Книга: Звезда и шпага
Назад: Глава 4 Поручик Ирашин и комиссар Омелин
Дальше: Глава 6 Поручик Ирашин

Глава 5
Комбриг Кутасов

Победа куётся в тылу.
Этот лозунг стал главным для всех пугачёвцев Южного Урала. Благодаря политинформации, что регулярно проводилась на заводах и мануфактурах, в войсковых частях и на деревенских ярмарках, все знали о том, что твориться в районе восстания, как дерутся отважные казаки и рабоче-крестьянские полки «нового строя», как гибнут на полях сражений с «озверевшими екатерининскими холуями». Не забывали в ходе пропагандистской работы упоминать и о том, что солдаты екатерининских полков не являются врагами повстанцев, что как только будут разгромлены их полки и убиты офицеры, они всё поймут и вольются в ряды восставших. Ведь именно так сделали многие солдаты и офицеры корпуса генерал-майора Кара, да и иных разгромленных частей правительственных войск.
Ну а пока, победа куётся в тылу.
Комбриг — а ныне полковник, большего звания в казацкой армии Пугачёва просто не было — Кутасов возвращался с очередной большой инспекции. И то, что он увидел, ему очень нравилось. На заводах, где рабочий класс полностью поддержал восстание, лились пушки и ядра, мушкеты и пули. На мельницах мололи порох для этих мушкетов и пушек. На мануфактурах шили гимнастёрки, фуражки и пилотки для солдат и офицеров «нового строя». Отливались треугольники, «кубари», «шпалы» и ромбы, пряжки со звёздами и кокарды. В кожевенных мастерских тачали сбрую для коней и ремни и портупеи для пехоты, а также многочисленные кожаные нашивки на рукава. Ковались сотни сабель, штыков, тесаков и наконечников для копий.
— В первую очередь сабли поставлять башкирам, — наставлял каждый раз интендантов, и из РККА и пугачёвских, комбриг. — Это самые слабовооружённые части нашей армии, а значит ваша, товарищи интенданты, основная задача исправить эту проблему!
После заводов и мануфактур он отправлялся на плацы, где муштровали солдат. Надо сказать, что проблема с кадрами всё так же довлела над армией Пугачёва. Если унтеров ещё удавалось набрать, то старший командный состав был удручающе мал. Пока эта проблема не стояла столь остро, ведь в процессе подготовки армии более важен именно младший командный состав, по старорежимному — унтера. Комбриг усмехнулся своей мысли. Старорежимному, надо же. Он сам сейчас живёт при «старом режиме» и прилагает все усилия, чтобы свергнуть его, как делал это его отец, убеждённый социалист, хоть и блестящий гвардейский офицер-преображенец.
— Раз-два! — неслось над плацем. — Сено! Солома! Сено! Солома!
Рекруты в зелёных косоворотках, заменяющих пока гимнастёрки, шагали, шурша сеном и соломой, привязанными к их ногам. Приём старый и использующийся, насколько знал и до сих пор — в смысле, для тридцатых годов двадцатого века, откуда прибыли военспецы.
Весь мир насилья мы разрушим,
До основанья, а затем.
Мы наш, мы — новый,
Мир построим.
Кто был ничем, тот станет всем.

— Товьсь! Целься! Пли! — Щелкают курки новеньких мушкетов. — Мушкет к ноге! — Приклады стучат в вытоптанную до каменной твёрдости землю. — Заряжай! — Звенят шомпола, крепкие зубы рвут бумажные кулёчки патронов, сыплют несуществующий порох на полки, затем в стволы, забивают пыж, пока ещё без пули. — Мушкет к плечу! — И снова. — Товьсь! Целься! Пли!
Рядом тренируются вести огонь с колена. Чуть дальше отрабатывают приёмы штыкового боя, раз за разом вонзая трёхгранные клинки в мешки с песком, подвешенные на верёвках. На левой стороне их были нарисованы красные круги и кресты. Унтера при этом громовыми голосами объясняли, как сохранить стволы и замки мушкетов в целости при рукопашной схватке.
Эти занятия напомнили Кутасову о солдатах «нового строя», что дрались в Сакмарской мясорубке, как с лёгкой руки комиссара Омелина стали называть битву за городок. Мало кто понимал мрачный юмор этого сравнения с кровавыми полями Империалистической войны, однако название это как нельзя лучше подходило сражению, в котором погибли несколько тысяч человек с обеих сторон. А пленных было намного меньше, чем в, так сказать, оригинальном сражении за Сакмарский городок. Никаких без малого трёх тысяч человек — почти все, кто сражался на его улицах, сложили головы на поле боя, а не сгнили в екатерининских тюрьмах и каторгах.
Однако закрадывалась в голову Кутасову одна подленькая мыслишка. А ведь так мало изменила эта мясорубка. Мансуров, всё равно, взял Нижнеозерную и Рассыпную крепости, разбил казаков Овчинникова, Перфильева и Дехтярёва у реки Быковки. Не так давно они под предводительством Овчинникова прибыли, пробравшись глухими степями, на соединение с остальной армией Пугачёва. И теперь солдаты Мансурова и перешедшие на сторону правительства казаки гоняют по тем же степям отряды Дербетева, Речкина и Фофанова. Последовали и другие, не столь значительные поражения. И Пугачёв скрипел зубами, упрекал Кутасова в бездеятельности и требовал ускорение подготовки полков «нового строя». Комбриг кивал и отвечал, что следует выжидать. Ведь он-то знал, что скоро умрёт командующий генерал-аншеф Бибиков, и в армии начнутся интриги и брожения, которые дадут им столь необходимую передышку.
Пугачёв со своей «свитой», в которой состоял Омелин со своими комиссарами, прибыл на Южный Урал в первой неделе апреля. За несколько дней до смерти Бибикова. Первым делом, он вызвал к себе комбрига Кутасова.
— Что же это делается, Кутасов? — спросил он у комбрига, вместо приветствия.
— О чём вы, Пётр Фёдорович, говорите? — переспросил у него Кутасов. — Если вы о поражениях ваших полковников, то к нам это не относится.
— Я про Сакмарскую мясорубку! — вскричал Пугачёв, хлопая кулаком по резной ручке своего кресла, временно назначенного «царским троном». — Ты обещал мне викторию, а вышло как? Солдат да казаков положили немеряно, а толку — ничуть!
— Отчего же? — удивился, несколько притворно, Кутасов. — Бригада князя Голицына уничтожена почти полностью. Наши же потери, хоть и велики, но не столь убийственны, как потери Голицына для армии вашей жены.
— Ты обещал викторию, — продолжал настаивать Пугачёв. — Викторию! А получилось — поражение! Твои солдаты «нового строя» сражались отчаянно, не спорю, но толку с того нет.
— Военная удача переменчива, — пожал плечами Кутасов. — Тем более, что Голицын — талантливый и смелый полководец. Поглядите, Пётр Фёдорович, на какой неслыханный стратегический ход он решился. Пехоту на коней сажали, так драгуны появились, в конце концов. Но спешивать кавалерию! До такого ещё никто додуматься не мог! Да и ваши полковники не справились с изменившейся ситуацией.
— О чём это ты? — удивился Пугачёв. — Что значит, не справились?
— Пока всё шло по плану, — объяснил Кутасов, — они командовали солдатами и казаками, как надо, но только что-то пошло не так, и они попросту не знали, что им делать. Вот от этого поражение и приключилось. Солдат «нового строя» выучить получается, а офицеров «нового склада» — нет.
— Так к чему же вообще всем этим заниматься? — развёл руками Пугачёв. — Эти твои солдатики ничего без офицеров не могут!
— Ещё как могут, — покачал головой Кутасов. — Сейчас, когда князь Голицын будет заново формировать свой корпус, у нас появилось время для того, чтобы подготовить нашу армию. И в начале лета выступить на север и нанести поражение Бибикову.
— Ну, гляди, Кутасов, — грозным тоном, какой получался у него очень хорошо, — не подведи меня со своими солдатиками снова. Не подведи.
Понимая, что дальше беседовать с «казацким царём» становится небезопасно, комбриг поспешно покинул «тронный зал» новых «царских хором» и направился в большой дом, который, как в былые времена, делил с комиссаром Омелиным. Теперь уже комиссар был ранен, хоть и не очень тяжело. Он по привычке сидел за столом, придвинутым к окну. Перед ним лежал проект новой речи и перо с чернильницей.
— О чём теперь вещать будешь? — весело поинтересовался комбриг.
— Это не моя, — оживился комиссар. — Правлю речь одного дарования из местных комиссаров. Он отправиться с нею по деревням, будет вести агитработу среди крестьян, митинги на ярмарках устраивать. Это у него очень хорошо получается.
— Кто такой? — спросил комбриг, чтобы немного рассеять нагнанную разговором с Пугачёвым тоску.
— Старший политрук Кондаков, — ответил Омелин. — Ты мне вот что скажи, Владислав. Зачем мы трепыхаемся, если всё идёт так, как шло. Пугачёва громят, и будут громить, что с Голицыным, что без него. Вот ты говоришь, мы вывели из войны князя, а ведь это не так. Князь сам засядет в Оренбурге на три месяца из-за того, что командующим назначат не его, а генерал-поручика Щербатова. Мы просто дали ему реальный повод для этого.
— Но при этом у него не будет войск, Андрей, — напомнил Кутасов. — Он не сможет адекватно участвовать в войне после трёх месяцев в Оренбурге. Мы, считай, вывели его из войны окончательно.
— Россия велика, Владислав, — покачал головой комиссар, — рекрутов много найдётся. Восстановит Голицын свой корпус.
— Но не за три месяца! — вскричал комбриг. — Да и дорого ли стоят полки из рекрутов и молодых парней, вместо толковых офицеров?!
— Примерно столько же, — мрачновато усмехнулся Омелин, — сколько и твои новые полки. Я вот думаю, что зря мы положили всех солдат «нового строя» в Сакмарском городке.
— Может, это была ошибка, — ответил на это Кутасов, — но на ошибках учатся. Ты хоть ведёшь работу на их примере?
— Веду, — кивнул Омелин. — Как ты и советовал мне, Владислав, активно работаю в контакте с церковью. С молодыми, ещё не закосневшими, попами. И ты знаешь, — несколько повеселел он, — это даже как-то интересно. Мы с ними теологические споры ведём, часами беседуем. Я им, конечно, постулаты научного атеизма не проповедую, сам понимаешь, но кое-какие идеи всё же проталкиваю.
— Это какие же? — заинтересовался Кутасов.
— Основные постулаты христианства вполне разумны и мало отличаются от того, к чему мы стремимся. Я внимательно прочёл Библию, выбрал нужные места и теперь уже апеллирую теми же понятиями. Так сказать, играю на их поле, как говорят футболисты, и, без ложной скромности скажу, вполне профессионально.
— Отлично, — усмехнулся комбриг. — Церковь нам надо перетягивать на свою сторону, особенно сейчас. Ты же, наверное, слышал, как нас называют верные Екатерине попы.
Омелин, конечно же, знал, какие слухи ходят о них. Слишком странно выглядели солдаты и офицеры «нового строя», о комиссарах, хоть и без «пыльных шлемов», но всё же смотревшихся весьма экзотично на взгляд обывателей восемнадцатого века, и говорить нечего. Так что нечего удивляться, что одетых в кожаные куртки и регланы комиссаров, за глаза называют чертями или чёртовыми детьми. А самого Пугачёва считали дьяволом, в которого переродился после смерти Пётр Третий, вышедшим из адских бездн, для того, чтобы мстить неверной жене. Однако, именно на этой, весьма спорной теории, Омелин строил некоторые свои беседы с молодыми священнослужителями. Этим соображением он поделился с Кутасовым.
— Вопрос, конечно, интересный, — протянул тот, — но такие разговоры могут далековато завести.
— Сам же говоришь, что надо перетягивать церковь на свою сторону, — ответил Омелин, — а это достаточно сильный аргумент. Это добавит Пугачёву популярности в народе, но есть и существенный минус. И он, возможно, перевешивает все плюсы, которые сулит моя теория.
— Как нам после победы восстания выходить на первые роли и строить государство рабочих и крестьян, вместо обещанного Пугачёвым яицким старшинам казацкого царства, — быстро догадался Кутасов. — Да уж, ходим по тонкому льду. И ведь создать части, верные нам, а не Пугачёву никак не удаётся. Мы ведь вроде серых кардиналов — всегда в тени, а вся слава — чудом воскресшему царю.
— У меня с этим немного лучше, — порадовался своим успехам Омелин. — Военно-политический состав новой армии безоговорочно предан идеям социализма. Мои комиссары уже медленно, но верно ведут с ними работу на тему того, что царизм, как явление, суть зло и со временем оно приведёт Россию на край гибели, показав свою несостоятельность. Благо, примеров вполне хватает. Всё это Междуцарствие, временщики и прочее. На эту же тему я осторожно начинаю беседовать со священниками, естественно, подкрепляя свои слова соответствующими цитатами из Библии.
— А, вообще, знаешь, что я скажу тебе, Владислав, — решительно заявил комиссар.
— Что именно? — заинтересовался комбриг.
— Я, конечно, не лезу в твою епархию, — Кутасов мысленно усмехнулся словам Омелина, лексика которого изменилась после, так сказать, «работы со священнослужителями», — однако, по-моему, гибель полков «нового строя» в Сакмарском городке была ошибкой ещё и потому, что эти солдаты были преданы тебе лично, Владислав. Ты водил их в бой, они выносили тебя, израненного, едва живого, из Сеитовой слободы. А вышло так, что ты, именно ты, Владислав, бросил их на верную гибель в городке. Даже те, кто вырвался из этой мясорубки, и теперь служат младшими командирами в новых полках, считают тебя предателем. Вот ты говоришь, что полки «нового строя» не удаётся перетянуть на свою сторону, а тут допускаешь такую промашку.
— Хватит об этом, Андрей, хватит, — вздохнул Кутасов. — Я признал, что гибель полков «нового строя» в Сакмарской мясорубке, была ошибкой.
— Как бы эта ошибка не оказалась для нас решающей, — мрачно заявил Омелин.
— Будем решать эту проблему, — пожал плечами комбриг. — Придётся восстанавливать своё доброе имя.
И Кутасов с присущей ему активностью решать вставшую перед ним проблему. Она была весьма велика. Если сначала комбригу лишь казалось, что на него бросают косые взгляды, списывал на странную форму, непривычную казакам и даже свежеиспечённым солдатам и офицерам «нового строя», то теперь, после слов Омелина, он начал более серьёзно относиться к этим взглядам. Для начала он вызвал к себе всех младших командиров, прошедших Сакмарскую мясорубку, на совещание и тут же ошарашил их предложением.
— Говорите обо мне всё, товарищи офицеры, всё, что думаете.
— Это как? — выдохнул первым пришедший в себя младший комвзвод Еремей Курыло.
— А вот так, — ответил Кутасов. — Думаете, я не вижу ваши косые взгляды, что на меня бросает каждый второй командир в армии «нового строя». Что вы, те, кто вынес меня из Сеитовой слободы на руках, считаете меня предателем, бросившим вас на верную смерть в Сакмарской мясорубке. Продолжать?
Никто не ответил ему. Младшие командиры молчали, кто-то ковырял ножом столешницу, другой рассматривал непривычные ещё квадратные носки новеньких хромовых сапог, третий весьма заинтересовался ручкой своей шашки, в которой не было ровным счётом ничего интересного.
— Молчите, товарищи младшие командиры, — вздохнул комбриг и вдруг крикнул во весь голос, так что те были вынуждены пригнуться. — Выполнять приказ!
— И так есть, — вспылил, наконец, старшина Балабуха. — Так! Как тут не думай, не крути, а бросил ты нас, товарищ полковник. На расправу оставил, на погибель.
— Верно, — загудели остальные младшие командиры. — Так и было. Бросил ты нас, товарищ полковник. Оставил.
— Бросил, значит, — снова тихо произнёс Кутасов. — Оставил на расправу. А вы, что же, товарищи младший комсостав, дети малые? Без меня ничего не умеете? — Снова все замолчали, глядя в пол. — Выходит, по-вашему, я должен был остаться с вами, израненный, едва живой, и сгинуть не за грош в Сакмарской мясорубке. Так, товарищи младшие командиры?
— Ты, это, товарищ полковник, — мрачно произнёс младший комвзвод Байдак, — уж не взыщи с нас, неразумных. Не подумавши, мы всё это… Прощенья просим…
— Совсем распустились, товарищи младший комсостав! — вскричал Кутасов, на душе у которого потеплело. — По уставу отвечать!
— Виноваты, товарищ полковник! — вскочив на ноги, гаркнули младшие офицеры. — Исправимся!
— Получите взыскания, — оттаяв душой окончательно, произнёс комбриг. — Свободны!
Младшие офицеры торопливо вышли из «штабной избы», где на громадном обеденном столе были расстелены карты, а пол, как бы часто и чисто его не мели, был вечно затоптан сапогами. Комбриг опустился на жёсткий стул и вытянул ноги. Формированию преданного лично ему офицерского корпуса положено начало.
Однако дни шли за днями. Где-то в Бугульме умер от холеры генерал-аншеф Бибиков, засел с остатками своего корпуса в Оренбурге князь Голицын, и Пугачёв, узнав эти новости, становился всё более нетерпеливым.
— Хватит муштровать солдат! — всё чаще говорил он Кутасову. — Солдат в бою военной науке учится! В бою, а не на плацу! Воевать твоим солдатикам пора! Да и казачки мои без дела скучают.
Придумывать некие «благовидные» предлоги для задержки наступления было сложно. Тем более что комбриг не очень-то хорошо умел выкручиваться. Помогал ему в этом Омелин, но и его «казацкий царь» слушал всё хуже. Значит, пора выводить армию из района Авзяно-Петровского завода, и вести туда, куда хотел Пугачёв. К Магнитной крепости.
Назад: Глава 4 Поручик Ирашин и комиссар Омелин
Дальше: Глава 6 Поручик Ирашин