку. Что удивительно, сегодня никто не собирался держать его в воздухе лишних полчаса, свободное место нашлось сразу. Макс оттормозился, завис на высоте в тысячу метров и вертикально снизился уже на маневровых атмосферных шифтах.

«Бритва» среди сугубо гражданских флаеров на полосе смотрелась немного диковато. Равно как и небритый несколько дней отставной майор в лесном камуфляже среди граждан в костюмах, каковые на посадочной площадке составляли все-таки большинство. Макс постоянно, пока шел от бота до здания аэропорта, ловил на себе косые взгляды местных жителей. А вообще-то это их, местных, проблемы. Пускай косятся, жалко, что ли, думал Заславский, шагая к терминалу и усмехаясь своим мыслям.

Таможня здесь была сугубо формальная, но все-таки была. Макс отстоял очередь и протянул таможеннику свою карточку. Лощеный офицер воззрился на Заславского с нескрываемым удивлением:

— Цель прилета в Евросоюз? Мы не воюем с Российской Империей, насколько мне известно? — спросил он, явно намекая на то, что отставной майор одет был несколько нетипично.

— Не военная, офицер, — усмехнулся Заславский. — Отнюдь не военная, сугубо личная. Здесь проживает моя невеста, мне надо с ней повидаться. Есть еще вопросы?

— Нет, — мотнул головой таможенник. — Можете ехать ссориться с вашей невестой, добро пожаловать во Францию, Евросоюз. — И нажал кнопку, открывающую мини-шлагбаум, который отделял Макса от города Руан.

— Хм, а почему обязательно ссориться, офицер? — Макс не мог не поинтересоваться.

— Нет цветов, одеты вы как на штурм, даже не побрились, хотя бороды или усов не носите… Вы не мирно общаться прилетели, Максим Заславский. Хотя я могу и ошибаться, разумеется. Всего хорошего, добро пожаловать.

Макс кивнул и отправился в город. Если даже таможенники во Франции стали психологами — что уж говорить об остальных? Впрочем, таможеннику как раз положено, да и недаром говорят о французах, что кроме них в психологии взаимоотношений мало кто разбирается. Еще бы, столько веков кипящих страстей…

Сам Руан Заславскому никогда не нравился. Впрочем, как и большинство «старых» городов. Ему, выросшему в пригородах Москвы, донельзя современных и напичканных самой разнообразной техникой, призванной облегчать жизнь человеку, было не понять стремления жителей городов вроде Руана или Санкт-Петербурга «сохранить исторический центр в нетронутом виде». Какого черта, места на Земле и так немного, чего лишний раз давать возможность строительным корпорациям накручивать гигантские наценки на и без того недешевое жилье? Снобизм чистейшей воды. Бессмысленный, эгоистичный снобизм, думал Заславский, шагая по городу.

Собственно, он взял в аэропорту такси, доехал до жилых кварталов, отпустил машину и пошел пешком, приводя мысли в порядок. Возможно, стоило позвонить Елене и предупредить о своем появлении, но Макса это сейчас не интересовало. Зачем, собственно, ее о чем-либо предупреждать? Дабы успела подготовить образцово-показательную истерику? Нет уж, увольте-с, и так хватает. Как бы разговор и без этого не перетек в странную плоскость — сначала начать скандалить, потом потащить в постель для Реньи было нормой. А заниматься с ней сексом сегодня в планы Заславского не входило, что называется, «от слова совсем».

Открывая дверь своим ключом, Макс уже выстроил для себя план разговора. И, как ему казалось, подготовил контраргументы на любой случай. Впрочем, провести хоть один разговор в соответствии с намеченным планом у Заславского не получалось никогда. И этот раз не стал исключением.

Пройдя прихожую, он скинул ботинки, сунул ноги в тапочки и вошел в гостиную. Картина, которая открылась перед его глазами, была бы достойна кисти какого-нибудь живописца, если бы живописцы по сию пору интересовались сюжетами «случайно прибыл пораньше, а там такое…».

Глупо. Как же глупо, подумал Заславский, наблюдая за происходящим. А понаблюдать было за чем — выражение лица Реньи, которая заметила Макса сразу, как только он вошел в гостиную, успело измениться раз десять буквально за секунду. А вот физиономии мужчины, который усиленно сопел над распластанной по столу Еленой, Максу видно не было. Зато было очень хорошо видно, как на пресловутой физиономии возникает страх, панический и нерассуждающий, когда он углядел, почему женщина его оттолкнула.

— Заславский, что это значит?! — Голос Елены был наполнен праведным негодованием.

— Ничего, Елень. Ровным счетом ничего. Вот твой ключ. Моих вещей у тебя немного, ничего критичного среди них нет, можешь просто выбросить. Прощайте, мадемуазель Реньи. — Макс улыбнулся, как ему показалось, добро и открыто.

— Ка… Какие вещи? Какое прощай? Стой! Макс! — Эти крики Елены слушала уже спина отставного майора, когда он втискивал ноги обратно в ботинки и выходил из квартиры. Спускаясь по лестнице, Макс закурил, чего при Реньи никогда себе не позволял, стремясь потакать ее желанию вести здоровый образ жизни. Толку от этого стремления не было, разумеется, никакого. По большому счету, любая попытка заботиться о здоровье, проживая на Земле, обречена на провал. Однако многие, и мадемуазель Реньи не была исключением, пытались играть в здоровый образ жизни. Не курить, не употреблять непроверенных в лабораториях продуктов, изнурять себя в тренажерных залах… и продолжать дышать воздухом городов. Вот так и проходит их жизнь, подумалось Заславскому, всю дорогу придумывают себе какой-то самообман — то «здоровый образ жизни», то «семейную идиллию», то еще какой-либо бред, а потом усиленно в него верят…

С этими мыслями он вышел на улицу из чистенького подъезда. Впрочем, справедливости ради стоило бы отметить, что улица тоже была довольно чистой, за этим в Руане следили. Макс огляделся, абсолютно не представляя, куда себя деть прямо сейчас. Настроение скакало, он никак не мог определиться, стоит ли радоваться настолько простому окончанию изрядно затянутой истории, или же следует чувствовать себя оскорбленным — слетал, блин, на недельку в отпуск.

Сознание услужливо подсказало, что надо бы выпить. Глядишь, и сложится картинка под стаканом-другим крепкого, а? Заславский кивнул своим мыслям и направился к ближайшему бару, месторасположение которого запросил у коммуникатора. Идти предстояло недалеко — полтора квартала. Впрочем, это же Франция, ее всю можно за неделю пешком одолеть, если поставить себе таковую цель. Чего уж там говорить про кафе и бары в старых городах вроде Парижа или Руана…

В баре было практически пусто, только за одним из столиков откровенно скучала томная дама, но Заславского сейчас меньше всего интересовало женское общество. За стойкой так же непритворно скучал бармен — высоченный мулат, наголо бритый, с золотым пирсингом и меланхоличным выражением лица. Кстати, он, как и положено бармену, протирал очередной пустой стакан. Должно быть, либо следовал многовековой традиции барменов, либо просто реализовывал инстинкты профессии. Впрочем, для Макса разницы никакой не было — раз бармен на месте, значит, бар работает и выпивка наливается.

— «Чивас» есть? — осведомился Заславский.

— Конечно, месье. Есть двенадцатилетний и есть «Револьв», какой предпочитаете?

— Дюжинный. На три пальца, безо льда и содовой. И сразу же повтори, ага? — Бармен кивнул Заславскому и выставил на стойку сразу два стакана. Макс подождал, пока в одном из них появится около ста граммов выпивки, и залпом вбил виски себе в глотку. Крякнул, фыркнул, понял, что мало. Бармен покачал головой, но протянул бывшему форматировщику второй стакан с прозрачно-янтарной жидкостью.

С точки зрения Максима Викторовича Заславского, после второго стакана голове изрядно полегчало. Мысли перестали роиться, отступили и залегли, приготовившись окопаться и держать оборону. Заславский посмотрел на бармена, подтолкнул к нему опустевший стакан и жестом попросил еще раз повторить. Мулат вздохнул, но налил.

— Месье, если вы позволите…

— Да? — поднял бровь Макс.

— У вас что-то случилось? Вы, похоже, целенаправленно напиваетесь. Это, разумеется, не мое дело, но…

— Простите, как вас зовут? — перебил Заславский бармена.

— Анатоль.

— Очень приятно, я Макс. Так вот, видите ли, Анатоль, я не напиваюсь. Я привожу мозги в состояние, когда мысли перестают скакать, как породистые арабские кони. Мне повезло сегодня, но разум отказывается принять это спокойно и стремится все проанализировать.

— Макс, вы меня немного успокоили. Раз вы в состоянии настолько внятно мне это объяснить, значит, прямой опасности для вашего сознания я не вижу, — кивнул бармен. А Заславский про себя подумал, что для одного городишки в заштатной провинции ЕС слишком много психологов ему попадается на один квадратный километр. То ли у них тут университет какой-нибудь, то ли эта местность располагает к такому хобби.

Анатоль тем временем налил Максу еще и отошел к стойке с бутылками открыть свежий «Chivas», а то начатую бутылку беспокойный клиент в камуфляжной одежде уже благополучно прикончил. Бармен не мог себе позволить выказать удивление, но его, как и таможенника в терминале, весьма озадачили наряд и внешний вид Заславского. Впрочем, в отличие от того же самого таможенника, Анатоль не разбирался в униформах, потому русского в Максе не опознал, а на интерлингве отставной майор говорил очень чисто и практически без акцента.

Макс выпил еще три раза по сто и согласился с предложением Анатоля пообедать. Все-таки, как ни крути, а закуска — это святое, пренебрегать не стоит. Правда, под суп и фаршированную утку Заславский уговорил еще бутылку виски, но это уже такие мелочи, право, такие мелочи…

Когда на руке ожил браслет коммуникатора, Макс не сразу сообразил, что от него требуется. Но, увидев изображение Яны, приободрился и ответил на вызов.

— Яночка, я весь внимание!

— Максим Викторович, что с вами? — Дорощенкова явно удивилась, узрев «Святошу» в абсолютно непотребном виде уже днем.

— Все со мной замечательно, госпожа старший лейтенант, я просто слегка нетрезв. Разумеется, на нашу с вами договоренность это никак не влияет, в двадцать один час я буду в этом вашем «Арканзасе».

— «Арканаре», Макс. Арканзас — это штат такой, а Арканар — это из творчества писателей-утопистов двадцатого века. Так что если в двадцать один час вы будете в Арканзасе — то можете там и оставаться, на встречу все равно опоздаете. — Голос Яны наполнился сарказмом.

— Нет, ну я же помню, зеленая зона Подрезково, в Москве! Там ведь нет Арканзаса. А местные, скорее всего, знают, где там у них Арзамас. Ну, в смысле «Арканар».

— Да, местные, скорее всего, знают. А я знаю, что ваше, Максим Викторович, счастье, что я не ваша жена. — Сарказм продолжал сочиться.

— В каком, простите, смысле? — Заславский удивился настолько, что немного хмеля из его головы испарилось, подвергнувшись кипению нейронов, дружно бросившихся мельтешить.

— В прямом, иначе за такое пьянство била бы вас скалкой. Что такое скалка, вы, господин майор запаса, надеюсь, знаете?

Макс покачал головой и добродушно усмехнулся в щетину.

— Яна, вы нахалка. Но — очаровательная, за что вам многое прощается. «Арканар», двадцать один час. Буду.

— Договорились. — Сарказм испарился. — Макс, не сердитесь. Но мне надо было выволочь вас из того философского настроения, в котором вы пребывали.

— Не сержусь, госпожа старший лейтенант. До вечера.

— До скорого. — Дорощенкова отключилась.

Макс расплатился, попрощался с Анатолем, барменом-психоаналитиком, и вышел на улицу Руана. До терминала порта предстояло прогуляться пешком, и это Заславского устраивало как нельзя больше. Глядишь, за время прогулки и хмель из головы выветрится.

На посадку в терминале «Шереметьево» «Бритву» Заславского пустили не сразу. Сначала заставили с полчаса проторчать на эшелоне четырнадцать тысяч, мотивируя это очередями на посадку. В принципе Максу ничего физически не могло помешать посадить катер прямо в зеленой зоне, вернее — ничего, кроме законов Империи. За такое транспортное хулиганство можно было схлопотать год тюрьмы сразу, с ходу. Не одобряли в России такой наглости, и Заславский это отлично знал. Никакое заступничество разведки не спасло бы — полиция болт клала на все спецслужбы, вторгающиеся в их компетенцию.

Но вот наконец дали посадочный маяк, и дальше автоматика сделала все сама. Через три с половиной минуты катер остановил двигатели, можно было выходить. Макс хмыкнул и полез в десантный отсек — стоило бы скинуть камуфляж, дабы не привлекать внимание комендантских патрулей. Слава богу, в катере нашелся вполне штатский вариант одежды — демократичные брюки, зауженные книзу, и плотная хлопковая рубашка, чем-то напоминавшая по покрою гимнастерку. Там же обнаружились туфли, на удивление аккуратно выглядящие, но на два размера больше. Видимо, Дирк забыл в катере, подумалось Максу. Впрочем, какая разница? Сойдет, не марш-бросок в них делать. Заславский переоделся, кремом снял щетину с лица и вылез наружу. В отличие от Франции тут никто не подавал для частных прилетавших ни такси, ни автобусы — сами дойдете, невелики баре.

На своей родимой российской таможне работали гораздо более дотошные ребята. Заславского заставили пройти через сканер, вдумчиво расспросили, где его носило, не помог даже открытый внешний паспорт, который, казалось бы, отвечал заранее на все дурацкие вопросы — гражданин Российской Империи Максим Заславский является совладельцем транспортного судна класса «Дальний космос», по совместительству — его же капитаном, и шляется где ему вздумается. Нет же, извольте-ка, гражданин Заславский, честно и внятно ответить на ряд вопросов. Впрочем, российская бюрократия уже скоро тысячу лет как могла претендовать на вхождение в десятку самых занудных и самых бесполезных…

Когда с формальностями было покончено и Максу дали попасть на территорию Москвы вполне официально, он выдохнул с облегчением. Казалось бы, всего-то десять минут общения с чиновниками, а как будто еще одну колонию построил на какой-нибудь захудалой планетенке. Выматывало это до невозможности. Впрочем, никому и никогда не доставляло удовольствия общение с чиновниками. Разве что юристам — но у них работа такая. Они каждую секунду общения с бюрократами почти физически ощущают падение монет на счет. Придя к такому выводу, Заславский рассмеялся — что называется, давно полагал, что с юристами не все в порядке, но вот подтвердил логически.