Глава 13
Пико-Велета. 15 марта, 23.30. Ленчик
Так вот оно что! Теперь все понятно! Все стало на свои места! Значит, Питоха предусмотрел дополнительный вариант. Помимо прямого (видимо) пути, отправляющего Ленчика отсюда, из монастыря, в Гибралтар, он подготовил еще и обходной. Неслучайно же так и написал: ЗАПАСНОЙ, или АВАРИЙНЫЙ, выход – в Риме.
Что ж, значит, им с Катей следует направляться в Вечный город. Туда! Туда! Гарантировать, конечно, нельзя, но юноша почему-то не сомневался: именно там они найдут разгадку тайны!
Почему он был так уверен – непонятно. Может, оттого, что в голове с детства засела поговорка «Все дороги ведут в Рим».
– Катя, нам надо ехать в Рим! – громко сказал молодой компьютерщик.
Две девицы оторвались от своего «шу-шу-шу», подняли головы. Катя непонимающе уставилась на племянника.
– Я расшифровал очередную загадку, – пояснил Ленчик. – Нам надо двигать тела в Рим.
– Ты уверен? – нахмурилась тетушка.
– Более чем.
– А при чем тут пудели?
– Пока не знаю.
– Когда же это кончится… – вздохнула Катерина; вздохнула уже не протестующе, не укоряюще, а обреченно.
– А что, – усмехнулся Леня, – ты хотела навеки остаться в монастыре?
– Вы уезжаете? – горестно спросила сестра Магдалина, которой явно понравилась Катя.
– Да, прямо завтра, – отрезал юноша.
И тут дверь кельи распахнулась, и на пороге появилась аббатиса. Ленчик еле успел набросить свою куртку на стоящий на столе ноутбук.
– Полагаю, вы уже обо всем поговорили, – молвила настоятельница. – Свидание окончено. Время вечерней молитвы и сна.
На прощание Катя, под неодобрительным взглядом аббатисы, обняла юную монахиню и прошептала ей:
– Оленька, все будет хорошо. Потерпи.
Юноша по-гусарски кивнул сестре Магдалине, щелкнув (по причине отсутствия каблуков) задниками кроссовок:
– Доброй ночи! Сладких вам снов.
– Храни тебя господь, сестра, – постно промолвила настоятельница и, пропустив Катю, вышла через низенькую дверь.
Студент замешкался, прихватил с ноутбука свою куртку и выскочил вслед за ними.
Пока они шли стылым монастырским коридором, аббатиса, не глядя ни на кого из гостей, молвила:
– Вам приготовлены гостевые комнаты. К утренней мессе я разрешаю вам не ходить. Утренняя трапеза – в шесть. Советую не опаздывать, потому что немедленно после трапезы вам надлежит покинуть нашу обитель.
Катя с Ленчиком на ходу переглянулись в полумраке коридора: сурова настоятельница, нечего сказать.
– Я надеюсь, вы сумели успокоить сестру Магдалину, – продолжала на ходу аббатиса (ее слова гулко разносились под сводами темных монастырских коридоров). – Ради новообращенной сестры мы делаем очень много поблажек. Разрешили, например, вам посетить ее, хотя обычно это возбраняется. К тому же, вы думаете, я не знаю, что она пользуется компьютером и телефоном? Конечно, великолепно знаю. Но… Пока закрываю на это глаза. Чересчур суровыми требованиями можно сломать человека. Ограничение свободы должно быть осознано личностью и стать для нее необходимостью.
«Звучит как афоризм, – подумал на ходу Ленчик. – Подумать только! «Ограничение свободы должно быть осознано личностью и стать для нее необходимостью». Как какое-нибудь изречение Маркса или Бакунина».
Но вот они и пришли. Разумеется, Катю и Ленчика поместили в разных кельях. Помещение, в которое аббатиса завела Ленчика, оказалось совершенно таким же, как у сестры Магдалины: голые каменные стены, казарменная койка, маленькое окно.
Дверь захлопнулась, загремели ключи – его заперли.
«Можно подумать, – усмехнулся про себя Ленчик, – я собирался шляться ночами по монастырю, смущать целомудрие юных монахинь». Нет, после сегодняшнего безумного дня шляться ему ровным счетом никуда не хотелось. Он присел на койку и тут же понял, как хочет спать. Слишком многое вместил этот день (как, впрочем, и все последние дни). Долгую поездку от Мадрида к морю… Затем – известие об убийстве девушки в Гибралтаре… Смертельную гонку за солнцем по горной дороге… Монастырь, кельи и дикий компьютерный ролик про бешеных пуделей… Из последних сил юноша разделся, дрожа от монастырского холода, залез под одеяло и через мгновение уже погрузился в черный сон без сновидений.
16 марта, 0.25. Катя
А у Кати – ее тоже зачем-то заперли в келье – достало сил помыться под рукомойником. Девушка смыла макияж – она нанесла его далеким утром, еще в Мадриде… Затем она поставила заряжаться выдохшийся телефон (розетка, единственная из возможных примет цивилизации, находилась под столом). Потом, наконец, разделась и нырнула под одеяло – и в это мгновение зазвонил воспрянувший мобильник. Катя чертыхнулась и босиком по ледяному полу подскочила к нему. Глянула на дисплей: номер подавлен. Нажала кнопку приема.
– Да! – гаркнула она по-русски. Надо думать, голос ее прозвучал настолько недовольно, что в трубке воцарилось оторопелое молчание. – Я слушаю вас, говорите! – перешла она на английский.
– Катюша, я тебя разбудил? – раздался извиняющийся голос Паоло Брасселини.
– Разбудил! – отрезала она.
– О, ради бога, извини меня. Но я так хотел услышать твой голос!
– Ну что? Услышал? – усмехнулась она.
– У тебя все в порядке?
– Более-менее.
– Скажи мне, дорогая Катюша: какие у тебя планы на завтра?
– Я ушла в монастырь.
– Что-о?!
– Да, в самом деле. Я сейчас в средневековой келье, стою босиком на каменном полу.
В действительности она уже уселась на табуретку и прислонила голые ступни к теплой стене.
– Тебя заточили туда русские бандиты, да? Могу я тебе чем-нибудь помочь?
– Не надо мне ни в чем помогать. Я пошутила. Завтра я, так и быть, выйду из монастыря.
– Катюша, мне необходимо тебя увидеть. Ты мне не звонила, и тогда я, на свой страх и риск, взял билет из Нью-Йорка до Рима. Рейс «Дельты» прилетает в двенадцать тридцать по среднеевропейскому времени. Скажи мне, где ты находишься, и я, немедленно по прибытии, вылечу к тебе из Рима…
«Рим… И Ленчик тоже говорил, что он нашел очередной ключ и им сейчас надо ехать в Рим… – кольнуло Катю тревожное чувство. – Может, звонок Паоло и его разговор про Вечный город – не случайное совпадение?.. Ах, нет, это уже паранойя! В стиле Ленчиковых радиомаячков».
– Что ты молчишь, Катьюша?
– Я думаю.
– А хочешь – приезжай ко мне в Рим. Ты ведь никогда не была там, верно? Он удивительный!.. И я собираюсь провести в нем пару дней. У меня в Риме есть апартаменты, и для меня будет огромным счастьем видеть тебя в гостях. Тебя, – поправился синьор Брасселини, – и твоего племянника, конечно, тоже. Хочешь, я оплачу вам билеты до Рима – из любого пункта, где бы вы сейчас ни находились…
– А если мы в Антарктиде? – пошутила Катя.
– Но в Антарктиде нет монастырей!.. – без тени юмора возразил модельер. – Впрочем, если вы в Антарктиде, мое предложение все равно действительно.
– Ладно, завтра посмотрим, – смягчилась девушка. Всегда подкупает, когда слышишь, что мужчина ради тебя готов на любые траты. – Позвони мне утром, Паоло. Утром – я имею в виду, по нашему, среднеевропейскому времени.
– Я буду в полете, не знаю, удастся ли позвонить с борта самолета.
– Тогда звякни, как прилетишь.
– Хорошо. Обязательно. Извини, что я тебя разбудил.
– Ничего, я тебя уже простила.
Катя нажала на «отбой». Задумчиво посмотрела на трубку и тут вспомнила, что во время сумасшедшей гонки они так и не договорили с русской девушкой из Рима. С единственной европейкой из списка невест, которую она ни о чем не предупредила. И та не знает о грозящей ей опасности.
Катя нажала кнопку повтора последнего номера. Плевать, что уже второй час ночи, – жизнь и здоровье девушки дороже.
Но бесполезно: в трубке долго слышались длинные гудки, а потом сработал автоответчик.
Ну что ж, Катя сделала все, что могла.
С чувством выполненного долга она оставила мобильник заряжаться, на всякий случай выключив звук, а сама нырнула на белоснежные простыни под шерстяное одеяло и мгновенно уснула.
16 марта, 05.30. Леня
Ленчик проснулся от скрежета ключа в дверном замке. Потом в дверь просунулась голова настоятельницы, провозгласила: «Трапеза через полчаса», и дверь захлопнулась, но ее уже не заперли. В келье было совсем темно, спать хотелось зверски, и тогда юноша, чтобы снова не уснуть, сделал над собой усилие, откинул одеяло, вскочил и подбежал по ледяному полу к окну. Распахнул ставни – и в первый момент остолбенел от открывающегося перед ним вида. Солнце еще не встало, но уже было вполне светло. Прямо перед глазами возвышался огромный, величественный снежный пик. Вечные льды и девственный снег тускло поблескивали в утреннем мороке. А ниже пика – и ниже уровня глаз – висела сплошная курчавая волна белых облаков. Вся земля с ее домами, трафиком, людьми, проблемами, бедами и суетой казалась навсегда отгороженной этой завесой. Хотелось думать о вечном, несуетном – и молиться, хотя Ленчик и не знал ни одной молитвы. «Я вернусь сюда, – решил Леня, – когда решу удалиться от мира. В старости, когда успею как следует нагрешить». И он живо сунул заледеневшие ноги в кроссовки и бросился к рукомойнику умываться.
16 марта, 06.15
Трапезная оказалась точь-в-точь такой, как показывают в кино: высоченные сводчатые потолки, грубо сколоченные столы и лавки. Монахинь к столу собралось не больше тридцати, и основная их часть, на взгляд Лени, была явно пенсионного возраста. Более-менее молодых оказалось человек пять, и Ленчик изредка ловил на себе их брошенные украдкой мгновенные взоры.
Катю с племянником усадили завтракать за один длинный стол вместе со всеми монахинями – однако на самом его краю. Прямо напротив поместилась, к их удивлению, настоятельница.
– Почему вы не во главе стола? – прошептала Катя.
– Я специально села сюда, чтобы поговорить с вами, – строго ответствовала аббатиса.
Они изъяснялись по-русски, и несколько монахинь удивленно глянули на них.
Все встали, чтобы произнести молитву. Катя прочитала «Отче наш…» по-русски и перекрестилась по-православному, тремя перстами, справа налево. Атеист (или, скорее, язычник) Ленчик пробормотал вместо молитвы мнемограмму числа «пи»: «Это я знаю и помню прекрасно»…
Трапеза происходила в молчании, и только Катя тихонечко спросила у настоятельницы:
– Что-нибудь случилось?
– Случилось, – кивнула сестра Марта, не поднимая глаз и не отрываясь от еды.
– Что?
– Сегодня утром в монастырь приезжали люди.
– Что за люди?
– Американцы.
Катя с Ленчиком переглянулись.
– Что им надо?
– Они хотели видеть сестру Магдалину. Они настаивали. И угрожали полицией. Вы знаете, что это за люди и чего они хотят?
Настоятельница подняла голову и пристально уставилась в глаза Кате. Казалось, врать аббатисе бессмысленно – насквозь видит. Да и к чему врать!.. И Катя молвила:
– Да, мы их знаем. Это – плохие люди. Они уже убили одну девушку в Гибралтаре. Можно сказать, они – гангстеры.
– Мне тоже показалось именно так, – поджала губы сестра Марта.
– Они и за нами с Леней охотятся, – добавила Катя.
Настоятельница неопределенно кивнула. Кате показалось, что она чего-то недоговаривает.
Дальнейшая трапеза проходила в молчании.
После короткой благодарственной молитвы монахини разошлись, а сестра Марта поманила обоих мирян за собой:
– Идемте.
Коротким коридором они вышли в монастырский двор. В свете разгорающегося утра он выглядел совершенно иначе, чем ночью. Ровным счетом ничего зловещего – небольшой по площади, усыпанный гравием, уютный. В углу стоит весь запыленный «Турбокорсар» с крышей, ободранной вчера о монастырские ворота. Коричневые стены круто вздымаются вверх. Они еще в тени, но пик колокольни уже блистает на солнце. Темно-синее, отдающее даже в черноту, безоблачное небо стоит прямо над головой.
– Наверное, нам пора ехать, – неуверенно произнесла Катя. Весть о том, что американцы добрались до монастыря, донельзя расстроила ее. Здесь, под защитой крепких стен, она чувствовала себя в безопасности – но что будет там, на Большой земле?..
– Подождите.
Настоятельница подвела их с Ленчиком к воротам. Они по-прежнему были закрыты. Сестра Марта отворила в них маленькое оконце.
– Смотрите.
Катя выглянула в амбразуру – и ахнула. В конце прямой подъездной аллеи, ведущей к монастырским воротам, стоял хорошо знакомый ей сероватый «Сеат». Возле него сидели на корточках два хозарина. Они лениво переговаривались. Напротив, на другой стороне грунтовки, был припаркован второй точно такой же автомобиль, возле которого не спеша курили сигары толстяк в бабочке и рыжий веснушчатый громила.
– Глянь, Ленчик. – Девушка уступила место у оконца племяннику.
Тот посмотрел в амбразуру и прошептал:
– Да, это они. Те самые америкосы, что меня допрашивали.
– И те самые хозары, что похитили меня, – добавила Катя.
– Так это ж хорошо! – легкомысленно воскликнул юноша.
– Что же тут хорошего?! – набросилась на него юная тетушка.
– Раз они здесь – значит, еще не добрались до Рима. Значит, в Гибралтаре, у Зинаиды Барклай, они не нашли другой наводки – кроме как на этот монастырь. Значит, мы опережаем их на шаг.
– Опережаем?! Да это они нас опережают! Они просто заперли нас здесь. Что, мы в монастыре будем вечно сидеть?!
Ленчик склонился к Катиному уху:
– Ну, я заметил тут пару-тройку симпатичных овечек. И они на меня явно глаз положили. Так что, раз уж мы здесь застряли, у меня будет время познакомиться с ними поближе.
– Перестань, Леонид! – оттолкнула юношу Катерина. – Не богохульствуй! Дело серьезное, а ты ерничаешь!.. Скажите, – она бросилась к стоящей неподалеку настоятельнице, – а здесь есть какой-нибудь запасной выход? Может, другая дорога?
– Нет никакой.
– Что же тогда нам делать? Сидеть здесь?
– Боюсь, – настоятельница поджала губы, – остаться в обители вам невозможно. – И она метнула сердитый взгляд на Ленчика: видать, расслышала его реплику про хорошеньких монашек.
– Но мы не можем уехать по этой дороге! – воскликнула Катя. – Они, – девушка мотнула головой в сторону засады, – сразу схватят нас! Это настоящие бандиты! Они охотятся за нами! И за сестрой Магдалиной!
– Если они схватят вас, мы сразу позвоним в полицию. И будем молиться за вас.
– Боюсь, – нахмурилась Катя, – я не могу рисковать жизнью своего племянника. И своей, кстати, тоже.
– Ладно, – после короткого раздумья решилась на что-то настоятельница. – Есть еще одна возможность выбраться отсюда. Правда, она тоже весьма рискованна. Идемте.
Они снова пересекли небольшую площадь и сквозь низкую дверь вернулись в обитель. Однако на этот раз аббатиса не повела их по широким ступеням вверх. Напротив, настоятельница достала связку ключей, отомкнула низкую и мощную деревянную дверь, затем выпростала откуда-то из-под рясы электрический карманный фонарик и шагнула на первую ступеньку тесной винтовой лестницы. Лестница круто вела вниз.
– Подземный ход? – шепотом предположил Ленчик.
– Какой, к богу в рай, подземный ход! – нахмурилась Катя. – Высота-то какая!
Аббатиса пошла первой, освещая себе путь фонариком.
– Следуйте за мной.
Ступеней через сто напряженного спуска гуськом (становилось все холоднее – хотя и на поверхности-то было далеко не жарко) они вышли в просторное каменное помещение. Здесь оказались не по-монастырски низкие потолки (примерно как в Ленчиковой московской квартире) – и еще, на удивление, было светло. Солнечный свет проникал в подвал через три окна в торцевой стене.
В подвале было совершенно пусто, только кое-где на каменном полу лежали пятна снега. Температура в помещении была ощутимо ниже нуля.
Сестра Марта пересекла подвал – миряне последовали за ней. У торцевой стены, откуда лился солнечный свет, она снова достала связку ключей, выбрала нужный, вставила его в скважину – и через секунду распахнула перед гостями широкие ворота.
Зрелище, открывшееся перед путешественниками, заставило их обоих отшатнуться – даже тренированную парашютами Катю, даже заядлого сноубордиста Ленчика.
Утренние облака рассеялись, и простор, открывшийся перед ними, расстилался, казалось, на сотни километров. Бог знает где, далеко внизу, чернели поросшие хвойниками склоны. На склонах притулились одна-две игрушечные деревеньки. В низине пролетал крошечный вертолет. По склонам вилась, поднимаясь, та самая шоссейная дорога, по которой они мчались вчера вечером. Она выглядела отсюда не шире новогоднего серпантина, и по ней бежали машинки величиной с муравья. Серпантин дороги приводил к горному курорту, который сейчас они видели свысока, – нагромождение прилепившихся к скалам детских кубиков.
Выше городка начинался сплошной снеговой покров. По нему лезли вверх столбы и линейки подъемников. А на склонах уже можно было разглядеть крошечные точки – выехавших на утреннее катание горнолыжников.
Однако здесь, в горнем монастыре, Катя с Леней находились выше самой высокой станции канатной дороги. Между ними и конечным пунктом канатки простирался длинный – едва ли не километровый – крутой склон, весь покрытый девственно-белым, нетронутым снегом.
– Вам туда, – указала рукой вниз – на снег, на бездну – настоятельница.
– Да вы что?! – отшатнулась Катя. – Это же самоубийство!
– Идемте. – Аббатиса поманила их за собой.
Они отошли от края пропасти. Настоятельница выбрала новый ключ из своей бесконечной связки и отомкнула им еще одну неприметную дверь. Слава богу, она вела не в бездну.
– Прошу.
Все трое вошли в помещение, служившее чем-то вроде склада или сарая. Окон в нем не было вовсе, и, когда сестра Марта включила электрический свет, взору беглецов открылась удивительная картина. Сарай оказался полон различных предметов – но каких!.. Вот уж чего Ленчик не ожидал увидеть в католическом монастыре! Вдоль стены в специальных козлах помещались горные лыжи. Все – новенькие, самых известных фирм. Имелись даже три-четыре сноуборда.
– Боже! – от всей души воскликнул пораженный Ленчик. – Зачем монахиням такой прикид?!
– Мы здесь не только души спасаем, – с достоинством отвечала аббатиса, – но и бренные тела человеческие. Сестры помогают горноспасателям, и благодаря их ежедневному подвигу мы выручаем из снежного плена троих-четверых заблудших путников за сезон.
На секунду перед мысленным взором Ленчика возникла удивительная картина: монахини в рясах, в клобуках (или как там называются их головные уборы?) рассекают по склону на горных лыжах. Он не удержался, фыркнул – аббатиса строго глянула на него. Однако в следующий момент юноша заметил, что в углу сарая на железных крюках были развешаны комбинезоны. Рядом на полках стройными рядами лежали очки и шлемы.
Новая картина возникла в его воображении: юная монашка в шлеме, в обольстительно обтягивающем чресла горнолыжном костюме, находит в снегу туриста – вывихнувшего, скажем, ногу. Тот – вне себя от счастья. Он начинает с ней заигрывать, вольно шутить – она, изголодавшаяся по мужскому обществу, робко ему отвечает. Затем девушка снимает шлем, и турист оказывается поражен ее красотой, водопадом золотистых волос… Они тянутся друг к другу, поцелуй – и они сливаются прямо на снегу в жарких объятиях… Ленчик тряхнул головой и отогнал от себя видение в духе «Декамерона». По неконтролируемым фантазиям сразу стало понятно, что они с Юкико расстались уже целую вечность назад. «Эх, Юкико, Юкико! Увижу ли я тебя когда-нибудь!..»
Юноша окончательно вынырнул из мира сладких грез, когда оказалось, что аббатиса что-то втолковывает весьма напрягшейся Кате.
– …можете воспользоваться этим оборудованием. – Настоятельница плавным хлебосольным жестом обвела лыжи и комбинезоны. – Внизу, на курорте Сьерра-Невада, просто оставьте все у подъемника, и сестры потом заберут.
– А на этом – нельзя? – Ленчик ткнул большим пальцем на три стоявших у противоположной стены снегохода.
– Сожалею, но нет, – покачала головой настоятельница, – они все нуждаются в ремонте.
Взглянув на нее, Ленчику отчего-то захотелось вскричать, как Станиславскому на репетиции: «Не верю!» «Врешь! – подумал он. – Прекрасно они работают! Тебе их просто жалко!» Однако что он мог изменить! Пожалуй, начни он скандал – аббатиса их прямо в снег с обрыва выкинет, безо всяких лыж.
– А как же наши вещи? – возмутилась Катя. – Что, прикажете нам чемодан за собой на веревочке тащить?
– Мы перешлем ваши вещи, куда скажете. Разумеется, если вы оплатите доставку.
– Это нам в такую копеечку влетит! – воскликнула Катя.
– Моя задача, предписанная мне епископатом, – невозмутимо ответствовала аббатиса, – приумножить богатства обители, но отнюдь не растранжиривать их.
Катя переглянулась с Ленчиком: пожалуй, далее спорить с настоятельницей не имело смысла.
Юноша лишь жалобно спросил:
– А как же наша машина?
– Сестры сдадут ваш «Опель» в прокатную контору.
Делать было нечего, оставалось лишь выбрать себе оборудование по ноге и росту. Ленчик устремился к сноубордам. К его вящему изумлению, среди сноубордических ботинок нашлись одни сорок четвертого размера, оказавшиеся ему как раз в пору.
– Хотел бы я посмотреть на монахиню, – пробормотал он, – которая в таких ботинках рассекает.
– Это – нашего приходящего инструктора, – сочла нужным пояснить настоятельница и, как показалось юноше, слегка даже смешалась и покраснела.
Ленчик помог выбрать лыжи, палки и костюм Кате. Девушка нахмурилась.
– Бред какой-то! Я всего раза три на горных лыжах каталась…
– Ничего страшного, – успокоил ее заядлый сноубордист Ленчик. – Ты же любишь на беговых с горок летать. Здесь все то же самое.
– Что – то же самое? Сравнил! Горочки на Клязьме – или километр по целине!
– Тот же самый принцип, – начал инструктировать ее Леня. – Опускаешься на корточки, центр тяжести пониже, и вперед. Я поеду первым, буду тебе дорогу показывать. Держись за мной, только соблюдай дистанцию, чтобы тебя снежной пылью не засыпало. И немножко назад отклоняйся, когда будем по «пухляку» ехать…
– По «пухляку»? – подняла брови Катя.
– По свежему снегу, нетронутому. Или, как монашки любят говорить, «девственному».
Аббатиса метнула на Ленчика злобный взор, однако ничего не сказала.
Облачившись в горнолыжные комбинезоны поверх «гражданской» одежды и видя, что аббатиса неумолима, спутники испросили разрешения ненадолго подняться в обитель – нужно было взять из чемодана все самое необходимое, вроде зубных щеток.
Взобравшись по крутой винтовой лестнице наверх, путешественники прямо в монастырском дворе перепаковали чемодан. Во-первых, для уменьшения веса (и, значит, последующего удешевления тарифа какого-нибудь «Ди-эйч-эла») выкинули из него в мусор явный балласт, типа, книжек. Затем в Ленчиков походный рюкзак положили туалетные принадлежности, куртки, цивильную обувь – плюс Катин кипятильник, а также купленную в Барселоне одежду от «Барберри» и туфли от «Брасселини», с которыми девушка не пожелала расстаться ни на минуту.
– А ты знаешь, Ленчик, – вздохнула Катя, упрятывая поглубже во внутренний карман куртки документы, – что послезавтра мы с тобой летим в Москву?
– Н-да? – рассеянно откликнулся юноша.
– Да – у нас обратные билеты из Венеции.
– Где мы, а где Венеция, – дернул плечами племянник.
Аббатиса надзирала над переупаковкой, не выпуская путников из поля зрения ни на минуту. Ленчик передал ей ключи от «Турбокорсара».
– Осторожней с ним, он очень хороший.
И на прощание он нежно погладил автомобильчик по запыленной мордочке. Грустно добавил, адресуясь к Кате:
– А ты так и не научилась включать заднюю передачу…
Но не успела девушка ответить, как в монастырскую калитку раздались громовые удары. Чей-то голос проорал по-испански:
– Policia! Abre la puerta!
Леня с Катей переглянулись: неужели действительно полиция? Может, по их душу? Но что они сделали противозаконного? Переночевали в монастыре?
Удары продолжались, и настоятельница подошла к воротам и открыла то самое оконце – через которое путешественники наблюдали засаду на подъездной аллее. В ту же секунду из амбразуры стремглав высунулась волосатая мужская рука и цепко схватила настоятельницу за рясу на плече. Затем с недюжинной силой притянула аббатису прямо к двери. Из оконца высунулся длинный кинжал и уперся своим острием прямо в ее жилистую шею. Катя с Ленчиком остолбенели.
По ту сторону ворот раздался грубый голос. Он говорил по-русски, но с явным хозарским акцентом:
– Аткрывай варота. Быстро, старая б…!
– Вы нападаете на духовное лицо! – пробормотала мужественная монахиня. – За это вас отлучат от церкви! – При этом она сделала жест в сторону спутников: бегите, мол, спасайтесь!
– Класть я хотел на твою церковь!! – проорал хозарин по ту сторону ворот. – Открывай живо, да?!
Не дожидаясь окончания этой сцены, Катя с Ленчиком бросились наутек. Они вбежали внутрь монастыря, затем – на винтовую лестницу, ведущую вниз, и помчались по ней в кромешной темноте.
В тот момент, когда они добежали, чудом не упав, до горнолыжного подвала, наверху лестницы уже раздались грубые мужские голоса.
Слава богу, настоятельница оставила незапертыми и дверцу в сарай, и ворота, ведущие на склон. Беглецы быстро нацепили приготовленное оборудование. Ленчик накинул на плечи рюкзак, в несколько неуклюжих прыжков на своей доске достиг обрыва, надвинул очки, крикнул Кате: «Давай за мной!» – и ринулся вниз, на снежный склон.
Катя в горных лыжах доковыляла до края пропасти, глянула вниз. От вида захватило дух, стеснило дыхание. Ленчик уже летел по белой целине, вздымая за собой тучу снежной пыли. А со стороны лестницы доносился топот мужских ног, и тогда Катя прошептала: «Господи, помоги!» – и прыгнула на ослепительный склон, стараясь попасть на след, оставленный племянником. Она не упала в момент касания земли (хотя и ужасно боялась этого), не провалилась в глубочайший снег. Ей удалось удержать равновесие, и, точно по следу, проложенному широким сноубордом юноши, она понеслась вниз – все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее. Исчез страх высоты, стал не виден умопомрачительный пейзаж – осталась только искристая дорога перед глазами и возрастающий восторг полета – совсем как в далекой парашютной юности, когда она неслась в свободном падении. А скорость все увеличивалась, каждая неровность под лыжами передавалась на весь корпус, и Катя стала бояться, что она вот-вот не выдержит, потеряет равновесие, упадет, покатится кубарем по склону…
Чтобы отвлечься от бешено несущейся перед глазами белой полосы, девушка перевела взгляд вперед: где там племянник, долго ли им еще мчаться? И тут она увидела, как Ленчик, заложив широкий вираж, уклоняется от своего прямого полета, сворачивает совсем вбок, поворачивается к ней лицом и делает отчаянные жесты и кричит:
– Сворачивай!.. Тормози!.. Здесь пропасть!..
Катя, пытаясь выполнить команду юноши, перенесла вес тела на левую ногу. Кажется, ей удалось повернуть в нужную сторону, и она даже понеслась вбок по снежной целине, однако в следующий миг потеряла равновесие. Какая-то доля секунды – и стремительный полет превратился в беспорядочное падение. Катя кубарем покатилась по склону, лыжи отстегнулись и потерялись, она успела заметить вдали испуганное лицо Ленчика, а затем его сменили бешено меняющие друг друга местами далекое небо и близкий снег. Слава богу, у нее имелся парашютный опыт падений и группировки, и Катя, кажется, ничего себе не сломала – но в следующий миг, уже на излете своего падения, она услышала дикий крик Лени: «Стой!.. Держись!..» А потом вдруг поняла (наверное, шестым чувством, своей обостренной по жизни интуицией), что она вот-вот сорвется в пропасть, – и попыталась распластаться на снегу, уцепиться хоть за что-нибудь. Это ей удалось, но не вполне. Руки ощутили каменную твердь и отчаянно схватились за нее, но ноги – вот ужас! – потеряли опору и ухнули в бездну. И вот Катя, вся запорошенная снегом, почувствовала, что она висит – висит, вцепившись в скалу, на одних лишь руках. Она отчаянно болтала ногами, пытаясь нащупать ими хоть что-то твердое, – но тщетно. Никакой точки опоры не находилось, оставалось лишь догадываться, какой глубины пропасть под ней, и Катя поняла, что долго не продержится – еще минута-две, и она сорвется вниз. И тут девушка услышала крик Ленчика: «Давай руку!» – подняла глаза и сквозь снег, запорошивший ее очки, разглядела на фоне неба перекошенное лицо племянника и протянутую к ней руку.
И в тот же миг ее правая нога вдруг нащупала твердую опору – выступ в скале. И тогда Катя схватилась левой рукой за Ленчикову ладонь, уперлась носком ботинка в щербину на скале – и изо всех сил выбросила саму себя вверх.
Катя упала грудью в снег. Ленчик повалился навзничь рядом. Несколько секунд девушка приходила в себя, ощущая противную дрожь в ногах. Она не впускала в свою голову мысль о том, что сейчас она, пожалуй, была близка к гибели, как никогда прежде. Вместо того чтобы предаваться самоанализу, Катя бодро (насколько могла) вскочила на ноги и сорвала залепленные снегом очки.
Они, оказывается, довольно далеко учесали от монастыря: метров на триста вниз по крутому склону. Неприступные монастырские стены виднелись над ними на хребте. Они мрачно царили над всем пейзажем. В нижней части цитадели чернело отверстие, из которого беглецы начинали свой полет. Теперь в нем виднелись силуэты двух сухопарых мужских фигур. Мужчины (не иначе – хозары) о чем-то спорили между собой, размахивая руками. О чем они сговаривались? Стрелять по беглецам? Или бросаться за ними в погоню?
Катя перевела взгляд в другую сторону – на пропасть, куда чуть не угодила, – и содрогнулась. Скальный обрыв был высотой не меньше тридцати метров и заканчивался черными выступами камней. Да, когда б она упала туда безо всякого парашюта – костей бы точно не собрала. Непонятно, почему их не предупредила аббатиса? Не успела? Или не захотела? Предпочла, чтоб они разбились? Но это вряд ли – как-то не по-христиански получается…
К счастью, скалы были единственным препятствием на пути беглецов – и справа, и слева их огибали снежные языки, которые затем, довольно полого, вели к конечной станции горнолыжного подъемника.
Там, внизу, можно уже было различить, как у заградительной сетки собрались зеваки. Они показывали на беглецов руками, а кое-кто даже снимал происходящее с Катей и Ленчиком на видеокамеру.
Катя помогла барахтавшемуся в глубоком снегу Ленчику встать на ноги.
– Что будем делать? – почему-то шепотом спросила она.
– Дальше поедем, – бодро (но зачем-то тоже вполголоса) ответил юноша.
– На чем ехать-то? Ты лыжи сначала мои найди! Кстати, – спохватилась Катя, – спасибо, что вытащил.
– Всегда пожалуйста, – ухмыльнулся Ленчик.
Он ухитрился нацепить на ноги свой борд, а затем, по странной траектории, используя видимые только одному ему ложбины в снегу, поехал в сторону Катиных лыж. К счастью, хоть их и отнесло к самому краю пропасти – но вниз они не свалились.
Катя тем временем со страхом смотрела в сторону монастырского подвала (или, правильней сказать, горноспасательной станции?), откуда они только что стартовали. Хозары из отверстия, откуда беглецы начали свой полет, исчезли. Вопрос – куда? Пошли за горными лыжами? Или за снегоходами – это ведь только чересчур интеллигентным Кате с Ленчиком не хватило наглости взять их у настоятельницы… А может, они уже поняли направление движения беглецов и пустятся за ними в объезд на машине – и встретят их у подножия горы? В любом случае надо было убираться с места вынужденного привала, и побыстрее.
Леня отстегнул сноуборд и подал Кате ее лыжи. (Палки оказались безвозвратно потеряны – то ли остались во время беспорядочного полета в снегу, то ли улетели на дно пропасти.)
Беглецы пробрели самым краем обрыва до начала нормального снежного склона.
– Дальше будет не так страшно, – утешил Ленчик. – Во-первых, менее круто (во всех смыслах этого слова). А во-вторых, у тебя уже опыт есть.
– Зато палок нет, – буркнула Катя.
Лелик помог тетке застегнуть лыжи, и они покатили вниз по снежной целине.
То ли в самом деле склон стал более пологим, то ли появился какой-никакой навык, но второй этап снежного путешествия прошел для Кати куда легче, чем первый. Нисколько уже не было страшно – только весело, прикольно, азартно – нестись вслед за Леней по искрящемуся снегу.
Тем более что в конце пути их ждала не пропасть, а цивилизация. Когда они достигли конечной станции подъемника, отовсюду раздались приветственные возгласы, пожатия рук и даже аплодисменты со стороны падких на бесплатные зрелища европейцев.
Катя с Ленчиком попали в плотное кольцо любопытствующих. Их даже просили дать автограф и сфотографироваться вместе. (При этом, к вящему удовлетворению Ленчика, они удостоились признания не только среди каких-нибудь чайников, но и у настоящих бордеров – их молодой человек безошибочно определил по повадкам и чернющему горному загару.)
Однако от автографов и фотосессии пришлось отказаться. Совсем не время было почивать на лаврах. Во-первых, кто знает – может, они своим полетом из монастыря нарушили восемь параграфов испанских законов и подлежат немедленной депортации из стран Шенгенского соглашения?.. Но главная, конечно, причина спешки заключалась в безжалостных хозарах, из-за которых спутникам хотелось убраться из высокогорной Сьерры-Невады как можно быстрее и как можно дальше.