Мама позвонила Насте сама. Настя в первую секунду даже ее голоса не узнала: тон ледяной, угрожающий. Таким из библиотеки звонят – уведомить, что книги давно просрочены.

Ирина Егоровна не поздоровалась – сразу перешла к делу:

– Анастасия! Нам надо встретиться.

«Швырнуть, что ли, трубку – как она сама бросает?» Но Настя покорно ответила:

– Хорошо, мама. Давай. Давай встретимся. Где?

– Кажется, адрес ты знаешь, – отрезала Ирина Егоровна. – Приезжай сегодня, к семи часам.

Время встречи Настю не устраивало. На сегодня, на пять, она записалась в женскую консультацию. Но ей и в голову не пришло просить маму принять ее попозже. «Ладно – постараюсь успеть. А если в поликлинике будет очередь, придется канючить, чтоб пропустили. Приступ тошноты изображать».

Правда, ей ничего изображать и не нужно: чувствует она себя – хуже некуда. «Вроде бы организм – молодой, здоровый, а беременность, как пишут в журнале „Здоровье“, – не болезнь, а состояние. Только почему так тянет прилечь, закрыть глаза, ткнуться носом в подушку?»

Но не будешь же все время лежать! Однако когда Настя не лежала, ее постоянно преследовали всякие пакости: то голова кружилась, то перед глазами цветные медузы плавали… И тошнило – не только по утрам, как полагается, а постоянно.

…Очередь в женской консультации состояла из совсем взрослых тетенек. Тетеньки дружно прервали беседу. Оглядели бледную Настю, зашептались. Она расслышала:

– Первый ребенок… Токсикоз… Астения…

Она робко спросила:

– Извините, а вы меня не пропустите? Я к Евдокии Гавриловне, на пять.

– Мы все – к ней. Кто на три, кто на три тридцать, – проворчала какая-то брюзга.

– Да пусть идет! – вступились за Настю остальные. – Еще грохнется в обморок… Не видите, что ли, – девушке плохо?

– Спасибо, – выдавила слабую улыбку Настя. Все-таки народ здесь, в центре (в консультацию пришлось идти по месту прописки), приветливей, чем в Измайлове.

Впрочем, врачиха, Евдокия Гавриловна, оказалась много суровей, чем тетки из очереди. Она бегло осмотрела Настю, вынесла ожидаемый вердикт: беременность десять недель, и тут же принялась стращать:

– Студентка? Ах МГУ, факультет журналистики?! Знаем мы ваш факультет! Выпиваешь, небось? Покуриваешь? Что головой трясешь – у вас все там курят! А потом удивляются, что у них дети – трехногие.

Настя пискнула:

– Я вообще не курю. И спиртное – не пью. Не лезет… А почему вы сказали – «трехногие»? Вы… Там увидели?!

Докторша усмехнулась:

– Там пока таких деталей не видно… Да ладно, успокойся ты! Ишь, слезы выпустила! Не реви, говорю, – валерьянки у меня нет! Это я так сказала, для профилактики. Живешь с кем?

Настя на секунду замялась:

– С… с мужем.

Докторша стрельнула глазом на безымянный палец без кольца. Но спорить не стала.

– Скажи мужу, что беременность у тебя протекает тяжело. Организм истощен, давление – низкое. Пусть бережет тебя муж. Так и скажи ему: врач, мол, велела меня беречь. Особое питание пусть обеспечит. Каждый день – соки, натуральные, по литру. Фрукты. Парное мясо. Икорка… Ешь все, что хочется: аллергии у тебя нет. Но никаких консервов, никаких пакетных супов, поняла? И витамины тебе выписываю, заграничные. В аптеках их не бывает, надо доставать. И стоят недешево – но придется потратиться. Здоровье дороже.

Настя робко вклинилась в монолог врача:

– А нельзя сделать что-то… чтобы поменьше тошнило? Таблеток каких-то выписать? Может, хоть уголь попить, а то совсем сил уже нет…

Врачиха строго сказала:

– Какие таблетки? Тебе, подружка, никаких таблеток вообще нельзя. Ни угля, ни аспирина. А тошнота… Питайся правильно. И слушай свой организм. Просит он, скажем, гранатовый сок – покупай сок, немедленно. А лучше – свежие гранаты. И сразу станет полегче. Обещаю.

«Если бы у меня деньги были… на гранаты, – грустно думала Настя, шагая прочь из консультации. – Ну врачиха дает, ну наговорила… Рекомендации – аб-балдеть. Мужа, значит, порастрясти – чтоб обеспечивал… Вот это совет! Эй, Сенька, давай, выходи из своего Лефортова – и обеспечивай меня икрой и ананасами, ну, быстро!»

Настя остановилась у продуктового магазина, бегло осмотрела свое отражение в витринном стекле. Ну и видок у нее – даже в мутной витрине заметно, что глаза запали, а румянцем и не пахнет. Мама, пожалуй, мигом поймет, что дело с ней нечисто.

«И ведь никому, никому не признаешься! Никого нет, кто бы выслушал и пожалел!»

А так хотелось, чтобы кто-нибудь ее пожалел…

Она с ужасом понимала, что злится на Сеню. Ведь это все, в конечном счете, из-за него! Из-за него ее не принимает семья. Из-за него ее противно тошнит. Из-за него она одна-одинешенька…

«Сенька – не виноват! – убеждала себя Настя. – Сеньку самого жалеть надо! Каково ему там приходится! Сидеть ни за что! За то, его он не делал и не мог сделать!»

Но, как ни занимайся самогипнозом, ничего она поделать не могла. Жалеть самое себя – получалось великолепно. А Сене сострадать выходило куда хуже. Как она может его жалеть, когда он ее, считай, бросил – в чужой коммуналке. Без копейки денег. Беременную…

Настя шла знакомыми переулками к родному дому на Бронной, занималась самоедством: «Думаю я как-то неправильно… Да что там неправильно: сволочно я думаю… По-хорошему, по-благородному – мне нужно остаться с Сеней. Сжечь все мосты. Не ходить к матери вообще. А если идти – только чтоб высказать, наконец, все, что я о ней думаю. И потом – гордо уйти. И справляться самой. Как-то выживать. Рожать ребенка. И делать все, чтобы вытащить Сеню. А не получится – просто ждать его, терпеливо и преданно. Интересно только: кто его в итоге дождется? Скелет? На какие деньги его ждать-то? Мне, конечно, дадут пособие в собесе – только сомневаюсь, что его хватит на гранатовый сок… И тем более – на свежие гранаты…»

И она ласково сказала открывшей дверь Ирине Егоровне:

– Привет… А знаешь, я по тебе соскучилась…

По лицу матери пробежала тень: смесь недоверия и… и, кажется, радости. Но она холодно сказала:

– А тебя никто из дома не гнал. Сама ушла… Ладно, проходи.

Ирина Егоровна повела ее не на кухню, как втайне надеялась Настя, а в гостиную. На комоде стояли два портрета: дед и бабка, задрапированы черными лентами. Настя против воли всхлипнула. Мама перехватила ее взгляд, злобно сказала:

– Скажи спасибо своему Сене!

Настя была готова к такому выпаду. И тут же – сама бросилась в наступление:

– А ты – скажи спасибо своему Жене!

– Что? – опешила Ирина Егоровна. – При чем тут Женя, о чем ты?

– Кажется, это ты все кричала: «Ах, Эженчик! Ах, вот была бы тебе, Настя, достойная партия!» – нападала Настя. – А ты знаешь, что твой Женя наделал? Явился ко мне домой, изнасиловал и избил.

Она продемонстрировала маме уже едва заметный синяк на щеке.

Мать дернулась, изменилась в лице. Настя понаслаждалась ее ошарашенным видом.

– Такого не может быть, – неуверенно произнесла Ирина Егоровна. – Ты все врешь…

– А давай позвоним ему. И спросим. И пусть только попробует отпереться. Я вообще могу на него заявление написать! Сниму побои в травмпункте – и пойду в милицию!

Мама откинулась на стуле, прикрыла глаза. Настя терпеливо ждала: что она скажет теперь?

Ирина Егоровна думала долго. Наконец, приняла решение. Произнесла:

– Что ж, если так… Тем лучше.

– Тем лучше? – вспыхнула Настя. – Лучше – чем что? – и жалобно добавила: – Тебе что? На меня совсем наплевать?

Вопрос остался без ответа. Настя дрожащим голосом продолжила:

– Он пришел – без звонка… Просто сидел, вроде как утешал… А потом – набросился на меня! И я ничего, ничего не могла сделать!

– Настя, хватит ломать комедию, – строго сказала мама. – Помолчи – и послушай меня. Спокойно послушай. Я… Я предлагаю тебе компромисс… Предлагаю договориться. Если хочешь – предлагаю сделку.

«Это просто кино какое-то! – не поверила Настя. – „Крестный отец – три“! Подумать только – она предлагает мне сделку!»

– Я готова помочь твоему Арсению, – неожиданно сказала мама. – Но и ты… И ты будешь мне кое-что должна…

– Что конкретно? – холодно спросила Настя.

Раз уж у них сделка, то все пункты нужно обсудить подробно.

– Я найду Арсению хорошего адвоката, – пояснила мать. – Лучшего в Москве. И заплачу ему гонорар. Деньги, уверяю тебя, немалые. Но хороший адвокат того стоит. Как ты понимаешь, назначенный защитник очень сильно отличается от лучшего юриста Москвы… И если найдется хоть какая-то зацепка – твоего Арсения оправдают и выпустят.

– Зачем тебе это нужно? – спросила Настя. – Женя сказал, ты не сомневаешься в том, что Сеня… Сеня убил их…

Ирина Егоровна пожала плечами:

– Не сомневаюсь. Но мне ведь нужно выполнить свою часть сделки.

Настя еле удержалась от презрительной усмешки. Но – удержалась: играть так играть.

– Хорошо. Что требуется от меня? – таким же ледяным тоном спросила она.

– А от тебя, – повысила голос мама, – требуется только одно. Прекрати, наконец, трепать мне нервы!

– Что ты имеешь в виду? – холодно уточнила Настя.

– Ты немедленно вернешься домой. Ты никогда – слышишь, никогда! – больше не будешь упоминать имя Арсения. И ты немедленно – слышишь, немедленно! – выйдешь замуж за Эжена.

Она скривила в ухмылке губы и добавила:

– Тем более, что вы с ним… уже познали друг друга.

На свадьбу Евгения Сологуба и Насти Капитоновой пригласили только родственников. Большого банкета Настя не захотела. В ресторане гостиницы «Москва» были только свои. Эжен по-буржуазному щеголял в шелковой бабочке. Настя ограничилась скромным кремовым платьем. Платье было просторным: она панически боялась, что кто-нибудь заметит ее беременность, хотя журнал «Здоровье» и утверждал, что до пятого месяца живот практически незаметен. Тошнота у нее прошла – докторша из консультации как в воду глядела. Едва Настя начала питаться не тем, что есть, а тем, чем хочется, как токсикоз отступил. «Что он, дурак, этот токсикоз – икру да ананасы отвергать?»

Женя вел себя идеально. Он ни словом не помянул ни Арсения, ни дикую сцену на съемной квартире в Измайлово. И, до самой свадьбы, даже целоваться не лез – только к ручке припадал и носил букеты из роз или тюльпанов. Сезон мимоз прошел.

От стандартного обручального кольца из ювелирного салона в Столешниках Эжен наотрез отказался. Привел Настю на дом к подпольному старичку-ювелиру. Они долго смотрели фотографии – образцы, и кольца, как ни странно, им понравились одинаковые: из белого золота, со «скромными» бриллиантами. «А я вроде думала, что у нас с Женей нет ничего общего».

– Хорошо, когда у супругов схожие вкусы, – растрогался пожилой ювелир. – Значит, долго вместе будете. А кольца вам я красивей, чем на любой заграничной картинке, сделаю.

Женя, от полноты чувств, заказал для Насти еще и серьги – в тон.

– Ты умеешь быть милым, – улыбнулась Настя, когда они вышли от ювелира.

Эжен осклабился:

– А я – всегда милый… когда все по-моему. Будешь себя вести хорошо – и после свадьбы тебе мило будет… Да, кстати. Завтра в ЦУМ заскочим. Мне позвонили: у них завоз итальянских туфель. Выберем, что понравится, пока их в открытую продажу не пустили.

– Сколько пар можно брать? – оживилась Настя. Она почти год не покупала себе никакой обуви, донашивала старье.

– Да по сколько хочешь, – беззаботно улыбнулся Женя. – С завсекцией я договорился – и скупай хоть все. На свадьбу, на второй день свадьбы, на медовый месяц… Ты же должна быть у меня самой красивой!

И Настя улыбалась в ответ, а сама думала: «Эх, сволочь я, гадина… Сенька – в тюрьме, а я – продаюсь Эжену. За кольцо и за туфли… Впрочем, – утешала она себя, – это же не по любви, это – часть сделки…»

Утешение, впрочем, было довольно слабое.

Ирина Егоровна свое слово тоже сдержала. На следующий день после того, как Настя приняла предложение Эжена, ее представили лучшему адвокату Москвы. Адвокат ей понравился: лицо умное, взгляд цепкий, костюм дорогой.

– Я уже изучил его дело. Улики против него – очевидны, и это неоспоримый факт. Но есть и обратная сторона медали: слишком уж очевидны эти улики. Как по заказу. И это, признаюсь, меня настораживает…

– Тем более, что их могли подбросить! – воскликнула Настя. И поведала адвокату про стойкое ощущение: в день убийства в их квартиру заходил кто-то посторонний. Рассказала про песок с уличной обуви: «Я понимаю, что это, конечно, не доказательство – но мы никогда дома в ботинках не ходили! И гостям не разрешали! И квартирный хозяин, я выяснила, в тот день не заезжал…»

– Эх, Настя, Настенька, – застонал адвокат. – Что ж вы этот песочек-то не сохранили? Не убирать надо было, а охранять его, как зеницу ока! Милиция к вам приходит – а вы их носом в этот песочек, носом! Пусть на экспертизу увозят!

Настя опустила глаза, робко сказала:

– Но ведь есть же и еще какие-то шансы… кроме песочка? Свидетелей, может быть, каких-то найти? Тех, кого милиция не опросила?

Адвокат закивал:

– Разумеется, девонька, разумеется… Всех на ноги поднимем! Вытащим вашего мальчонку, не сомневайтесь…

Слово «мальчонка» резануло ей ухо, но Настя промолчала. Похоже, у адвоката просто манера такая: она у него – «девонька», а Сеня, стало быть – «мальчонка».

– И когда мне ждать результатов? – спросила она.

– Суд ожидается в конце июня, – доверительно сообщил адвокат.

– Я ведь буду на нем присутствовать? – уточнила Настя.

Адвокат пожал плечами:

– Нет. Как свидетеля вас вызывать не будут. А просто поглазеть – извините, не получится. Слушание наверняка будет закрытым. Но мы, разумеется, постараемся до суда дело не доводить. Сначала отправим дело на доследование, а потом и вовсе закроем: за недостаточностью улик. Но, увы, под подписку о невыезде его пока не отпустят…

– Но я хочу увидеть Сеню! – горячо сказала Настя.

И в ужасе подумала: «А ведь вру я, все вру! Не хочу я его видеть! И не хочу рассказывать ему – про себя и про Эжена!»

– Тоже не выйдет, – сочувственно сказал адвокат. – К нему никого не пускают. Разумеется, кроме меня. Так что ко мне обращайтесь, Настя. Письмо, к сожалению, передать не могу, но на словах – все, что угодно.

Она покраснела:

– Передайте ему, пожалуйста, что у меня все хорошо. И что я его очень жду.

– Что-нибудь еще? – прищурился адвокат.

«Кажется, мамаша ему уже напела – про мою грядущую свадьбу».

– Нет, больше ничего. Только… только добавьте еще, что я по-прежнему его люблю.

«Фигушки тебе, мамочка. Интригу ты, конечно, заплела неплохую. Я, значит, ей – свадьбу, а она мне – адвоката для Сеньки. Только есть один маленький нюанс… Свадьба – ладно, пусть будет свадьба. Но как только Сеньку отпустят – так сразу будет и развод! Не продаюсь я – за хорошее питание и за итальянские туфли! Точнее, продаюсь – но временно. А Сене я все объясню. Он поймет. И простит».

Точный день суда власти держали в секрете. Адвокат божился:

– Даже я не знаю, святой, как говорится, край. А может, и не будет его, этого суда… Но очень скоро, Настя, я все узнаю. Очень скоро. Вы мне звоните, не забывайте.

И она звонила, каждый день. Сначала адвокат отвечал ей сам, потом, видно, утомился – и теперь с ней разговаривала тетенька: то ли жена, то ли секретарша – а, может, и одно, и другое вместе взятое. «По вашему делу пока никакой информации нет», – сообщала она.

Настя сказала маме:

– Не нравится мне твой адвокат. Ничего он, по-моему, не делает. И даже по телефону со мной не говорит.

Ирина Егоровна хохотнула:

– Эх, Настя, Настя. Святая ты простота! Разве не знаешь, что юристы никогда своей кухни не раскрывают? Это же у них такой конек, фирменный стиль: сначала все плохо-плохо, а потом звонят и говорят так небрежненько: «А дело-то мы выиграли!» Расслабься, доченька. Нечего тебе в канун свадьбы о судах думать…

От «доченьки» Настя опешила так, что и правда – о судах забыла. Спросила робко:

– Ты на меня… больше не сердишься?

– За что, Настя? – воскликнула мама. – За ошибки молодости? Думаешь, у меня их не было? – она подмигнула дочке: – Да сколько угодно! Тоже родила в семнадцать лет. Практически неизвестно от кого…

Насте очень нравилось, что наконец-то они могут поговорить с мамой по душам. Но фраза насчет родов в семнадцать лет ее насторожила.

А мама между тем продолжала:

– Ты, конечно, сейчас начнешь отпираться… Так вот, чтобы силы не тратила – сразу скажу. Евдокия Гавриловна, – Настино сердце упало, – ну, та врач из женской консультации, – моя старая подруга. И ты ведь не будешь обвинять ее в том, что она нарушила клятву Гиппократа?

Настя растерянно молчала. Мама неожиданно взяла ее руку в свою, принялась поглаживать… Как приятно! И как необычно!

– Так она мне специально говорила – про гранатовый сок, про ананасы? Про дорогие витамины? – предположила Настя. – Она, значит, прочитала мою фамилию… поняла, что я – твоя дочка… А ты ей, наверно, до этого рассказывала, что я из дома ушла… Значит, она меня специально обрабатывала – чтобы я поскорее домой вернулась?

– Ну… она же правду сказала. Беременным действительно нужен особый уход… А витамины я тебе уже достала. Вот. Пей по инструкции, по три таблетки в день. Кстати, Женя знает?

– Нет. Скажу, как поженимся, – пожала плечами Настя. – Прецедент же у нас с ним был – так что должен поверить.

– А я, – подхватила мама, – с Евдокией Гавриловной договорюсь. Она тебе справку выдаст – с соответствующими сроками. Чтобы Женя уж окончательно успокоился. Только ты ее специально ему не демонстрируй – просто брось на столе, вроде как случайно…

«Ну и интриганка! – думала Настя о матери – теперь уже с восхищением. – Все предусматривает, все рассчитывает, всех заставляет плясать под свою дудку! Да с такими задатками она лет через десять министром станет!»

– А почему ты на свадьбу однокурсников звать не хочешь? – перевела разговор мама.

Настя потупилась, честно призналась:

– Боюсь…

– Что осуждать будут? – с ходу поняла маман.

– Да… Сеньку на факультете любили. И про роман наш – знали. И тут вдруг, я так быстро…

– Понимаю. Принимаю, – поспешно согласилась мать. И снова улыбнулась: – Ну, нам же лучше. Банкет дешевле обойдется.

…Настя звонила адвокату до последнего. А в предсвадебный день поехала в его контору. Отмела уверения секретарши, что начальник сегодня не появится, и до восьми вечера сидела в приемной на жестком стуле… Но адвокат в контору так и не пришел, и Настя шла домой и повторяла про себя: «Сенька, ты простишь меня за эту свадьбу… Сенька, ты поймешь… Это ведь я не ради себя делаю. А ради сына твоего – чтобы он не в нищете рос!»

Свадьба прошла размытым калейдоскопом лиц, улыбок, букетов. Настя изображала счастливую невесту, а Женя, кажется, и вправду был счастлив. Настя подслушала, как он гордо сказал Ирине Егоровне:

– Укротил я твою… строптивую кобылку!

«Ладно-ладно, кобылку нашли, – злорадно думала Настя. – Вот отпустят Сеньку – тогда я вам так взбрыкну!»

Она оставила счастливых гостей веселиться и плясать под ресторанный ВИА и выскользнула в холл. Карманов в свадебном платье не было, двухкопеечную монетку для телефона пришлось просить у швейцара.

В этот раз адвокат ответил ей лично.

– О, Настенька, наконец-то вы мне позвонили…

Будто она не охотилась за ним который день кряду!

– Ну, что я вам могу сказать. Суд состоялся. Сегодня. И Арсения вашего мы отстояли.

– Ой… – руки задрожали, едва удерживая тяжелую трубку.

– Прокурор, разумеется, просил высшую меру. Судьи, кажется, были на его стороне. Но – обошлось, обошлось, Настя!

– Что значит – обошлась? – дрожащим голосом спросила она. – Вы хотите сказать, что его отпустили?!

– Ну конечно же нет, – раздраженно проговорил адвокат. – Я же сказал вам – прокурор высшую меру просил. Но, слава богу, удалось обойтись десяткой. И в общем режиме, Настя, в общем режиме – а это, я скажу вам, не сравнить со «строгачем» или «особым». А там – примерное поведение, амнистии, помилования. Лет через семь выйдет. Еще молодой – но уже закаленный…

…Настя не помнила, как дошла до банкетного зала. И потом, вспоминая тот день, поражалась: как же ей удалось? Ничем себя не выдать, улыбаться, и послушно выполнять команду «горько», и даже великосветски беседовать по-английски с будущей (то есть, уже с настоящей) свекровью.

Мама смотрела на нее настороженно – кажется, она тоже знала о том, что суд уже состоялся. А Настя думала – в бессильной злобе, скрытой под маской счастливой невесты: «Ах ты, ехидна! Ненавижу! Обошла меня, обмишурила! Да ты с самого начала знала, что все будет именно так! Что Сеню – посадят, и посадят надолго. И этого адвокатишку специально нашла, и специально его проинструктировала! Да вы с ним просто надо мной издевались!»

Настя снова покинула банкетный зал.

В этот раз отправилась на второй этаж, в тот самый бар, где она когда-то так бесславно накачалась коктейлями. И откуда ее спас Сенька Челышев.

Бармен радостно приветствовал красавицу-невесту. «Устала от банкета? Пришла отдохнуть? Ну, отдыхай, я только рад!»

Он тут же спроворил ей «коктейль от заведения» – тот самый «шампань-коблер». И Настя, вопреки запретам врачей, сделала пару глотков.

«Пью за тебя, Сеня. И – обещаю тебе. Пусть я замужем за другим, но я тебя не забуду. И не отступлюсь от тебя, никогда! Я по всем инстанциям пойду, всех закидаю жалобами и апелляциями. В прокуратуру, в ЦК, в КГБ буду писать. Буду требовать пересмотра дела, буду настаивать на доследовании… Да я до самого Горбачева дойду! Лично!… Слышишь меня, а, Сень? Веришь мне, любимый?»