Книга: SPA-чистилище
Назад: Глава13
Дальше: Глава 15

Глава 14

Характер убийства Аллы Михайловны – раздетый труп без явных следов насилия, но отчего-то с точкой (возможно, от укола) на руке… Местонахождение тела – под трассой, въезд на которую охраняется милицией и разрешен лишь по пропускам… Следы негласного обыска на квартире у Аллы Михайловны… Возможный обыск у нее на даче…
Звонки, поступившие ей в прошлое воскресенье – причем из телефона-автомата близ Белорусского вокзала… Ее желание вдруг встретиться в понедельник с не известной никому подругой… Маршрут ее передвижений по столице на следующий день, дотошно отслеженный мобильным оператором… Ее визит к себе домой… Наконец, ее прошлая профессия – ретушер… И места работы – «Известия» и перестроечные «Московские новости» в конце восьмидесятых…
Чтобы проверить свою версию, Ходасевич вчера ночью задал по телефону Елене Бартеневой три вопроса о прошлом ее покойной матери. Вопрос первый:
– Скажите, вы не помните: ваша мама по службе с журналисткой Вержбицкой не пересекалась?
И уверенный ответ:
– Пересекалась. Они работали вместе. Она мне о ней рассказывала… А вы, что, думаете, что их убийства как-то связа…
– Рано-рано! Ничего я не думаю! – оборвал тогда собеседницу Валерий Петрович. – И не надо фамилию журналистки больше по телефону произносить!.. А скажите, после того как мама ушла на пенсию, они поддерживали с нею какие-то отношения?
– Н-ну, да… Но совсем не близкие… Иногда созванивались… Может, пару раз в год…
– У вашей мамы был ее мобильный телефон? И наоборот?
– В точности не знаю, но, думаю, да. Мама очень бережно относилась ко всем своим рабочим контактам и никого из записной книжки не выбрасывала.
– В последнее время мама что-то о репортерше вам рассказывала?
– Да нет… Ничего… Но мать всегда гордилась, что знала Вер… эту журналистку… и даже немного дружила с ней…
И вот тогда все окончательно встало на свои места…
***
…В позапрошлую субботу Вержбицкая вернулась с Кавказа. Странно, как ее выпустили оттуда тамошние власти, потому что она привезла в столицу убойный компромат: короткую, но шокирующую запись. На которой изображалось очень хорошо узнаваемое лицо.
Наверно, ее просто побоялись трогать там, на Кавказе, – чтоб меньше было шума. Решили отложить расправу до Москвы.
Вержбицкая горела желанием обнародовать пленку. Она настоящий пассионарий, боролась за справедливость, невзирая ни на что – тем паче на такую мелочь, как опасность для собственной жизни.
Она никому не говорила о том, что изображено на цифровой записи.
И журналистка предупредила главного редактора – а она работала в еженедельнике, – что в следующий номер она даст убойный компромат.
Но она хотела подстраховаться. Она чувствовала неладное. Сознавала, что владеет бомбой, которая в любую секунду может убить ее самое.
И если такое вдруг произойдет, она не хотела, чтобы сенсация пропала втуне, мерзавцы вышли сухими из воды, а она осталась бы не отомщенной.
На своем компьютере Вержбицкая изготовила, на всякий случай, дубликат записи. Но где его спрятать? Кому его доверить?
Родным? Очень опасно. Да и очень на виду. У них станут искать в первую очередь. Может быть, друзьям? Коллегам? Тот же самый риск: ведь все связи Вержбицкой изучаемы.
И тогда она решает использовать человека из своего далекого прошлого. Того, с кем ее никогда свяжут. Того, у которого вряд ли будут что-то искать – но при этом человека порядочного, умного и лично преданного ей, Вержбицкой.
Человека, который по характеру своему способен поднять бучу и обнародовать дубликат записи – если с самой журналисткой вдруг что-то случится.
Она выбирает бывшего ретушера, пенсионерку Аллу Долинину.
Ходасевич мысленно аплодирует Вержбицкой. В ее положении – аховом и безвыходном – он поступил бы точно так же: использовал в качестве курьера, почтового ящика трудновычисляемый контакт из прошлого.
Вержбицкая ошибается только в одном. Она не замечает, что уже находится под колпаком. Что за ней уже идет слежка.
***
Она позвонила ей в воскресенье.
–Аллочка?
–Ой, Анюта!..
–Узнала?
–Ну, конечно! Как твои дела?
–Да вот, вернулась вчера из командировки. А как ты?
–А я-то что. Сижу тут на даче, вожусь с цветочками. Вот, время от времени читаю твои статьи. Смелая ты.
–Знаешь, Аллочка, мне срочно нужна твоя помощь.
–Тебе? Моя? Да чем я, скромная пенсионерка, могу тебе помочь?
–Давай встретимся. Как можно скорее. Лучше завтра, и я тебе все объясню – мне очень, очень нужна твоя помощь… Ты сейчас на даче?
–Ну да…
–Можешь приехать на часок в Москву?
–Да для тебя хоть в Ленинград…
–Тогда давай завтра – тебе удобно? – в тринадцать часов.
–Хорошо, договорились. Где?
***
В понедельник женщины встречаются. Но они не замечают – ведь они совсем не разведчицы, что их рандеву происходит под контролем.
– Я тебя прошу, Аллочка, это очень важно: спрячь эту запись, никому ее не показывай. Никому о ней не говори. Через пять дней выйдет моя статья, основанная на этой пленке. А изображение я отдам в Си-эн-эн или Рейтер. Но если… Если до этого со мной вдруг что случится… И я не успею этого сделать… Тогда ты должна будешь отвезти флешку в мою редакцию. И отдать ее лично главному… И тогда – будь осторожна. Это – правда бомба.
– Что там изображено?
– Лучше тебе не знать.
– Все равно же, когда выйдет твоя статья, я узнаю.
– Там в весьма неприглядном виде изображен один из северокавказских руководителей.
– Да, Анечка, какая же у тебя опасная работа…
Зато интересная и полезная.
Однако люди Марата пишут разговор женщин и отслеживают каждое их движение. Они видят: передача состоялась. Вержбицкая отдала Алле флешку – очевидно, с той самой записью.
Теперь участь Аллы решена. Охота начинается и за ней тоже.
***
Но Алла вдобавок затевает собственную игру. Она любопытна, как все женщины.
И после встречи с Вержбицкой она, заполучив флешку с записью, отправляется к себе домой на улицу Радужную. (Об этом свидетельствуют ее мобильные звонки из тех краев.)
Дома Алла Михайловна просматривает на своем компьютере запись Вержбицкой.
Она, конечно же, потрясена.
А когда первый шок проходит, она копирует содержимое флешки на жесткий диск собственного компьютера. А затем – переписывает запись на CD-диск. (Вчера ночью Иванушка подтвердил: и устройства соответствующие в компьютере у бабушки имелись, и навыки работы с ними.)
Похвальная предусмотрительность.
Во всяком случае, если бы не она, сейчас у Ходасевича никакого пространства для маневра не оставалось бы. И ни единого козыря – тоже.
Вечером в понедельник, возвратившись на дачу в Листвянку, Алла Михайловна (к удивлению Любочки) бросается перекапывать грядки. И в одну из них, спрятав предварительно в коробочку из-под чая, зарывает диск.
И сегодня утром Ходасевич находит его, а затем просматривает на компьютере у Ковригина.
Оригинал записи, флешку, полученную от Вержбицкой, пенсионерка всюду носит с собой. Надевает на тесемке на шею и таскает, не снимая, под одеждой.
В том, что флешка, скорее всего, постоянно при Алле, убеждаются и люди Марата. Они обыскивают квартиру пенсионерки. Изымают жесткий диск в компьютере. Затем негласно осматривают дачный домик пенсионерки (во вторник, когда две соседки отправляются на станцию за творогом) – и ничего не находят.
А время идет. Помимо Вержбицкой «эскадрону смерти» требуется теперь устранить Аллу и отыскать две (а возможно, даже и три) дубликата компромата.
И операцию против пенсионерки необходимо провести тихо – как можно тише. Не дай бог, что-то об исчезновении Долининой узнает Вержбицкая – она ведь тогда полезет в бутылку и может выстрелить своей пленкой раньше, чем намеревалась…
***
И тогда спешно разрабатывается спецоперация по ликвидации Долининой и изъятию у нее компромата.
В среду днем у Иванушки крадут телефон. Сильный ход – кого бабушка может любить крепче и безоглядней, чем внука!..
Убийцы выдвигаются в Листвянку. Там они из автомобиля, стоящего прямо на улице Советской, звонят с телефона Иванушки Алле.
Номер внука отпечатывается на определителе мобильника бабушки. Связь плохая, голос искажен, узнать его трудно, но слова, слова… Они звучат так, что не до рассуждений, и душевное волнение побеждает здравый смысл.
– Бабушка! Бабушка! Они схватили меня! Они хотят меня убить!..
И тут же трубку якобы перехватывает один из убийц.
– Алла Михайловна, если вы хотите, чтобы ваш внучок остался жив и невредим, немедленно выходите на Советскую. Да не забудьте захватить то, что передала вам Вержбицкая, – иначе и вам, и, главное, ему придется очень плохо!
Алла немедленно выскакивает из дому – не переодевшись, никому ничего не сказав и бросив ключи от дома под половичок. Как будто собирается скоро вернуться. И еще не понимает, что не вернется уже никогда.
Она сама садится в машину похитителей.
Наверно, номер авто зафиксировала чудо-память младшего бомжа – но что толку!.. У такого рода лимузинов номер может быть любым…
Никакого внука внутри машины нет.
Алла устраивает истерику.
Ее успокаивают и просят отдать флешку. По-прежнему угрожая расправой над внуком.
Ей ничего не остается делать, кроме как подчиниться.
А для того чтобы узнать наверняка, сделала ли пенсионерка с пленки копию – и, если да, то где она находится, – Алле вкалывают сыворотку правды. Вот он, след укола, у пенсионерки на руке…
Но возраст… Сердце…
Женщина не выдерживает укола. Она умирает, не успев ничего сказать похитителям…
Ее тело увозят по спецтрассе на Лосиный Остров – оперативной машине ничего не стоит миновать кордоны милиции – и засовывают в трубу под мостиком.
Правда, вот еще одна незадача: то, как пенсионерка садилась в машину, видел мальчик-таджик.
Через два дня приходится устранить и его – ведь самое главное, чтобы исчезновение пенсионерки не наделало шума, чтобы не насторожилась и не подняла волну Вержбицкая…
А на следующий день, в субботу, седьмого октября, убивают и журналистку…
***
– Грязная работа, – поморщился Ходасевич. – Слишком много смертей. Смертей совершенно невинных людей.
– Учить ты меня еще будешь, – хмыкнул Марат. – Лучше скажи, Ходасевич: эта старая овца Алла в самом деле сделала копию?
– Конечно, – усмехнулся полковник.
– И ты хочешь сказать, она у тебя.
– Именно.
– Так отдай ее мне.
– Прямо вот так взять и отдать?
– А почему нет?
– Потому что я рассчитываю кое-что получить за нее взамен.
– Что тебе надо, Ходасевич? Денег?
– Да ну что ты. У меня хорошая пенсия.
– Н-да? Врешь. Ну, ладно. Тогда чего?
– Понимаешь, Марат, хорошие люди попросили меня найти другого хорошего человека – Аллу Долинину. Ее – или ее убийц. Аллу я, увы, живой не нашел. А вот ее убийцам – и убийцам мальчика Бури – хотел бы воздать должное. Я, если помнишь, с младых ногтей любил выполнять все взятые на себя обязательства.
– Ты с ума сошел, Ходасевич! Ты же знаешь наше правило: мы своих не сдаем!
Валерий Петрович прищурился.
– Своих? Или то были специально нанятые отморозки?
– Какая разница, Петрович! Раз они на нас работают – значит, они наши. И мы должны их, как говорится, беречь и защищать. Это же азы!
Ходасевич пожал плечами:
– В таком случае диск с записью ты не получишь. И будешь теперь до самой смерти бояться: а вдруг он где-нибудь да выплывет? И про тебя наверху решат, что ты провалил это задание. И подвел всех. И председателя службы, и руководство страны.
Лицо Марата стало злым, глазки сузились.
– А ты уверен, Ходасевич, что ты сам не захочешь мне этот диск отдать?
– Сам? Это как?
– Как? А ты что, не знаешь, какие у нас в арсенале имеются методы воздействия – на тех идиотов, кто сдуру решил держать язык за зубами?
Полковник усмехнулся. Несмотря на угрозы, он почему-то чувствовал себя хозяином положения. Может быть, оттого, что Марат стал нервничать.
– Ты что, пытать меня будешь?
– А почему нет?
– Ты что, забыл, что нас – и меня в том числе – учили противодействовать этим самым методам? А возраст «объекта» ты не учитываешь? Мне ведь за шестьдесят, старина. Как и тебе, кстати, тоже. Да ведь я помру скорее, чем скажу полслова.
– Удивляешь ты меня, Петрович. Тебе что дороже – жизнь или какие-то смехотворные обязательства перед твоими заказчиками?
– Извини за высокий стиль, мне всего дороже справедливость.
Марат усмехнулся:
– Вот поэтому ты, Валера, и не сделал никакой карьеры. Сидишь в ж…е. И перебиваешься сейчас всякой ерундой – чтобы не сдохнуть с голода.
– Пусть это останется моим личным делом.
– Ну, что ж.
Руководитель наемных убийц взялся за сотовый телефон.
– Придется мне вызвать своих орлов – пусть вкорячат тебе пару кубиков амитала с кофеином.
– Да ведь меня и «сыворотке правды» противодействовать учили.
– Ничего, вкорячат побольше.
– Эх, Марат, знаешь, у меня ведь инфаркт в анамнезе. Прямое противопоказание. Поэтому как бы вам не пришлось прямо отсюда труп вывозить. А я, знаешь ли, тяжелый.
– Сука ты, Ходасевич. Сука и дерьмо.
– А что ты так волнуешься? Ты же знаешь: я ведь не журналистка. И мне престиж моей страны дороже, чем какая-нибудь там абстрактная справедливость и права человека. Так что обнародовать я эту запись не буду. Каким бы садистом и сволочью ни выглядел на ней тот кавказец.
И тут Марат сорвался. Лицо налилось кровью, он прорычал:
– Зачем тогда тебе эта запись?!
Ходасевич, по контрасту с ним, был очень спокоен.
– А пусть себе лежит в хорошем месте.
– Я знаю, зачем! Ты ее в службе –то покажешь! И до президента, наверно, сможешь довести! Чтобы всем стало ясно: я, Марат, дерьмо – раз не сумел от пленки избавиться!
– Еще раз предлагаю: запись в обмен на головы убийц, замочивших Аллу Михайловну и мальчика. Пусть в ментовку идут и явку с повинной пишут.
– Ты что, дурак, Ходасевич?! – рявкнул собеседник и схватился за телефон. – Ну, ладно: я тебя предупреждал.
Он набрал номер.
– Измаил? Слушай меня внимательно. Запоминай. Садовникова Татьяна Валерьевна. Лет?.. Не знаю точно, сколько ей лет, но пялить вы ее будете с удовольствием, обещаю… Где она живет и работает, сам узнаешь… Займитесь ею. Срочно.
Он нажал на «отбой» и отшвырнул трубку. Осклабился.
– Ты ведь, Петрович, свою падчерицу, кажется, очень любишь? Ну, ничего – скоро у тебя будет шанс сказать все то хорошее, что ты о ней думаешь. У нее на похоронах… Правда, ай-яй-яй, никто не увидит ее хорошенького личика – потому что хоронить ее придется в закрытом гробу…
Ходасевич бросился через стол к Марату. Сжал его руками за горло. Прошипел:
– Что ты творишь, подонок!
Марат ударил полковника ладонями по ушам. Удар вышел болезненным. Хватка Ходасевича ослабла. Его противник вскочил и отпрыгнул к окну.
– Ах, ты, сволочь!.. – сказал он, поглаживая шею. – А еще говорит, инфаркт у него!..
– Ты же знаешь… – тяжело выдохнул Валерий Петрович. – Есть общее правило… Никогда не трогать семьи…
– У нас тут, Ходасевич, пошла игра без правил.
– Если ты хоть пальцем дотронешься до моей падчерицы – предупреждаю! – я тут же сдам пленку в Си-эн-эн!
Убийца усмехнулся:
– Боюсь, что твоей Татьяне к тому моменту уже будет все равно.
Ходасевич откинулся в кресле. Поразмыслил минуту. И наконец сказал:
– Останови их. Я покажу, где запись.
Марат хмыкнул:
– То-то же. И скажи спасибо, Ходасевич. Только по старой дружбе я тебя в расход не пускаю. И еще потому, что ты наш.
***
«Нексия» довезла полковника – с черным мешком на голове – лишь до площади трех вокзалов. Там с него сняли капюшон и выволокли наружу. Из четверых похитителей с ним остался один. Остальные трое погрузились в авто и умчались.
Практически сразу подрулил черный «Пежо Бокстер» – большой, как гроб. Полковник немедленно обратил внимание на номер: эр – триста семьдесят пять – вэ – у – сто семьдесят семь. И хоть память его была далеко не столь безупречна, как у бомжика Павлуши, он сразу вспомнил комбинацию цифр. Именно ее гений-аутист называл, описывая похищение мальчика-таджика.
«Непрофессионально, – подумалось Ходасевичу. – Совсем непрофессионально. Может, и вправду убийцы – что называется, приглашенные гости? Нанятые отморозки?»
– Залезай! – скомандовал ему первый сопровождающий.
Валерий Петрович забрался в микроавтобус. Там уже сидели трое: шофер и мужик на переднем сиденье. И еще один – сзади. Все трое казались безразличными ко всему на свете – и, в самом деле, не производили впечатления профессионалов. Во всяком случае, они позволили Ходасевичу сесть куда он хочет – и никто не зафиксировал ему руки: получалось, что во время движения или на любом светофоре полковник мог попытаться открыть дверь и выскочить.
– Куда едем? – спросил водитель – совсем как таксист.
В его голосе полковнику почудился украинский акцент.
– В Листвянку, на улицу Чапаева, на участок Аллы, – бросил Ходасевич, и никто не стал задавать ему больше вопросов. Никто не стал узнавать дорогу. Они знали, куда ехать. Они там уже бывали. Машина снялась и рванула по направлению к Щелковскому шоссе.
Очень неважный признак. Как и то, что они используют ту же самую машину. Скорее всего они просто не собираются оставлять полковника в живых.
Одна надежда на то, что следователь Анжелика Ивановна сработает как надо…
Уже начались вечерние пробки – день незаметно сгорел, оставив вечернее солнце дотлевать в окнах многоэтажек.
Гигант «Пежо» не спеша тянулся к выезду из города. В машине не разговаривали. Водитель запустил во всю дурь радио «Шансон».
Валерий Петрович исподволь оглядел похитителей. Лет тридцати пяти – сорока, все славянской наружности. Стрижки короткие; чувствуется – в прошлом – военная или милицейская выправка.
А тот мужик, что сидит рядом с шофером, и вправду чем-то похож на Ивана Ивановича – насколько полковник мог судить по портрету кисти Любочки и фотографиям в доме Аллы Михайловны. Немудрено, что пенсионерка тогда, во вторник, издалека обозналась…
Да, мужики на вид ничего особенного собой не представляют. И ничего подозрительного. Приехали в столицу зашибить деньгу. Сделать свою работу. А работа у них – убивать
И наметанному глазу видно: как минимум двое из них вооружены. Кожанки топорщились под мышками.
Они подъезжали к посту ГИБДД на выезде из города.
«Только бы эта Анжелика не проявила ненужной самодеятельности! – взмолился про себя Ходасевич. – Только бы не подала, например, меня в розыск, не заявила по официальным каналам о похищении человека! Если нас остановят и стрельба начнется здесь, внутри машины, – у меня будет уж совсем мало шансов».
Но нет, гибэдэдэшников миновали без происшествий. Постовой скользнул по «Бокстеру» воловьим взглядом. Вполне может быть, что Анжелика Ивановна, старший следователь ***кой райпрокуратуры, вообще не смогла ничего сделать. Тогда – кранты.
Узкое двухполосное шоссе двигалось без всякой охоты. Начался вечерний исход из города, и они то и дело застревали на светофорах.
Ходасевич закурил – ни сигарет, ни зажигалки у него никто не отобрал – и вспомнил, как он впервые ехал в Листвянку. Это было – боже мой! – совсем недавно, всего-то в субботу утром. А сейчас он, может, отправляется в последнее путешествие в своей жизни. Кто бы мог подумать, что он последний раз увидит солнце в тихом стародачном поселке!..
Как вряд ли предполагали именно здесь завершить свой земной путь Алла Долинина и мальчик Бури…
Менее всего полковник хотел, чтобы их убийцы остались безнаказанными. Дело было далеко не в гордыни – или же ответственности перед «заказчиками». Валерий Петрович узнал – и в какой-то степени полюбил – Аллу. Да и таджикского пацаненка – тоже. И еще Ходасевичу свойственна была обостренная тяга к справедливости – черта характера, весьма не способствовавшая его карьере в разведке. Тут Марат оказался, к сожалению, прав.
Выкурив очередную сигарету, полковник прикрыл глаза.
…Запись, которую он увидел сегодня на экране монитора пианиста Ковригина, предварительно отослав хозяина на кухню, не произвела на Ходасевича шокового впечатления.
Слишком много убийств и казней стало показывать в последнее время телевидение – в том числе и, увы, документальных.
Изображение было неважного качества – похоже, снимали мобильником. Однако лица участников трагедии можно разглядеть легко. Опознать их всех удастся. А одного – убийцу – просто ни с кем не спутаешь.
Вот он, пожилой бородач, держит в руке пистолет. Улыбается. Вокруг горный пейзаж, лес, полянка, кустарник. Бородатые люди. Все довольные, пьяные или обкуренные. Ржут. Перед ними – на коленях человек со связанными за спиной руками.
Пожилой бородач – по всему видно, он здесь главный – приставляет дуло едва ли не в упор к голове пленного. Стреляет. Пуля входит несчастному в лоб. Тот быстро падает на бок. Палач улыбается. Его соратники радостно ржут, хлопают друг друга по плечам… Конец фильма.
Ничего по нынешним временам особенного.
Если бы расстрелянный человек не был одет в полевую форму российского офицера – даже знаки различия видны: капитан.
А его палач не был одним из лояльных Кремлю руководителей маленькой, гордой, почти независимой северокавказской республики…
Да, запись была бомбой. Совершенно понятно, какой шум начнется – в мире и даже в стране, – если обнародовать эту запись.
Понятно, кому это повредит больше всего. Именно тому бородатому главарю.
Неизвестно, кто снимал, откуда всплыл компромат – однако он как-то попал в руки независимой журналистки Ани Вержбицкой. И она готова была обнародовать запись.
И ради того, чтобы сдержать скандал, не пожалели жизни троих человек – двоих женщин, Анны Вержбицкой и Аллы Долининой, и одного ребенка, малыша Бури.
И Ходасевичу подумалось: «Вдруг нынешний «заказ», что рьяно взялся исполнять Марат и его люди, – не задание сверху, а не более чем своего рода «халтурка»? И он выполняет не приказ, а заказ – того самого, столь скомпрометировавшего себя кавказского руководителя? Что ж, и такое может быть… Но… Какая, в сущности, разница… Трое-то – двое женщин и мальчик – мертвы, и их не вернешь…»
Надо смотреть правде в глаза: сейчас покарать и Марата, и его заказчиков – кем бы они ни были – никаких возможностей у Валерия Петровича все равно не имелось… Самому бы уцелеть… Ходасевич прикинул собственные шансы. Они, честно говоря, были крайне невелики. После того как сопровождающие получат запись, вряд ли они оставят его в живых.
Вся надежда на Анжелику. Но правильно ли она сработает? Сумеет ли убедить Ибрагимова действовать? Пройдет ли по инстанциям его просьба?
А если даже так: каковы у него шансы уцелеть в будущем столкновении? Наверно, один из десяти, не больше…
«Вот ведь как бывает, – подумал Ходасевич, – за всю свою карьеру в разведке я только однажды – тогда, в Анголе, – подвергался по-настоящему смертельной опасности. Опасность провала – она была всегда, каждодневно. А вот чтоб убить… Убить меня почему-то пытались только в мирной жизни… А жить все равно хочется…»
На всякий случай Валерий Петрович решил вспомнить напоследок самые светлые моменты своей жизни… Их было вроде много, но если разверстать на шесть десятков лет – получается, что и не слишком… Первый приезд в Париж, прогулка ранним утром, еще до рассвета, и этот влажный воздух великого города, и запах эспрессо и круассанов в кафе, и дворники-арабы спешно убирают мусор с бульвара Капуцинов… Почему-то вспомнилось, как они с маленькой Таней – это когда кончилась его вторая командировка и он женился – идут в зоопарк, и она доверчиво держит свою ладошку в его руке… Вспомнился первый совместный отпуск, и они купаются с падчерицей в прибое, а Юля напряженно, но умиленно наблюдает за ними с берега…
Воспоминаний Ходасевичу хватило надолго. (Не знак ли это, тьфу-тьфу-тьфу, что пора умирать?) Во всяком случае, когда он от них очнулся, солнце уже зашло, осенний прохладный сумрак заполнял дачные улицы, а «Бокстер» свернул на Советскую.
***
«Бокстер» остановился на обочине Советской, неподалеку от улицы Чапаева.
Они вышли вчетвером – Ходасевич и трое наемников.
Шофер остался за рулем.
– Куда? – спросил первый у Валерия Петровича.
– На участок Аллы Михайловны.
Они вчетвером двинулись.
Один впереди, следом Валерий Петрович и в арьергарде – еще двое. Убийцы напряженно озирались по сторонам.
Однако не было ничего вокруг, что могло бы их насторожить. Ни единой машины не стояло в тупичке Чапаева; ни одного человека не встретилось им по пути к калитке; никто не маячил в окнах домов.
Полковник достал ключ и отпер калитку.
А потом пошел напрямик, по высокой траве, шурша опавшими листьями и измачивая штанины в вечерней росе. Все трое наемников следовали за ним. Двое – Ходасевич видел краем глаза – запустили руки во внутренние карманы курток: схватились за оружие.
Стараясь быть расслабленным и выглядеть беспечным, Валерий Петрович подошел к одной из перерытых им сегодня грядок. Пульс между тем зашкаливал за сто шестьдесят. «Как бы тут от инфаркта, между делом, не помереть».
– Здесь, – сказал он, кивнув на грядку.
– Доставай! – скомандовал убийца.
Ходасевич опустился на колени прямо на траву. Черт с ними, со светлыми брюками, снявши голову, по волосам не плачут.
И в этот момент откуда-то – кажется, от домика Аллы Михайловны – раздался грозный, усиленный мегафоном голос:
– Всем – руки за голову! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!
Предчувствуя, что сейчас начнется, Валерий Петрович прямо с коленей рухнул на землю, лицом вниз, прикрывая голову руками. «Только бы не жахнул кто-то из убийц в меня сверху вниз, прямо в затылок!..»
А наемники выхватили оружие и принялись палить – в белый свет как в копеечку, потому что куда и по кому стрелять, видно им по-прежнему не было.
Пык! Раздался снайперский выстрел с противоположной стороны, правое плечо первого убийцы окрасилось красным, он застонал, пистолет выпал из его рук. Пык! Второму наемнику пуля попала в голову. И тут же третий вскинул вверх руки, закричал: «Не стреляйте! Не стреляйте!» – и стал опускаться на колени.
А от домика Аллы Михайловны и с противоположной стороны, от дачи Любочки, уже бежали спецназовцы – с автоматами, в устрашающих шлемах и масках.
А на крыльце дома Долининой появился бледный, вытирающий платком лицо полковник Ибрагимов.
Назад: Глава13
Дальше: Глава 15