Глава 8
Дима
— Да эти девки Степке были вообще до фонаря! Все трое! — огорошил Диму Пшеницын. — Он просто умный мужик. И использовал их на полную катушку!
Старший супервайзер казино «Фараон» (так значилось на изобилующей золотом визитке) Пшеницын принимал журналиста в своем кабинете. Помещение — как, впрочем, и весь интерьер игорного дома — было выдержано в желтых тонах. Мало того, что обои слепили глаза, кругом были расставлены будды, канделябры, драконы и, верх пошлости, даже золотые яйца. Кресло, куда экс-доходяга усадил Полуянова, тоже было противного лимонного цвета — как и кофейная чашка, и вазочка с конфетами, и наряд подавшей угощение секретарши.
«Я б в этом дурдоме в первую же неделю с катушек съехал», — подумал журналист.
А старшего супервайзера навязчивый интерьер, похоже, абсолютно не напрягал — он поигрывал золотого цвета ручкой и с достоинством носил бронзовый, в светло-золотых принтах галстук с логотипом заведения.
— Значит, ты об этой гоп-компании пишешь… — задумчиво произнес казиношник, когда Дима рассказал ему о цели визита.
— Скорее о Коренковой, — уточнил Полуянов. — Психологический очерк. О том, как из человека звезду пытались сделать, да не получилось.
— Я понял, — хмыкнул Василий. — История падшего ангела. Но насчет Ленки я тебе ничем помочь не могу. Не пробовал. — Он цинично усмехнулся. — Хотя многие нахваливали.
— Охотно давала?
— Не то слово! Да все они, шалавы, были хороши!
«Что там мне Надька недавно рассказывала? Никакого секса? Одна сплошная консерватория?»
И Дима потребовал:
— А Степан? Он — пробовал?
— С Ленкой — они точно спали. С Иркой — думаю, бывало. Когда той никто другой не подворачивался. А с Надюхой… — Василий выдержал паузу, и Дима почувствовал, как внутри у него все замирает, — …хрен его знает. Сладенькой — это да, он ее называл. Я его спрашиваю: «В каком месте-то сладенькая?» А он, гад, ржет. На кухне, говорит. Больно тортики печет вкусненькие. Я ему: я, мол, тоже такого тортика хочу. А он опять ржет…
— А я думал, вы со Степаном дружбаны, — протянул Полуянов.
— А мы и были дружбаны, — с неожиданной горечью произнес Пшеницын. — Вместе и по киношкам шарились, и пивко употребляли, и даже, стыдно сказать, в шахматном клубе занимались, три раза в неделю. А потом он с этими… с девками… связался. И попал под их влияние. Околдовали они его, мымры. Все с ними да с ними. Тоже мне компания. Три химеры — один мужик.
— Ну, и ты бы разбавил компанию, — пожал плечами Полуянов. — Для баланса.
— С бабами тусоваться? Больно надо, — фыркнул Пшеницын.
«Да просто не звали тебя, — понял Дима. — Не зря ж Надька сказала, что доходяга…»
— Расскажи, какие они были. Все четверо, — попросил журналист.
— Ну, Ленка Коренкова — из девок самая симпатичная. Попка высший класс, глазюки светятся. Одевалась всегда в обтяжечку. Но вечно на понтах: да я, да у меня… И при любом случае норовила за рояль. Сгрохает какое-нибудь попурри — народ отпадает, а она счастлива… Ирка — та совсем другой была. Жесткая, как мужик. И на общественное мнение плевала. Мы все, когда курили, за школьный угол прятались, а она — прямо на пороге. И когда завуч на нее наезжала, только глаза закатывала: чего, мол, такого? Это ведь обычные сигареты, без наркотиков! Тоже, в принципе, симпатичная была. Но больно уж правду-матку любила резать. — Он передразнил: — «Степан! Помяни мое слово: закончишь свою жизнь грузчиком в магазине!» И не ошиблась ведь, тварь!
Пшеницын в раздражении щелкнул золотой зажигалкой и закурил.
Дима решил сделать ему приятное. Спросил:
— А тебе Ирина какую карьеру пророчила?
— Говорила, в тюрьму сяду, — хмыкнул тот. — За свои вечные карты.
С удовольствием обвел взглядом роскошные владения. И сказал:
— Ладно про девок. Теперь Надька…
Пшеницын задумался, и у Полуянова опять внутри все задрожало.
— Надька — та лохушка. Самая, пожалуй, умненькая из этих трех и на рожу ничего, а держалась в тени. И еще: всегда без своего мнения. Что Ленка с Иркой придумают, то и делает. — Он опять передразнил: — «Ну, девочки, если вы так считаете…» В общем, строили ее Ленка с Иркой. Да еще как строили!
— А чего ж тогда она дружила с ними?
— Ленка с Иркой в школе были самые звезды, — развел руками Пшеницын. — С ними все хотели дружить. Была у них в классе супер-отличница, Сладкова, вся из себя гордая, неприступная, правильная. Так даже она пыталась к ним в компанию набиться. Только девки ее на фиг посылали.
— А что Степан?
— А он к ним с расчетом прилип. С дальним. Сказал мне, будто какую-то умную книжку, типа Карнеги, прочел и просчитал, что ему выгодно именно к этой троице приклеиться. Потому что для общения нужно выбирать успешных . А девки, все трое, — видные, языкастые, веселые. Самые, короче, как Степка говорил, must . И в чем-то я его понимал. Мужики на него, задохлика, плевали, а бабы от рыцаря, даже никчемного, никогда не откажутся. Но не ботаничке же Сладковой было портфель носить!
«И опять — все вполне вписывается в картину», — подумал журналист. И неожиданно для собеседника сменил тему:
— Но ты мне тогда другое объясни. Зачем Степану было Ленку убивать? Сейчас? В ее смерти ведь его обвиняют…
— Да слышал я… — погрустнел Пшеницын. — Но, честно говоря, не врубаюсь. Мы ведь со Степкой не так давно виделись. Недели две назад, на встрече выпускников. Пришел он туда обтерханный, джинсики китайские, часики «Полет». — Казиношник с удовольствием взглянул на собственный массивный «Ролекс». — Сказал, что с Ленкой теперь живет и что крышу у нее сорвало конкретно. Спивается, уже достала своими истериками. Я ему и говорю: «А на фига тогда живешь?» А он: «Жаль ее, дуру. Без меня совсем пропадет». Степка — он вообще такой… жалостливый. Хотя… — Василий вновь задумался, — может, ему просто жить было негде. У него ж работа — сначала охранником был, потом грузчиком, денег — кошкины слезы. — Пшеницын вновь окинул взглядом собственный впечатляющий кабинет. — Вот и сдавал свою квартиру, чтоб был хоть какой-то доход. А сам у Ленки кантовался.
— А могла его Елена, — Дима вернулся к собственной версии, — в какой-то момент просто довести? Наговорить гадостей? Разозлить до такой степени, чтоб Степан себе просто отчета в своих действиях не отдавал? Убить гадину — и все. А когда взял себя в руки, уже поздно было…
— Степаху-то? Довести? — хохотнул Василий. — Не, это вряд ли. Он и по характеру спокойный был, настоящий флегматик. Да еще специально себя по каким-то особым методикам тренировал. Чтоб никогда не психовать. Серьезно, целые тренинги над собой делал! И был всегда такой выдержанный-выдержанный. Как он в той истории, когда девок в КПЗ загребли, себя повел!
— Куда-куда девок загребли? — опешил Полуянов.
— Ну, сначала в КПЗ. А потом бы точно отправили в тюрягу! — радостно пояснил казиношник. — И каждой бы годика по три влепили, если б Степка не вмешался!
— Ого-го-го… — тихо произнес Полуянов. И потребовал: — А ну давай. Рассказывай.
Десять лет назад
Новое распределение капитала просто бесило. Особенно в субботу, часиков в восемь вечера, где-нибудь в районе Тверской. Мигом почувствуешь себя идиотом. Потому что по телику сплошняком гонят сюжеты о голодающих учителях и недоедающих детях, а тут по стриту сплошь норковые шубы вышагивают. И дорогущие магазины витринами манят. И казино неоном подмигивают. А уж какие машины паркуются у разных долби-стереокино и грамотно прочухавших конъюнктуру театров!
Школьницам из интеллигентных семей здесь явно делать нечего. А Надя с Иришкой и Леной еще как последние дуры пытались в «Ленком» попасть на разрекламированную предками «Юнону и Авось». Нарядились, надушились изъятыми у мам туалетными водами и поехали к театру за два часа до представления. Но в кассе на них посмотрели, как на чумных: «Вы, девочки, откуда приехали? У нас дешевые билеты за месяц до спектакля разбирают, и в очереди надо с ночи стоять». А спекулянты — те предложили совсем «недорого», всего-то по пятьдесят баксов за седьмой ряд партера. Если учитывать, что у всех троих родители в госсекторе служат и школьникам даже стипендии не полагается — это полное издевательство.
— Ну ни хрена себе окультурились! — фыркнула Ирина, едва девушки с достоинством отклонили предложение спекулянта.
— Можно в «Трам» пойти, вон соседняя дверь, — предложила Надя. — Там, говорят, Абдулов часто ужинает. А хозяин — Збруев.
— Скажи еще — в казино! — хихикнула Лена, указывая на здание напротив. — На какие только шиши?
…А народу, что вылезает из дорогущих «мерсов» и спешит к театру, запредельные цены явно по фигу. Девицы цокают по асфальту высоченными каблуками, мужики трындят по мобильникам (триста долларов в месяц абонентская плата, не считая подключения и «трубы»). Откуда в столице столько богачей развелось?
— Ну, и что будем делать? — грустно спросила Надя.
— Банк грабанем! — хохотнула Ирина.
— Еще и погода мерзкая, — поморщилась Лена.
Погодка действительно подкачала: ранний февраль, противный сумрак, ледяная снежная крупа, мгновенно обращающаяся в грязь.
— А чего мы вырядились! — снова хихикнула Ирина. — Особенно ты, Ленка, хороша. В белых-то брюках! Как пингвин.
— Сама ты пингвин, — беззлобно откликнулась Коренкова. — Это, между прочим, концертный костюм. Точная копия Нины Риччи.
— С Черкизовского рынка, — закончила Ишутина.
— О, идея! — радостно воскликнула Надя. — Тут до консы как раз недалеко! Пойдемте, может, туда сходим? Вдруг кто интересный выступает?
— Нет, только не это! — закатила глаза Ишутина. — И так настроения нет, еще не хватало слушать, как скрипки пиликают!
— Колхозница ты! — упрекнула Надежда. И вопросительно взглянула на Лену.
Но идея с консерваторией не вдохновила и вторую подругу.
— Да ну, — буркнула Коренкова. — Дома эта музыка задолбала! — И пожаловалась: — Маманя вообще осатанела, скоро меня к роялю цепью прикует. К тому же она целых три абонемента на фортепьянные концерты купила, достает теперь, чтоб я не пропускала. По своей воле — не пойду!
— Не угодишь на вас! — вздохнула Надя.
Ей сегодня было особенно холодно и грустно. Холодно потому, что переться в субботу вечером в центр Москвы в цигейковой, протертой на локтях шубе Надя сочла неуместным и теперь отчаянно мерзла в более-менее приличном демисезонном пальто. А грустно из-за того, что нынешним вечером к мамуле в гости приехала тетя Женя — ее подруга и мать сногсшибательного красавца Димы Полуянова, студента факультета журналистики МГУ. Но если раньше Димочка всегда передавал своей, как он говорил, «подружке Надюшке» какие-нибудь милые сувениры, а то и сам, к неописуемому счастью младшей Митрофановой, маму сопровождал, то сегодня тетя Женя фальшивым голосом сказала:
— Дима велел тебе кланяться.
То есть, значит, он даже не вспомнил про нее и наверняка проводит сегодняшний субботний вечер в шикарной, изобилующей длинноногими красотками компании. А она, Надя, последней лохушкой мерзнет на сияющей огнями Большой Дмитровке. И даже сосиски в тесте себе позволить не может, потому что мамуле опять зарплату задерживают, а на билет в театр — если бы получилось купить по разумной цене — ей обещала Ирка одолжить. Но не просить же у Ирки еще и на сосиску!..
— Во идея, Ирун! — тем временем осенило Ленку. — А давай у твоего бати опять машину стырим! Ну и вернемся сюда. Будем рассекать по Тверской и петь… — И она хорошо поставленным голосом вывела: — А я ся-а-аду в кабриолет! И уе-е-еду куда-нибудь!
— Садысь, красавица! — немедленно откликнулся на ее а капелла проезжавший мимо кавказец на ржавой «четверке».
— Пошел ты! Сначала «бумер» купи, — отбрила девушка и повернулась к подругам: — Давай, Иришка! Или слабо?
— Фигню какую-то говоришь, — разозлилась Ишутина. — Когда мне было слабо?
— Да ну, девчонки! — запротестовала осторожная Надя. — Одно дело, когда мы по району гоняем, — и другое дело ехать сюда, в центр. Тут же менты на каждом углу, а у нас ни у кого прав нет!
— Ой, испуга-ала! — насмешливо протянула Ирина. И назидательно произнесла: — К твоему сведению, за езду без прав по закону полагается… лишение этих самых прав. На два месяца. Разве не бред — если их все равно нету?
— Да здесь и водить стремно, — не сдавалась Надя. — Смотри, движение какое! Я, например, не решусь…
— Кто б сомневался, что ты не решишься! — хмыкнула Ира. — Трусиха! И зануда!
А Лена изрекла:
— По-моему, в вождении, как и в музыке, нахальство нужно. У нас как: если ноты забыл — не дай бог останавливаться! Помнишь, не помнишь — все равно надо переть, как танк. Играй, что играется. Сколько раз бывало: даже суперпупержюри не въезжает, что ты бред лабаешь. Они ведь не вундеркинды, все партитуры в памяти не держат… И на дороге похоже. По главной ты едешь, не по главной — рули вперед. Другие ж водилы не самоубийцы. Пропустят.
— А если другой ездюк такой же нахальный окажется? — прищурилась Надя.
— Значит, не повезло, — философски подытожила Коренкова.
…Но Надя хотя всегда взывала к осторожности и имела репутацию записной скромницы, а гонять на машине сама обожала. Ну и пусть это всего лишь старенькие «Жигули»-«пятерка» с тяжеленным рулем и неповоротливым корпусом, — других-то автомобилей все равно пока изведать не удалось. Зато сколько кайфа, когда понимаешь: это твоей руке подчиняется многокилограммовая махина. И в твоей власти — или мчаться, или плестись, свернуть налево или неожиданно для пассажиров проехаться на полной скорости задним ходом… Жаль, конечно, что собственного автомобиля у нее нет и не предвидится, а Ирка пусть и строит из себя безбашенную, а тоже отцовскую тачку часто тырить побаивается. Отец-то ее хоть водить и научил, но стребовал клятву, что ездить они будут, только когда он сам сидит на переднем пассажирском сиденье. Рулить под контролем батяни, ясное дело, никакого кайфа, и Иришка, когда он в ночную смену работает, иногда техпаспорт с ключами выкрадывает. Но каждый раз дрожит, что менты остановят и прицепятся, что без доверенности и без прав… Или, еще хуже, подружка драгоценную «пятерку» покоцает. Поэтому в основном она водит сама — «чтоб, если что, хоть не обидно было!» А Надю пускает за руль, только если находится в благостном расположении духа.
В такой обстановке, конечно, мастерство особо не отточишь. Надя юношескую автошколу уже полгода как закончила, а рулила с тех пор от силы три раза. Наверняка, когда ей восемнадцать стукнет и можно будет настоящие права получать, она экзамен не сдаст, без практики-то!
Поэтому хотя она и охолаживала девчонок, а в душе все рвалось, пело: «Ну, поехали же! Поехали!»
И Ирина решилась:
— Ну, ладно. Погнали. Попробуем. Только давайте тогда никаких сосисок. Все карманы вывернем, чтоб на заправку заехать, а то там бензин на нуле.
* * *
Едва вошли во двор, Ира просияла:
— Окна не светятся! Смотался, значит, папка!
Она оставила подруг ждать внизу и помчалась в квартиру. Вернулась быстро, но лицо было злющим. И вместо триумфального звона ключей продемонстрировала подругам блокнотный листок: стилизованное изображение машины, вписанное в круг и перечеркнутое двумя линиями.
— Фиг, значит, вам… — расстроилась Митрофанова.
— Шутничок, блин, папаша! Остряк-самоучка! — Ира гневно скомкала бумажку и объяснила подругам: — Листок в ящике лежал, сверху. Там, где обычно техпаспорт и ключи от машины.
– Вместо ключей? — уточнила Надежда.
— Вместо, вместо, — раздраженно откликнулась Ишутина. — Я весь ящик перерыла. Он их перепрятал. Или с собой унес.
— Что ж. Раз не везет — не везет во всем, — вздохнула Лена.
— Да… И если мужик на горизонте, то непременно Степка! — в тон ей ответила Ирина.
От подъезда к ним и правда вышагивал Степан. Его лицо, как было всегда, когда он видел своих обожаемых королев, расплылось в широченной улыбке.
— Тебя нам только не хватало… — вполголоса буркнула Ирина.
— Да ладно. Пусть будет, — великодушно произнесла Елена.
— Хоть какое-то развлечение… — подхватила Надя.
— Да ну! Толку от него! — Ира никак не могла справиться с раздражением и с обидой.
И, едва Степа приблизился к ним, тут же на него налетела:
— Привет, Степан. Вот скажи: ты мужик или не мужик?
— По определению социологов, у меня пока что статус юноши , – ухмыльнулся начитанный мальчик.
— Сопляк, короче, — резюмировала Ирина.
Степан не обиделся. Добродушно спросил:
— Ты что? Не с той ноги встала? Или, как моя маман, на погоду реагируешь?
— Да мы на ее тачке погонять хотели, а папаша ключи спрятал, — объяснила Лена.
— Ну, в другой раз покатаетесь, — примирительно произнес Степан.
— Вот я и говорю: сопляк! — продолжала беситься Ирина. — Потому что мужик — если дамы желают кататься — тут же сказал бы: будет исполнено. И предоставил бы в их распоряжение лимузин.
Надя поморщилась: на ее взгляд, Ира перебарщивала. Даже в отношении безответного Степки. Но тот — вот счастливый характер! — не обиделся. Только руками развел:
— Да где ж, Иришка, я тебе возьму лимузин?!
— Да хотя бы вон там! — встряла Елена.
И показала на подкатившую к подъезду новенькую «девятку».
Машина, лихо взвизгнув тормозами, остановилась у бордюра. С водительского места выскочил коротко стриженный парень. То был Стас с девятого этажа, вся компания его знала. Ему уже сравнялось двадцать, он, как говорили, «держал» автосервис, страшно важничал и на каких-то старшеклассниц и уж тем более на Степана никакого внимания не обращал.
— Все по барабану человеку! Ключи в зажигании оставил — и пошел себе по своим делам! — прокомментировала Лена. — Бери тачку — не хочу!
— Может, в ней пассажир сидит — отсюда ж не видно, — возразила Надя.
— Да никто в ней не сидит! Стас просто сильно наглый! Думает, никто на его «девятку» не позарится! — ответила Лена.
А Ира презрительно взглянула на Степана:
— Да уж. Не Степка ж ее угнать решится!
— И не решусь, — весело согласился тот.
— А вот я — запросто, — вдруг заявила она.
И бросилась к Стасовой «девятке».
— Ир, ты куда? — растерянно крикнула Надя.
— Да прокачу себя сама… раз никто другой катать не хочет! — ответила та.
Тут и Елена испугалась. Заорала:
— Ир, прекрати!
Но подруга уже распахнула дверцу «девятки». А секунду спустя машина взревела движком, лихо стартанула и остановилась подле Нади с Леной и онемевшего Степана. Ира выглянула из окна:
— Ну что? Едете?
Глаза ее горели счастливым огнем, изо рта на морозном воздухе вырывался парок.
— Ты с ума сошла! — простонала Лена.
— Да ладно! Кружок по району — и вернем! — пообещала та.
— Нет, я пас, — твердо сказала Надя.
— Ну и клуши! — пригвоздила их Ишутина. — К вашему сведению, когда машину просто покататься берешь, это даже кражей не считается! Так, мелкое хулиганство. Да и то если поймают. А мы промчимся и поставим ее на место, Стасик даже не заметит.
— Ира! Прекрати! — повторила Митрофанова.
— Зануда! Пай-девочка! — хохотнула та в ответ.
А Лена решительно обогнула машину и плюхнулась на правое переднее сиденье.
— Чао, домохозяйка! — весело выкрикнула Ирина.
И Надя не выдержала. Вырвала свою ладонь из руки Степана, который пытался ее остановить. Впрыгнула в машину. И «девятка», ревя форсированным движком, выехала со двора.
