Через месяц напряженной работы, когда кучу срочных дел худо-бедно удалось разгрести, во дворце был устроен прием для столичной знати.

Собрались представители множества древних росских родов – от потомков Михаила Черниговского (таких как князья Оболенские, Барятинские или Путятины) и Владимира Мономаха (таких как князья Бельские, Засекины-Сонцевы или Ромодановские) до тех, чьим предкам титул был когда-то пожалован (те же графья Толстые или Кушелевы-Безбородко). Из последних, правда, на приеме никто не появился. То ли их не пригласили, то ли они сами, после самоубийства бывшего министра внутренних дел, побоялись предстать пред светлые очи регента.

И на этом вот приеме Осетр, неожиданно для себя, увидел Яну.

Княжна Татьяна Чернятинская пребывала в сопровождении папеньки, маменьки и сестренок.

Она восхитительно выглядела в том самом открытом зеленом платье, увиденном им в одном из первых «вещих» снов.

«Росомашье» сердце дало перебой, но Осетр, когда ему представляли семью Чернятинских, приложил все усилия, чтобы остаться невозмутимым.

Иначе сколько же слухов и пересудов пойдет вокруг?…

И только потом ему пришло в голову, что он обеспокоен совсем не тем.

Ведь раз она здесь, значит, Владислав, сбежав, отпустил ее? Почему же ему, Осетру, не доложили об этом? Надо будет немедля взгреть всех по первое число – от Деда до Охлябинина с Толстым…

Тут он снова подумал, что обеспокоен совсем не тем.

И он нашел возможность обмолвиться с Яной парой слов. А попросту – пригласил ее на медленный танец, во время которого вполне можно поговорить.

К нему вернулось Дивноморье, с его синим океаном, концертами и прогулками по пляжу. И с любовью…

– Когда ты вернулась? И каким образом?

Она виновато потупилась:

– Да, я обнаружила, вернувшись, что ты… вы мне звонили, ваше высочество.

Они сделали очередное па, вернувшись друг к другу.

– Не называй меня «высочество»!

– Я обнаружила, что ты мне звонил. Но до тебя к этому времени было уже не добраться. Я попыталась объяснить твоим помощникам, что ты сам звонил, но меня попросту подняли на смех. «Регент занимается исключительно государственными делами», – объяснили мне…

– Почему он тебя отпустил?

– Он меня и не держал.

Новое па и новое возвращение.

– За каким же тогда дьяволом Владислав взял тебя в заложницы?

От неожиданности вопроса она даже остановилась, сбившись с ритма. Осетр, холодея, замер рядом.

– Какие заложницы? Какой Владислав? Я летала в гости к своему молодому человеку. Его зовут Владимир, а вовсе не Владислав! – Она попыталась сделать очередное па.

Но теперь сбился с танца регент – настолько уверовал в то, что император увез девушку с собой.

– У тебя появился молодой человек?

Как будто он этого не знал прежде!

Они снова двинулись вперед.

К счастью, эта часть танца не требовала движений врозь.

– Я с ним с детства помолвлена. Наши родители давно сговорились… Ты меня прости, Остромир. Я же хоть и княжна по происхождению, но девушка самая обыкновенная. Мне хочется простой семейной жизни, а с тобой – я и прежде это чувствовала – такой жизни мне не дождаться. Вот я и решила, что самое время выйти замуж.

«Росомашье» сердце вновь дало перебой. Но после секундной паузы – застучало.

Будто его попытались прострелить арбалетным болтом, но чуть-чуть промахнулись…

– Ты простишь меня, Остромир?

Поворот влево, правая рука под локоток, движение по кругу…

«Ты простишь меня»… Как будто непрощение что-то изменит. Как будто, если он, Остромир, ее попросит, она откажется от замужества… Черта с два! И она не откажется, и он не попросит, ибо… ибо… да никакого ибо! Просто не попросит, и все! Умерла так умерла!

Судьба дала тебе шанс, голубушка моя, а ты им не воспользовалась!

Он автоматически выполнял танцевальные па и не замечал, как ожесточение овладевало его душой. Словно внезапно павший туман накрывал вечерний луг – быстро и неотвратимо…

Интересно, за кого ты собралась замуж, голубушка? За промышленника, за финансиста, за военного? Но я буду не я, если задам тебе этот вопрос. Ты же только его и ждешь! Словно ответ на него может облегчить твою совесть, оправдать твое гнусное предательство!..

Поворот, левая рука под локоток, движение по кругу…

– Кто он? Твой жених…

– Князь Стародубский. Владимир Иванович.

Со Стародубскими Осетр знаком не был. Не представилось случая встретиться. Но род вроде бы древний…

– Он тут?

– Нет.

Снова поворот влево, правая рука под локоток, движение по кругу…

– Они живут не на Новом Санкт-Петербурге. Есть такая планета, Солнечногорьем называется. Красивая…

«Ты к нему улетишь, ты расскажешь ему обо мне…»

И опять поворот вправо, левая рука под локоток, движение по кругу…

Солнечногорье… Ишь ты! Нашли миру названьице! Видно, тот еще фантазер поименовал!

– Кто он? Промышленник?

– Нет. Военный. Служит в штабе планетной обороны. У родителей его поместье, занимаются выращиванием овощей. Несколько фабрик по производству консервов. Доход не слишком велик, но стабилен.

Ну да, стабилен… Именно эта стабильность вам, женщинам, и нравится! Лучше захудалый князёк, который удержится при любой власти, чем регент, наследник трона, с которым запросто можно угодить на тот свет…

Ну и бог с тобой, душа моя! Живи уродкой!

Потом зазвучал новый медленный танец.

– Я очень удивлена, обнаружив тебя таким!

– Каким? Разве я очень изменился?

– Внешне – нет. Разве лишь чуть-чуть повзрослел… Но вообще-то сделался совсем-совсем другим. В тебе появилось что-то чужое, чего не было в том юном кадете-«росомахе».

«В тебе тоже появилось что-то чужое, – подумал Осетр. – Наверное, это от встреч с твоим женихом. Наверное, женщины, сойдясь с другим мужчиной, и сами становятся иными. Наверное, они подстраиваются под следующего. Наверное, иначе они просто не могут. Наверное, чтобы понравиться следующему, надо забыть, какой ты была с прежним…»

– Твой папа все еще не любит нашего брата «росомаху»?

Она заметно смутилась. Возможно, тоже вспомнила давний разговор…

– Все еще не любит… Но ты ведь теперь не «росомаха»!

И эта фраза открыла Осетру гораздо больше, чем сопливый рассказ про душку-нареченного

– Куда ты пропала тогда, на Дивноморье? После той нашей ночи? Помнишь ту нашу ночь?

У нее даже щеки запылали.

– Остромирушка, не надо, – взмолилась она. – Я прошу тебя… Не надо!

«Не сможешь забыть… Нет, не сможешь, не сможешь, не надо!..»

– Хорошо, Яночка, – сказал он. – Не буду… Но куда ты все-таки пропала?

– Я в ту ночь заболела, – пояснила она. – Температура подскочила выше сорока. Меня немедленно госпитализировали.

«У, гадюка! – подумал Осетр про няню Аню. – Эта болезнь – точно ее рук дело. Трудно, что ли, воспитаннице подсыпать какой-нибудь гадости?»

– Провалялась в госпитале целых две недели, едва на кладбище не отравилась. А когда выздоровела, мне сказали, что няня Аня умерла… Она той же болезнью заразилась, что и я, но организм слабее оказался, не молоденькая уже. Вышла я из госпиталя – оказалось, ты убит и Ванюша Небежинский убит… Гладиаторы несчастные! – Она всхлипнула от воспоминаний. – Что мне оставалось делать? Отправилась домой.

Осетр вдруг обнаружил, что музыка затихла, а они с Яной все еще стоят друг против друга, едва ли не взявшись за руки.

Он отвел ее к родственникам.

Да, господа соратники разыграли на Дивноморье очень грамотно выстроенный спектакль! В уме и фантазии не откажешь! Наверняка Деда рук дело! Сама бы агент Полина такого не придумала! Такие только в личных отношениях с мужиками находчивы и умны!

Потом был третий медленный танец.

– А как ты оказалась в системе Дальнего Алеута?

– Где? – не поняла Яна.

– Ну… На пиратской базе.

– А это были пираты?

– Да.

Яна глянула на него широко открытыми глазами, в которых плескался совсем не страх.

Тот страх давно забылся. А то, что проступило в глазах, по-прежнему жило.

– Не знаю! Я просто не помню. Пришла в себя уже… на пиратской базе…

Да уж, похитить человека – нет ничего проще! Выследили, оцарапали чем-нибудь в толпе, а потом посадили теряющую сознание девушку в подоспевший водородник, и никаких проблем!

– Спасибо тебе за спасение! – продолжала Яна. – Мне сказали, если бы не ты… Я еще на том военном корабле хотела тебя поблагодарить. По-своему хотела. – Она произнесла эту фразу так, что у Осетра не возникло даже сомнений, каким образом она собиралась его отблагодарить.

У женщин есть много способов отблагодарить своего спасителя, но только один стоит превыше всех. Любовь…

– Но ты умчался на какое-то новое задание. А меня переправили на Новый Петербург. А тут за меня взялся папа. Решил, что на судьбу дочери выпало слишком много приключений и пора ей срочно менять жизнь. Ну и увезли бедную девочку на Солнечногорье, к суженому-ряженому, на кол посаженному…

Не любила она своего суженого-ряженого – это было понятно даже такому слепцу, как Осетр.

– Послушай, а когда тебя привезли от пиратов, ты мне послание по хивэсвязи не отправляла?

Она снова вскинула на него широко открытые глаза.

– Нет, конечно! Ты же отправился на задание! Какая тут может быть переписка? Разве я не понимаю?

«Так-так, Дед… – подумал Осетр. – Так-так-так, господин Железный Генерал… Мой счет к вам растет, как бамбуковое дерево! И когда-нибудь я вам этот счет выставлю! Обязательно выставлю, дайте срок! И, боюсь, у вас никаких денег не хватит, чтобы его оплатить!»

Он хотел еще спросить ее, не передумает ли она выходить за своего суженого-ряженого-на-кол-посаженного. Но потом понял, что это будет удар ниже пояса. Ему стало понятно, что она ответит. И после этого следовало либо пойти против мнения Деда и остальных соратников, либо ударить в грязь лицом перед нею. И то, и другое было выше его сил… Нет, не выше сил, а… Да не важно! Важно другое – не надо ее ставить в ситуацию, когда надо давать однозначный ответ. Заставлять близких людей делать необратимые поступки – это неумно для политика; у них всегда должен оставаться выбор. И тогда тебя будут любить и преклоняться перед тобою!

А кто же откажется от любви и преклонения?

И потому он не стал больше мучить ее вопросами.

Он спокойно дотанцевал с нею, сказал: «Что ж, желаю счастья!» И больше на танец не приглашал, хотя и ловил на себе ее взгляды – то умоляющие, то удивленные.

Он контролировал себя весь остаток вечера. Танцевал с многими дамами. Вел с ними остроумные светские беседы, не оборачиваясь, когда родной взгляд буравил ему спину. И даже попрощаться не подошел – настолько держал себя в «росомашьих» когтях…

Потом, когда участники бала перебрались в дворцовую гостиницу, он остался один, облегченно вздохнув.

Вот тут его и скрутило.