На третьем курсе они поженились. Как сплошь и рядом бывало в студенческих семьях – «по залету». Шел 1985 год, к власти пришел новый, молодой генсек, и в воздухе уже что-то такое носилось. Группа «Ария» пела про металл, светлый металл, Виктор Салтыков надрывался про «Островок», в Москву, за конфетами и колбасой, стекалось полстраны. Ребенок обоим, и Марине, и Игорю, был совсем не нужен, но получилось, как с миллионом молодых семей: пока поняли, что случилось... пока очухались – уже срок восемнадцать недель, за аборт даже совсем левые гинекологи не берутся. Да и Маринка уверяла: мы, мол, малыша будем по-современному воспитывать. Чтоб он нашей карьере не мешал. Как на Западе – когда дети везде и всюду с родителями перемещаются. И никаких капризов, никаких тасканий на ручках, укачиваний, колыбельных и нюней. А не захочет себя нормально вести, пусть покричит полчасика – и сам тогда успокоится.

– Все равно от ребенка одна морока, – не соглашался Игорь.

– Зато, пока молодые, отмучаемся. И потом все ведь так живут! – пожимала плечами Марина.

Действительно, студенческих семей в их институте образовалось уже изрядно. И дети во многих были. Причем на первый взгляд особо они действительно родителям не досаждали. Ползали себе по общежитским коридорам...

Роды у Маринки были тяжелые. Стасик родился слабенький, и диагноз ДЦП сразу поставили. Врачи, правда, заверяли: если будет хороший уход, и питание правильное, и гимнастика, то есть шанс, что к школьному возрасту все у парня наладится. Но пока – одна сплошная беда. Грудь ребенок брал вяло, приходилось молоко сцеживать и из бутылки кормить. Нормально спать по ночам младенец тоже не желал, вопил ужасно... Да еще, как назло, оба родителя без стипендии остались. А бабушки с обеих сторон подарили им по жалкому стольнику и от дальнейшего участия в судьбе внука устранились. Вот и получилось: прежде, хоть и не жировали, но и в кино выбирались, и в кафе, и мясцо иногда покупали, и спали, сколько влезет. А как родился ребенок – не жизнь, а сплошной ад. Марине с Игорем удалось зацепиться за Москву, но ютились они, все втроем, в съемной комнатке. Она сидела с ребенком, он трудился на госпредприятии за гроши. Маленький Стасик ходил плохо, подволакивал ножку.

Жили настолько бедно, что и словами не описать. Чтобы прокормиться, Игорь толкался в очередях, скупал блоками сигареты «Ява» и «Космос», а после со щадящей наценкой толкал среди соседей и коллег. Но все равно не хватало. То за массаж ребенку плати, то за лекарства, то за соки... А Маринка, которая прежде кроткой была, ничего не требовала, теперь постоянно зудела: ты – отец, а деньги в семью не приносишь. Заработай, достань, дай... А где их взять – особенно чтобы хватало?! Точила его почище циркулярной пилы. А потом вдруг работу предложили самой Марине, и оба поняли: это шанс.

Работа показалась манной небесной: выгуливать по Москве американца, переводить, сопровождать на экскурсиях. Ну, и подумаешь, что у Марины ребенок маленький – посидеть с ним соседку упросили, за символическую плату.

Тот американец, Берт его звали, личностью был колоритной. Лет пятидесяти, с окладистой, под Льва Толстого, бородой. Школьный учитель. Страстный фанат всего русского: «Подмосковные вечера», Достоевский, гречневая каша, естественно, водка. И при том на русском языке – ни слова. Ясное дело, тысячи раз во всех инстанциях проверен-перепроверен – иначе бы визу в СССР не получил, и советскую студентку к нему бы не подпустили.

Впрочем, платил экономный американец сущие копейки – пять долларов в день, что составляло по официальному курсу чуть больше трех рублей, а по неофициальному – пятнадцать. Не всякий студент – особенно избалованный, из Института европейских языков, – согласится. Но для Маринки в ее аховом положении Бертовы деньги были весьма кстати. К тому же тот всегда обедом с ресторане накормит, а еще жвачку иногда дарил, которую потом толкануть было можно. Да и не только ведь в деньгах дело. Скучно целыми днями торчать дома с ребенком и слушать, как тот бесконечно хнычет...

Вот и закрутилось у Маринки: целыми днями таскала Берта по экскурсиям. Маршруты продумывала сама, благо Москву успела изучить. То по булгаковским местам его водила, то показывала Замоскворечье, травила байки про столичных купцов, то вместе объезжали абсолютно все имеющиеся в городе памятники Пушкину. Да и педагогический дар у нее обнаружился: когда Берт в Москву прилетел, у него даже вместо «спасибо» ужасная каша получалась, а уже через пару недель он мог самостоятельно себе пива купить. И через пару месяцев, Маринка грозилась, сможет «Курочку Рябу» в оригинале прочитать.

– Целыми днями с этим жлобом носишься, – упрекал жену Игорь. – Ребенок уже и забыл, как ты выглядишь...

– Зато деньги в семью приношу, – возражала Маринка. – И на мое питание мы не тратимся, меня Берт кормит.

– На гостиницу и на билет твой форин деньги нашел, а переводчику платить нормально не может! – возмущался муж.

– Да ладно тебе, Игоряш, – ластилась Маринка. – Он пять лет мечтал в СССР приехать, на поездку по копейке, то есть по центу собирал. Какие там у него заработки – учитель в государственной школе.

– Да врет он тебе все! В Штатах любой учитель в долларах купается! – не соглашался Игорь.

– Ну, если врет – пусть ему будет стыдно, – пожимала плечами Маринка. И загадочно заверяла: – Он нам еще пригодится...

– Какой с этого козла может быть толк?

– Не знаю пока. Но чувствую.

И ведь не обмануло ее предчувствие.

Потому что второй раз в их жизни Берт нарисовался уже в девяносто втором. Страна к тому времени изменилась кардинально. Какой там невинный «Островок», какой Цой – отовсюду горланили свой «Wind of change» «Скорпы».

И действительно: перемены произошли такие, что дух захватывало. Совок развалился, а что будет дальше – никто не знал.

Марина же занималась, на его вкус, абсолютной ерундой: после работы, вместо того чтобы сидеть с ребенком, пропадала в Библиотеке иностранной литературы и пачками изучала только-только появившееся там издания: книги по маркетингу, экономике, какому-то мерчандайзингу...

– Ерундой занимаешься, – упрекал Игорь. – Ну сама подумай: зачем в нашем совке мерчандайзинг?!

И снова она загадочно отвечала:

– Пригодится.

Игорь уже не разубеждал. За годы безденежья, постоянной борьбы за выживание их отношения (никогда не бывшие особенно страстными) окончательно поблекли. Они даже не воевали, не ссорились, не швыряли друг в друга тарелками – просто жили бок о бок, но равнодушно, словно соседи.

И тут как раз на их горизонте вновь появился американский учитель Берт. За два прошедших года постарел, борода стала еще окладистей и гуще. Они с Мариной встретились, как старые друзья: так горячо обнимались, что у Игоря даже нехорошее предчувствие шевельнулось – а не любовь ли тут? Впрочем, он немедленно себя одернул: какая может быть любовь в его-то пятьдесят лет?! Да если вдруг и любовь – Маринка с ее закидонами раздражала мужа все больше и больше. Может, со своим Бертом в Америку укатит?

На сей раз никаких прогулок по Москве американец не требовал – сразу заявил, что приехал по делу. О деталях Маринка не распространялась, но Игорь краем уха слышал: один вроде бы Бертов приятель, страшнейший миллионер, хочет в экономику новой России пару миллионов долларов вложить. Уже смешно: чтоб кто-то... в нашу страну безумную... деньги вкладывал...

Но Маринка за Бертово задание – найти американскому миллионеру возможность инвестиции – взялась горячо. Игорь сначала думал: действительно подбирает какой-нибудь убыточный заводик или магазин. Но, как оказалось, он плохо себе представлял масштабы нахальства супруги. Потому что Марина, как он вскоре выяснил, планировала получить гипотетические миллионы... сама. И, с помощью старого приятеля Матвея, открыть на них сеть недорогих ресторанов.

Полное безумие!

– Ты понимаешь, что тебя просто убьют? – вопил Игорь. – Не видишь разве, что в стране творится? За бутылку водки расстреливают! А тут – миллионы... Да ты их и получить не успеешь! Только слух о таких деньжищах пройдет – нас всех поубивают. И тебя, и меня. И сына.

Но супруга только отмахивалась:

– Не причитай. Все будет ништяк.

– Да и нет никаких миллионов, – убеждал муж, – врет все твой Берт. А если и есть – никто их не даст тебе. Молодой девчонке, без имени, без опыта, без связей.

– А, брось! – усмехалась Маринка. – На Западе наоборот: ответственные посты – и деньги тоже – предпочитают раздавать молодым. Считается, что у них мозги более подвижные, голова лучше соображает.

Но, конечно, дело было не только в мозгах. В один прекрасный день в Россию пожаловал тот пресловутый миллионер. Выглядел он жалко – колченогий дяденька с бесцветными глазами и реденькими соломенного цвета волосами. Одет в простейшие, не самые чистые, джинсы и в бесплатную футболку с рекламой магазина здорового питания. Только ботинки – дорогие, ручной работы – его богатство и выдавали.

Предъявить миллионера жена отказалась – Игорь его случайно увидел. И сразу понял: между ним и Мариной что-то есть. Слишком уж жаркими обмениваются взглядами, слишком часто, будто бы ненароком, касаются друг друга...

– Вы с ним любовники, – констатировал муж.

– Брось, – отмахивалась она. – Мы просто обоюдно сильно увлечены. Бизнесом.

Чуть позже, когда колченогий лично участвовал в подборе помещения для ресторана, в его намерениях уже нельзя было не усомниться.

– Под какой процент он тебе эти миллионы дает? – поинтересовался однажды Игорь.

И ужаснулся, когда узнал: под пятьдесят процентов годовых.

– Не бери! – увещевал муж. – Это ведь кабала!

Но Марина не слушала. Уверяла:

– Никакой кабалы. За пару лет рассчитаюсь.

– Да ничего ты не рассчитаешься! Ты ведь никто! И звать тебя никак! И поддержки никакой нет! И ресторан твой в первую же неделю отберут! Или сожгут!

– Не сожгут. Я кому надо платить буду, – усмехалась она.

И через год уже покупала в настоящем валютном магазине шикарное вечернее платье – чтобы блистать в нем на открытии своего кабака...

В общем, опять она оказалась права. И с того дня их пути окончательно разошлись...