Глава 12
К девяти часам вечера Надя Митрофанова имела статус интуриста.
Весь день ей пришлось проноситься по туристическим фирмам. Хорошо же она "лежит", выполняет предписания докторов!
Не до щадящего режима! Надя нервничала, что курьер никак не возвращается из посольства, ругалась с противной кассиршей, которая отказывалась принимать подклеенную тысячную купюру, – и чувствовала себя дырявым воздушным шариком, из которого медленно, по капле, выходит воздух.
Когда наконец все было сделано и она добралась до любимого Интернет-кафе, запасы воздуха – сил кончились окончательно. Надя взобралась на высокую табуретку у стойки и залпом хватанула кружечку пива. Бармен даже сухарики в тарелку высыпать не успел – недоуменно уставился на пустой бокал. Бесстрастно спросил:
– Повторим?
– Нет.., пока нет, – смутилась Надя и принялась запоздало закусывать.
Она не удержалась, вытащила из сумочки паспорт и билет. Недоуменно уставилась на собственную фотографию, сканированную на американской визе. Лицо казалось чужим, смазанным – вовсе и не Надино лицо, а какой-то самозванки. Впрочем, самозванка она и есть.
И еще – дура.
Мамуля так когда-то просила: потратить сбережения на действительно нужное дело. Например, на свадьбу.
А она? На что наследство спускает? На бегство в Америку Бред и блажь. Могла бы в Подмосковье сбежать. Бармен с интересом поглядывал, как Надя изучает загранпаспорт, открывает и закрывает авиабилет. Не удержался, спросил:
– Куда летим?
– В Штаты, – как можно небрежней ответила Митрофанова.
Коктейль из уважения и зависти в глазах бармена слегка поднял ей настроение.
Надя покончила с сухариками и задумчиво посмотрела на пивной краник – с него аппетитно слетали капельки любимого "Невского".
Бармен молча наполнил кружку, поставил ее перед Надей. Упреждая вопросы, проворковал:
– От заведения… Как постоянной клиентке.
Надя готова была о заклад побиться: раньше бармен был с ней просто вежлив. А сейчас – понял в ней кого-то вроде бизнес-леди с американской визой и сразу начал подлизываться. Смешно! Но приятно…
Надя взглянула на часы:
– У меня только десять минут… Обязательно брать машину, – она уже усвоила местный сленг, – на целый час?
– Вообще-то – обязательно, – прошелестел бармен. – Но для вас… Видите вон тот компьютер, в углу, у окна? Клиент уже ушел и время свое не выработал. Так что минут пятнадцать у вас вполне есть…
Депешу Полуянову Надя склепала за четыре минуты.
И малодушно бросилась от компьютера прочь: вдруг !
Димка сейчас находится в Сети и ответит ей сию минуту? А ее письмо – как раз не из тех, что требуют немедленного ответа.
* * *
В Степлтоне, штат Вашингтон, в это время было начало одиннадцатого утра, и Полуянов еще спал.
Проснулся Дима за полдень. Чувствовал себя слабым, усталым, разбитым. Но, кажется, здоровым.
Осторожно – ожидая каждую минуту возвращения болезни – вымылся, побрился, покурил, выпил кофе.
Болезнь, слава богу, не возвращалась. Но и идти никуда не хотелось.
Включил в розетку ноутбук. По заведенному ритуалу первым делом вышел в Сеть – проверить свой почтовый ящик.
Еще через секунду Дима тупо смотрел в экран – и глазам своим не верил.
"Мыло" было коротким, стиль – телеграфным. В окошке для писем значилось:
Убили заведующую залом. Дела ужасные. Подробности при встрече. Лечу в Степлтон. Рейс 722 в 8.20. Надеюсь, встретишь в аэропорту.
И подпись:
Надежда.
"О господи! – Дима почесал в затылке. – Что это?
Шутка? Розыгрыш? Бред?
Или – Надя и вправду летит сюда? Одна – летит в Америку, в Степлтон?"
Дима просмотрел информацию, сопутствующую письму.
Отправлено с почтового ящика Митрофановой в двадцать один час пятнадцать минут по московскому времени.
Дима глянул на часы. По местному было 13.45.
Значит, в российской столице сейчас без пятнадцати двенадцать. Полночь. Все добрые люди спят.
Полуянов внезапно разозлился.
Что это Надька вздумала? Кому она здесь нужна? Что за самодеятельность?
Здрасте-пожалуйста: я приезжаю в Степлтон. Как будто это Малаховка. Да и деньги у нее, спрашивается, откуда?
Завтра утром она вылетает. Что за история!
Дима в сердцах набрал Надин домашний телефон.
Так и есть – длинные гудки. Этого и следовало ожидать. Трусливо и шкодливо отключила аппарат. Отсыпается перед полетом.
"Ну-ну, – зло подумал Дима. – Наверное, она не одна это все решила. У нее там, в Москве, конечно же, есть сообщник по данному предприятию. И я его знаю.
Это – Сашка. Он, ее верный раб, наверняка завтра повезет Надьку в Шереметьево".
Полуянов набрал московский номер приятеля. Бесполезно. Откликнулся автоответчик: "В настоящий момент никого нет дома. Оставьте после сигнала свое сообщение". Все вранье. Дома Сашка. Дрыхнет. Захотелось проорать на автоответчик: "Какого дьявола Надька летит сюда?! Останови ее!" – но Дима решил, что это глупо. Повесил трубку.
И что теперь? Писать ей гневные письма? Что толку!
Наверняка она отправляла электронную депешу из клуба – и больше до отлета в свой почтовый ящик не заглянет.
Дима еще раз прочел Надино письмо:
Убили заведующую залом. Дела ужасные…
"А ведь для того, – подумал, – чтобы Надежда, стойкий оловянный солдатик, призналась, что "дела ужасные", нужно, чтоб в самом деле произошло что-то дикое. Она действительно должна сильно перепугаться.
И ей действительно, пожалуй, нужна помощь. И она думает, что помочь ей могу только я. Не Сашка, не кто-то еще, а я. И поэтому она, не считаясь с расстояниями и деньгами, – летит сюда".
"Будь ты проклята. Пола Шеви! – полыхнул яростью Дима. – Что ты наделала, какие темные силы ты подняла и взбудоражила!" Он закурил очередную сигарету и тоскливо подумал: "Надя надеется, что я помогу ей. Отстою, защищу, успокою… И не догадывается, что я еще в большем тупике, чем она. Как я могу помочь ей – здесь, в Америке, в одиночку?"
* * *
Домой из Интернет-кафе Надя добралась только к десяти вечера. Время она рассчитывала специально:
Митрофанова знала, что в двадцать два – плюс-минус минуты – во двор со своим Пиратом выходит Мишка с девятого этажа. С Мишкой они в далеком детстве вместе лазили по подвалам и играли в циклопов (из огромного, даже в мальчишеском возрасте, Михи циклоп получался замечательный). Потом их дорожки разошлись, Миша теперь важничал, купил "девятку" с тонированными стеклами и возил на ней шумных, ярко раскрашенных девочек. Но погулять вместе с Надей и Родионом не отказывался никогда. "А сегодня Мишка моим охранником поработает, – решила Надя. – Свинья все-таки Полуянов – сам в Америке сидит, в безопасности, а я в собственный подъезд одна боюсь заходить".
Пират выволок из подъезда Мишку почти вовремя, в три минуты одиннадцатого. Надя радостно бросилась к нему:
– Привет!
– Здорово, Надюха! – просиял Мишка. – А где твой жиртрест? Такса твоя?
– Дома… Я еще только домой иду.., погуляем вместе?
– Базара нет! Жду, выходи.
Надя покосилась на Пирата – дог уже окропил остатки снега мощной струей и теперь преданно заглядывал хозяину в глаза, требуя отпустить поводок.
– Пойдем вместе поднимемся, а? – попросила Надя. – А то в подъезде темно…
Мишка внимательно посмотрел на нее. Наверняка света в подъезде достаточно – на днях приходили электрики, поменяли перегоревшие и разбитые лампы. Но возражать Мишка не стал, только пожал плечами:
– Пойдем! Рядом, Пират, рядом… Да не скули ты, мы не домой.., не домой, понимаешь, болван?
Они забрали Родиона и снова спустились во двор.
Полчасика побродили, поболтали о бывших одноклассниках. Надя все время посматривала по сторонам, то и дело оглядывалась… Все вроде спокойно. Может быть, она зря паникует?
Когда зашли обратно в подъезд, Миха, не дожидаясь Надиной просьбы, вышел вместе с ней на шестом этаже, подождал, покуда она отопрет дверь в квартиру. На прощанье сказал:
– Ты, Надюх, если что – звони. Я сегодня дома.
– О чем ты, Мишка? – фальшиво удивилась она.
– Ни о чем, – буркнул он, заходя в лифт. Когда двери уже закрывались, крикнул:
– Чем сможем – поможем!
Надя прошла в квартиру. Немедленно заперла все замки, набросила цепочку. М-да, все равно ее дом – совсем не крепость. Хоть действительно Мишку зови.
Или Сашку – немедленно вызванивай. Родиона ему оставлю.
Надя поборола трусливые мысли. Взглянула на часы: одиннадцать. И еще – собираться. Так что спать ей осталось всего ничего. А бедному Сашке – и того меньше…
"Сволочь я последняя…" – думала Надя, набирая его номер.
* * *
Поздним вечером Полуянову на мобильник позвонил из Москвы Сашка:
– Я только что посадил Надежду в самолет.
Голос его звучал наигранно бодро. Фоном слышались аэропортовский гул и русское объявление диктора о приземлении самолета то ли из Братиславы, то ли из Ханоя. В Москве уже вовсю разгорался новый день.
– Она летит к тебе, – продолжил Сашка.
– Я догадался, – буркнул Полуянов. – Зачем?
Его вопрос остался без ответа.
– Тебе повезло, красавчик, – сказал Саня. – Встречай ее. – И отрубился.
* * *
Пресловутая граница оказалась затоптанной, полустертой линией. Но, ступая на нее, Надя все равно волновалась. "Современный мир полон символов, – подумалось ей. – Никаких тебе нейтральных полос, колючих проволок, злых собак – границей служит просто грязная черта"…
Надя благополучно миновала фейс-контроль и окунулась в галдеж и сутолоку дьюти-фри. Заграницей тут и не пахло. Дурно одетые тетки катили сумочки на колесах, по углам дремали компании усталых, небритых негров. Сияли витринами магазины, из них выплескивались толпы возбужденных, раскрасневшихся соотечественников. Каждый обязательно волок выпивку и блоки сигарет.
"Здесь, наверное, дешевле, – подумала Надя, поудобнее перехватывая сумку и заходя в магазин. – Может быть, Димке в подарок привезти? Он, кажется, джин с тоником любит…"
Джин Митрофанова не покупала никогда и о цене его понятия не имела. Дошла до рядов спиртного, рассмотрела ценник – десять долларов, не мало, совсем не мало!
Интересно, сколько же он тогда в обычном магазине стоит?
От покупки она воздержалась. Обойдется Полуянов.
И так в кошельке остались кошкины слезы. А если Димка ее не встретит? Если он вообще ее письма не получил?
В желудке противно засосало. "И что? Что я тогда буду делать? В Америке, одна, без денег, без друзей?!"
Сашка, правда, обещал ей, что Полуянову позвонит – сама Надя на личное общение с Димкой так и не решилась. А если Сашка не дозвонится?!
И Надя снова смалодушничала. Купила у тетки в газетном киоске жетончик и набрала номер Сашкиного мобильника. Сказала как можно радостней:
– А я уже – в дьюти-фри!
– Молодец, – фыркнул Сашка. И, упреждая ее вопрос, сказал:
– Дозвонился я Полуянову. Кажется, он не слишком рад твоему визиту. Но обещал тебя встретить.
* * *
Ночью Дима спал плохо и выехал в аэропорт чуть не за два часа до приземления Надькиного самолета: американские пробки, говорил он сам себе. На самом деле ему не хотелось, чтобы Надя очутилась на чужой земле совсем одна. Он пытался исключить даже малейшую возможность этого.
Вырулив с мотельной стоянки, Полуянов включил радио. Местная станция передавала утреннее брекфестшоу: погода, пробки, пути объезда, ночные происшествия.
Вдруг в середине выпуска прозвучали слова, заставившие Диму насторожиться. Он сделал звук погромче.
– Вчера вечером на пляже Конфорест был обнаружен труп мужчины. Мужчина, европейской расы, старше среднего возраста, скончался, по данным полиции, от удушения. Документов при убитом не было, однако, как заявил представитель полиции Нед Салливан, ярлычки на одежде и структура зубных пломб позволяют высказать предположение, что убитый – выходец из страны бывшего Восточного блока, скорее всего из России. Убийство, по словам мистера Салливана, было совершено не в том месте, где обнаружен убитый. Тело доставили в район пляжа Конфорест на автомобиле, а затем тащили его около ста метров по песку, после чего труп был закопан и присыпан песком. Убитого случайно обнаружил человек, прогуливавшийся по пляжу с собакой. Нед Салливан высказал предположение, что убийство – результат разборок русской мафии, докатившихся и до нашего города. Впрочем, заявил мистер Салливан, о справедливости этой версии можно уверенно говорить после того, как будет установлена личность убитого.
Музычка. Призывное: "Оставайтесь с нами, после короткой рекламы – прогноз погоды".
У Димы после сообщения на секунду потемнело в глазах.
Отчего-то ему показалось, что убитый, человек "европейской расы" (то есть белый), "старше среднего возраста" (то есть пожилой), выходец из России, вполне может быть придворным филологом госпожи Шеви – Николаем Петровичем Васиным.
* * *
Дорога получилась мучительной. Надино место оказалось почти в хвосте, турбины здесь ревели так, что уши закладывало. И кондиционер морозил, будто сидишь в холодильнике. А одеяла, сказала стюардесса, полагаются только пассажирам первого класса…
Митрофанова завистливо поглядывала на более предусмотрительных путешественников: ее попутчики летели куда с большим комфортом. Практически все были в джинсах (только она, дура, в юбке полетела), а кое-кто с собой и домашние тапочки захватил. Пассажиры облачились в уютные свитера, аппетитно прихлебывали джин из дьюти-фри и развлекались как могли. Кто слушал плеер, кто убивал время, сражаясь в игрушки с лэптопом. Один оригинал азартно крутил кубик Рубика.
Многие читали – в том числе и учебники по английскому А Наде оставалось только листать скучнейшие бесплатные газеты да коротать время в ожидании невкусных самолетных обедов-завтраков. "Ну и удовольствие – за восемьсот-то баксов!" – раздраженно думала она.
Надя закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, еще раз как следует обдумать все события последних дней. Но едва ее ресницы сомкнулись, как навалился тяжелый, изнуряющий сон. Снилось ей, что она идет на лыжах по снежной пустыне, где-то на Северном полюсе.
И дорога бесконечна – только ослепительный снег, яркое небо и холод, холод… Спать в узком кресле было неудобно, из иллюминатора дул ледяной воздух ("Вроде самолет – штука герметичная, отчего ж из окна свистит?"). Стюардессы то и дело отвлекали всякими глупостями – то дарили дипломы в честь того, что самолет пересек нулевой меридиан, то заставляли заполнять бестолковые иммиграционные карточки. В общем, начало заграничной жизни Митрофановой решительно не понравилось…
* * *
Дима издалека увидел Надю.
Она вышла из таможенной зоны бледная, растерянная.
Все вертела головой, пытаясь углядеть его. Суматоха чужого аэропорта, казалось, ошеломила ее. Ему остро стало жаль Надю: со старой сумкой, немодно одетую…
Он крикнул: "Надя!"
Она увидела его, просияла, бросилась было бежать к нему. Потом спохватилась, умерила шаг. Он быстро подошел к ней.
– Ну, колбасу мне сырокопченую привезла? – спросил с напускной строгостью.
Она непонимающе уставилась на него. Тогда он засмеялся, подхватил сумку и хотел по-дружески ее обнять – но она внезапно разрыдалась и упала лицом ему на грудь. Дима опешил. Она крепко прижалась к нему – Дима, Димочка, – пробормотала, всхлипывая, она, – мне было страшно, так страшно!
– Ну, хватит, хватит, – сказал он, похлопывая ее по плечу, – все в порядке. Все будет хорошо…
Потом, уже в машине, она попросила сигарету и, торопливо и неумело затягиваясь, все говорила и говорила, не обращая никакого внимания на расстилающуюся по обеим сторонам дороги иную, совсем чужую страну.
Она рассказывала о том, как ее пытались отравить и как ей было плохо. Как ее выхаживала соседка. Как она обнаружила в сумочке заведующей залом договор о покупке квартиры – и сначала обрадовалась, что вычислила наконец наводчика. А потом начальницу убили…
– И я, знаешь, Дима, – так испугалась. Так испугалась! Как будто кто-то идет за мной по следу, и следующей, уж точно, буду я. И тогда я все бросила, сняла все деньги с маминой сберкнижки и бросилась сюда, к тебе.
Она вдруг осеклась, помолчала немного, глядя в сторону, на типично американский пейзаж, проносящийся за окошком машины. Добавила – дрожащим голосом. со слезами на глазах:
– Правда, не знаю: нужна ли я тебе здесь… Извини, если нарушила твои планы…
После этих слов Диме ничего не оставалось делать, как обнять Надю и ласково потрепать по плечу: не горюй, мол, прорвемся.
Рассказ о том, что нет мира под оливами и что в Степлтоне тоже, кажется, убивают, Дима решил отложить на потом – пока Надя не успокоится.
* * *
Без пяти два Дима впустил Надежду в свой номер в мотеле.
– Располагайся, дорогая, – мягко сказал он. – Прими душ (или чего ты там принимаешь после дороги).
Можешь поспать. А потом, к вечеру, снимем и тебе номерок – все будет экономия, только за половину суток заплатим.
– А ты куда? – безразлично спросила Надя.
– Пойду прогуляюсь, на пару часиков. Ничего серьезного.
Не говорить же Наде, что после всех известий сегодняшнего утра ему срочно требовалось промочить горло.
…В близлежащем баре было пусто. Время ленча, на который заглядывали сюда проезжие путешественники и постояльцы мотеля, закончилось. Бармен, рыжий, дюжий ирландец Брайан, любовно протирал стаканы.
"Сколько ни читал об Америке, вечно бармен в полупустом баре протирает стаканы, – рассеянно подумал Дима. – Видно, они и вправду здесь только этим и занимаются. Насколько же увлекательнее внутренняя жизнь наших барменов! Они в отсутствие посетителей – да и в их присутствии – разгадывают кроссворды, смотрят сериалы, болтают по телефону, разбавляют выпивку, читают детективы…"
Дима вдруг понял, что он, черт возьми, не отказался бы сейчас поболтать с нашим бестолковым барменом – взамен деловитого бармена Брайана. "Хм, а я, оказывается, соскучился по России".
– Привет, Димитри! – радостно разулыбался посетителю Брайан.
Двух посещений хватило, чтобы бармен запомнил, как его зовут.
– Добрый день, мой дорогой друг Брайан, – кивнул Дима.
– Тебе как всегда?
– Да. Только джину сегодня побольше, а тоника – поменьше.
– Сделаем.
Смешивая коктейль, Брайан озабоченно спросил:
– Ты слышал, Димитри, вчера вечером в городе убили одного русского?
– Серьезно?!
– Да. Я видел новости по телевизору. Уже немолодой человек. Нашли в песке на пляже. Говорят, убила ваша мафия. Ты не знал его?
– Я не связан с русской мафией, Брайан. Я простой журналист. Но все равно – включи мне телевизор. Какой-нибудь канал новостей. Интересно посмотреть на этого русского.
– Ваш джин-тоник, сэр, – Брайан поставил стакан на стойку и защелкал пультом телевизора.
Полуянов сделал добрый глоток. По телу почти сразу разлилось блаженное тепло.
Бармен нашел канал местных новостей. Промелькнул сюжет о том, как пожарные вызволяют кошку из воздуховода многоэтажки, выступил вертлявый помощник мэра с призывом к собаковладельцам – обязательно убирать за псами какашки, а следом шло сообщение о чудовищной находке в рекреационной зоне Конфорест Брайан сделал звук погромче и озабоченно поглядел на Диму Корреспондент-негритянка рассказывала в основном то, что Полуянов уже слышал утром в машине: "Пляж..
Полузакопанный труп… Скорее всего русский…" Изобразительный ряд также не давал ничего нового: пустынное побережье, залив, островки зелени, полицейские машины, черный мешок вдвигают в карету "Скорой помощи". Короткое интервью с человеком, обнаружившим труп, потом с полисменом… А затем на экране появилось лицо убитого. Реконструированное с помощью компьютерной графики (чтобы не дай бог не травмировать детей и домохозяек зрелищем реального мертвого лица), оно выглядело как живое. Голос за кадром позвал всех, кто опознал убитого, сообщить по такому-то телефону. Все звонки конфиденциальны.
Брайан сокрушенно вздохнул и глянул искоса на Диму – Ну что, ты знал его?
– Нет, – коротко ответил Полуянов – и соврал.
Потому что найденный на пляже человек был Николаем Петровичем Васиным, доктором филологии из Москвы.
* * *
В тот же самый час в совсем другом баре, в совсем другой части Степлтона происходил другой разговор.
– Вот его фото. Вот – адрес. Он белый, иностранец.
– А именно?
– Русский.
– Русский? Хм. Ладно. Пусть русский. Бабки?
– Как обычно. Половина сейчас. Наличные, мелкими купюрами. Половина – сразу после дела.
– Он важная птица ?
– Абсолютно нет. Не важней тебя.
– Сроки?
– Раньше начнешь – раньше кончишь. Десять штук лучше, чем пять, не проедали?
– Идет. Давай свой кэш.
* * *
Через полтора часа Дима возвратился в свой номер.
Он все никак не мог понять одного: зачем Пола убивает? Разве стоят старые книги – любые книги! – трех жизней: библиотекарши и двух ученых, Фомина и Васина? Пола, конечно, – сучка, но зачем, зачем она убивает?
Эта мысль непрерывно прокручивалась в мозгу, точила Диму изнутри.
Впрочем, острота ее приутихла после трех "дринков" в баре Брайана.
Дверь в его номер была не заперта.
Он неслышно вошел. Надя сидела на краю кровати.
Волосы обернуты полотенцем, одета в длинную, до колен, майку, босая. В руках она держала фотографию – ту самую, в рамочке ручной работы, что подарил Диме Игрек. Ту, что стояла на его ночном столике. Ту, на которой были изображены трое друзей: Танька Садовникова, Игорь Старых и Дима Полуянов.
Надя рассматривала фото невидящими глазами – в них застыли слезы. На лице ее читались недоумение, досада, горечь.
"Что это она? – раздраженно подумал Дима. – Старой моей связью с Танькой попрекать меня вздумала?
Какие она имеет права на меня?"
Он с шумом захлопнул дверь.
Надя вздрогнула, подняла на него глаза. Жалко улыбнулась.
– Кто это? – пробормотала она.
– Это? – хмуро переспросил Дима, потом ответил:
– Танька. Старая моя подружка. А что ты имеешь против?
– Да ничего! – досадливо выкрикнула Надя. – Кто этот мужчина? Откуда ты его знаешь?
– Это – тоже мой старый друг…
– Это – Вадим, – сказала Надя, устремляя на Диму глаза, полные слез.
– Вадим?! Кто такой Вадим?!
– Это… – смешалась Надежда. – Это – один мужчина. Он… Он познакомился со мной… В библиотеке…
Пытался ухаживать. За месяц до кражи. А потом – он исчез. Обещал позвонить – и не позвонил…
– Как.., ухаживал? – тупо спросил Дима.
Надя вспыхнула. Зло ответила:
– Как все вы.., ухаживаете! Цветы, конфеты, комплименты!
– Ты с ним спала? – спросил Полуянов требовательно.
Надя подняла на него заплаканные глаза:
– Нет.., нет. – И горько добавила:
– Это все не всерьез! Я уверена: он просто искал подходы к нам, тем, кто работает в "историчке-архивичке". Подходы к библиотеке!
– Подходы, говоришь?.. Послушай, ты уверена? Дело в том, что этого парня зовут Игорь. И он мой старый друг.
– Нет, я уверена: это Вадим.
– Уверена – на сто процентов?
– На девяносто девять и девять десятых.
– Немногословный? Спокойный? Уверенный в себе?
Очень хорошая память?
– Да. Да. Да.
И тут Дима захохотал.
Он смеялся, обессиленно прислонившись спиной к стене. Потом закрыл лицо руками и не переставал хохотать.
Наконец-то он понял все.
Это он. Игрек, он же Вадим – организовал все дело.
Он, Игрек, главный организатор преступления, был здесь, совсем рядом.
Дима делил с ним еду и выпивку. Они вспоминали в компании с ним былые деньки и славные приключения.
И Дима даже в шутку ни о чем не спросил его. Он представить себе не мог, что Игорь способен на такое.
Дружба для него была выше всяких подозрений.
Что за идеализм! Что за наивность! В наше-то время!..
В такое циничное время!
– За деньги можно многое купить, – отсмеявшись, горько произнес Дима. – А за большие деньги можно купить все. Включая даже то, что, говорят, не продается.
– Ты о чем? – удивилась Надя.
– Да ни о чем. Одевайся. Едем.