Глава шестая
Изабель, много лет назад
Пока текли оставшиеся до вылета недели, Ира и Изабель успели придумать себе множество страхов. Что спортсменки из основного состава устроят им, чужачкам, темную, тренер заставит часами сидеть в сауне без глоточка воды и станет бить палкой или же придется — в качестве платы за шикарный отель! — ублажать спонсоров.
Однако реальность в Японии оказалась совсем иной. Ими просто никто не интересовался.
В первый день вообще получилось ужасно. Тренировку назначили на восемь утра, выезжать надо было за час, и ровно в семь (а по родному времени — в два ночи) девочки уже зевали в холле. Несмотря на раннее время, народу здесь было полно. Кто-то выписывался, кто-то заезжал. Крошечного роста портье волокли огромные чемоданы, постояльцы отеля торопились на завтрак — причем японцы выбирали зал с европейской кухней, а европейцы предпочитали есть сашими и суши.
Но ни единого человека из их команды в холл не спустилось.
— Все спят, что ли, до сих пор? — удивлялась Ирка. — Пойдем, разбудим?
— Ой, успокойся ты! — оборвала ее Изабель.
И потянула носом — запахи из зала с японской кухней неслись самые соблазнительные. Но тренер, увы, наказала категорически: перед тренировкой ни крошки, только воду можно.
— Слушай, уже семь пятнадцать, — продолжала страдать Ирка, — вдруг мы время перепутали? Давай сбегаем на этаж! Постучимся!
— Ты что, дикая совсем? — фыркнула Изабель. — Бегать еще, ноги оттаптывать, когда можно спросить на ресепшен.
— Да ну! Они не поймут! — испугалась подруга.
Однако Изабель решила положиться на свой скудный английский… Она вернулась к Ирине буквально потрясенная:
— Все уже полчаса как уехали.
Та сразу посерела. Выдохнула:
— И что нам теперь делать?!
— Как что?! Конечно, идти город смотреть!
— Но почему они нас бросили? — прохныкала Ира. — Сказали ведь, отъезд в семь, я точно помню!
— Слушай, ты не поняла, что ли, еще? Никто тебе не собирается давать выступать на этом кубке! Даже если кто-то заболеет, в команде первые запасные есть, свои. А что нас взяли — это случайность. И неслыханное везение. Так и давай пользоваться! Пошли в императорский дворец, на телебашню, на кораблике по реке Сумиде кататься!
Однако подруга метнула в Изабель гневный взор:
— Ты с ума сошла?! Какая Сумида?! В Тайикукан надо ехать, за ними!
Над забавным словечком «Тайикукан» (он же знаменитый токийский Дворец спорта) девочки уже вчера похихикали. И даже на карте города его нашли — квартал Сэндагая, почти на другом конце Токио.
— Но зачем мы поедем, если мы им просто не нужны?! — возмутилась Изабель. — Если они нас не взяли явно специально!
— Нет, это мы с тобой, наверное, что-то напутали, — упрямо произнесла Ирина. — Развлекайся, если тебе совесть позволяет. А я сюда тренироваться приехала.
Изабель тяжело вздохнула — Ирку не переспоришь, придется тащиться. Подруга даже позавтракать не дала, сразу потянула к метро. Ох и поблуждали! 285 станций, схема запутана, будто пиратская карта, ветки всех цветов, пересадки на электрички, монорельс, скоростной поезд синкансэн. Зато на японцев нагляделись вдоволь. В основной массе черных костюмов и белых рубашек (как у мужчин, так и у женщин) иногда удивительные экземпляры встречались: пожилая японка в изысканном кимоно и ужасно неудобных с виду деревянных тапочках гэта. Девчонки-эмо, парни-готы. А вежливые все какие! Подруги, по российской привычке, на эскалаторе встали справа, забыли, что движение в Японии в другую сторону. Через минуту, не раньше, Изабель обернулась и опешила: за ними целый хвост пассажиров выстроился, человек сто, не меньше. И никто ведь слова не сказал, терпеливо ждали, пока русские курицы сами сообразят!
— Вот это, я понимаю, воспитание! — восхитилась Иришка. — Хочу здесь жить!
— Да ну, — поморщилась Изабель, — скучища. Японцы какие-то слишком правильные.
В родном российском метро на нее — эффектную, голубоглазую кубинку! — только, может, слепые или совсем уж престарелые дедки не глазели. А тут, даже самые с виду мачо, только взглянут исподлобья — и сразу снова очи долу.
— Это потому, что мы не японки, — объяснила Ирина. — Я в путеводителе читала: европейцы им кажутся очень некрасивыми.
— Ты, может, и кажешься, — хихикнула Изабель. — А я кубинка! Другая раса!
— Ах, ну да, забыла! А если у тебя от японца ребенок родится? Кем он будет? Кубояпоном? Японокубом?
Начали толкать друг друга в бок, хихикать (аборигены поглядывали снисходительно, но вовсе не осуждающе) — и опять промахнули мимо нужной станции.
…Во Дворец спорта они попали лишь к часу дня. У сборной команды как раз начался обед: еду принесли прямо к бассейну, в пластиковых лотках. Девчонки выглядели уставшими, губы синие, одеты, прямо поверх мокрых купальников, в тонюсенькие халатики.
— Вы почему опоздали? — неласково встретила их тренер.
— Ну вы ведь сами сказали, — растерялась Ирина, — в семь выезжаем на тренировку, а мы уже без пяти в холле были!
— Значит, еще раньше надо было приходить, — буркнула женщина. И неохотно велела: — Ладно, раз приехали — переодевайтесь и в воду. В последний ряд. Все повторять за девочками и не мешаться.
Изабель голодными глазами взглянула на пищевой лоток — объедение, наверное, суши с белой рыбкой и, кажется, угорь. Но им пообедать никто не предлагал, а самим просить второму составу, похоже, не положено. Пришлось заныривать на голодный желудок.
Вода оказалась ледяной. Даже Изабель начала стучать зубами уже через час, а на Иришку смотреть было жалко: настоящая синяя птичка. Но закончилась тренировка лишь в семь вечера.
— Безобразно! — подвела итог дня тренер. — Завтра выезжаем в шесть. А ночью — будет растяжка.
Это уж вообще край. Изабель и днем все эти шпагаты ненавидела. Однако накануне важных соревнований девчонок могли разбудить хоть в три ночи и отправить в спортзал. Считалось, для того, чтобы мышцы не расслаблялись.
«Да зачем он мне вообще, этот спорт?!» — в который раз подумала она.
Давно пора признать: кроме умения долго сидеть под водой да неплохой фигуры, никаких больше склонностей к синхронному плаванию у нее нет. Ну и зачем тогда все эти мучения? Чтобы разъезжать по малозначимым соревнованиям, из Мухосранска в Ухрюпинск?
В Японию — да и куда-нибудь еще в приличное место — ее явно больше не пригласят.
«Надо, значит, пока пользоваться тем, что есть».
И вечером, когда Ира бессильно рухнула в постель, Изабель решительно заявила:
— Ты как хочешь, а я пойду по Токио гулять.
— Обалдела? — опешила Ирина. И хлюпнула носом — естественно, у нее уже начался насморк.
— Это ты обалдела: приехать в Японию и в гостинице киснуть, — отрезала Изабель. — Тем более мы весь день не ели. А тут, совсем рядом, цукидзи — рыбный рынок, и там целая куча обалденных рыбных ресторанчиков.
— Ну да, — мрачно произнесла Ирина. — Сейчас налопаемся, а часа в три на растяжку разбудят, заставят взвеситься — и сразу два кило лишних.
— Подумаешь! — отмахнулась Изабель.
И больше не слушала стенаний трусихи подруги. Вымыла голову и решительно нарядилась под стать молодым японкам: кофточка с вырезом, короткая юбка, высокие сапоги. Только, в отличие от большинства азиаток, ноги у нее куда длиннее и прямее. Да и сапожки, на каблучке, в облипку, выглядели очень эффектно.
Иришка осмотрела подругу и предрекла:
— Даже от гостиницы отойти не успеешь. Изнасилуют сразу.
— Да брось! От японцев не дождешься! — хихикнула Изабель. — У них эта, как ее, конституция очень слабая. Плюс высокая моральность. Плюс острова — бежать некуда. Поэтому изнасилований тут вообще почти не бывает.
…Хотя, когда она вышла из отеля, ей стало страшновато. Нет, никто не бросался, вслед не свистел и даже языком не цокал, но улицы оказались почти пустые, хотя было еще совсем не поздно. Знаменитыми японскими пробками не пахнет — только редкие такси проезжают. Смешные желтые машинки под старину, на сиденьях под головами водителя и пассажира кружевные белые салфеточки. И шоферы — обязательно в белых перчатках.
Деньги у Изабель имелись (папа профинансировал щедро), но останавливать машину она не стала. В такси-то сесть полдела, а как с шофером объясняться? Так что лучше сама она найдет этот цукидзи, по карте.
Однако чем дальше шла, тем более пустынными становились улицы. А когда достигла цели — опешила. Путеводитель гласил, что рыбный рынок — чуть ли не главная достопримечательность Токио. Но на деле он собой представлял Лужники худших времен. Настоящий базар-вокзал. Разгружались грузовики, сновали электрокары, япончики в рабочих комбинезонах катили тележки… И где тут, интересно, знаменитые рыбные рестораны?
Некоторые японцы — не в рабочих одеждах, в цивильном — нахально игнорировали щит (на английском), что проход воспрещен, и деловито проходили куда-то внутрь этой суеты. Но Изабель соваться в муравейник побоялась. В мини-юбке, да в логово грузчиков — совсем неразумно. Куда теперь-то деваться? Голодной возвращаться в отель?..
Ее переполняло возмущение. Ну не может быть, чтобы вокруг самого большого в Японии рыбного рынка ни одного ресторана не нашлось! Изабель перешла на параллельную улочку, принялась разглядывать вывески. Бар (еды никакой не видать, да и, наверное, не пускают туда несовершеннолетних), газетный ларек, почему-то магазин молдавских вин (закрытый). И вдруг — крошечное кафе в подвальчике. С обнадеживающим названием Sushidei.
Изабель не вошла — ворвалась внутрь.
Комнатка — не больше их гостиной. Посередине кухня, вокруг, по периметру, узкая стойка, за ней сидят посетители. Неулыбчивый метрдотель встретил ее на входе, тут же бросился навстречу, поклонился чуть не в пояс, забормотал:
— Sorry! Reserved! Reserved!
А запахи — настолько соблазнительные, что Изабель еле удержалась, чтобы не кинуться на стоящего посреди кухни повара и не вырвать у него прямо из рук суши с огромными нежно-оранжевыми икринками.
— No way, — решительно молвила девушка. — I am hungry, and I stay here.
А халдей заладил, словно попугайчик:
— No! Reserved! Reserved! — и все к двери ее подталкивал.
— Сделай себе сэппуку, урод! — окончательно разозлилась Изабель.
И вдруг услышала — по-русски:
— Да ладно. Уж пощади дурака!
Она обернулась — и чуть не рухнула от восторга.
По-русски к ней обращался японец. Да не простой — а молодой и прекрасный, словно бог. Что-то сердито молвил на своем языке — и метрдотель немедленно отступил, снова начал кланяться — на сей раз чуть не до земли. А прекрасный принц одарил девушку сногсшибательной улыбкой и предложил:
— Прекрасная дама не откажется поужинать со мной?
Она смотрела на него во все глаза. Лет восемнадцати. Костюм — экстремально дорогой, часы — швейцарские, на пальце — золотой перстень. Почему он говорит по-русски?
— А вы кто? — вырвалось у нее. — Якудза?
— Да что вы, милая! Я — мирный студент, — расхохотался парень.
— А откуда русский знаете?
— В университете изучаю. Отец настоял, у его корпорации есть интересы на Дальнем Востоке.
— Ладно трепаться, в университете так не научат, — покачала головой Изабель.
— И мама у меня из России, — просиял японец, будто солнце над Фудзиямой, — поэтому я ваших девушек просто обожаю.
— Ну, я не совсем русская, — кокетливо улыбнулась Изабель. — Разве не видно?
— Главное, что у тебя глаза, как я люблю. Огромные и голубые. Давай знакомиться? Меня Такиши зовут.
— А меня Изабель, — представилась девушка.
Есть ей хотелось настолько, что она с ноги на ногу переминалась от нетерпения. И, едва усевшись за столик, накинулась на нереально вкусные роллы и суши. Японец тактично выждал, покуда она утолит первый голод, и лишь потом завел беседу.
Изабель, разумеется, наврала, что ей уже восемнадцать. Новый знакомый не поверил. Впрочем, сам он утверждал, что ему двадцать пять (хотя Изабель и двадцати бы не дала). Но, видимо, он был совершеннолетним, потому что бутылочка саке на столе имелась, и Такиши настоял, чтобы россиянка тоже попробовала. («Как можно быть в Японии и не отведать национального напитка?»)
Старалась пить по глоточку, но все равно опьянела. И когда вышли из ресторанчика в одиннадцать вечера, чувствовала себя восхитительно, замечательно пьяной.
— П-поедем ко мне? — обнял ее Такиши.
— Нет, — помотала головой Изабель. — Не могу. У меня ночью растяжка, а в шесть утра тренировка.
Вспомнила — и сразу начала нервничать. Пусть суши не слишком калорийны, но килограммчик, минимум, к ней прилип. А что, если запах спиртного тренерша учует?
— Как говорят у вас в России? Забей? — Такиши прижал ее к себе еще крепче.
— Нет, Такиши, — грустно вздохнула девушка. — Отвези меня, пожалуйста, в отель.
— Но мы встретимся? Завтра, в этом же месте? Устроим вечеринку. Я приведу друга. А у тебя есть подружка?
— Да.
— Ну, и приходите вдвоем! Я устрою вам замечательный сюрприз! — Такиши задорно улыбнулся, и девушке на этот раз показалось, что он совсем еще мальчишка, наверное, даже и восемнадцати нет.
Как бы только уговорить скучную Ирку на приключение?
— Хорошо, Такиши. Мы обязательно придем! — пообещала Изабель.
И пока такси с кружевными салфетками на сиденьях везло их к отелю, они целовались на заднем сиденье настолько горячо, что сдержанный водитель-самурай одаривал их через зеркальце заднего вида чрезвычайно гневными взглядами.
Наши дни
В день сделки Надя проснулась в шесть утра без всяких будильников и целый час валялась в постели. Злилась на Полуянова и в то же время завидовала ему. Вот ведь крепкие у человека нервы! Сегодня такой важный день, вся их жизнь, можно сказать, меняется — а он беспечно посапывает, да еще и улыбается во сне! Будто ни капельки не беспокоит его, как все пройдет, какой она будет, их новая совместная жизнь в новой квартире. И о том, с чем расставался, нисколько не скучал. Не то что страдать, в свою холостяцкую берлогу на прощанье даже не съездил. Меланхолически бросил:
— А зачем? Вещи все я уже давно к тебе перевез, а рухлядь пусть покупатели сами выносят.
Обнял Надю, нежно чмокнул в губы, улыбнулся:
— Это вы, кошечки, к месту привязываетесь. А я кобель, куда хозяин, то бишь хозяйка, скажет — туда и я.
Ох, до чего приятно слышать!
Однако не покидает ощущение: Полуянов своими вдруг участившимися комплиментами ее специально задабривает. Чтоб Надя не заподозрила, что у него рыльце в пушку. Сколь угодно может утверждать, что Изабель Истомина якобы глупа, скучна и примитивна, но помнит она, какими глазами журналист на это кубинское исчадие смотрел!
Надя извелась просто. До чего же хочется сегодня, на сделке, увидеться с красоткой мулаткой в последний раз — и больше не встречать ее никогда.
Аскольд Иванович, их чудо-риелтор, Митрофанову подбадривал:
— Разумеется, именно так и будет. Вам с Истоминой общаться без надобности. Договор купли-продажи подпишете — и до свиданья. Свидетельство о регистрации собственности я сам получу, по вашей доверенности, и ключи от квартиры приму. А вы с Димой только акт сдачи-приемки подмахнете.
Хорошо бы. Но только Надя нюхом чувствовала: с пустоголовой красоткой проблем еще не оберешься.
Даже сегодня на важнейшее мероприятие — сделку! — Изабель Истомина к девяти утра, как было назначено, не пришла. Хотя все прочие участники даже раньше явились.
Впрочем, риелтор Аскольд взмахом руки прервал ворчание прочих продавцов-покупателей:
— Да вы что, господа?! Когда только один из цепочки задерживается — это великолепный, просто блистательный результат! Тем более не на ветру встречаемся, не под дождем проливным. Целый бизнес-центр к вашим услугам! Располагайтесь, чаек, кофеек, можем потанцевать, кто желает!
— А вай-фай тут есть? — поинтересовался Полуянов.
— Обижаешь, командир! — хмыкнул Аскольд. — Тут все, что хочешь. И вай-фай, и принтер, и даже кресла массажные. Модернизация, блин, все для блага покупателя! Не то что раньше, когда сделки в подворотнях около Банного переулка проворачивали, а деньги в авоськах носили.
— Что такое «авоська»? — удивленно спросила юная (не старше двадцати) особа — покупательница Надиной квартиры.
— Ну, — защелкал пальцами Аскольд, — сумочка такая, из веревок сплетенная! Если полную набить, как раз миллион влезет. Долларов, разумеется. Хотя я подобным образом публику не эпатировал, денежки всегда таскал в непрозрачном пакете. Но все равно: едешь в метро на сделку и, хоть не видит никто, на душе неспокойно. Такие деньжищи при тебе. А времена-то были дикие, за пачку сигарет убивали!
— Зато квартиру в руках подержать было можно! А теперь скукота, деньги в сейфе… — хмыкнул Дима.
— Ничего, подержишь еще. Когда пересчитывать будешь, — подмигнул риелтор.
— Нет, у меня главный счетовод — вот она, — показал Полуянов на Митрофанову. — А мое дело маленькое, только подпись поставить.
И всем своим видом показывает, что ему не до каких-то квартир. Устроился на мягком диванчике, отгородился газеткой. А Наде — даже чаю выпить не дали. Серьезная молодая пара (покупатели ее квартиры) устроили настоящий экзамен: «Где находится ЖЭК? Где ЕИРЦ? Где районная поликлиника и ближайший к дому детский садик?» (Ответы старательно записывали в блокнот.) А пожилая, явно приезжая дама (та, что приобретала Димкину квартиру) не уставала ворчать:
— Уже восемь минут десятого, а сделка так и не начинается, это сколько мы здесь будем сидеть?
— Привыкайте, милочка! Тут Москва! Пробки! — пытался утешить ее Аскольд.
— А меня ваши пробки не волнуют, — фыркнула дама. — Лично я приехала вовремя, на метро. Деньги в ячейку внесла. Продавец моей квартиры тоже присутствует. Так что давайте начинать, пересчитывать и договор подписывать.
И как всегда, один скандалист попадется — сразу других заразит.
Молодые супруги — хотя только что абсолютно пушистенькими овечками казались — с удовольствием подквакнули:
— Да, да, давайте! Мы тоже очень спешим!
— Друзья! — тепло улыбнулся Аскольд. — Простите, но никак невозможно. У нас с вами не простая продажа, а альтернативная сделка. Надя с Димой ваши деньги должны сразу передать хозяйке квартиры, которую они покупают. Поэтому нужно обязательно дождаться ее.
— Ну и вынимайте ту хозяйку хоть из-под земли! — раздраженно произнесла приезжая дама. — Почему мы все страдать должны?
— Да подъедет она сейчас! — тоскливо заверила Надя.
А Полуянов вдруг оторвался от своей газетки и услужливо предложил:
— Давайте я ей позвоню!
— Звони, — сухо сказала Митрофанова и отвернулась.
Дима шустро отщелкал кнопки, нажал на вызов, растерянно доложил:
— Вне зоны действия. Может, она в метро?
— Да ладно. Наша звезда туда не спускается, — буркнула Надя.
Поймала на себе любопытно-сочувственный взгляд приезжей дамы и, смутившись, отвернулась.
А Димка уже набрал другой номер:
— Сейчас по домашнему позвоню… Ну, естественно. Тоже не отвечает.
— Забыла включить звук. Забыла телефон… — успокаивал клиентов Аскольд.
Приезжая дама выразительно взглянула на часы и заявила:
— Лично я здесь целый день торчать не буду! Что за невоспитанность, в конце концов!
А серьезный молодой человек (покупатель Надиной квартиры) очень вежливо предложил:
— Есть ли какая-то техническая возможность оформить сделку без нее?
— Но я ведь уже объяснил вам! — начал раздражаться Аскольд.
Однако юноша вкрадчиво перебил его:
— Мы покупаем квартиру у госпожи Митрофановой. Она находится здесь и в состоянии сама пересчитать деньги. А потом пусть сама передает их опаздывающей стороне!
Покупательница Димкиной квартиры бурно поддержала идею:
— Во, дивненько! Я «за», обеими лапами. Тем более он, — кивнула она на Полуянова, вновь укрывшегося за газеткой, — говорил: «Хочу бабло в руках подержать». Вот пусть и подержит!
Дима неохотно отложил прессу, вопросительно взглянул на Аскольда.
— Минутку, господа, — обратился риелтор к покупателям квартир, — нам нужно удалиться на небольшое рабочее совещание.
Подхватил Надю и Диму под руки, увлек в сторонку, горячо задышал перегаром:
— Пусть ждут. Нечего лишний геморрой разводить. Мы, конечно, можем пойти у них на поводу, но зачем создавать себе лишнюю работу? Раз деньгу считай, потом, когда Изабель явится, опять считай. К тому же еще один момент: что будет, если ваша Истомина так и не придет?
— А что, кстати, будет? — простодушно поинтересовался Полуянов.
— Да ничего особенного, — хмыкнул Аскольд. — Но в недельный срок после государственной регистрации сделки вы обязаны собрать вещички — и с вашей бывшей жилплощади прочь. В никуда.
— Да ладно, в никуда! — передразнил Полуянов. — В Москве десятки тысяч квартир продается!
— Ага, только нормальных среди них вообще нет! — пискнула Надя. — К тому же еще инфляция и кризис в любой момент может случиться, а у нас сделка в рублях. Получим — вместо двух квартир! — груду бесполезных бумажек!
— Надька, слушай, ну не драматизируй, а? — поморщился журналист.
— М-да, больше, чем на час ваша Истомина опаздывает, — озабоченно покосился на часы Аскольд.
— Может, сделку перенести? — робко предложила Надя.
Полуянов покосился на покупателей, что-то бурно обсуждавших между собой, и вздохнул:
— Не согласятся они.
— Не согласятся, — подтвердил Аскольд.
— Ну… ну и пусть тогда катятся! — решительно проговорила Митрофанова. — Других найдем.
— Ага, скажи им это сейчас, — фыркнул Дима.
— Можно, конечно, и так. Но квартиры ваши под авансом давно. Если сегодня договора не подпишем, придется покупателям задаток в двойном размере возвращать. Прямой убыток, — мрачно пояснил Аскольд.
— Вот что Изабель за мымра! — вновь не удержалась Митрофанова.
Полуянов снова набрал телефонный номер — и опять нарвался на «абонент недоступен».
— Десять утра для нее — несусветная рань. Может, она просто еще почивает? — язвительно заметила Надя.
— Вот что, дорогие мои, — решился наконец Полуянов. — Давайте начинать сделку. С твоей, Надюха, квартиры. Продаем сначала ее. Я ведь здесь не нужен, правильно? Считайте не спеша деньги, подписывайте договор. А я пока мухой метнусь к Истоминой. Машину бросаю, чтобы побыстрей получилось. Тут пять остановок на метро, ерунда. За час в оба конца обернусь.
— Но как же так? — растерялась Митрофанова. — А если Изабель дома нет или она вообще скажет, что передумала, а я свою квартиру уже продам?!
— Значит, поживем какое-то время в моей, — отрезал Полуянов. — Без паники, Надюшка. Безвыходных ситуация не бывает. — Обнял подругу, шепнул на ушко: — Я люблю тебя!
Приятно, конечно, слышать. Однако сейчас он собирался ехать к ненавистной сопернице, поэтому на душе у Надежды было очень и очень неспокойно.
И в банковское хранилище, где находились сейфы, она шла, будто в камеру пыток. Еще и антураж соответствующий: толстенные двери, низкие потолки, окон нет.
«Вот сейчас продам свою единственную собственность, — растравляла себя Митрофанова, — а Изабель Димке окончательно голову задурит. Я же останусь и без мужа, и без квартиры…»
Она сознательно тянула время, как могла. Раз по пять пересчитала каждую денежную пачку, обнаружила расхождение в десять тысяч рублей. Машинку для пересчета денег умудрилась сломать — пришлось второй раз перебирать купюры вручную. Целый час возилась, не меньше. Молодые покупатели даже перестали из себя воспитанных строить — открыто посмеивались над ее неловкостью.
Едва выбралась из подвала, тут же бросилась звонить Димке. Абонент был недоступен. Надя сцепила зубы, позвонила Изабель — результат тот же. А молодая пара тем временем торопила:
— Ну, пойдемте уже, наконец! Еще ведь договор купли-продажи подписывать!
Митрофанова и с этим вопросом возилась так долго, как только могла. Перечитывала, задавала уточняющие вопросы — и все время поглядывала на часы. Что происходит?! Уже половина первого! Куда они делись оба — Полуянов и Изабель?!
И лишь когда нотариус заученно улыбнулся молодой паре: «Поздравляю вас с покупкой квартиры!», в кабинет вломился Полуянов.
— Молодой человек, выйдите! У нас сделка! — возмущенно начал нотариус.
Но Надя уже бежала к нему:
— Что, Дима? Что?!
— Да все в порядке, — слабо улыбнулся ей журналист.
Однако глаза встревоженные, даже веко дергается.
— Вы, кажется, сегодня тоже в сделке участвуете? — прищурился на него нотариус. — Продажа — с одновременной покупкой?
Полуянов светски улыбнулся в ответ:
— Вы абсолютно правы.
— Сейчас вас вызову, — сказал нотариус. И уточнил: — Все участники сделки на месте?
— Ну, в общем, да…
А из коридора в этот момент отчетливо донеслось бодрое девичье сопрано:
— Лейся, песня!.. Господи, хорошо-то как!
— Что там происходит? — сразу насторожился нотариус.
Но тут в кабинет ворвался Аскольд. Виновато улыбнулся молодой паре, на Надю с Димой взглянул без улыбки и строго велел:
— В коридоре, пожалуйста, подождите! Все!
— Ну и хам! Скажи мне, кто у тебя риелтор, и я скажу, кто ты! — возмутилась молодая покупательница, с которой Надя только что обменивалась рукопожатиями.
Однако Митрофанова на девицу не взглянула, потянула за рукав Полуянова:
— Дима, расска…
И на полуслове умолкла. Потому что ей навстречу шагнула Изабель. Но в каком виде! Встрепанная, в грязной футболке, в рваных джинсах, в тапочках! И с таким спиртовым ароматом, что куда там до нее скромному алкоголику Аскольду.
— Ой! — библиотекарша инстинктивно отступила.
А мулатка шагнула ей навстречу и расплылась в широченной улыбке:
— Наденька! Милая ты моя! Как я тебя люблю!
Сжала ее в объятиях и покачнулась — едва вместе не грохнулись. Митрофанова попыталась освободиться, но Изабель, вцепившись в нее, как репей, горячо зашептала в ухо:
— Как я тебе завидую, Надька! В хорошей квартире будешь жить, да еще и с мужиком каким! Возьмите меня к вам! Третьей! Я не помешаю, от меня только польза будет! Я вообще-то хорошая!
— Дима! — отчаянно пискнула Митрофанова. — Отцепи ее от меня!
— Надюшенька! — укоризненно дыхнула перегаром Изабель. — Не уходи! Я ведь так тебя люблю!
Вокруг уже зрители собирались, а Димка, кажется, не знал, что ему делать.
Спас положение Аскольд.
Выскочил из кабинета нотариуса, мгновенно оценил ситуацию и начал отдавать приказания:
— Давай, давай, Полуянов. Отцепляй дамочку и идите вдвоем в хранилище. Как хочешь идите, хоть на руках ее неси. Деньги ей считать не давай, пусть только подпись поставит. А ты, Надежда, — бегом в аптеку. Антипохмелин, аспирин, воды ледяной. Ну, быстро! Бегом! А то нотариус нас вообще выгонит!
Вырвал — весьма грубо — Изабель из Надиных объятий, передал Диме.
— О-о, Димочка, милый мой! Мой спаситель! — томно прошептала красавица мулатка.
Надя почти готова была влепить омерзительно пьяной девице пощечину, да Димка умудрился наклониться к ней, прошептать на ухо:
— Надька, делай, делай, что он говорит! А то вообще все сорвется!
— Надя, чтоб мухой обернулась! — тоже торопил Аскольд. — Ты нам нужна — договор купли-продажи подписывать!
— Н-нет, — пьяно хмыкнула Изабель. — Ей я квартиру не продам. Она меня не любит!
— Не обращай внимания! — одними губами за спиной Изабель прошептал Полуянов. И поволок мулатку в хранилище — практически на себе.
А приезжая дама (покупательница Диминой квартиры) только головой покачала:
— Ну тут у вас, в Москве, и нравы!
Шестью часами ранее
Кому нужны консьержи? Только жизнь осложняют, а реальных препятствий все равно не создают. Даже самому бдительному можно задурить мозг, если прилично выглядишь, мило улыбаешься и по-русски говоришь без акцента. Наличие груза, конечно, создает определенные сложности, но и они решаемы. Разделяешь на фрагменты, пакуешь в дорожную сумку — и вот ты уже неотличим от тысяч таких же бедолаг, кто носится по Москве, выполняя чужие заказы.
— Курьер? — хмуро спросил бдительный страж. — В какую квартиру?
— В сто восьмую. К Истоминой, — прозвучал уверенный ответ. — Очередной тренажер несу. Она в нашей фирме уже третий покупает!
— Да, Изабеллочка у нас за собой следит. Седьмой этаж, знаете? — оскалился консьерж.
— Конечно. — И обязательно не забыть добавить, скривившись: — Тяжелый, зараза! Еще сколько возиться, пока соберешь…
Это чтобы горе-охранник усвоил: в дом пожаловал не просто курьер, а курьер с функциями сборщика. И через пару минут он обратно точно не выйдет.
…Академический дом спланирован творчески: бесконечные коридоры, холлы, какие-то переулочки, на черную лестницу можно выйти только через балкон, и почти никто ею не пользуется. Там можно и устроиться — подальше от лифта, лестничной клетки, мусоропровода. Раскрыть сумку. Аккуратно собрать свой шедевр.
Сам манекен — ноги, руки, корпус, голова — куплен за копейки на ликвидации прогоревшего одежного магазинчика. С париком возни оказалось побольше — пришлось делать на заказ, а потом еще доводить до совершенства в мастерской. Одежду тоже пришлось не просто шить, а копировать, и обувь подбирать, чтобы была похожа на любимую Изабелкину.
Но самое настоящее произведение искусства — это, конечно, лицо.
Насколько интересным делом оказалось превращать стандартную модельную «болванку» — прямой носик, выпуклые, будто в мультиках анимэ, глазки — в реального человека. Менять цвет лица, форму губ, разлет бровей… Чрезвычайно вдохновляющая, творческая работа!
Для того чтобы создать абсолютный шедевр, хорошо бы иметь слепок с лица. Но можно обойтись и без него. Фотографической точности ведь не требуется — главное, чтоб мордаха была узнаваема. А какой главный отличительный признак мулатки? Правильно, кожа цвета какао и еле заметно, харизматично приплюснутый носик.
Ну а глаза, губы, скулы можно подрисовать с помощью профессионального грима. Сколько времени, сил, энергии на это ушло! Очень жаль бросать на произвол судьбы свой шедевр, произведение искусства. Однако придется поспешить. Самое позднее через десять минут красавица — свеженькая, юная, счастливая, яркая — выпорхнет из квартиры, обернется к лифту и…
Отказать себе в удовольствии было невозможно. Затаиться за мусоропроводом. Подождать, насладиться восхитительно истеричным криком. Слезами. Воплями.
Только когда мулатка подбежала к своей мертвой копии, она вовсе не испугалась, сначала пару раз пнула ногами, а потом схватила ее и швырнула со всего маху на кафельный пол.
Глаза у Изабель были совершенно безумные. А окно в подъезде столь искушающе раскрыто… Седьмой этаж, потолки в доме высокие, давай, Изабель, милая, у тебя все получится, прыгай, это совсем не страшно!
Но опять, увы, нет. Слишком любила она себя, слишком дорожила своим совершенным телом и ухоженным личиком. Откричалась, отрыдалась, бросилась домой, шарахнула дверью квартиры.
Звонит, зовет на помощь? Или наконец решится вызвать полицию?
В любом случае следов оставлять нельзя.
Осторожный прыжок. Схватить манекен. Никого.
Обратно, через балкон, на черную лестницу. Руки дрожат, но работу делают. Отсоединить ноги-руки, лицо, корпус… Наскоро упаковать. Была мертвая копия Изабель — да сплыла.
Консьерж даже внимание не обратил, что курьер возвращался — с полной сумкой. Улыбнулся, будто доброму знакомому:
— Быстро вы справились!
— Привычка! Я ведь с этими тренажерами всю жизнь вожусь!
И — прочь из подъезда. Последний, прощальный взгляд на окно Истоминой.
Может, все-таки открыто? Может, она все-таки прыгнет?
Вот она, красотка. На кухне. Бутылка, что ли, в руках? Напивается с горя? Но хвастается ведь направо-налево, что не употребляет спиртное. Милая, давай! Коньячку прямо из бутылки. Сегодня можно! Напивайся. А там и до суицида недалеко.
Выпрыгни, милая! Нет, не решится.
Ничего-ничего. Дни мулатки все равно сочтены.
Наде Митрофановой ужасно хотелось бросить пьяницу Изабель на произвол судьбы. Пусть та в одиночестве рыдает, клянет весь мир или похмеляется, что ей больше по душе. Главное, что договор купли-продажи благополучно подписан.
Но Полуянов решительно сказал:
— Мы должны отвезти ее домой.
И Надя, хоть скривилась, была благодарна ему за это «мы».
— Только не на метро, пожалуйста! А то меня тошнит… — преданно заглянула в глаза журналисту Изабель.
У Нади язык так и чесался рявкнуть: «Кто пить-то заставлял? В день сделки?!»
Но она промолчала, ограничилась уничижительным взглядом.
В такси ехали молча. Полуянов поместился сзади, рядом с алкоголичкой. К неудовольствию водителя, то и дело открывал окошко. Изабель (Надя видела со своего переднего места) кривилась, морщилась, охала, однако дорогу выдержала, не осрамилась. Зато, едва поднялись в квартиру, сразу бросилась в ванную, и звуки оттуда раздались характерные.
— Фу, гадость какая! — возмущенно произнесла Надя. И обернулась к Полуянову: — Ты мне так и не рассказал, что случилось. Почему она вдруг набралась? Из своей квартиры не хочет уезжать?
— Я, честно говоря, сам не понял, — развел руками журналист. — Когда приехал, дверь была не заперта, Изабель сидела в гостиной — уже в состоянии риз. Почти полную бутылку коньяка уговорила! С утра-то! Требовать объяснений, сама понимаешь, бесполезно. Но она что-то бормотала про труп.
— Труп?!
— Ее труп, — саркастически уточнил Полуянов. — На лестничной площадке, у лифта.
— Это как? — опешила Надя.
— Не знаю, — вздохнул Дмитрий. — Когда я на этаж поднялся, никаких трупов там, естественно, не было. Как и следов крови или еще чего-нибудь в этом роде.
— Слушай, у нее все-таки с головой неполадки. А справку из дурдома она купила.
— Да знаешь, Надь, я бы с тобой согласился, — задумчиво произнес Дима, — но только разбитый аквариум и мертвых рыбок я своими глазами видел. И ту фотографию, с мертвой тренершей. Так что сегодня тоже что-то запросто могло быть…
— Но кому это надо?
— Тому, кто хочет свести Изабель с ума.
— А зачем?
— Если б, Надюха, я понимал!
— Ох, Дима, — встревожилась Митрофанова, — ты, конечно, можешь меня эгоисткой назвать… но я боюсь одного: чтобы у нее вот сейчас, в ближайшее время, крыша не съехала. Тогда нашу сделку опротестуют. Слушай, а может, все напасти и правда связаны с продажей квартиры?! Некто хочет, чтобы хозяйку признали недееспособной, и тогда…
— Ну, и чего, собственно, тогда? — подхватил мяч журналист. — Продажу запретят, назначат опекуна. Это — ее отец, который давно живет за границей. А кому выгода?
— Ну… а вдруг Изабель на самом деле замужем? — осенила Надю новая версия. — Тогда имуществом будет муж распоряжаться. Какой-нибудь юркий провинциал…
— Уже обдумал, даже проверял, — лаконично отозвался Дима. — Нет. Изабель — свободная девушка.
И Митрофанова сама не поняла, как у нее вырвалось:
— А ты и рад.
— Слушай, Надюха, — нахмурился Димка. — Ну сколько можно? Мы ведь с тобой обо всем договорились. Заключили соглашение, что расследуем это дело вместе. Я не веду за твоей спиной тайных игр и ничего от тебя не скрываю…
— Давай просто бросим все, — жалобно произнесла Митрофанова. — Уедем отсюда прямо сейчас. А она пусть сама со своими трупами, с мертвыми рыбками и со всем прочим разбирается.
В Димкиных глазах мелькнуло смятение. «Ура! Чуть поднажму — и согласится!» — возликовала было Митрофанова, но в этот момент — как она только умудряется все делать некстати? — в гостиную явилась Изабель. В банном халатике, волосы мокрые, ноги голые — прямо семейное утро, ей-богу! Нимало не смущаясь своим неглиже, плюхнулась на диван. Несчастными глазами взглянула на Полуянова, закрыла лицо руками, и плечи ее затряслись.
Димка тут же бросился, сел рядом, принялся утешать — спасибо, хоть по руке не гладил:
— Изабель, все, все… Пожалуйста, не плачь. Все закончилось. Все хорошо.
А она уже и голову Полуянову на плечо опустила, нахалка. Бормочет:
— Он… оно… оно такое ужасное было… И смотрело — прямо на меня…
— А что — «оно»? Ты можешь объяснить толком?
— Ну… я даже не знаю, как описать. Типа манекена. Но лицо у него — мое. Только мертвое. Такие глаза ужасные, навыкате. Рот открыт. Струйка крови на подбородке.
— Как у манекена может быть открыт рот? — встряла в монолог Надя.
— Не знаю! Но это точно была я! И одежда — моя, джинсы со стразиками, они в Москве одни такие, я их из Рима привезла, туфельки «Прада»!
— Минуточку, — нахмурился журналист. — А одежда что, пропала?
— Откуда пропала? — не поняла Изабель.
— Из шкафа твоего, — не без ехидства подсказала Надя.
— Я… а я не знаю… я не смотрела. Сейчас, конечно, я проверю… я просто не догадалась!
— Просто кладезь сообразительности, — прокомментировала Митрофанова, когда Изабель вышла.
— Ты бы видела, в каком она состоянии была, — защитил девушку Полуянов. — Я вообще боялся, что ее сейчас удар хватит.
«И очень было бы хорошо, — подумалось Митрофановой, — хотя нет… тогда бы и квартира нам не досталась… впрочем, я уже никакой квартиры не хочу».
Чуть не впервые в жизни ей самой захотелось не просто выпить, а напиться. Как Изабель, вдрызг.
Надя постаралась отогнать вредные мысли… однако театр абсурда продолжался. В гостиную вновь вошла мулаточка. Через плечо перекинуты джинсики (со стразовым рисунком на правой штанине, удивительная пошлятина!), в руках розовая обувная коробка с золотым прадовским логотипом.
— Вот, все на месте! — растерянно пробормотала она.
— А одежда на манекене — точно эта была?
— Да, да! Я и стразики на штанине помню, и туфли мои любимые!
— То есть труп раздели — и одежду вернули обратно, — ехидно прокомментировала Митрофанова.
— Но сюда никто не заходил, — тревожно произнесла Изабель. — Не мог зайти! Я никому ключи не даю!
Надя даже напоминать не стала, что у домработницы Тамары Кирилловны они есть. И вообще ей все меньше и меньше верилось в историю с манекеном. Как это может быть? Подбросили, потом забрали? Еще и одежду вернули в шкаф?
Дамочка просто решила напиться, а чтобы не ругали, что она сделку сорвала, придумала совершенно глупую байку.
— Изабель, а вы на сегодня курьера вызывали? — спросил вдруг Полуянов.
— Кого?
— Курьера. Из фирмы по поставке спортивных тренажеров.
— Н-нет, — решительно помотала головой Изабель. — Как я могла, если они вовремя никогда не являются, а мне в восемь утра уже из дома надо было выйти?
Полуянов обернулся к Наде, объяснил:
— Я, когда приехал, успокоил ее немного. И в душ отправил, чтобы протрезвела. А пока она мылась, сбегал вниз, поговорил с консьержем. Тот и сказал, что в семь тридцать пришел молодой парень с большой спортивной сумкой. Вроде как к Истоминой.
— Парень? — воскликнула Изабель. — А как он выглядел, этот парень?
— Консьерж про него сказал: типичный курьер. Среднего роста, волосы русые, стрижен коротко, ногти грязные.
— Я… я вообще даже не представляю… — Мулатка задумалась, лоб перерезала глубокая морщина. Впрочем, уже секунд через двадцать мыслительный процесс завершился, и девушка радостно выкрикнула: — Ну, все ясно! Она этого парня и наняла!
— Кто — «она»? — насторожился Полуянов.
— Ну, я ведь говорила вам! Юлька, Базанова! Она меня ненавидит!
— Изабель, я полагаю, что вы неправы, — мягко заговорил Полуянов. — Я общался с Юлией Аркадьевной. Это абсолютно трезвая, расчетливая, твердо стоящая на земле женщина. Она может мстить, но никогда не будет фотографировать трупы, убивать рыбок и подбрасывать вам под дверь манекены. Давайте думать в другую сторону. Вспоминайте — в вашем окружении! — человека с неустойчивой психикой. Непризнанного гения. Истеричную подружку…
— Но… — попыталась возразить мулаточка, однако Полуянов перебил ее:
— Изабель, вам мстит личность необычная, яркая. Мимо такой — или такого — не пройдешь, обязательно заметишь. Вспоминайте, вспоминайте, кому вы насолили?..
— Я… я не знаю! Я правда не знаю! И врагов у меня нет, мы только с Юлькой ругаемся по поводу салона! Но раз вы говорите, что это не она…
— А господин Золотой? — вкрадчиво произнес журналист.
— Да что вы все о нем! Шапочный знакомый. Он вроде Пети Листермана. С ним просто положено дружить, понимаете?
— У вас с ним были разногласия? Споры? Конфликты? Может, он пытался ухаживать, а вы ему отказали?
— Ну… — Изабель задумалась. — Споров у нас не было. А ухаживать — да, ухаживал. Так это обычное дело. Я привыкла. Фотографы — они вообще народ приставучий. — Она замолчала и улыбнулась.
— И что? — поторопил Дима.
— Да все как обычно! В ресторан с ним сходила, полапать дала. Чуть-чуть. Фотки согласилась сделать эти его странные, будто я мертвая… Но я не обижала его ничем!
Митрофанова еле заметно дернула плечом. Лично она считала Золотого — при всех его причудах — дядечкой полностью адекватным. И если бы он взялся мстить Изабель, действовал бы, как homo sapiens. Чего проще: уговорить глупышку на обнаженные фотки, а потом слить в Интернет. Но строить из мертвых рыбок фигуры синхронного плавания? Подбрасывать под дверь манекены? Он явно не дурак. И, судя по фигуре, далеко не спортсмен.
Спортсмен, спортсмен…
— Изабель, а это может быть кто-то из вашей команды? — спросила Надя.
— Что? — растерялась мулатка.
— Ну, вы же спортом занимались! Выступали — не знаю, в двойке, в четверке! Как у ваших подруг судьба сложилась?
— Да по-разному, — пожала плечами мулатка. — Кто в тренеры ушел, кто в бизнес, кто замуж вышел. Мы встречаемся иногда. Все, по-моему, нормальные. Психов нет.
— А есть кто-то, у кого жизнь после спорта совсем не сложилась?
— Ну, Люська няней работает, — начала перечислять Изабель, — жалуется все время. Наташка Гусева квартиру продала и в Крым уехала, художницей стала. Море, типа, она рисует. Ирка еще Стеклова. Вот она — не знаю, чем сейчас занимается. Но деньги у нее водятся. Квартиру, говорят, купила, дачу строит.
Начала теребить нос, намотала на палец волосы, закусила губу. Надя с Димой терпеливо ждали. И Изабель наконец снова заговорила:
— Ирка выглядит такой в себе уверенной. Хотя данные у нее, прямо скажем, средненькие. Но только она все равно, по-моему, страдает, что в ее честь никогда российский гимн не звучал. И до сих пор злится, что ей пришлось из плаванья уйти. Из-за меня.
— Из-за тебя? — насторожился Полуянов.
— Ну да. Страшно давно все это было.
— Не важно. Рассказывай, — велел Дима.
Изабель, много лет назад
Уж каким пришлось соловьем разливаться, чтобы Ирку тоже затащить на вечеринку!
— Спросят тебя про Японию, о чем рассказывать будешь? — возмущалась Изабель. — Про холодный бассейн и как в номере гостиничном телевизор смотрела?
А подруга — будто старушка. Ворчит, охает:
— Изабель, но этот твой Такиши — очень подозрительный тип! Ты говоришь, он совсем молодой парень. Но в дорогущем костюме. Да еще и по-русски прекрасно шпарит! Он мафиози, наверное! На Дальний Восток наркотики возит!
— О чем ты, какие наркотики?! Я ведь тебе объясняла: у него мама русская, и в университете он язык учит. А что одет хорошо… Такиши напрямую не говорил, но, я так поняла, у него папа очень богатый. Владелец корпорации. Представляешь, как круто!
Но легче стену кирпичную сдвинуть, чем Ирку убедить.
— Быть такого не может. Я смотрела фильм про Японию: сыновья директоров корпорации никогда не выделываются! Ходят в стареньких джинсах, и денег карманных у них даже меньше, чем у обычных студентов.
— Ну, значит, ему русская мама дорогую одежду покупает! Все, Ирка, надоела ты мне. Ни слова больше не скажу. Пойду одна. А ты потом всю жизнь будешь жалеть.
…И подруга, конечно, сдалась.
Мини-юбки, да и вообще нарядных вещей в ее багаже не имелось, но Изабель жадничать не стала — поделилась роскошными брючками «под кожу», туфлями на каблуках, открытым топом. И накраситься Ирке помогла.
Когда сбегали (в девять вечера) из отеля, натолкнулись на двух девиц из основного состава сборной. Те выходили из лифта (в руках пакеты из супермаркета) и аж столбом застыли, когда увидели наряженных, щедро накрашенных запасных.
— Куда это вы собрались? — удивленно спросила одна.
— У нас вообще-то отбой через полчаса, — проскрипела вторая.
— Да мы… мы только в магазинчик, на пятнадцать минут, — заюлила Иришка.
Но Изабель — вся в предвкушении от встречи с Такиши — не удержалась:
— Эх вы, девчонки! В самый удивительный город мира приехали — и не видели в нем ничего.
— Так мы не развлекаться сюда приехали, — сузила глаза первая из девиц.
А вторая злорадно добавила:
— А что будет, если к вам в номер тренер зайдет, отбой проверить?
— Девочки, миленькие, пожалуйста! — взмолилась Ирка. — Прикройте нас! Мы только часок прогуляемся и вернемся, честное слово!
— Не знаю, не знаю, надо ли прикрывать таких, как вы, — протянула первая, и обе спортсменки пошли дальше по коридору.
Ирка, конечно, страшно расстроилась и всю дорогу до ресторана скулила, ахала, грозилась вернуться обратно в отель. Изабель ее не слушала, она улыбалась — японской ночи, тихому шелесту реки Сумиды, предстоящей встрече с красавцем Такиши.
— Куда ты меня привела? — продолжала ворчать подруга. — Трущобы какие-то. Вот это — ресторан?! Настоящая забегаловка, как на Казанском вокзале!
— Что бы ты понимала, — хмыкнула Изабель. — В Японии на внешний вид внимание вообще не обращают, главное — содержание. Ты посмотри, какие сюда люди ходят, — махнула она в сторону парковочных мест, где стоял ослепительно-белый лимузин.
…Едва звякнул в честь прихода новых посетителей колокольчик, как Такиши бросился к ним. Опустился перед Изабель на одно колено:
— Ты пришла, о прекрасная дама!
Девушка унюхала ощутимый запах спиртного. Впрочем, язык не заплетается, глаза влюбленные — ситуация, похоже, пока под контролем.
Молодой человек приветливо пожал руку Ирине. Познакомил ее со своим другом. Изабель с насмешкой подумала, что они с Такиши похожи — оба выбрали себе в наперсники серых мышек.
Она больше не обращала внимания на Иришку. Между делом уминала японскую еду, без умолку болтала с Такиши, пила саке, а на закуску прекрасно шел имбирь (в Японии он не красный, как у нас, а кремово-белый).
Подруга, к счастью, ненадолго прекратила свое занудство — наворачивала со страшной скоростью суши и роллы. Повар не успевал подавать — в подобных ресторанчиках на стол никогда не выставляют готовые «сеты», а выдают вкуснятину по одной, по мере готовности.
Такиши ел мало. Ему даже повар что-то сказал, причем весьма хмуро.
— Обижается? — улыбнулась Изабель.
— Велит закусывать. Боится, чтоб сакэ назад не пошло, — хмыкнул парень.
…В одиннадцать вечера ресторанный персонал засуетился.
— Закрываются, — объяснил Такиши. — Ну, что? На дискотеку рванем?
— Изабель, мы идем в гостиницу! — отчаянно выкрикнула Ирина.
— Ир, да ладно тебе! — После саке Изабель было море по колено. — Прикольно! На дискотеке всякие готы, эмо. Хоть посмотрим, как в Японии тусят!
— Глупая ты. И безответственная, — вздохнула абсолютно трезвая подруга. Поджала губы, поднялась: — Я никуда не пойду.
— Я тэба провожу до гостиница! — подхватился друг Такиши (он тоже говорил по-русски, но куда хуже).
— Ша, дети! — фыркнул Такиши (похоже, русская мама щедро научила его нашему сленгу). — Всем стоять. В отель так в отель. Но не пешком же!
Он расплатился по счету. Встал. И подвел компанию прямехонько к белоснежному лимузину. Рисуясь, щелкнул брелком сигнализации и велел:
— Загружайтесь! У папы взял, вас, красавиц, побаловать!
«Водительское место слева — пусто, — отметила Изабель, — ах, ну да. Это же Япония. Тут шоферы справа. Хотя какой шофер, если он машину сам открывал?»
— А кто поведет? — испуганно взглянула она на Такиши.
— Как кто? — возмутился парень. — Конечно, я!
— Но ты ведь пьяный!
— Брось. Саке — оно слабенькое, не то что ваша водка с пивом! Давайте, давайте, прыгайте! Тут ехать два шага.
— Он хорьошо водить, — вступился друг Такиши. — Не бояться!
Но Изабель все равно было страшно. Папа учил ее никогда не садиться в машину, если за рулем нетрезвый.
И тут вдруг девушку осенило.
— Ирка, ты ведь саке не пила? — обернулась она к подруге.
— Нет.
— И машину водить умеешь. Подростковую автошколу закончила, вождение сдала с первого раза. И мама тебе рулить дает, сама хвасталась!
— Нет, нет, Изабель, о чем ты?! — испугалась Ирина. — Тут движение в другую сторону, я никогда не решусь. И машина длиннющая, я на такой даже со стоянки не выеду.
— Да ладно тебе, попробуй! Это ведь такой прикол! Потом всем рассказывать будешь!
Тут и Такиши подключился:
— О, вы умеете водить? Тогда, пожалуйста, окажите нам услугу. И сами получите несравненное удовольствие. Коробка-автомат, машина маневренная, послушная…
— Да у меня и прав нет!
— Кому они тут нужны! — отмахнулся молодой японец.
— Я боюсь! — продолжала упорствовать Ирина.
— Все, — разозлилась Изабель, — еще одно слово — и ты мне больше не подруга!
Иришка взглянула затравленно. А Такиши — буквально запихал ее за руль. Включил зажигание и сказал:
— Поехали, милая!
— Лизка! — отчаянно крикнула Ира. — Сядь со мной рядом, я боюсь!
— Ну, перелезай вперед, — позвал японец. — Сиденье широкое, поместимся.
А Иришка перекрестилась и тронула автомобиль с места. Поехала. Сначала робко и осторожно, потом все быстрей и быстрей.
— Отлично, лапочка! — подбадривал Такиши. — Сейчас чуть притормаживай, поворачиваем налево.
Девушка, слегка неуверенно, но исполнила маневр.
— Ты гений! Ты просто водительский гений! — разорялся японец (Изабель даже обидно стало).
А Ира, пьяная от своих успехов, ехала все быстрее, быстрее… И, конечно, не заметила, что по пешеходному переходу с японской неспешностью идут люди. Такиши тоже среагировал слишком поздно.
— Тормози! — истошно заорал он.
Ирина взвизгнула и вдавила тормоз.
Но люди даже и не думали отойти, отпрыгнуть. Идут себе важно — будто утки к пруду. А тяжелая машина сбрасывает скорость удручающе медленно.
«Нет ничего хуже, чем сбить человека», — вспомнила Изабель папины слова. И — приняла мгновенное решение. Схватилась за руль, резко вывернула его.
— Дура! — воскликнула Иришка и попыталась выровнять машину, но не успела.
Лимузин вынесло на тротуар (запомнилось, как разбегаются прочь пораженные японцы). Мелькнула витрина, зазвенели осколки. А дальше — наступила тишина.
Надя обычно умела держать себя в руках, но сегодня не смогла. Сказала в сердцах:
— Ну ты и стерва!
Изабель взглянула виновато, пробормотала:
— Я-то здесь при чем? Она сама машину вела…
— Да ладно! За руль ведь ты схватилась!
— Девочки, пожалуйста, не ссорьтесь, — попросил Дима. И участливо обратился к кубинке: — Что было дальше?
— Да кошмар был, самый настоящий, — горько вздохнула Изабель. — Хорошо, хоть люди не пострадали. Мы расколотили витрину, разнесли весь магазин. Нас увезли в полицию. Сначала четко говорили: тюрьма. Потом, к счастью, вмешался консул, нас отпустили под залог. Сообщили, конечно, родителям, тренеру. Что тут началось… даже рассказывать не хочу.
— А этот Такиши, он не помог?
— Нет, — шмыгнула носом Изабель. — Он действительно оказался сыном какого-то крутого босса. Тот просто вызверился: ребенок пьяный, угнал машину, попал в аварию. Про нас говорил, что мы русские шлюхи. А Такиши, я его на суде видела… он на нас ни разу даже глаз не поднял.
— А как Ирина держалась? — вмешалась Митрофанова.
— Как как. Плохо. Убить меня пыталась. Мы ведь в одном номере жили. Когда нас наконец отпустили, я первым делом в ванну полезла. Чтоб смыть с себя это все… Она вроде выглядела такой подавленной, обиженной, но не опасной, поэтому мне и в голову не пришло дверь запереть. А она фен в розетку включила — и в ванну бросила.
Изабель поежилась, обхватила плечи руками.
— И что? — поторопила Надя.
— Ну, я ведь спортсменка, — слабо улыбнулась мулатка. — Реакция хорошая. Успела выпрыгнуть. Хотя током, конечно, хорошо долбануло. А Ирка кричит: «Я все равно тебя достану!» Но мне потом психолог объяснил: это естественная реакция, но проходящая. Тренер ведь поклялась перед всеми, что мы обе к бассейну больше на пушечный выстрел не подойдем. Она не допустит. А для Ирки спорт правда был всем… Дальше… состоялся суд, закрыли нам въезд в Японию — пожизненно. Приговорили к штрафу. Отцу и Иркиной маме пришлось кредиты брать. Из плавания, как обещали, выгнали. С Ириной мы больше не общались. Лет, наверное, — Изабель задумалась, — десять. Или больше.
— Но как сложилась ее судьба, ты знала?
— Девчонки рассказывали, что скучно, — сморщила носик красавица. — Закончила школу, поступила в институтишко. Наши-то, бывшие, постоянно где-то мелькали, в ток-шоу участвовали, даже передачки вели. Мы ведь все вроде как эксперты по похудению, знаем, как в хорошей форме себя держать. А Ирка, казалось, исчезла. Но потом — не так давно, года два назад, — я ее вдруг на презентухе одной встречаю. Еле узнала: такая моднявая, деловая! Похвасталась, что бутик у нее, в крутом месте! В общем, по всему видно, папика себе богатенького сняла. Ну, я тоже на презентуху пришла не для того, чтобы покушать бесплатно. Своя программа на «ящике», перспективы, про внешность вообще молчу… А Ирка такая дружелюбная была. Поболтали, телефонами обменялись. Но ни я, ни она, конечно, не позвонили. А месяца три назад еще раз столкнулись, случайно. Ирка мне посочувствовала, что мою программу на «ящике» закрыли, а я ей сказала, что салоном красоты управлять куда интересней. Она, кажется, позавидовала, стала расспрашивать, что и как. Вот, собственно, и весь разговор.
— И больше вы не виделись, — подвел итог Дима.
— Нет.
— А тогда, на презентации, или сейчас, недавно, вы ваши японские похождения вспоминали?
— Ну… я спросила, вроде как в шутку: «Больше убивать меня не будешь?» А Ирка хохочет: «Да я, наоборот, тебе премию готова дать, что ты меня из этого болота, большого спорта, вытащила! Кем бы я сейчас была? Тренершей на социальной зарплате?!»
— Искренне говорила? — прищурилась Надя.
— Да вроде… — пробормотала Изабель, впрочем, без особой уверенности в голосе.
— Ну, и с чего бы этой вполне успешной особе сейчас, спустя многие годы, подкидывать тебе рыбок дохлых? — хмыкнула Митрофанова.
— Не знаю. — Изабель мотнула головой в сторону Полуянова: — Он спросил про врагов — я и рассказала.
— Дамы, минуточку, — попросил журналист и внимательно посмотрел на экс-спортсменку: — А твоя бывшая подруга Ира случайно не была знакома с другим твоим приятелем? Фотографом Золотым?
— Ой, ну какой он мне приятель? — отмахнулась Изабель.
— И все-таки? — не отставал Полуянов.
— Дима, ты когда-нибудь на больших презентациях бывал?
— Приходилось.
— Значит, представляешь, какой там бедлам. И как потом трудно вспомнить… Но Золотой — да вроде он тогда был. Точно! Мы как раз с Иркой болтали, когда он пузом своим на меня натолкнулся. Ну, я их познакомила, как положено. Но там ведь шум, грохот. Он на Ирку едва взглянул и побрел себе дальше.
— Думаешь, это Ирина на пару с Золотым развлекается? — обернулась к Диме Митрофанова.
— Да ничего я пока не думаю, — вздохнул Полуянов. — Так, версии перебираю.
— Нет, быть не может, — решительно приговорила идею журналиста Изабель. — У Ирки лицо — как луна, к тому же совсем невыразительное. Золотому такие вообще не нравятся. Он сам хоть и крокодил, а только с красивыми девушками общается. Может себе позволить.
— А ты за своей подругой никогда не замечала склонности к эпатажу?
— К чему? — растерялась Изабель.
Надя фыркнула. Полуянов бросил на подругу укоризненный взгляд и задал вопрос по-другому:
— Выделиться Ирине никогда не хотелось?
— Да ну, — презрительно бросила Изабель. — Она — типичная серая мышь.
— А излишнего любопытства к смерти не проявляла?
— Ну… в бассейне один раз тетка утонула… Не спортсменка, обычная посетительница. Тело долго лежало прямо у бортика. Мы все боялись, а она бегала смотреть.
— По сколько вам тогда лет было?
— По двенадцать, что ли. Но только все равно это не Ирка. Она очень даже довольной выглядела! И спасибо мне сказала!
— Хорошо, Изабель. Уговорила, — кивнул Полуянов. — Это не она.
А Надя взглянула ему в лицо и поняла: Димке очень даже версия нравится.
