Деваться отсюда ей было действительно некуда. Хотя что может быть хуже, чем находиться в доме, в котором поселилась смерть?

Здесь, на юге, к трауру относились серьезно: зеркала – под покровом черных платков. Повсюду – фотографии Марины Евгеньевны, щедро снабженные черным крепом. Да еще во всех мыслимых и немыслимых местах рюмок наставили, укрыли их кусочками хлеба.

Мрак и тоска – особенно если лично ты большой горести не испытываешь. Да и с какой стати Татьяне скорбеть, если даже муж погибшей откровенно доволен. А безутешный сын рассказывает ей о старых обидах на мать и дарит цветы. Хоть бы до похорон подождал, прежде чем начинать кадриться!

Но, видно, так у богатеев принято. Антураж печальный, а по сути – всем по фигу. Одна только Фаина, похоже, и переживала.

Выглядела экономка ужасно: черное платье, голова увенчана траурным платком. Под глазами темные тени, губы сжаты в скорбную нитку.

И за обедом, едва все уселись за стол, сразу начала печальную речь:

– Похороны послезавтра. К полудню нужно будет подъехать в Сочи, в траурный зал...

– Фаина, – перебил ее вдовец, – давай поговорим о чем-нибудь другом.

Игорь Феоктистович, в отличие от экономки, смотрелся вполне огурчиком. Румяный, глаза блестят. Явно спал без кошмаров. Или просто уже успел принять на грудь?

Фаина наградила его презрительным взглядом и продолжила:

– Я составляю список приглашенных на похороны. В нем друзья Марины Евгеньевны, ее партнеры по бизнесу, все, кто был ей близок. Может быть, у кого-то из вас будут... свои, дополнительные кандидатуры?

Она внимательно оглядела присутствующих.

Народа на обед собралось немало. На своих обычных местах сидели Антон Шахов, Нелли, Татьяна. Холмогоров-старший, не чинясь, поместился во главе стола, на месте Марины Евгеньевны. Рядом с ним восседал Матвей Максимович Алтухов. Этого приглашать не надо было – сам прилетел, еще вчера вечером. Немедленно, едва узнал о трагедии.

– Особого сервиса гостям не обещаю, но три комнаты пока свободны. И двое водителей. Они встретят, если надо, в аэропорту, – сообщила экономка. И подбодрила: – Не стесняйтесь, Мариночке... – тут она смешалась, всхлипнула, но быстро взяла себя в руки: – Марине Евгеньевне будет приятно, что ее много людей провожает.

«А по-моему, ей уже плевать», – тихо бормотнул сидевший рядом с Таней Антон.

«Может, Валеру пригласить? – возникла у Садовниковой шальная мысль. – А что? Посмотрел бы на местное бытие... горным воздухом подышал».

Впрочем, она тут же остановила себя. Позвать отчима в чужой особняк, да на похороны хозяйки – это уже перебор.

Остальные тоже молчали. Один Холмогоров буркнул:

– Ты Пыльцова не забыла?

– Я никого не забываю, – поджала губы экономка.

«Видно, тот самый артист. Интересно будет познакомиться», – подумала Таня.

– Тогда с моей стороны больше никого, – важно кивнул Игорь Феоктистович.

А Матвей Максимович вдруг произнес:

– Водки всем.

И говорил вроде тихо, и ни к кому конкретно не обращался, однако Фаина подхватилась, мигнула, махнула – и водка немедленно появилась. Даже рюмки оказались, как положено, заледенелые – будто специально его приказа в холодильнике ждали...

– Я хочу выпить за Марину Евгеньевну, – просто сказал Матвей Максимович. – И не говорите мне, что не положено, что нельзя чокаться и прочую белиберду. Я еще раз скажу: давайте выпьем за Мариночку. Я верю, что она жива... – Его глаза увлажнились, и он тихо закончил: – Потому что когда я пойму, что ее больше нет, вместе с нею умрет и частичка моей души.

– По-э-эт... – фыркнула со своего места Нелли еле слышно, но весьма пренебрежительно.

А Таню речь Матвея Максимовича, наоборот, задела за живое. Едва сама не заплакала. Или это водка подействовала?

Антон тоже понурился, а Холмогоров вдруг довольно невпопад брякнул:

– Зато хоть отдохнет. Там, на небесах. А то мчалась вечно, всегда спешила...

– Потому что стремилась успеть. За нас за всех, – внушительно произнес Матвей Максимович. – Как там классик писал? «И жить торопится, и чувствовать спешит...» Все. Давайте закусывать.

Отставил пустую рюмку и склонился над горячим – отбивные, несмотря на гибель хозяйки, выглядели и пахли вполне аппетитно.

И снова все последовали его примеру – зазвенели вилками, зашуршали салфетками. Будто молчаливо признали: власть в доме сменилась. И теперь командовать здесь будет отнюдь не супруг погибшей, а вот этот сдержанный, с ледяным взглядом человек. Сын кладбищенского сторожа в ослепительной пятисотдолларовой рубашке.

Едва с отбивными было покончено, Матвей Максимович спросил:

– Игорь Феоктистович, обойдетесь без десерта?

– А что такое? – вскинул козлиную бородку вдовец.

– Мне нужно с вами поговорить.

И Холмогоров мигом вскочил из-за стола, суетливо закивал:

– Да-да, конечно, обойдусь. Пойдемте...

Будто и не наследник. Не миллионер. А по-прежнему зависимый и всеми презираемый приживал в доме.

Только мужчины удалились, Таня словно между делом шепнула Антону:

– Слушай, а завещание у Марины Евгеньевны имелось?

– Тоже наследства ждешь? – саркастически поинтересовалась расслышавшая адресованный не ей вопрос Нелли.

– Нет. Просто интересуюсь. – Таня пожала плечами.

– Могу порадовать: тебе она ничего не оставила! – не отставала секретарша.

Вот надоела! И Садовникова не выдержала, буркнула:

– Можно подумать, тебе оставила.

– Да, оставила. Так, мелочь, конечно, – хмыкнула та. – Пару миллиончиков завещала. Баксов, естественно. И Тошке – сто тысяч. В масштабах вселенной ерунда, но на хорошую тачку хватит.

– Поздравляю, – холодно улыбнулась Татьяна. И снова обратилась к Антону: – Завещание уже огласили?

– Еще вчера, – кивнул тот.

Значит, Нелька не врет. Действительно одним махом обратилась из секретарши в миллионершу. Вот же повезло «поэтессе»!

А Антон продолжил:

– Дом, машины и все бабло – Стасику. Там миллионов тридцать, кажется, на круг. Нельке два зелененьких, за верную и безупречную работу. – В его голосе прозвучала неприкрытая зависть. – Мне копейки... Ну а весь бизнес, рестораны, «Юнону» – любимому супругу.

– Да ладно! – опешила Татьяна. – Это ж миллиарды!

– Миллиарды не миллиарды, но если все продать, лимонов на сто обогатишься. – Антон вздохнул. – К тому же и покупатель уже имеется вполне достойный: вон как Матвей Максимович засуетился.

– Ничего себе, повезло муженьку! – пробормотала Садовникова.

– А я считаю, тут другая формулировка нужна, – тонко усмехнулся Антон. – Не просто повезло, а каждый – сам кузнец своей удачи.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Татьяна.

– Да только то, что Марина Евгеньевна давно собиралась завещание изменить, но все руки не доходили. И тут очень кстати авария случилась...

– Полную чушь несешь! – оборвала его Нелли. – Ничего она не собиралась менять!

– Но я-то знаю! – стоял на своем Шахов.

– Ничего ты не знаешь! – продолжала кипятиться секретарша. – Да и вообще: как речь о деньгах, у тебя сразу крышу срывает!

А Таня подумала: «Что-то, ребята, не очень вы похожи на счастливых жениха и невесту...» Сбросила с колен салфетку и встала из-за стола. Абсолютно не хотелось и дальше присутствовать при ссоре. Но пока шла к выходу, успела услышать, как Антон зло сказал:

– Сама ты, Нелька, больная на всю голову.

Ничего себе общаются люди! Которые только что заявление в загс подали!

Кстати, правда подали? «Интересно... менты проверяли? – мелькнуло у Татьяны. – Наверное, нет. Да и с какой стати? Обычная авария. Марина Евгеньевна сама себя погубила...»

И Тане стало совсем грустно. Пусть Холмогорова ей никто, но она успела уже проникнуться к ней чем-то вроде уважения, в чем-то ее понять. Все-таки человек, начав с полного нуля, мощную империю создал. Бизнесменша сама говорила: на нее пять тысяч человек работает. А умерла – и никто, кроме верной Фаины, по ней даже не заплакал. И еще Алтухов, кажется, переживает. А всем остальным – плевать.

Никого из местной публики видеть не хотелось, и Таня сразу из столовой отправилась в сад.

Охранники ее больше не сопровождали. Да и вообще, про покушение на нее никто больше и не вспоминал. Таня в свете последних событий тоже о нем подзабыла. Действительно, какая мелочь: два выстрела из охотничьего ружья. Полное дилетантство. Прав, наверное, был Стасик, когда про сумасшедшего охотника говорил. Но все же по саду Татьяна прогуливалась с опаской. Внимательно поглядывала: не шевельнется ли деревце, не дрогнет ли куст.

Однако сад, утомленный послеполуденным зноем, вел себя абсолютно спокойно. Вековые тополя лениво помахивали ветвями; приклонившись к земле, дремала трава. И Таня тоже расслабилась, пробралась в заросли фенхеля. Сегодня никакой йоги, хочется просто поваляться, бездумно поглазеть в высоченное, с одинокими облачками небо...

Кажется, она задремала, потому что мужской голос ворвался в ухо внезапно – будто машина на полной скорости из-за поворота вылетела.

– Пока все по плану, – услышала Таня.

Вздрогнула, подскочила, увидела: Матвей Максимович деловито вышагивает по дорожке, разговаривая по здоровущему, явно спутниковому, телефону.

– Плевать на Маринку, – вновь донеслось до Татьяны. – Ты, главное, документы мне подготовь.

И тут Матвей Максимович ее увидел. Мигом оборвал разговор: «Извини, Игнат. Я тебе перезвоню». Довольно беспечным тоном поинтересовался:

– Подслушиваем?

– Дремлем, – пожала плечами Татьяна. – Вы сами ко мне подошли.

Странно, но ее совсем не пугал большой человек Матвей Максимович Алтухов. Подумаешь, фигура! Цементный король. Родился при кладбище. И даже живет не в столице, а где-то здесь, на юге.

– Однако замаскировались вы хорошо, – хмыкнул мужчина.

А Таня весьма нахально поинтересовалась:

– Все-таки никак не пойму. Марина Евгеньевна – частичка вашей души, или вам на нее плевать?

– Послушайте, Таня... – Матвей Максимович легко опустился рядом, задницей прямо в фенхель.

Очень с его стороны беспечно. Она-то грошовые шорты зазеленила, но собеседник, на минуточку, от «Бриони» одет.

– Могу я узнать, что вас здесь держит? – не отставал Алтухов. – Почему вы еще не отбыли к себе, в Москву?

– А Игорь Феоктистович вам разве не сказал? Они с сыном заставляют меня книгу заканчивать.

– Какую? – удивился магнат.

– Да всю ту же, – вздохнула девушка, – биографию Марины Евгеньевны.

– Но кому она теперь нужна? – вскинул бровь Алтухов.

– Тоже не понимаю, но баре требуют, а я человек подневольный. Я ведь договор подписала, и у них, у наследников, по нему все права...

– Ясно, – протянул Матвей Максимович. И задумчиво добавил: – Вижу по вашей опечаленной мордочке, что договор тот вам поперек горла.

Таня проглотила «мордочку» и грустно кивнула:

– Поперек. Только как аванс возвращать? Я его уже потратила...

– И большой аванс? – глянул искоса собеседник.

– Сорок пять тысяч евро, – снова вздохнула девушка.

А про себя начала молить: «Ну, предложи мне их, предложи! Ведь ты тоже не хочешь этой книги, я чувствую, знаю!»

Однако Матвей Максимович все так же задумчиво произнес:

– Хотя, возможно, Холмогоровы и правы. Надо увековечить память, пусть все узнают о бесконечно светлом человеке и прочее бла-бла-бла...

«Ах, черт! Срывается цементный магнат с крючка, срывается!» – огорчилась Таня и нарочно небрежно произнесла:

– Кстати... Не хотелось бы полностью раскрывать авторский замысел, но вы в книге, выглядите, мягко говоря, не самым привлекательным персонажем.

Алтухов беспечно развел руками:

– А чего еще ждать от Маринки? Всегда была злюкой.

– Да и история с Петюней вас, прямо скажем, не украшает... – вкрадчиво дополнила девушка.

Собеседник недоумевающе уставился на нее:

– С каким еще Петюней?

– Хорошо играете, Матвей Максимович, – улыбнулась Таня. – Неужели забыли? Напомню. С тем парнем, который когда-то Марину Евгеньевну у вас отбил...

– О господи! – Он хлопнул себя по лбу. – Ты про урода толстого? Действительно, его Петькой звали. Но это ж когда было! И Маринка хороша: нашла, о ком вспомнить!

Но Тане показалось, магнат занервничал. Зачем-то губу облизнул, и зрачки, пусть на сотую долю секунды, метнулись к переносице – верный признак, что человек врет.

– Мне, кстати, очень бы хотелось Петюню найти, – обронила Садовникова.

– Зачем?

– Для полноты картины. Расспросить его, какой Марина Евгеньевна была в детстве... Раньше-то она все мне рассказывала, а теперь придется с ее друзьями беседовать.

– Не найдете вы Петра, – отрезал Матвей Максимович.

– Почему?

– А он пропал без вести, еще когда мы детьми были. Лет двадцать пять назад.

– Как пропал? – простодушно поинтересовалась Таня.

– Ну как люди исчезают? У нас, в N, часто тонули. А потом, если месяца через два тело выловят, его и опознать невозможно.

«А Марина Евгеньевна говорила мне, что именно вы Петюню убили», – едва не брякнула Таня. Но, конечно, удержалась. Вместо этого произнесла:

– И все-таки я попробую поискать.

– Дадите заявку в программу «Жди меня»? – задал издевательский вопрос Алтухов.

– Зачем? – пожала плечами она. – У меня и другие возможности есть. Посерьезней.

Про Танины возможности Матвей Максимович расспрашивать не стал. Лишь хмыкнул:

– Похвальное рвение. Сорок пять тысяч евро для вас, наверное, большие деньги.

– А для вас? – дерзко вскинула глаза Татьяна.

Но магнат в полемику ввязываться не стал, лишь плечом дернул.

– Что ж. Работайте. Ищите. – И ледяным тоном добавил: – Только мои разговоры подслушивать больше не надо. Договорились?

Легко поднялся с травы и двинулся прочь. И надо – вот чудеса! – пятую точку, оказывается, не зазеленил. Может, дорогущая ткань специальным составом пропитана? Чтобы к ней грязь не приставала?

Таня тоже встала с травы. Ей, в отличие от Матвея Максимовича, не повезло: все шорты были в зеленых разводах. А когда попыталась отчистить зелень, только хуже получилось. Вот так всегда: миллионерам – все блага мира, простым людям – сплошные неприятности...

Нигде нет ей покоя. Даже в саду.

Девушка подошла к дому, но на порог подняться не успела – ей навстречу вылетела Фаина. По-прежнему в черном, но мировой скорби в глазах поубавилось.

– Где вы ходите? – экономика с ходу напустилась на Татьяну.

– А я что, обязана перед вами отчитываться? – возмутилась Садовникова.

– Я вас уже полчаса ищу.

– Да хоть час!

– В следующий раз берите с собой рацию, – потребовала Фаина.

– Еще чего! – бормотнула Таня и хмуро спросила: – Что вы хотели?

– Не здесь. Поднимемся в кабинет.

– Куда?!

– В кабинет Марины Евгеньевны, – повторила экономка.

Таня не удержалась – хмыкнула.

– Я сказала что-то смешное? – поджала губы Фаина.

– С утра в кабинете Марины Евгеньевны меня ее муж – пардон, вдовец – принимал. Теперь вы туда зовете. Быстро вы все там освоились!

– Просто это единственное место в доме, где полная звукоизоляция. И «жучков» однозначно нет, – не смутилась экономка.

– Вы хотите поведать мне секрет, как готовить овощное рагу? – подняла бровь Садовникова.

– Будь моя воля, я бы с вами вообще ни о чем не разговаривала, – в сердцах откликнулась Фаина. – Но Аркадий Васильевич хочет...

Имя-отчество казалось смутно знакомым.

– Кто это – Аркадий Васильевич? – буркнула Таня.

– Разве не знаете? Это заместитель Марины Евгеньевны по безопасности.

А, кажется, Стасик что-то рассказывал... Охранник, короче. Ох, и не любила Татьяна их породу!

– Мне с ним разговаривать не о чем, – отрезала она.

– Есть новости, – понизила голос экономка. – О том, как погибла Марина Евгеньевна.

– Не поняла...

– Не здесь, – твердо повторила домоправительница. – Пойдемте в кабинет.

И Таня, заинтригованная, двинулась за ней.

Женщины поднялись на второй этаж. Фаина широко растворила перед Татьяной дверь, а затем, вместо того чтобы ретироваться, тоже проскользнула внутрь. Скромно устроилась в уголке дивана.

– Здравствуйте, Татьяна Валерьевна!

Навстречу Садовниковой уже спешил Аркадий Васильевич. Он оказался полноватым, с залысинами. Обращала на себя внимание твидовая жилетка. На доктора Айболита он походил. Или на Винни-Пуха. А вот на начальника службы безопасности никак не тянул. Одна улыбочка – лживая и почему-то виноватая – чего стоила...

Несолидный дядечка просиял нездоровыми зубами в сторону Татьяны, а потом вдруг ласково обратился к экономке:

– Садись поближе, Фаиночка. Без тебя мы никак.

Еще интересней. Фаина, что ли, как экстрасенс в службе безопасности подрабатывает?

Экономка послушно пересела в одно из глубоких кресел. Величаво откинулась на спинку. Настоящая, в своем черном-то одеянии, статуя командора! Вполне гармонирует со строгой обстановкой кабинета. Не то что Аркадий Васильевич в своей жилетке...

– Прошу, девочки, чувствуйте себя, как дома. Чайку? Кофейку? Или минералочки? Денек-то сегодня жаркий... – лебезил перед обеими он.

– А можно побыстрей к делу? – поморщилась Татьяна.

– Побыстрей у нас с вами, Танечка, не получится, – вздохнул неприятный тип.

Откинулся в кресле (в кресле Марины Евгеньевны!) и прямо как два буравчика вонзил в нее заплывшие глазки. Пугает, что ли?

– У вас ко мне имеются претензии? – поторопила девушка.

– Как вам сказать... – загадочно произнес толстячок.

Смешно слушать. Слизняк какой-то, а не охранник. Таня расслабленно откинулась в кресле. И вдруг услышала:

– Это ты ее предупредила?

Таня аж поперхнулась:

– Кого?

– Инессу.

Татьяна в первый момент даже не поняла, о ком речь. Лишь спустя пару секунд ее осенило: разговор идет о давешней толстухе из санатория. О «танцующей» кастелянше. О даме пик, Инессе... как ее там... кажется, Сумароковой.

А толстячок очень шустро выпрыгнул из-за хозяйского стола – и навис над ее плечом. Зашелестел прямо в ухо:

– Это ты дала ей уйти? Ты ведь знала, что мы ее ищем!

– Послушайте... – возмутилась Татьяна.

– Нет, ты сама послушай, – перебил ее Аркадий Васильевич. – Мы тоже сначала думали, что твои изыскания – полный бред. И Инесса никакого отношения к трагедии не имеет. Но сейчас ситуация изменилась... Кардинально.

Он сделал зловещую паузу и закончил:

– Никакой случайной аварии на самом деле не было. Марину Евгеньевну убили.

– Как?.. – выдохнула Садовникова.

– А вот так. Сегодня я результаты вскрытия узнал. У нее в крови – сильнейшее психотропное. В огромной дозе. И приняла она его примерно за два часа до смерти. Скорее всего, за обедом. Понимаешь замысел? На нашей дороге, на серпантине, после такого – ни малейшего шанса.

– Не может быть... – пробормотала Таня. Впрочем, первый шок уже прошел, и она твердым голосом добавила: – Но при чем здесь Инесса?

– Марина Евгеньевна в тот день была в «Юноне», – терпеливо пояснял мужичонка, – и обедала в общей столовой... Видишь связь?

– Вы имеете в виду... – растерянно произнесла Таня, – что отраву ей... Инесса подсыпала?

– Вот именно, – кивнул толстяк.

Таня не удержалась – фыркнула.

– Послушайте, Аркадий Васильевич. Даже если допустить, что ваша версия верна... У вас с логикой – есть такая наука – как обстоит? Я вам Инессу подарила. Вычислила ее и подала на блюдечке. Зачем же мне ее предупреждать?

И краем глаза увидела: Фаина согласно кивнула.

– Да и как бы я могла? – продолжила Садовникова, вдохновленная ее поддержкой. – Я все последние дни находилась в особняке. Мобильники здесь не работают, а в кабинет, чтобы со спутникового позвонить, я не заходила.

– Это может кто-нибудь подтвердить?

– Ну... – Таня задумалась.

– Да не она это, Аркаш, – вдруг встряла Фаина. – Я тебе сразу сказала.

И толстячок послушно умолк. Да уж... «Я бы такого зама по безопасности давно с волчьим билетом уволила», – мелькнуло у Татьяны.

Не зря Марина Евгеньевна была сильной личностью. Сильные – они обожают приваживать сирых да убогих. Одна нервная Нелли, непризнанная литераторша, чего стоила. Да и Антон, мелкий жулик, тоже хорош. А про охранника Аркадия Васильевича и говорить нечего. Только Фаина – пусть и грымза, но хотя бы с мозгами.

И Таня обратилась непосредственно к экономке:

– Фаина Марковна! Скажите мне: я угадала?

– Мы с вами, Татьяна, еще не закончили, – перебил Аркадий Васильевич.

– Подожди, Аркаш, – устало попросила Фаина. И глухо переспросила Таню: – Что ты имеешь в виду?

– Насчет дамы пик – я угадала? Это она? Та самая Инесса? Вы тоже считаете: она убила Марину Евгеньевну?

– Ох, Таня... – вздохнула экономка, и в ее тоне впервые прозвучали человеческие нотки. – Откуда ж мне знать! Если бы я все в точности видела... Но карты, талант мой, – они ведь только силуэт выдают. Абрис. Намек. – Женщина снова вздохнула. – Я лишь уловила: рядом с Мариночкой чернота. Беспросветная. Ну и остерегала ее, как могла. И вас всех предупредила. Но это единственное, что я могла сделать.

Фаина метнула неприязненный взгляд в сторону жалкого шефа по безопасности и закончила:

– Люди должны работать. Хотя бы зарплату свою отрабатывать. А с высших сил ответа не потребуешь.

– Но... Минуточку! – покачала головой Таня. – Давайте все-таки разберемся с дамой пик. Та, которую вы во время гадания увидели... Вы сказали, что эта мадам в бизнесе Марине Евгеньевне мешает. Или убить она тоже могла?

– Повторюсь, Таня: высшие силы подвергнуть допросу невозможно. Я просто чувствовала, что Марине Евгеньевне грозит серьезная опасность. Надеялась, только по работе. И, как могла, пыталась спасти...

– Ну тогда не будем сейчас о высших силах, ладно? – Таня вошла в азарт. – Скажите мне просто, что вы сами думаете. Как здравомыслящий человек, не как колдунья. Вы знали, кто такая Инесса?

– Конечно, знала, – кивнула Фаина. – Подруга детства. Девочка из богатой семьи, перед которой все пути были открыты. Да только почему-то не сложилось у нее.

– А могла она из-за этого убить, как вы считаете?

Фаина задумалась. Неуверенно произнесла:

– Возможно...

– Убить – только потому, что сама кастелянша, а подруга стала миллионершей? – усмехнулась Садовникова.

– По крайней мере, я Инессу понимаю: очень обидно, когда остаешься ни с чем, а подружка, которую подкармливала когда-то, обходит тебя по всем статьям.

– Все же я лично думаю: убийца не она, – покачала головой Таня.

– Почему? – вскинула очи Фаина.

– Да потому, что она – мелочь. Плотва. Малек. А малек на большое дело никогда не пойдет, струсит. Вы не сравнивайте: одно дело – стукануть журналистам про кишечную инфекцию, но совсем другое – подсыпать отраву. Считай, убить. Да как вы себе это вообще представляете? Вы когда-нибудь в столовой «Юноны» бывали? Там же все на виду – огромный зал, официантки. У Марины Евгеньевны наверняка свой стол, и обслуживали ее по высшему разряду. Каким образом Инесса могла к ней подобраться? Будь она поваром или хотя бы работай в столовой – еще может быть. А она ведь кастелянша. Станет у котлов крутиться – сразу попадет под подозрение. К тому же Марина Евгеньевна мне говорила, как раз в тот день, когда... – Татьяна замялась.

– Продолжай, – спокойно попросила Фаина.

Как дошло до дела, домоправительница вполне справлялась со своей скорбью. И Таня горячо проговорила:

– Холмогорова начала проверять Инессу еще накануне ночью. Кастелянша к тому времени уже исчезла – в своей комнате не ночевала, на работе утром не появилась. Как она могла вдруг в столовой очутиться и тем более отраву подсыпать, если ее уже повсюду искали?

– Здраво рассуждаете, – вдруг встрял в разговор Аркадий Васильевич. – Молодец. Вам бы следователем работать.

Таня комплимента не приняла. Ледяным тоном отрезала:

– Вы десять минут назад утверждали, что я убийцу покрываю.

– Отрабатывал все возможные версии, – ухмыльнулся колобок.

А Фаина с виноватыми нотками в голосе добавила:

– Но ведь Инессу действительно не могут найти. С чего ей исчезать?

– Мало ли с чего... – пожала плечами Таня.

– Мы у нее самой спросим. Когда найдем, – заверил Аркадий Васильевич. И обратился уже к Фаине: – Не волнуйся, из Сочи ей не выбраться. Никуда кастелянша не денется.

– Гораздо разумней было бы... – начала Таня. И осеклась.

– Было бы что? – остро взглянула на нее Фаина.

Садовникова хотела сказать: «Проверить тех, кто обедал вместе с Мариной Евгеньевной».

Но встретила взгляд охранника Аркадия Васильевича – и промолчала. Полный дурак. Все ищет, кто бы ему правильный путь подсказал. А с какой стати ему помогать? Вот если раскрыть убийство самой...

Пусть она и дилетантка, но картинка вырисовывалась довольно складная. За одним столом с Мариной Евгеньевной в тот день сидели Нелли и Антон. И любому из них никто не мешал незаметно подсыпать хозяйке яд. Тем более что добавляется мутная история с загсом. Сладкая парочка, конечно, утверждает, будто Холмогорова сама их отправила заявление подавать. Но подтвердить этого никто не может.

А если все наоборот: не она их в загс послала, а они ее попросили протекцию составить? Мол, если самим заявление подавать – регистрацию только через месяц назначат, а мы хотим побыстрей... И Марина Евгеньевна ничего не заподозрила, согласилась помочь. А им нужно было не в загс попасть вне очереди, а просто, не вызывая подозрений, из ее машины сбежать.

Хорошо, рассуждаем дальше. Как отравили – ясно. Как на законных основаниях покинули ее автомобиль – тоже. Но по-прежнему непонятно, что заставило Холмогорову сесть за руль. И откуда Антон с Нелли – если они, конечно, отравители – знали, что хозяйка именно в тот день поведет машину сама? Она ведь почти всегда с шофером ездила...

Интересно, а доза психотропного, сама по себе, была смертельной или нет? Надо было у Аркадия Васильевича спросить. Но, похоже, нет. Он ведь как сказал: «На наших дорогах – верная погибель...» Значит, будь за рулем водитель, ничего б с Холмогоровой не случилось. Просто вернулась бы с тяжелой головой, завалилась спать, а утром проснулась здоровенькой.

И другая странность: менты, которые дело ведут, они что, совсем дураки? Раз стало известно про психотропное в крови Холмогоровой, ежу понятно: в первую руку надо проверять тех, кто вместе с ней обедал. То есть Антона и Нелли. И волочь их в кутузку. Однако эта парочка прекрасно себя чувствует. Ходят с важными лицами, планируют, как распорядиться наследством. Значит, менты их не подозревают.

Может быть, ей, Татьяне, имеет смысл сладкую парочку сдать? Да еще и про возможные мотивы милицейским подсказать? По крайней мере, с Антоном все ясно: он Марину Евгеньевну обкрадывал, и та об этом знала. Значит, в любой момент могла раздавить его, как мокрицу. И он почел за благо от хозяйки избавиться... А что, серьезный мотив.

Впрочем, идти в милицию, продолжала рассуждать Татьяна, да еще в местную, совсем не хочется. Да и закладывать – даже тех, кто тебе неприятен, – претит. К тому же на многие вопросы ответов просто нет. А узнать их хочется. Очень.

И Таня, повинуясь первому порыву, решительно отправилась на второй этаж, где располагались гостевые спальни. Без стука распахнула дверь в комнату Шахова. Ну и плевать, если застанет парочку за утехами...

Однако Антон оказался в комнате один. Валялся на кровати одетый, в ботинках, все покрывало уже в песке. Волосы всклокочены, глаза красные. Спал, что ли? Или тоже бухает – как хозяин-барин?

Увидел ее, всполошился:

– Что случилось, Танюшка?

«Танюшка»... Ничего себе, наглость! Так ее только отчим называет.

И Садовникова, не чинясь, бухнула:

– У меня к тебе единственный вопрос. Это ты подсыпал Холмогоровой яд?

Как надо допрашивать, представление она имела весьма смутное, но интуитивно догадывалась: немаловажно – ошеломить.

Антон захлопал глазами. Пробормотал:

– Откуда ты знаешь?

Тут уж сама Таня опешила. Что, считать его слова признанием?

Впрочем, Шахов вовсе не выглядел перепуганным. Сел на кровати. Пригладил волосы. Усмехнулся. Спокойно произнес:

– Обвинение твое звучит, безусловно, грозно. Только в курсе ли ты, Танюшка, из чего состоял в тот день обед Холмогоровой?

Садовникова промолчала. И Антон триумфально продолжил:

– Я тебе расскажу. Листья салата. Отбивная – без гарнира и даже без панировки. И минеральная вода. Возникает резонный вопрос: куда сыпать психотропное? В минеральную воду, разумеется, скажешь ты... – Он насмешливо посмотрел на Татьяну и закончил: – И будешь неправа. Потому что в столовке за обедом случился небольшой инцидент – и тому была масса свидетелей. Минералку Марине Евгеньевне принесли неоткрытую. Это ж столовая, не ресторан, особого сервиса нет. И она вызвала официантку, вкрутила той мозги: подавать воду всегда нужно открытой. А потом – открыла бутылку сама. Демонстративно. И сама перелила воду в стакан. Ну, и потом мы еще шампанское пили. Оно тоже, ясное дело, в запечатанной бутылке было. В него как-то сложно что-то подсыпать... В милиции со мной, знаешь ли, согласились.

Явно не врет. Да и смысла врать ему нет. И Таня, уже совсем без прежнего запала, произнесла:

– А загс? Почему вы туда именно в тот день отправились?

– В том все и дело! – с жаром откликнулся Антон. – Я ж тоже не дурак, понимаю: загс-то очень кстати для меня с Нелькой оказался. Но клянусь тебе – и официантки из столовой притом мои слова подтвердили – Марина Евгеньевна сама хотела от нас избавиться. Шоферу просто сказала: ты сегодня больше не нужен. Ну а мы-то не шоферы, я ее зам, Нелька – секретарша... Вот Холмогорова и устроила цирк, чтобы нас куда-нибудь отправить. Почему вы не женитесь, говорит, хватит тянуть, езжайте в загс прямо сейчас, а я все организую... Мы, честно говоря, от ее напора даже опешили. Мне еще тогда показалось: ей зачем-то понадобилось одной остаться. А начался цирк сразу после телефонного звонка. Знаешь, откуда звонили? С телефона-автомата! По нынешним временам редкость, значит, действительно что-то важное. И строго конфиденциальное. Вот она нас и выгнала. Поэтому, Танечка, – Антон триумфально взглянул на нее, – я чист, аки ангел. По крайней мере, у милиции ко мне претензий нет.

Садовникова взглянула в его лоснящуюся, довольную рожу. Тихо произнесла:

– Но ты ведь обкрадывал Марину Евгеньевну.

Ждала, что Шахов начнет оправдываться, однако тот лишь плечом дернул:

– А что оставалось делать? С такой-то зарплатой... Она мне тыщу баксов платила, если ты не в курсе. Это что – деньги? Да и потом, скажешь тоже: обкрадывал... Все управляющие ведут двойную бухгалтерию. Когда от многого берут немножко, это не воровство, а честная дележка.

– Она, между прочим, знала, что ты у нее воруешь. И собиралась с волчьим билетом тебя выгнать, – спокойно произнесла Татьяна.

И наконец пробила его хладнокровную защиту – в глазах Шахова мелькнуло смятение. Девушка усмехнулась, добавила:

– Об этом ты тоже в милиции рассказал?

Антон молчал.

– И еще... – в азарте продолжила Садовникова. – Вы ведь из Сочи в тот день на такси ехали. Уткнулись в «пробку». Оставили машину и отправились к месту аварии пешком. Сам говорил: пару километров на своих двоих отмахали. Зачем?

– А чего было у моря погоды ждать? – пробормотал Антон. – Все равно ведь явно встали глухо. Могли проторчать хоть час, хоть три. Вот я и предложил Нельке: пойдем лучше пешком. Заодно посмотрим, что там случилось.

– Все у тебя, Тоша, так складненько получается... Всему объяснения находятся... – пробормотала Садовникова.

– Да потому, Тань, – фамильярно улыбнулся Шахов, – что я, аки слеза, чист. Подумаешь, пару десятков тысчонок себе откатил... – И серьезно добавил: – Ты лучше к мужу ее присмотрись, к несчастному вдовцу. Вот уж кому смерть Марины Евгеньевны выгодна – какие миллионы захапал!

...И ведь не исключено, что Шахов прав.

Игорь Феоктистович со смертью супруги явно воспрянул. Развернул плечи, выпрямил прежде согбенную спину. Раньше целыми днями просиживал в своей комнате и к общему столу спускался от силы раз в день, а нынче...

Постоянно курсирует по всему дому. Покрикивает на горничных, раздает указания охранникам. И улыбается! Выражение лица постоянно довольное. Не очень-то уместно, жену даже не похоронили еще.

Таня старалась держаться от вдовца подальше, но ведь целыми днями в своей спальне торчать не станешь. Хотя бы потому, что Фаина предупредила: «Еду в комнаты никому подавать не будут, не до того сейчас». А на горном воздухе аппетит разыгрывается, будь здоров.

И, ближе к вечеру – пришла на кухню за яблоком – немедленно столкнулась с Игорем Феоктистовичем. Хрустит мюслями, рожа требовательная:

– О, Татьяна! Вы мне как раз и нужны. Пойдемте, посидим в солярии.

– Зачем? – недовольно буркнула она. Очень ей не хотелось с ним на пару в солярии рассиживать.

– Как зачем? – надменно вскинул подбородок вдовец. – А книга?! У меня как раз есть полчаса свободного времени.

Знакомая формулировка – Марина Евгеньевна теми же словами призывала Таню на работу. Но насколько гармоничней сия фраза звучала в ее устах! Только что было делать?

– Хорошо, – кивнула Татьяна, – сейчас за диктофоном схожу.

А про себя добавила: и буду искать его долго-долго. А потом еще полчаса менять батарейки...

Но не вышло.

– Зачем самой-то ноги топтать? – пожал плечами Игорь Феоктистович.

И, будто в дурном фильме из дворянской жизни, хлопнул в ладоши, позвал:

– Эй, как тебя там... Зухра! Подойди!

Горничная послушно явилась.

– Подай из комнаты писательницы диктофон, – велел вдовец. – А потом минералки в солярий принеси. Только обязательно холодной! И лимончик к ней нарежь. Отдельно подашь лед в ведерке и мяты несколько веточек. Все поняла? Давай, шевелись!

Девушка метнула на хозяина возмущенный взгляд. Да уж... На что Холмогорова была резкой и властной, но со слугами в подобном тоне никогда не разговаривала. А вдовец новоиспеченный, похоже, наслаждается – что может прикрикнуть, унизить... Воистину: чем ниже статус, тем больше гонору.

Интересно, что Холмогоров станет рассказывать о жене? Наверняка сплошные гадости. Но не будет же Садовникова – за деньги Марины Евгеньевны – писать о ней плохо! А написать хорошо – тоже, получается, не выход. Теперь ведь Игорь Феоктистович ее работу будет принимать. Потребует переписывать. Абсолютно непонятно, как выкручиваться...

Едва поднялись в солярий, Холмогоров развалился в кресле (прежде в нем сидела Марина Евгеньевна) и небрежно произнес:

– Ну, Таня, приступим. Что тебе сказать? Жена моя, конечно, сучкой была первостатейной...

– Как вам не стыдно! – не выдержала Садовникова.

Холмогоров не смутился. Спокойно продолжил:

– Но голова у нее, надо отдать ей должное, варила. И хватка у супруги была – почище, чем у бульдога. Вот пусть люди все и узнают: про беспринципную стерву. Но стерву – умную. Включай диктофон...