Глава 9
Ирина
Будь она, как и положено двадцатисемилетней девушке, какой-нибудь секретуткой, младшим менеджером или, того хуже, молодой мамашкой, умирающей от голода на пособие по уходу за ребенком, в ментовку пришлось бы тащиться самой. Однако Ирина Ишутина являлась владелицей и директором крупной фирмы, и ее статус уважили: следователь явился к ней лично. В коттедж.
Правда, на этом почтительное отношение ментов и закончилось. Нет бы прислать человека солидного — хотя бы с минимальной сединой и опытом. Но к ней приехал сущий сопляк — кожица розовая, бородка еле пробивается. Да еще, кажется, без личного транспорта. Как последний лох, на метро с автобусом в их поселок добирался. Может, конечно, он машину далеко за воротами оставил, куда камера видеонаблюдения не дотягивает, хотя вряд ли. По человеку сразу видно, когда он на общественном транспорте ездит.
Да, не уважают власти таких, как она, молодых да ранних. Вон когда на Кирилла Кириллыча, нефтяника из коттеджа наискосок, покушались, так нагнали чуть не взвод разных чинов, от пронырливых лейтенантов до седовласых полковников и импозантных оперативников в штатском. А с ее делом прислали разбираться единственного опера — да еще и мальчишку…
Ира встретила гостя на пороге. Сухо пригласила пройти в гостиную, предложила кофе. Горничная, хотя и внеурочный день, сегодня присутствовала — Ирина специально, как узнала о грядущем визите следователя, попросила ее приехать. Не самой же менту кофе подавать!
Она еще раз рассмотрела мальчишку и совсем расстроилась. Явно начинающий, наверняка не больше года после института. По крайней мере, на любые баксы спорить можно: в настоящем загородном коттедже первый раз в жизни оказался. Глазищами по сторонам так и лупает, все его занимает: и роскошный вид на водохранилище из окна, и бронзовая, на полкоридора, держалка для зонтов, и горничная, которой Ира для солидности велела в белоснежную наколку нарядиться.
«Будто в музей приперся!» — разозлилась про себя Ишутина.
И игру в гляделки немедленно пресекла. Щелкнула кнопкой «Умного дома» — приказала технике опустить жалюзи и включить приглушенный, чтоб особо ничего не разглядеть, свет. Усадила милиционерика на диван, сама устроилась напротив в кресле белой кожи. Холодно произнесла:
— Я вас слушаю.
Но юноша не растерялся. Напустил на себя удивленный вид и горячо возразил:
— Нет! Это я вас слушаю. Рассказывайте.
Ее брови мгновенно взлетели вверх:
— И о чем же? О том, как меня едва не убили в моем собственном доме? О том, что убийцу, разумеется, никто даже искать не пытался? О том, что моя фирма и лично я платим государству огромные налоги — и при этом не можем чувствовать себя в безопасности?..
— Ну, насчет безопасности — это не ко мне, — не смутился гость. Ловко выудил из портфельчика блокнот и, не заглядывая в него, сообщил: — В ходе следственных действий мы выяснили: вашего визитера пропустила ваша же поселковая служба охраны. Он приехал сюда на «девятке», ВАЗ-21093, номер Р 055 КЕ, регион 99. Машина, кстати, уже неделю числится в угоне. На посту, где в соответствии с вашими правилами его остановили, он сообщил, что является новым прорабом и едет на сорок восьмой участок, где идет большая стройка. Проверять его слова никто не стал — просто подняли шлагбаум. Могу я уточнить, какую сумму вы ежемесячно платите за охрану?
— Это к делу не относится, — буркнула Ирина. И добавила: — Однако никакой «девятки» я рядом с домом не видела. И соседи не видели, я потом спрашивала.
— Вы, Ирина Евгеньевна, забыли про пруд! И про рощу. Ту, что рядом с детской площадкой! — почти радостно выкрикнул юный следователь.
Искусственный пруд и сверкающую лакированными горками-качелями детскую площадку в поселке организовали совсем недавно — на заболоченном, неправильной формы участке, который не подлежал продаже. Местные дамы именовали сооружение вычурным словом оазис , поселковые же мужики предпочитали простецкое зона , имея в виду, наверно, зону отдыха. Располагались пруд с детской площадкой метрах в пятистах от Ирининого коттеджа — если шагать по дороге. А если идти тропинкой через два ближайших неогороженных недостроя, то выходило гораздо ближе.
— Гость ваш, видно, на местности хорошо ориентировался. Не к вашему дому, а именно туда, к детской площадке, поехал! — продолжал вещать следователь. — Оставил там машину и напрямки к вам! Вся прогулка минут пять и занимает, я проверял.
— Умно… — пробормотала Ирина. И спросила: — А пока он шел, его кто-нибудь видел?
— Узбеки видели, — вздохнул милиционер. — Строители. — Открыл наконец свой блокнот, зачитал: — Славянской внешности, росту среднего, шатен, темные очки, джинсы, кроссовки. Полстраны таких.
— Да уж. Исчерпывающе, — согласилась Ишутина. — А как он ко мне на участок попал?
— Через забор, как еще? — пожал плечами собеседник. И с неожиданной назидательностью произнес: — Надо было дом на охрану ставить. Датчиками периметр оборудовать…
— Мерси за совет, — саркастично поблагодарила хозяйка. — Теперь оборудую.
— Всегда пожалуйста, — с напускным простодушием ответил следователь. И, нахмурив реденькие брови, сказал: — Ну, вы узнали все, что хотели? А теперь, позвольте, я вам несколько вопросов задам.
— Думаете, поможет? — прищурилась она.
— По факту покушения заведено уголовное дело, и я обязан в его рамках провести определенные следственные действия, — важно сообщил юноша.
— Да толку от ваших действий! — отмахнулась она. Крикнула горничной: — Катька! Тащи еще кофе! — и откинулась в кресле. — Впрочем, валяйте. Спрашивайте.
— Кому могла быть выгодна ваша смерть? — с пафосом спросил следователь, и Ирина едва удержалась, чтоб не расхохотаться.
Он явно почувствовал ее несерьезный настрой, на юных щеках проступил пунцовый румянец.
«Дитя, совсем дитя! — мелькнуло у Ирины. — Но до чего старается!»
Мальчик же, не получив ответа, немедленно огорошил ее другим вопросом:
— Тогда скажите, кому в случае вашей гибели этот дом достанется?
— Хочешь, тебе завещаю? — подмигнула она.
С удовольствием увидела, что алая краска заливает все лицо гостя, и небрежно ответила:
— Да хрен его знает. Предкам, наверно. Они ж вроде наследники первой очереди.
— А ваша доля в бизнесе?
— Тоже, наверно, им… Блин! — Она с наигранной благодарностью взглянула на милиционера. — А вы, молодой человек, мне хорошую идею подкинули. Надо будет завещание составить. На всякий случай.
— Я так понял, убить вас пытались впервые… — усмехнулся следователь.
— А вы что, полагаете, покушение — это почетно?! – парировала она. — К вашему сведению, на профессионалов вообще покушаются крайне редко. Потому что если тебя хотят убить из-за бизнеса, значит, в своей профессии ты работаешь грязно. Не умеешь конфликты миром решать. Не в состоянии договориться. И не делишься, с кем положено.
— А вы — делитесь? — тут же уцепился он за слово. — С кем?
— Вот это уж к делу совсем не относится, — пожала плечами бизнесвумен. — Но уверяю: ни у моих покровителей, ни у конкурентов, ни у соратников ко мне претензий нет.
— А как же ваше собственное кладбище? — вкрадчиво поинтересовался он.
— Это вы о чем? — опешила девушка.
Гость спокойно ответствовал:
— Ну, у каждого врача, говорят, есть собственное кладбище. Из тех больных, кого он вылечить не смог. А разве у риелторов в шкафу скелетов не бывает? Типично ваших, риелторских? Скажем, вы купили кому-то квартиру, человек деньги выложил, а она под арестом оказалась. Или вдруг имеющие право на жилплощадь объявились, из числа прописанных ранее…
— Про кладбище со скелетами, безусловно, образно, — хмыкнула Ирина. — Только, увы, это неактуально. В нашем бизнесе уже лет пять как гарантийные сертификаты в ходу. Это, если вы не знаете, означает, что риелторская фирма обязуется в случае предъявления претензий на проданный ею объект недвижимости возместить покупателю полную сумму. Или бесплатно предоставить аналогичное по классу жилье.
— Но все равно! Я никогда не поверю, — горячо воскликнул следователь, — что вы, такая молодая, такая успешная, живете в дорогом доме, ездите на хорошей машине и никому ни разу не перешли дорогу!
Он выжидательно уставился на нее.
Ирина неохотно признала:
— Конечно, какие-то мелочи были…
— Расскажите, — немедленно потребовал следователь.
Она задумалась.
— Вот, например, недавний случай. Был у меня один клиент. Художник, очень богатый, искал себе квартиру на Патриарших. Но не абы где, а чтобы обязательно с видом на пруды. И не просто на пруды, а хотел, чтобы солнце на рассвете первым делом приходило в его мастерскую. И обязательно третий этаж, и чтобы в номере квартиры имелась тройка. Его с такими требованиями во всех крупных агентствах уже послали, он и пришел к тем, кто помельче. Ко мне. А я девушка азартная, к тому же нюхом почуяла: деньги у художника есть. И решила: почему бы не попробовать? Ну и отыскала квартирку, как он хочет. И хозяина ее, одинокого старичка, уломала, чтоб продал: он в обмен хотел домик в пригороде и двушку в районе попроще. И вот сделка уже на мази, недвижимость старичку куплена, художник в экстазе, деньги в банковской ячейке… а хозяин квартиры неожиданно умирает. Восемьдесят два года все-таки было человеку, скоротечный инфаркт. А наследники — двоюродные племянники откуда-то из Ростова — от продажи категорически отказались. Нам, говорят, и самим такая мастерская по кайфу. Художник, бедняга, — Ирина грустно улыбнулась, — мне тогда едва офис не разнес. Творческий человек, ранимая душа… Поломал мебели и предметов интерьера на четыре тысячи «зеленых». Но я ему даже иск не вчиняла, хотя сама из-за несостоявшейся сделки, ясное дело, тоже в убытке.
— Да, грустная история, — поддакнул следователь.
Но, видно, не заинтересовался. Даже фамилию художника спрашивать не стал. И продолжал пытать:
— А если взять ваше, Ирина Евгеньевна, прошлое?
— О господи! — закатила она глаза. — Прошлое?! А вы знаете, сколько мне лет? В прошлом я, вообще-то, еще в школе училась!..
— Может быть, там и перешли кому-то дорогу? — прищурился он.
— Вы, наверно, женских детективов начитались… — фыркнула она. — Месть — от соседки по парте?! Когда десять лет после выпуска прошло? Полный бред. Да и, насколько я понимаю, — она тонко улыбнулась, — у бывших моих одноклассников и возможностей таких нет — чтобы киллеров нанимать.
— Ваша подруга Елена Коренкова была убита несколько дней назад, — напомнил юноша.
— Что вы меня с ней на одну доску ставите?! – вспылила Ишутина. — Да, в школе Ленка подавала большие надежды, но кто она сейчас? Без профессии, без статуса, спившаяся, никому не нужная особа. Мы с ней уже сто лет не общались.
— А по моим данным, как раз общались, — спокойно возразил милиционерчик. — Не далее как две недели назад, на встрече выпускников. И очень хорошо вместе провели время. Сидели в ресторане за одним столиком. Танцевали с одним мужчиной. С сожителем, кстати, погибшей Коренковой…
— О да! Вы проделали огромную работу! — Ишутина отвесила юноше насмешливый поклон. — Можно подумать, я это скрываю… Ну виделись. Выпили вместе. Поболтали. Вспомнили школу. И даже, о ужас, я потанцевала со Степкой, с которым мы когда-то все вместе дружили. Вы что, полагаете, мне надо на бывших одноклассников свысока смотреть? Сквозь зубы с ними разговаривать?! Только потому, что они ничего в жизни не достигли?
— Ничего я не полагаю, — возразил следователь. — Я честно пытаюсь в вашем деле разобраться. Только после такой беседы в успехе уже сомневаюсь!
— Ладно, сорри, — вздохнула она. И твердо добавила: — Я просто думаю, что между убийством Лены и покушением на меня нет решительно никакой связи.
— Хорошо, я вас понял, — кивнул он. И опять неожиданно для собеседницы сменил тему: — Скажите, Ирина Евгеньевна… вы ведь не замужем?
— Особняк мой понравился? Хотите руку и сердце мне предложить? — усмехнулась она.
— Вряд ли моя скромная кандидатура вас устроит, — парировал он. — А насчет мужа я угадал?
— Что вы хотите услышать? — устало поинтересовалась она. — О давнем любовнике, который ради меня не решается бросить семью и детей? А я на него давлю — до такой степени, что он нанимает киллера? Или, наоборот, о кандидате, получившем решительный отказ и затаившем планы мести? Так я вас разочарую. Ничего подобного нет. Хотя жених у меня, вы угадали, имеется. Он, как и я, молодой, успешный, свободный бизнесмен.
— Ох, как вы стараетесь, Ирина Евгеньевна, — упрекнул следователь. — Как хотите меня убедить, что в вашей жизни все беспроблемно… Но если вы не хотите сотрудничать, каким же образом я смогу расследовать ваше дело?
— Да и не расследуйте. Все равно никакого толку не будет, — пожала она плечами. — Вон сколько состоявшихся заказух не раскрыто — а тут всего лишь покушение…
Спорить он не стал. Но словно между делом поинтересовался:
— Но вы хотя бы охрану себе наняли?
— Пока нет, — безнадежно вздохнула она. — Да какой в ней смысл? Только деньги на ветер. Потому что, если уж захотели грохнуть, все равно убьют. Не сегодня — так завтра.
Надя
Нехорошее предчувствие сегодня нахлынуло на нее с самого утра. Совсем как тем февралем, десять лет назад. Когда Надя похитила у мамы золотую цепочку с кулончиком, новый кружевной лифчик — его хорошо было видно сквозь полупрозрачную кофту — и, замерзая в демисезонном пальто, отправилась вместе с девчонками добывать билеты на «Юнону и Авось»…
Сегодня тоже все валилось из рук, и Надя знала, чувствовала: добром такой день не кончится.
Начать с того, что Полуянов как отправился поздно вечером на деловую встречу в казино, домой так и не явился. Сначала Надя сему факту даже радовалась — поди, плохо раскинуться на кровати, не волнуясь каждоминутно о том, чтоб ненароком не двинуть благоверного ногой или не заснуть на спине, а потом опозорить себя недостойным красивой девушки храпом.
Однако к четырем утра на улице наконец посвежело, и в одинокой постели, без теплого Димочки под боком, ей стало не только грустно, но и прохладно. К шести — Надя начала рисовать в уме мрачные картины, как благоверный просаживает за игровым столом последние семейные деньги, а бюджет у них, между прочим, теперь общий. Ну а к семи, когда пришло время самой вставать на работу, она забеспокоилась. В Москве, конечно, сейчас куда безопасней, чем раньше, но мало ли что могло случиться на ночных улицах? Машина у Димки новая, галстук дорогой, борсетка кожаная — неплохая приманка для лихого люда.
И Надя — хоть давно пообещала себе и Димке не унижать их обоих телефонным контролем — не выдержала. Сначала набрала мобильный Полуянова и гневно прослушала, что «аппарат абонента выключен». По Диминому домашнему ответом, естественно, были длинные гудки. Даже в редакцию — полная, конечно, глупость в такое время — позвонила. Нарвалась на автоответчик и, вздохнув в трубку, как глупая влюбленная школьница, нажала на «отбой».
А едва закончила телефонные изыскания — аппарат вдруг зазвонил сам. И она, млея от счастья, ринулась к нему. По пути пребольно ударилась об угол кресла. И, пожалуйста, узнала, что у нее, оказывается, за гараж не заплачено и с сегодняшнего дня пени затикали. А место в гаражном боксе хоть и принадлежит ей, Наде, но в нем безраздельно хозяйничает Полуянов. Держит там свою прежнюю машину, «шестерку». И все взносы, разумеется, обязался платить самолично. Хорошо же он держит слово, если ей с утра пораньше звонят какие-то бухгалтерские грымзы и требуют плату!
Ну и в каком настроении после таких-то ночи с утром ей прикажете находиться?.. Бедный Родя, любимая такса, — вот уж лучший из сканеров! — сразу почуял, что хозяйка не в духе. И вместо наглых прыжков и грызни пижамной штанины ожидал своей прогулки, сжавшись в клубок у входной двери.
Но Надя с непонятным даже себе самой садизмом притворилась, что не видит несчастного пса. Против заведенного годами распорядка не поспешила первым делом на улицу, а сначала умылась, попила чаю, сделала мэйк-ап — и лишь тогда соизволила вывести Родю на прогулку. Бедняга аж поскуливал от нетерпения — и не сдержался, налил первую лужицу прямо в лифте, вызвав у Надежды новую волну негодования.
В общем, не день, а полная ерундистика. Тем более что солнце, хоть и несусветная рань, уже шпарит в полную силу, а историко-архивная библиотека — это вам не офис Газпрома, кондиционеров здесь не предусмотрено. И если в книгохранилище, которое в подвале, еще можно как-то существовать, то в зале — полная душиловка. А сквозняков особо не устроишь — публика у них престарелая, косточки свои бережет, сразу начинают ныть, чтоб окна закрыли.
…Надя явилась на работу мрачнее грозовой тучи. Практиканты, которые обычно лезли к ней с вопросами, сегодня даже поздороваться не осмелились, а охранник, стороживший служебный вход, лишь молча кивнул. Одна начальница — ту настроение подчиненной абсолютно не волнует — не убоялась. Спросила ехидненько:
— А ты что, голубица моя, такая смурная? Не выспалась? Опять со своим кавалером всю ночь в постели прокувыркалась?
Надя стиснула зубы и промолчала. Но шефиня не унималась. Жадно вглядывалась в лицо:
— А бледненькая-то какая! Как в той басне про стрекозу, которая лето красное пропела… Или, — лицо начальницы осветилось новой гипотезой, — вы уже ? Утреннее недомогание , а, Надюшка? Через пять месяцев в декрет?
— Не дождетесь, — буркнула Надя.
И ушла, от греха подальше, сбрасывать в хранилище оставшиеся со вчерашнего дня книги. А то еще для полного счастья не хватало сейчас с начальницей погавкаться.
…Дима ей позвонить так и не соизволил, и к двум часам дня Надя уже была на грани истерики. Ночные страхи, правда, при свете дня померкли, и теперь она больше боялась не за Полуянова, а за себя. За свою собственную хрупкую семейную жизнь. Ведь Димка-то ночью не абы с кем встречался, а с известным гадом и болтуном Пшеницыным. Вдруг тот оказался даже хуже, чем Надя о нем думала? И наговорил о ней такого, что даже либерал Полуянов теперь не хочет иметь со своей подругой никаких дел?! И даже объясниться перед расставанием не пожелал?!
Ох, зачем только она завела Димку с этой статьей?.. Хотела ведь как лучше, хотела Степке помочь, и еще — чтобы Полуянов наконец все о ней понял… Что вовсе она не клуша…
Но получилось, похоже, как всегда. Степан все равно в тюрьме, да еще и у нее с Димкой в отношениях явная трещина.
Надя настолько себя растравила, что все остатки румянца с лица сошли, да и глаза весь день были на мокром месте.
Даже мымра-начальница сжалилась и царственным жестом Екатерины Великой после обеда отпустила ее домой:
— Отправляйся, Надежда. Полежи. Отдохни. И в холе и неге подумай. О том, что интеллигентный человек должен уметь скрывать свое дурное настроение…
— Спасибо, — пролепетала Митрофанова.
И поспешно ринулась вон из библиотеки. Правда, хотелось ей сейчас не валяться в неге, а грубо, в стиле поздней Ленки Коренковой, нажраться водки и обо всем забыть.
Сегодня, пожалуй, настроение даже хуже, чем тогда, десять лет назад, в феврале…
Хотя в ту ночь казалось, что ничего более страшного с ней произойти уже не может.
Десять лет назад
Хотя и строила Ирка из себя аса, а «девятка», да еще с усиленным движком, оказалась для нее слишком резвой. По крайней мере, управлялась девушка с машиной с большим трудом. Касалась ногой педали газа — «девятка» только ревела. А потом наконец трогалась такими рывками, будто они необъезженного мустанга оседлали.
— Да там, под капотом, лошадей двести! — восхитилась Ирина.
И поддала газу сразу до восьмидесяти кэмэ в час. Шуму — на весь микрорайон! Бредший по тротуару собачник аж подскочил, а его шавка истерически залаяла.
Машина резво заскрипела шипами по обледенелой дороге.
«Хоть резина хорошая, — машинально отметила Надя. — Зимняя. Может, не убьемся».
Она сидела сзади и видела, сколь шалым, неконтролируемым блеском сияют Иркины глаза.
— А между прочим, у Стасика окна на улицу выходят, — хихикнула с переднего пассажирского кресла Коренкова. — Увидит щаз свою «девятку» — во обломается!
— Ну и нас…ть! — весело выкрикнула Ирина.
А Надя подумала, что Стасик, хозяин «девятки», пусть и усиленно корчит из себя нового русского, коему все по барабану, но не совсем ведь дебил. Прекрасно знает, что обстановка в столице довольно бандитская, машины с навороченной сигнализацией угоняют пачками. А тут такой подарок: пустой автомобиль с ключами в зажигании и заботливо прогретым мотором. Раз уж он свершил подобную глупость, бросил тачку без присмотра, то наверняка не на час, а только чтоб на минутку в квартиру заскочить, и эта минутка явно истекла. Сейчас Стас уже вышел. Увидел, что его «девятка» исчезла. И, скорее всего, гневно тычет толстыми пальцами в кнопки мобильника, призывая на помощь милицию.
В газетах, правда, пишут, что братки про угоны обычно не заявляют, предпочитают своими силами разбираться, но вдруг он не совсем браток, хотя и цепь на толстой шее имеется, и, как положено, пальто черного кашемира?
Впрочем, неизвестно еще, что хуже — в милицию попасть или на бандитские разборки.
И Надя взмолилась:
— Ир, ну давай вернемся! Сама ведь говорила: сделаем кружок — и хватит!..
Но та будто не слышит. Одна рука на руле, второй нежно кнопку сигнала поглаживает. И приговаривает растроганно:
— Какая тачка!.. Ну до чего классно! Не то что моя развалина!!
А Ленка ей подпевает:
— И музон тут офигеть: си-ди чейнджер!
Нажала на «пуск», и салон из всех восьми колонок заполонил густой бас блатного певца:
— Владимирский централ, ветер северный!..
И, будто на заказ, в спины вдруг ударил усиленный мегафоном мужской голос:
— Водитель автомобиля К 333 СТ! Немедленно принять вправо и остановиться!
Надя в ужасе обернулась.
Прямо на хвосте, метрах в десяти за ними, висел белый «Форд» с грозной синей полосой, мигалкой и буквами «Милиция» на корпусе.
А Ирка хладнокровно взглянула в зеркало заднего вида и пробормотала:
— Хоть ты и «Форд» — а лысого тебе хрена!
И нажала на педаль газа с такой силой, что всех троих вдавило в спинки сидений.
А Надя окончательно поняла, что они — пропали.
Наши дни. Надя
Еще вчера она планировала на ужин курочку со спаржей и на гарнир — томленную в сливках брокколи. Очень легкое, приятное в жару блюдо плюс редкий случай, когда и калорий мало, и мужик, в смысле Дима, будет доволен, потому что все равно сытно.
Но с сегодняшним настроением ей совсем не до кулинарных изысков. Вот еще! Полуянов без предупреждения исчез, а она потащится в супермаркет ему спаржу выискивать?..
И Надя из библиотеки отправилась прямиком домой. Искушение зайти по дороге в сберкассу, чтоб заплатить за гараж, она подавила. Пускай Полуянов сам свою собственность содержит — и «ракушку» с «Маздой» во дворе, и бокс, где ржавеет «шестерка».
В квартире, правда, кондиционера тоже нет, но можно хотя бы в прохладную ванну забраться. И вместо возни у раскаленной плиты вдоволь поваляться в пенной воде в обнимку с женским журнальчиком. Прочитать очередную написанную менторским тоном статью о том, что мужчина — тоже человек. Обожает, когда его понимают и свое внутреннее «я» перед ним раскрывают. Она уже, блин, попыталась понять Диму — и чтоб он ее понял…
Пока добрела до дома по жаркой улице от метро, едва не сварилась. Обычно-то она не раньше пяти возвращается, когда уже попрохладней, а сейчас — три часа, самое пекло. С облегчением рванула дверь подъезда — и тут же скривилась. В нос ударила ощутимая вонь — то ли краски, то ли растворителя, то ли всего вместе. Пахло не очень сильно, но противно. А ведь с утра еще все нормально было. Их бестолковый ЖЭК очередной ремонт, что ли, затеял? В жестокую жару? Чтоб окончательно добить несчастных жильцов?!
Надя огляделась, но никаких ведер с краской или стремянок, по крайней мере на первом этаже, не увидела. Сверху, что ли, ремонтировать начали? И спросить, как назло, не у кого — консьерж закрыл свое окошко и выставил табличку «Обед», а вездесущие бабули-соседки тоже куда-то попрятались.
Ладно, будем надеяться, что на ее седьмом запах поменьше.
Надя погрузилась в лифт, приехала на свой этаж, а когда двери открылись, едва в обморок не упала. Потому что здесь оказался сущий ад — воняло даже похлеще, чем в самом вонючем цеху лакокрасочного завода. Да еще и маляр имелся — мужичок в перепачканном комбинезоне, голову, по охватившей строителей моде, венчает бандана, а глаза почему-то украшают темные очки, хотя в подъезде полумрак.
Маляр водил кистью по стене — вот закон подлости! — как раз рядом с Надиной квартирой, и она, совсем неинтеллигентно простонала:
— Ну какого же хрена?!
Работяга только плечами пожал, отвернулся и взялся махать своей кистью с удвоенной энергией, а Надя отомкнула замок и юркнула в квартиру. Может, тут лучше?
Куда там, в коридоре было столь же мерзко, как на лестнице. Да и в ванной, где Надя посрывала с себя пропыленную одежду, ощущался явственный запах краски. Плакала ее мечта о пенной СПА-процедуре — разве в такой обстановке расслабишься?..
И Надя, злая и несчастная, поплелась на кухню. Быстренько выпить чаю, отдышаться — и бежать. Неизвестно, правда, куда. Наверно, в первый попавшийся бар, только обязательно с кондиционером.
Но едва она чиркнула спичкой, еще даже огонек не вспыхнул, как поняла: что-то случилось. Цунами. Смерч. Бора. Вихрь. Оглушительный, будто от камнепада, рев.
Надя почувствовала, как незримая сила отрывает ее от пола… и куда-то несет… по воле рока. Без всякого с ее стороны контроля.
Как тогда, десять лет назад. Когда Ирина вдруг прибавила газу, и милицейский «Форд», не ожидавший от скромной «девятки» подобной прыти, слегка подотстал.
Десять лет назад. Надя
Ленка Коренкова всегда смеялась над «трусихой Надюхой», но сейчас, кажется, перепугалась не меньше ее. Пищит жалобно:
— Ирка! Что ты делаешь? Остановись!
Но Ирина лишь зубы стиснула. Нещадно терзает движок, мчится наперерез глубокой ледяной ночи… И, похоже, ощущает себя то ли Шварценеггером, то ли Никитой.
А милицейский «Форд» явно оправился от первого шока. Легко нагнал нарушителей, снова уперся им в хвост. Мужской голос монотонно бубнил в матюгальник:
— Немедленно примите вправо! Остановитесь!..
И вдруг в сердцах сорвался:
— Что вы творите, дуры?!!
«Надо бы руль у Ирки перехватить», — думает Надя.
Но как с заднего-то сиденья это сделать? Еще хуже может получиться, неудачно дернешь — и авария. А Ленке говорить тоже бессмысленно, она в машинах ничего не понимает, водить не умеет, только пассажиркой кататься любит.
И Надя в отчаянии кричит:
— Ирка! Ты ж всех нас под тюрьму подводишь!..
Но подруга — вся в азарте. Сцепила зубы:
— Ничего! Уйдем!..
Резко — милицейский «Форд» такого маневра явно не ожидал — она свернула направо, в междворовый проезд. И, хотя дорога вся в выбоинах, еще больше увеличивала скорость.
— Ир! Бесполезно! — продолжает кричать Надежда. — Они видели номер! Они видели нас! Только хуже будет!
— Ни хрена! — возражает упоенная бегством одноклассница. — Одно дело — в машине нас взять! И другое — доказать, что это… мы… в ней были!.. Сейчас оторвемся, тачку бросим — и все, фигу им! Не мы это, и точка!!
«Девятку» отчаянно трясет, Лена Коренкова начинает плакать, Надя сама уже близка к истерике — и вдруг… Им наперерез от подъезда выдвигается старенький, но тщательно вылизанный «Запорожец». Раритетная машинка почему-то абсолютно уверена, что дорога для нее всегда свободна. Объехать «Запорожец» невозможно. А их скорость — километров семьдесят в час, тормозить бессмысленно.
— Дьявол!.. – шипит Ирина.
Инстинктивно, пытаясь избежать столкновения, дергает рулем, жмет на тормоз… «Девятку» ведет вправо, она теряет управление, визжит покрышками и, пройдя юзом с десяток метров, врезается правым боком в столб.
А сзади триумфально притормаживает милицейский «Форд».
Наши дни. Надя
Надя открыла глаза и поняла, что попала в кино. Причем фильм — дурной. Белые стены, белый потолок, окна скрыты белыми жалюзи (сквозь них пробивается свет уличных фонарей). Она сама лежит на белой же кровати, застеленной ослепительным бельем. Рядом, на светлой тумбочке, в пошлой копеечной вазе букет роскошных роз. А на краешке ее ложа примостился Дима. Очень встревоженный, бледное лицо в тон медицинскому халату. Держит ее за руку, не сводит с нее глаз. А едва Надя зашевелилась, его будто пружиной подбросило. Вскочил, распахнул дверь, крикнул кому-то:
— Она очнулась!
И завертелось: в комнатку набились другие люди, о чем-то ее спрашивают, прикасаются, теребят…
Надя смотрела на них будто сквозь толщу воды: вроде все и видно, но в тумане. И слышно, но лишь смутный рев звуков, а слов не разобрать. Однако один вопрос она все же разобрала — его задал взволнованный дядечка с плохо выбритыми щеками:
— Вы помните, как вас зовут?
— Надя… — попыталась улыбнуться она.
Однако не получилось ни ответа, ни улыбки: губы не слушались, лицо не повиновалось. Из сонма встревоженных лиц Надя выхватила Димино, и ей показалось, что он смотрит на нее не просто заботливо, а как-то виновато. Так, наверно, на калек глядят, которые без рук, без ног. А с ней что? Митрофанова, убей бог, никак не могла вспомнить, почему оказалась на этой узкой, явно больничной койке. Может, она теперь уродина еще похуже безногой?!
— Зе… — с трудом пошевелила губами Надежда.
Встревоженные лица над ней непонимающе переглянулись. Один небритый дядечка, который спрашивал, как ее зовут, догадался:
— Зеркало просит.
Она благодарно кивнула. Ура! Хотя с трудом, но получилось заставить их врубиться.
А дядька наклонился близко-близко к постели и раздельно, словно говорил с глухой или дебильной, произнес:
— Надя! С вашей внешностью абсолютно все в порядке. И со всем остальным — тоже. У вас просто сильная контузия. Сотрясение мозга. Плюс шок. И я очень прошу, возьмите себя в руки. Попытайтесь дать понять, вы меня слышите? Вы понимаете мой вопрос?
— Вы смешной, — хотела произнести она.
Но получилось только:
— Вы сме…
Тут уж собеседник ее не понял. Отрицательно покачал головой:
— Нет. Мы вовсе над вами не смеемся. Вы действительно очень скоро поправитесь.
«Одно непонятно — почему тогда надо мной целый консилиум собрался? И что же все-таки случилось?»
Надя попыталась сфокусировать взгляд на Димкиной физиономии. Ну до чего заботливо смотрит! И ласково… Вот она, мужская суть. Чтобы мужик до тебя снизошел , нужно оказаться на больничной койке. Без сил и без движения. А пока все в порядке было, он и смотрел косо, и цедил сквозь зубы, и ночевать домой не являлся.
И у Нади вдруг мелькнуло: раз она не помнит, что случилось, может, она тоже пыталась с собой покончить? Как когда-то Ленка Коренкова?! Поэтому Димка и вид имеет виноватый — думает, это из-за него?!
Да нет, ерунда, конечно, она на такие глупости не способна.
Но Надя действительно не могла объяснить, как и почему оказалась в этой выбеленной комнатке. Одно помнит: с самого утра настроение у нее было ужасное. И еще — в носу до сих пор плавает удушливый запах краски. Кажется, она вернулась домой, в квартире очень воняло, она решила выпить чаю, включила газ, а дальше — провал… Надо вытребовать с них, пусть расскажут.
И Надя непослушными губами пискнула:
— Что со мной случилось?
На ее взгляд, в этот раз вышло довольно связно, но присутствующие все равно врубились не сразу. Один Димка не подкачал, понял:
— Газ, Надюшка, взорвался. Была утечка, а ты спичку зажгла.
— Газ?! – переспросила она.
И хотела сказать, что она ведь не идиотка. И никогда бы не стала включать конфорку, если в кухне пахнет газом… Не знала только, как сформулировать эту мысль попроще, чтобы пробиться сквозь непослушность собственных губ. И чтобы ее при этом поняли.
Но говорить ничего не пришлось — Дима определенно делал успехи. Настоящий супруг со стажем — понимает ее без слов:
— А запаха ты не почувствовала, потому что очень сильно краской воняло… И тебе еще знаешь как повезло? Концентрация газа оказалась невысокой. А включила бы конфорку часом позже — полподъезда бы разнесло, про тебя и говорить страшно… — Он нервно облизнул губы.
Надя хотела пошутить: мол, разве ты не мечтаешь, хотя бы втайне, остаться холостяком?
Но губы были такими вязкими, а Димины глаза столь умоляющими, что она промолчала. Нет у нее сил говорить.
Надя устало сомкнула веки, и ей сразу стало легче. Чернота перед глазами куда приятнее ослепительной больничной палаты. Не зря в Японии белый цвет считается траурным, он действительно очень противный.
Перед глазами все сразу поплыло, в голове зашумело. И хотя в палате было тепло, Наде вдруг стало зябко. Как тогда, в феврале…
Когда вслед за Иркой и Леной она медленно, будто на заклание, выбиралась из угнанной «девятки»…
Десять лет назад. Надя
Бросать лицом на капот их не стали. Надевать наручники — тоже.
Усатый мент в полушубке, вылезший из-за руля «Форда», лишь заглянул в «девятку» и удивленно покачал головой:
— Вы что, одни были?..
А напарник — это его голос они слышали по матюгальнику — в сердцах бросил:
— Дуры! Как есть дуры!!
И Надя была с ним полностью согласна. Ситуация аховая! Сходили, называется, на «Юнону и Авось». Мало того, что угнали машину и попались, еще и весь бок у «девятки» разворочен. И сосед Стасик им при любом раскладе за это такой иск влепит!.. И еще наверняка их за угон будут судить. Боже! Что скажет мама? А как же институт? Кто ее возьмет даже в скромный библиотечный, если будет судимость?!
— Ладно, — вздохнул усатый. — Будем оформлять. — И строго уставился на девушек: — Чья машина?..
Все трое молчали, и усатый велел напарнику:
— Пойди по компьютеру пробей.
Тот послушно нырнул в «Форд», и Надя смутно вспомнила, что недавно смотрела по телику передачу о шедеврах научно-технической мысли. Одним из шедевров как раз и называлась возможность просматривать автомобильные базы данных из любой милицейской машины. Значит, уже через пару минут станет известно, что хозяин «девятки» — Стас. И если он успел об угоне заявить…
Надя втянула голову в плечи, а усатый мент продолжал их пытать:
— Водительских удостоверений ни у кого из вас, конечно, нет… — И с нотками жалости в голосе поинтересовался: — Учитесь? Работаете?
— Учимся. В школе, — пискнула Коренкова, жалобно взглядывая на гаишника. — В одиннадцатом классе.
— Час от часу не легче, — вздохнул тот.
И Надя вдруг отчетливо, на уровне интуиции, поняла: у этого мента явно есть дочь. Похоже, примерно их возраста. У нее, как и положено подросткам, свои проблемы и заморочки. И отец, пусть и служит в дуболомном ГАИ, свою дочь понимает. Поэтому, не попади они в аварию, он бы их просто отпустил. Пусть и на чужой машине, и без прав, и удрать пытались…
И она пролепетала:
— Понимаете… Мы виноваты, конечно, но не совсем. И врезались не потому, что идиотки. Просто нам помешали. Вон от того подъезда «Запорожец» выехал. Без моргалки, на приличной скорости. Мы просто от столкновения уходили…
— И где он сейчас, тот «Запорожец»? — поинтересовался мент.
— Уехал, — вздохнула Надя.
— Ну, разумеется, — пожал тот плечами. И буркнул: — Да если б и не уехал — попробуй ты чего докажи. Тем более что ни прав у вас, ни, конечно, доверенности на машину… Не пили хотя бы?
— Не пили! — с надеждой выкрикнула Елена.
— А что толку? — вздохнул гаишник.
Тем временем из «Форда» выбрался его напарник. Доложил:
— Владелец автомобиля — Есин Станислав Сергеевич, 1971 года рождения, проживает здесь, на соседней улице.
— Кто он вам? — строго взглянул на подруг усатый.
— Сосед, — смело посмотрела на него Ирина.
Когда она поняла, что машина не числится в угоне, явно повеселела. Но Надя оптимизма Ишутиной не разделяла. Может, Стасиково заявление еще в компьютеры не попало?
— Ладно, — сказал усатый. — Сейчас быстренько составляем протокол, фиксируем повреждения — и едем. «Девятка» ваша вроде бы на ходу…
— А куда мы с вами поедем?.. – лучезарно улыбнулась Ирина.
Она, похоже, уже вполне оправилась от первого шока.
— В отделение, — пожал плечами мент.
— А может, не надо?.. – кокетливо заканючила девушка.
— Ты, милая, не наглей, — не ответил он на улыбку.
— Ну правда! — подключилась Надежда. А вдруг действительно прокатит? — Отпустите нас, пожалуйста! Мы больше не будем!..
— Детский сад, — буркнул стоявший рядом напарник.
А усатый, даже будто извиняясь, произнес:
— Нет, девочки. Не просите. Бесполезно. Мы и без того вам навстречу пошли. Забудем, так и быть, что вы по требованию сотрудников милиции не остановились. За одно это, если вы не знаете, — уже статья. Но зафиксировать аварию, тем более на чужой машине, мы обязаны.
И велел напарнику:
— Оформляй протокол.
Наши дни. Надя
Когда Надя второй раз пришла в себя, фонари на улице уже не горели. Сквозь опущенные жалюзи палаты проглядывало солнце.
«Сколько я здесь? Уже сутки? Двое?»
Подле кровати на неудобном узеньком стуле опять восседал Полуянов. Но на этот раз за руку ее не держал — спал, неудобно разбросав ноги. И розы на тумбочке имелись — те же самые, но несколько уже подвядшие.
«В такую жару им надо воду три раза в день менять», — мелькнуло у Нади, и она порадовалась: кажется, мозги в порядке. Еще бы убедиться, что с лицом, как ее уверяли, всё о’кей… Да и заодно в туалет сходить — по малой нужде хотелось нещадно. Интересно, а как она раньше с этим справлялась? Неужели ей Дима судно подкладывал?!
Надя осторожно — в этот раз тело ей уже вполне повиновалось — спустила ноги с кровати. Голова, конечно, кружится, и мушки перед глазами сразу запрыгали, но в целом жить можно. Интересно, к этой белой палате прилагается свой туалет? Или придется разыскивать удобства в больничном коридоре?
Туалет — крошечный и отделанный, разумеется, белоснежным кафелем — к счастью, имелся. Надя, едва завидев удобства , чуть не подпрыгнула — до такой степени хотелось. Но, прежде чем усесться, все равно на секунду задержалась у зеркала. Боже, в какой кошмарной она рубахе! Казенная, что ли, ночнушка — в жуткий цветочек и вся в пятнах?.. Ну и обряжают же в наших больницах пациентов! Обязательно нужно попросить, чтоб Димка нормальную пижаму принес. Да и лицо не блещет. Хорошо, конечно, что не изранено. Но цвет — кошмарный, бледно-серый, с черными тенями под глазами. Категорически нужен тональник. И румяна. Тоже пусть Полуянов доставит.
А пока Надя, встав с унитаза, как могла, пригладила волосы пальцами и долго умывалась под холодной водой в надежде, что проступит хотя бы минимальный румянец.
За этим занятием ее и застал сердечный друг. Вскочил в туалет всклокоченный, перепуганный и, разумеется, без стука. А если бы ее в процессе застал?!
И Надя немедленно на него напустилась:
— Ты чего врываешься?
Он не ответил. Стоял на пороге, смотрел на нее, покачивал головой. И удивительно сейчас походил на старую деревенскую бабку, которая любимой внучкой любуется.
Митрофанова не удержалась, фыркнула:
— Ты еще за стол сядь. Растопи лучину и щеку рукой подопри.
— Они сказали немедленно их позвать, — непонятно ответил Димочка.
— Они — это кто?
— Врачи, — пояснил он. — Велели сразу вызывать, когда ты в себя придешь…
В его глазах наконец-то заплясали знакомые Наде искорки. Полуянов шагнул к ней. Бережно, будто хрустальную вазу, обнял. Ткнулся горячими губами куда-то в шею. И нежно прошептал:
— Впрочем, плевать на врачей. Подождут. Хочу сказать тебе… Я так рад, Надька!.. Ты просто не представляешь, до чего я рад!
А она еле удержалась, чтобы не ответить: я готова, мол, сто двадцать пять таких взрывов пережить. Только бы потом такие слова слышать…
С минуту они просто постояли обнявшись. После, прямо в крошечном туалете, поцеловались. А потом Надя вдруг почувствовала, что коленки задрожали, перед глазами снова все поплыло… И она жалобно попросила:
— Дим! Что-то мне опять нехорошо…
— Ну я баран! — расстроился он. — Держу тебя на ногах…
И, будто пушинку, подхватил ее на руки. Отнес в палату. Бережно перегрузил в постель.
Надя с облегчением откинулась на подушку. Минут пять полежала с закрытыми глазами — Дима все это время нежно гладил ее по руке.
Лежать бы так и лежать… Но только неизвестность уже достала ее. И Надя потребовала:
— Дим! Ты мне все-таки объясни. Что еще за утечка? Почему — взрыв? Что со мной, только честно, случилось?
Полуянов сразу посерьезнел — даже ее руку отпустил. И, вздохнув, произнес:
— Врачи велели тебя не нервировать.
— Чушь, — отрезала она. — Гораздо хуже, когда ничего не знаешь.
— Я не спорю. — Он внимательно взглянул ей в глаза. — А ты истерику не закатишь? В обморок падать не станешь?
Надя через силу улыбнулась:
— По-моему, я свою норму по обморокам уже выполнила.
— Хорошо, ловлю на слове. Тебя пытались убить.
— Что-о?!
— Никакой утечки газа в доме не было. Газовую трубу в нашей квартире перепилили. Очень аккуратно. В незаметном месте — там, где она плитой скрыта.
— Да ладно… — не поверила она.
— Ты, когда дверь отпирала, ничего не заметила? Может, не заперто было? Или замок заедал?
— Нет, я б тогда не пошла… Испугалась бы… Вроде открылась дверь как обычно, — ошарашенно пробормотала Надежда.
— Странно. А ведь мы, когда потом дверь осматривали — ясное дело, вместе с ментами, — небрежно уточнил Дима, — обратили внимание, что замок вскрывали. Причем довольно грубо. И я, когда своими ключами отпереть его пробовал, еле справился — так он заедал. А ты, значит, ничего не заметила… Очень странно.
Надя задумалась. Медленно произнесла:
— Ну я, во-первых, с самого утра не в духе была… Сам знаешь, когда настроение на нуле, ни на что внимания не обращаешь… А во-вторых, я из-за маляра разозлилась… Прямо под нашей дверью вонь развел!
— Так-так, с этого места поподробней, — оживился Полуянов.
— Ну, ремонт в подъезде затеяли, ты разве сам не заметил? И без того жара, а тут еще от краски вонища. И этот козел, маляр, как раз возле нашей квартиры красил.
— Ты его видела? — ахнул Дима.
— Видела, — кивнула она. — А что?
— Да ничего, — хладнокровно произнес журналист. — Просто ремонта в подъезде тоже не было. И нет. А свежая краска на стенке возле квартиры… ее нанесли специально. Чтобы ввести тебя в заблуждение. Это специальный состав. Особый, не токсичный, но чрезвычайно вонючий. Идеальный способ перебить запах газа.
— Не может быть… — прошептала девушка.
— А ты этого маляра описать сможешь? — осторожно спросил Полуянов.
— Маляра?.. – Надя глубоко задумалась. — Ну… обычный мужик. Такой… довольно противный. Среднего роста. В бандане. И в темных очках, я еще удивилась, зачем они ему, в подъезде-то…
Она замолчала.
— И это все? — после паузы спросил Полуянов.
— Дим, ну я ведь думала, что он обычный маляр, — простонала Надя. — Пришел из ЖЭКа, красит стену. С какой радости мне было его рассматривать? Сам, что ли, внимание обращаешь на дорожных рабочих или, скажем, на официанток?
— На официанток, допустим, обращаю, — пожал он плечами.
— Ах да. Я и забыла. Ты ведь у нас любвеобильный, — саркастически произнесла она. Насупила брови и спросила: — Ты, кстати, где всю ночь шлялся?!
— Здесь, — хладнокровно ответствовал журналист. — На стуле. У твоего одра.
— Не придуривайся, — еще больше нахмурилась Надежда. — Я про другую ночь говорю. Когда ты, — она хмыкнула, — на деловую встречу в казино отправился. Сказал, между прочим, что на пару часов. А сам телефон отключил — и испарился.
— Надь! Но мы, по-моему, сейчас о тебе говорим! — возразил журналист. — Ты в опасности. На тебя покушались! Разве еще не поняла?..
— Поняла, не дура, — отрезала она.
— Потом, могла бы спросить, что стало с квартирой? Как Родион? — продолжал наступление Полуянов.
— И что же?
— В квартире выбиты стекла. Пол вспучило. И мебель на кухне испорчена. Нужно делать ремонт. А Родион — тот в порядке. Он в дальней комнате под диваном пересидел. Я его твоей соседке на время отдал. Ну, этой противной. Бабке Юльке.
— Очень хорошо, — кивнула Надя. — И ремонт мы сделаем, и Родион пристроен. Так почему ты в ту ночь до утра исчез? И на мои звонки не отвечал?..
— Во пристала… — простонал журналист. — Давай лучше ты отдохнешь… Тебе поспать нужно… Или давай я врача позову. Я ж обещал, когда ты очнешься…
— Ди-ма! — сдвинула она брови. — Колись!
— О господи!.. Да ничего особенного! Ну, сначала мы с Пшеницыным долго базарили. Он мне, между прочим, много интересного рассказал… — Полуянов лукаво взглянул на Надю. — Про твои, так сказать, гоночные таланты… Скажу тебе: уж на что я сам трудным подростком был, но машины не угонял.
Она не смутилась.
— А я вообще девушка способная. Ну а что ты делал потом ?
— Вот прилипла! — покачал головой Дима. — А потом мне Пшеницын пару крупных фишек презентовал — он управляющий, имеет право. И золотую карточку своего казино — по ней любое спиртное бесплатно, хоть «Мартель», хоть «Чивас». Предложил развеяться за счет заведения. Что ж я, дурак отказываться?
— И хорошо развеялся? — прищурилась она.
— К двум дня уже на работе был! — бодро отрапортовал журналист.
— А много выиграл?
— Ну…
— Ясно, — вздохнула Надя. И упрекнула: — Хотя бы позвонить-то мог! Или на мой звонок ответить…
— А по мобильнику в казино говорить не то чтобы нельзя… но — нежелательно. Считается, что удачу спугнешь, — фальшивым тоном объяснил Дима.
— Знаю я эту удачу! – фыркнула Митрофанова. — Очередная крашеная блондинка?
— Надя, о чем ты говоришь! — возмутился Полуянов. — Игра и женщины, к твоему сведению, вообще несовместимы!
— Засранец ты, — снова вздохнула она.
— А что мне оставалось делать? — перешел в контрнаступление журналист. — Как было стресс снимать? После того, как я о своей невесте такие вещи узнаю?!
— И какие уж такие особенные вещи? — буркнула она.
— Что тебя, оказывается, за угон машины должны были судить. И только чудом уголовное дело закрыли. Ограничились учетом в милиции. Вот уж никогда бы не подумал… — покачал головой Дима.
— Бес попутал. С кем не бывает, — покаянно вздохнула Надя.
— А всегда прикидывалась, что водить не умеешь, — укорил он. — И врала, будто скорости боишься…
— Потому что я люблю безопасные гонки. А ты водишь опасно, — пригвоздила она его.
— Да уж. Вы в ту ночь прокатились — безопасней некуда, — хмыкнул Полуянов.
— Бес попутал, — повторила Надя. Секунду подумала и добавила: — К тому же за рулем Ирка сидела. А будь я — все б нормально было!
— Героиня, как есть героиня, — вздохнул журналист.
— А Пшеницын — несчастный болтун, — воскликнула Надежда. — Все выложил…
— Не все, — покачал головой Дима. — Кое-чего он и сам не знает. Как вам тогда все-таки отмазаться удалось? Серьезное ведь преступление — угнали машину да еще и разбили. А вас всего лишь на учет поставили. И ремонт вы, кажется, не оплачивали…
— А ты не понял, что ли, еще? — возмутилась Надя. — Я ведь потому сейчас все и затеяла… чтобы Степке помочь. Отблагодарить его наконец!
— Не понял, — озадаченно произнес журналист. — А при чем здесь он?
— Да при том, — склонила голову Надя, — что Степан нас тогда и выручил!
— Степка? Степан Ивасюхин? Тот самый — никчемный? Маменькин сынок? — недоверчиво переспросил Дима.
— Тот самый, — грустно произнесла она.
Десять лет назад. Надя
В отделении, куда их доставили на милицейском «Форде», хорошее отношение к девушкам закончилось.
Едва сидящий за стойкой дежурный узнал, что те без всяких документов управляли чужой машиной да еще и врезались на ней в столб, его доселе сонные, равнодушные глаза мгновенно загорелись. Он радостно переспросил:
— Все — несовершеннолетние?
Плотоядно оглядел Надю, Лену и Иру. И с еще большей радостью добавил:
— Ну, красавицы! Вам кирдык!
Немедленно выскочил из-за своей стойки и гостеприимно отомкнул расположенный напротив «обезьянник»:
— Что ж! Милости прошу!
Девушки с отвращением вошли в провонявшую хлоркой клетку. Пол здесь был склизким, потолок закопченным. В дальнем углу, укрывшись рваньем, зычно храпел покрытый язвами бомж.
Усатый гаишник посмотрел на виновниц аварии с явным сочувствием. А дежурный уже накручивал телефонный диск, приказывал невидимому собеседнику:
— Толь! Станислава Есина, Полярная, 13-5-77, мне найди! Узнай: почему он об угоне личного транспорта до сих пор не заявил?
Надя втянула голову в плечи.
И тут…
Входная дверь в отделение распахнулась, на пороге показались двое.
Первым из вошедших был… сосед девушек и хозяин «девятки» Стас — кашемировое пальто распахнуто, белый шейный платок эффектно оттеняет толстенную золотую цепуру. А за его спиной скромно маячил очкарик Степка.
Стасик излучал уверенность и силу. Он небрежно поздоровался с дежурным:
— Привет, командир.
Кивнул усатому гаишнику. А потом обернулся к сжавшимся в клетке девчонкам и усмешливо произнес:
— Что? Доездились, козы?..
Те дружно склонили головы.
А дежурный снова вылез из-за своей стойки и подозрительно обратился к Стасу:
— Вам, гражданин, чего?
— Да девок этих! — сердито махнул в сторону «обезьянника» сосед. — Лично всем троим задницы надеру!! «Девятину» мою раздолбали, гадины! Дал машину, дурак! Сказал: ехать не быстрей сорока кэмэ в час! А они чего сотворили?!
— Минуточку… — слегка растерялся дежурный. — Ты, что ли, хозяин «девятки»? Потерпевший?
— Да какой, на хрен, потерпевший! — раздосадованно воскликнул Стас. — Скорее идиот.
— Ты им сам, что ли, свою «девятку» дал?
— Ну да! — вздохнул Стас. Стукнул себя по бритой башке и добавил: — Кретин!..
Он подошел совсем близко к «обезьяннику» и грозно ощерился:
— Кого из вас мне благодарить-то? Кто за рулем сидел? Кто со столбом поцеловался?..
Девушки благородно молчали.
А дежурный из-за Стасиковой спины произнес:
— Между прочим, передача транспортного средства лицу, не имеющему права на управление, карается…
— Да ладно тебе, командир! — перебил его Стас. — И без того уже… покарали. Вся бочина вхлам! Давай мне девок — и разбежались.
И Надя с изумлением увидела, как из кармана кашемирового пальто в руки дежурного ловко прыгнула зеленого цвета купюра. А бессловесно маячивший за спиной Стасика Степан широко улыбнулся.
Наши дни. Надя
Надя устало откинулась на подушку, задумчиво произнесла:
— Тем все и кончилось. Через полчаса нас отпустили. Правда, задержание уже успели оформить, поэтому в школу все равно телегу прислали, скандал был — неимовернейший! Поставили нас, всех троих, на учет в милиции. Грозились, что в институтских характеристиках про этот случай напишут. И мамуля со мной потом целый месяц не разговаривала…
— Но я все равно не понял: при чем здесь Степан? — спросил Полуянов. — Тебя послушать — так он просто молча в отделении постоял.
— А в том, что, едва мы на этой «девятке» уехали, Степка не растерялся. Побежал к Стасику домой. И все ему рассказал. Про дур баб и про то, что он умоляет-просит об угоне не заявлять. И спустить это дело на тормозах. Стас, ясное дело, пришел в дикую ярость. Стал орать, что в гробу он видал и нас, и Степана с его идиотскими просьбами. Ну а тот тогда говорит: я, мол, в долгу не останусь. И рекламу развел, будто у него семья обеспеченная и он вроде как готов покрыть любые убытки.
— А у Степана что — обеспеченная семья? — недоверчиво произнес Полуянов.
— Да нет, конечно! Родители — выпивохи. Только от бабки кое-какое золотишко осталось, не успели еще спустить, — отмахнулась Надежда. — Ну а Стасик хотя и распсиховался, но человек-то деловой. Ладно, говорит. За базар ответишь, а не то я тебя лично на счетчик поставлю. И тут же кого-то из друзей с машиной вызвонил. Поехали, говорит, твоих гонщиц искать. Степку с собой — и давай кататься по району. Иногда останавливались, прохожих расспрашивали — не видел ли кто чего. И, конечно, нашли. Только поздновато — как раз в тот момент подъехали, когда нас в «Форд» запихивали, а второй гаишник в разбитую «девятку» садился. Ну, Стасик как увидел, во что мы его транспорт превратили, еще больше бушевать начал. Я, говорит, этих тварей по этапу пущу. И такой иск вчиню, что по миру пойдут! Ну а Степка знай свое гнет. Поехали, говорит, прямо сейчас ко мне. Я с тобой тут же и рассчитаюсь — две таких «девятки» купишь. И снова уговорил его. Отправились они к нему домой, и Степан всю бабкину шкатулку на стол и вывалил. Золото, изумруды, хоть и некрупные, бриллианты… Может, на две «девятки» там и не было, но на ремонт — с лихвой. Плюс Степка на жалость бил: молодые, мол, девчонки… И пожалел нас Стасик. Шкатулку взял и пообещал, что поможет нас из ментуры вытащить… Он ведь только недавно «братком» стал. А в детстве все вместе во дворе тусовались. В войнушку играли и в циклопов… — Надя снова вздохнула. — Ведь не зверь…
— Да-а-а, Надежда, — протянул журналист. — Интересная у тебя была юность!
— Да ладно! — усмехнулась она. — Обычный переходный возраст. Как у всех.
— А мне ведь моя мамуля всегда тебя в пример приводила, — продолжал ерничать Полуянов. — Вот, мол, смотри, какая интеллигентная, скромная, добропорядочная девушка…
— А я такая и есть! — широко улыбнулась Надежда. — Твоя мамуля же ничего не знала. Моя мать ведь не дура, чтоб об этом рассказывать.
— Я, конечно, не спорю, — ехидно произнес журналист. — Только как-то в общую картину не вписывается… В шестнадцать лет по ресторанам расхаживала… В семнадцать машины угоняла… А сейчас, в двадцать семь, тебя пытаются убить.
Надя сразу побледнела, а Дима внимательно взглянул ей в глаза и спросил:
— Кто, как ты думаешь, мог это сделать?
И она спокойно ответила:
— Я думаю, тот, кто давно знает нас, всех троих. Тот, кто уже убил Ленку Коренкову. И покушался на Ирину Ишутину.
— Надя, но я не понимаю… — скривился Полуянов. — Ведь с тех пор столько воды утекло… Вы теперь совершенно разные люди. Непересекающиеся множества. — И пошутил: — Не Стасик же вам за свою «девятку» мстит! Запоздало получается…
— Да что теперь ему та «девятка»! — улыбнулась Надя. — Он знаешь как поднялся? Давно уже на «девяностой» «Вольво» рассекает…
— Но кто тогда?.. – он пытливо уставился на нее.
— Не знаю, — опустила глаза Надежда.
— А по-моему, милая, ты чего-то недоговариваешь, — вздохнул Дима.
И по виноватой искорке, мелькнувшей в ее глазах, понял, что он в своих подозрениях не ошибается.
