Глава 12

Сестра Магдалина подошла к своей по-солдатски скромной койке и вытащила из-под нее ноутбук.

– Только умоляю: не говорите сестре Марте! – повторила она.

Катя с Ленчиком переглянулись.

– Ясен перец, не скажем, – пробасил юноша.

– Да, я грешна, я не могу уйти из мира совсем, – потупясь, проговорила сестра Магдалина. – Я все жду: вдруг он позвонит мне. Или напишет. Знаю – я не должна этого ждать. Но все-таки жду – и не исповедовалась в этом даже сестре Марте. Только в этом. Велик грех мой! – провозгласила она звучным, хорошо поставленным голосом. – Прости, господи, прегрешения мои!

Сестра Магдалина поспешно перекрестилась и прошептала несколько слов по-латыни.

После молитвы и крестного знамения она довольно ловко подвела к ноутбуку через инфракрасный порт сотовый телефон, затем включила компьютер и вышла в Интернет.

– Связь здесь хорошая, – пояснила монахиня. – Базовая станция совсем недалеко, на курорте Сьерра-Невада. И тариф экономичный.

Странно было слышать рассуждения о тарифах сотовой связи в средневековых стенах, в келье горнего монастыря; странно было видеть монашку в сутане, уверенно управляющуюся с мобильником и лэп-топом.

– То, самое первое письмо я получила давно, в двадцатых числах февраля, – рассказывала по ходу дела московская девчонка, неизвестно по какой причине заброшенная в келью монастыря в испанской глуши. – Я напугалась. Очень напугалась. Я не спала много ночей и все молилась, молилась, молилась. То, что мне прислали в этом письме, – ужасно, по-настоящему ужасно. И сначала я думала, что этот кошмар – предвозвестие кары, ждущей меня за мои грехи. А потом я рассказала об этом аббатисе – только не все в точности, как было. Потому что господь не дал мне смелости исповедаться в том, что у меня здесь компьютер и сотовый телефон. Я ими пользуюсь нечасто, всего раз в неделю! Но если б я сказала, сестра Марта отобрала бы их. А я – я так слаба! – не могу от них отказаться. И потому я обманула сестру Марту, что мне было видение. А на самом деле я увидела это – там…

Сестра Магдалина осторожно указала пальчиком на экран лэп-топа, где появилась заставка местного интернет-провайдера.

– А совсем недавно – кажется, позавчера – мне пришло письмо, в котором говорилось, что я должна показать то, что увидела, Екатерине Калашниковой и Леониду Коноплеву. И что они – то есть вы – будете звонить мне. И я опять пошла к сестре Марте и сказала, что мне было об этом новое видение. И вот – слава господу – вы здесь. А раз так – значит, смотрите.

Пальчики сестры Магдалины быстро пропорхали по клавиатуре и открыли письмо, пришедшее восемнадцатого февраля с адреса [email protected]. Затем девушка запустила приложенный к письму файл. Он, как успел заметить Ленчик, был с расширением .avi – то есть представлял собой видеоролик – и объем имел немаленький: более ста мегабайт.

– Смотрите сами, – монашка зябко передернула плечами, – я не могу больше этого видеть. – И она отошла от экрана, опустилась на колени перед распятием и принялась шептать молитвы по-латыни.

Катя и Ленчик подались к экрану. На нем вспыхнул титр: «ДЕМОВЕРСИЯ», а затем пошло изображение. Изображение было компьютерным, созданным методами 3D-графики, но выглядел фильм, пожалуй, даже более впечатляющим, чем если бы то была обычная киносъемка.

Сперва на экране крупным планом появилось лицо молодого человека.

– Антон, – прошептал Ленчик. – Питоха!

Лицо юноши на экране выглядело твердым, жестким, даже надменным. Он холодно посмотрел в камеру – и его глаза вдруг вспыхнули огнем. В буквальном смысле: из них излилось мертвенное голубоватое свечение.

– Начинайте! – приказал он, едва разжимая тонкую ниточку губ, и слова эти отозвались громовым эхом, словно повеление демиурга.

Виртуальная камера отъехала, и стали видны интерьеры, в которых происходило действие. То была обычная московская квартира – с зеркалом, книжным шкафом, столом и диваном. На диване и на ковре возились четыре молодых пуделя. Забавные кудрявенькие зверьки на тонких лапах обнюхивали друг друга, тыкались куда попало кожаными носиками, пытались вилять обрубками хвостов.

Антон вновь испустил из глаз странное голубоватое сияние. Собаки насторожились, с вожделением поглядывая на хозяина.

– Пошли! – раздалась из его уст резкая команда.

И тут милые комнатные зверьки странно преобразились. Они замерли, посуровели, подобрались. В глазах собачек появился нехороший блеск. Мордахи злобно оскалились. Сверкнули влажные острые зубы. Затем пудели, будто повинуясь неслышной команде, построились клином: впереди один пес, затем, рядом, – двое других, а четвертый – в арьергарде.

– Вперед! – скомандовал Антон и простер свою длань – словно Цезарь, бросающий в бой легионы.

Строй собак двинулся. Виртуальная камера словно летела за ними. Вот псы выбежали в коридор. Помчались по узкому и длинному пространству – все резвее и резвее. В динамиках монашеского ноутбука слышалось их частое и злобное дыхание. Временами компьютерный оператор давал крупный план бегущей стаи: злобные глаза, когтистые лапы, оскаленные пасти. Зрелище было настолько зловещим, что Катя невольно отшатнулась от экрана. Ленчик, напротив, впился в монитор.

– Во дает Питоха! – прошептал он. – Вот это графика!

Злобные зверюги тем временем закончили свою пробежку по коридору и ворвались в небольшой зал. Они по-прежнему двигались аккуратным строем.

В центре темного зальчика, куда вбежали вдруг обратившееся в монстров пудельки, размещался освещенный софитами помост. Вокруг него, в несколько рядов, ярусами, сидели на лавках нарисованные на компьютере зрители. Их было немного – человек двадцать-тридцать. В полутьме угадывались напряженные лица, замершие в предвкушении зрелища.

А в центре освещенного помоста, на длинной цепи, находился огромный злобный доберман. При виде строя несерьезных собак он дернулся, оглушительно залаял и встал на дыбы, пытаясь сорваться с привязи.

Откуда-то из-под потолка донеслось (Ленчик узнал голос – вещал, по-прежнему, Антон):

– Га-аспода! А сейчас гвоздь программы! Против нашего чемпиона, добермана Глюка, выходит новичок. Впервые на нашей арене – королевский пудель Терри! Напоминаю – ставки принимаются десять к одному в пользу Глюка! Господа, еще не поздно сделать свою игру!

Зрители повскакали с мест. В воздухе замелькали воздетые руки с зажатыми в них долларами. Раздались возгласы из зала:

– Двести долларов за Глюка!.. Пятьсот на Глюка! Ставлю сто на Терри!..

На арену полетели ассигнации. Затем на нее вышла девушка в купальнике. Улыбаясь приклеенной улыбкой, она принялась проворно собирать купюры в коробку.

Тем временем доберман задыхался от злобы, рвал цепь, облаивая крошек-пудельков. Очевидно, ему не терпелось расправиться с ними со всеми разом. Но маленькие собачки не теряли присутствия духа. Они, все вчетвером, смирно и молчаливо уселись на помост и лишь буравили добермана своими глазенками.

– Ставки сделаны, ставок больше нет! – выкрикнул Антон, а потом скомандовал нараспев: – Пе-е-ервый рау-унд!

В то же мгновение девица в купальнике отвязала ошейник добермана от цепи. Из рядов пуделей отважно вышел вперед один – вожак.

Доберман неистово бросился на него (девушка в купальнике едва успела отскочить). Похоже, он был готов в один миг растерзать малютку. Однако тут произошло событие, которого, похоже, никак не ожидал ни доберман, ни зрители. Чахленький пуделек, даже как следует не оттолкнувшись от земли, неожиданно высоко взмыл в воздух, перелетел через громадного добермана и оказался за его спиной.

– Пудель-ниндзя, – восхищенно прошептал Ленчик, отчего-то вспоминая Юкико (хотя внешнего сходства между очаровательной девушкой и коварной собакой, конечно, не было никакого).

В следующую секунду – не успел еще взбешенный доберман понять, куда подевалась жертва, и развернуться к ней – предводитель пуделей вновь взмыл в воздух и, опускаясь, сбоку вцепился доберману в шею. Тот попытался, клацнув зубами, достать его, но тщетно. Пудель оторвался от земли и повис на шее злобного Глюка, вгрызшись в него пастью и всеми четырьмя своими лапками. А в следующий миг – отвалился, словно напившийся крови клоп, а из перегрызенного горла добермана ударил фонтан крови! Не понимая, что происходит, бедняга Глюк засучил лапами, а потом брякнулся набок и затих. Кровь – а она была изображена чрезвычайно реалистично – брызнула из его шеи, залив и помост, и даже первые ряды зрителей.

Зал ахнул – ахнула и Катя: настолько натуралистичным, несмотря на то что она смотрела не документальный фильм, а компьютерную графику, выглядело зрелище.

Невидимый Антон прокричал:

– Победил пудель Т-т-ерри! Поприветствуем победителя! Выдача за Терри – десять долларов к одному!

И тут произошло нечто (как показалось зрителям компьютерного фильма) незапланированное: боевой пудель, вроде бы скромно направившийся в свой угол к поджидавшим его товарищам, вдруг развернулся и накинулся на бездыханное тело добермана. Он стал терзать его, выкусывая кусок за куском, разрывая добычу на клочки. Кровь полетела во все стороны. А затем…

Затем примеру Терри последовали трое его друзей-пуделей. Они впились в тело несчастного добермана и принялись рвать его. Зрелище было настолько отвратительным, что Катя непроизвольно зажмурилась, и даже Ленчик инстинктивно отвернулся от экрана.

Компьютерная красотка в купальнике самоотверженно кинулась оттаскивать злобных малюток от тела поверженного добермана. Однако это оказалось серьезной ошибкой с ее стороны. Все четыре пуделя оторвались от добычи и обернули свои окровавленные пасти на девушку. А еще через секунду, в полной тишине, даже ни разу не гавкнув, злобные твари кинулись на красотку. Лидер – Терри – взлетел в воздух и впился красавице прямо в горло. Еще один пудель вцепился несчастной в живот. Двое оставшихся вгрызлись в ее лодыжки. Заструилась кровь – на этот раз человеческая, – и девушка рухнула на помост рядом с доберманом. Столь отвратительного зрелища не смог вынести даже натренированный на фильмах ужасов Ленчик. Он отступил от экрана и пробормотал, скривившись:

– Фу, ну и мерзость!..

В монашеской келье как-то особенно явственно стал слышен голос молящейся сестры Магдалины:

– Pater noster, qui es in caelis, santificetur nomen tuum…

Леня сделал над собой усилие и все-таки глянул на экран. А там… Там продолжалась бойня. По телу окровавленной девушки, лежавшей на помосте, пробежали конвульсии, оно замерло – и в тот же миг в оцепеневшем было зале началась паника. Люди бросились кто куда. Раздались вскрики ужаса. У двух выходов началась давка.

А жуткие пудели, распробовавшие крови, бросились на толпу. И виртуальная камера, явно смакуя, словно в голливудском боевике категории «В», демонстрировала крупным планом, в замедленной съемке, как боевые псы, с необыкновенной прыгучестью и злобой, вцепляются людям в горла… Как они хватают их за лодыжки, заставляя упасть наземь… Как добивают упавших, вгрызаясь в их лица…

– О нет! – прошептала Катя. Она на одно мгновение открыла глаза, глянула на то, что демонстрирует ноутбук, и тут же вновь в ужасе смежила веки.

Расправа оказалась недолгой. Через пару минут весь зал – скамейки, лестницы, проходы – оказался усыпан бездыханными телами. Ни одной живой души – лишь изуродованные люди и море крови…

А пудели-убийцы, гордо воздев окровавленные пасти, снова, как перед началом боя, построились клином и потрусили по тому же коридору назад, к своему хозяину: гордые, жестокие, неумолимые.

За кадром раздалась бравурная музычка, а в следующее мгновение экран погас.

Потрясенные Катя и Ленчик перевели дух.

– Что это было? – прошептала Катя.

Ее племянник только развел руками.

Юная монашка легко встала с колен и вопросила, жадно заглянув в лица гостей:

– Вы видели? Вы все видели? Вы поняли, что это такое?

– Может, это компьютерная игра? Может, Питоха изобрел новую компьютерную игру? – предположил Ленчик.

Он, впрочем, сам не очень верил в то, что говорил. Не похоже было увиденное – всей своей эстетикой, всей своей в буквальном смысле звериной жестокостью – ни на какую виртуальную игрушку. Да и не разрешит ни одна комиссия по нравственности столь натуралистическую компьютерную игру.

– Это предвестие конца света, – убежденно сказала сестра Магдалина. – Нам показали Апокалипсис.

– А эти четыре пуделя – его всадники? – ухмыльнулся, чтобы сбросить нервное напряжение, Ленчик. – Не похожи. Больно уж уродливые…

– Напрасно вы, – с укоризной молвила монашка, – не шутят с такими вещами.

– Но правда – при чем здесь Апокалипсис? – поддержала племянника Катя.

– Да ведь не ведаем мы, откуда он, Апокалипсис, придет, – проговорила сестра Магдалина. – Откуда, из каких дверей? Что грозит нам всем, всему человечеству? – со страстью продолжала монашка. – Что есть для нас главная угроза? Пошлость, сытость, бездуховность. Сериалы эти, реалити-шоу, боксерские матчи… Все желают хлеба и зрелищ, как в языческом Риме. Да чтоб зрелища были посмачнее да посмешнее. Чтобы кровь в разные стороны брызгала, а люди б животики надрывали. Вот отсюда исходит угроза душам нашим! – Монашка указала на погасший экран, а потом воздела руки: – Апокалипсис грядет, и уже вырвались на волю всадники его!

– По-моему, вы это слишком, сестра, – неуверенно проговорила Катя, поглядывая на фанатичный огонек, вспыхнувший в глазах бывшей Оли Косынкиной.

– Не слишком! – с убеждением воскликнула монашка. – Не слишком! Люди сейчас только и хотят, что потреблять – и развлекаться, развлекаться – и потреблять! Бегать по саду жизни, – усмешка, полная горькой иронии, исказила черты сестры Магдалины, – и срывать цветы удовольствия! А потом – все, что сорвал и чем насладился, втаптывать в грязь, безо всякой жалости!

«А ведь она, – подметила Катя, вглядываясь в совсем не бесстрастное теперь лицо монашки, в которой бушевала буря эмоций, – очень близко к сердцу эту тему воспринимает. Пожалуй, потому, что нашелся, верно, в ее жизни такой «срыватель», который ее саму в грязь втоптал!..» И, смягчая формулировку, высказала вслух свою догадку, сочувственно глядя на сестру Магдалину:

– Вы ведь из-за такого человека в монастырь ушли, да?..

– Откуда вы знаете?.. – прошептала монашка, тяжело опускаясь на койку.

Слезы хлынули из ее глаз. Катя подошла, обняла девушку за плечи, протянула носовой платок. Ленчик в смущении отвернулся и принялся разглядывать скромное убранство кельи, потом выглянул в крохотное оконце: из него видна была только непроглядная чернота ночи, да ослепительно белый пик, да ледяные звезды.

– Вы извините меня, – жалобно проговорила сестра Магдалина, слегка успокоившись, – это я оттого, что по-русски поговорила, как с подружками в Москве. Тут ведь не с кем, только с сестрой Мартой, и то она не всегда дозволяет по-нашему, говорит, чтоб я латынь учила, испанский…

– Ну и давай поговорим с тобой. По-русски, – предложила Катя.

Лицо Оли Косынкиной вдруг просветлело.

– Как ты тут живешь? – спросила Катя.

Она почему-то испытывала неизъяснимую симпатию к этой несчастной девчонке, заброшенной судьбой в страшную глушь, где и поболтать-то не с кем. Разве что со строгой аббатисой. Или с Христом или Девой Марией – да ведь они высоко, не ответят…

– Плохо тебе? – участливо спросила Катя.

– Не плохо, – упрямо, сквозь слезы, сказала сестра Магдалина, – я из вашего мира ушла и не жалею, у меня теперь иное предназначение…

– И прекрасно, – кивнула Катя, – да только, похоже, прошлое тебя еще держит.

– Нет. Я покончила с ним! – патетически воскликнула девушка.

– Не совсем, – мягко возразила Катя. – Иначе б ты под койкой ноутбук не прятала. И писем от него не ждала. Кто этот он?

– Не было никакого ЕГО, – твердо возразила девушка.

– Да ведь ты ж сама сказала! – напомнила Катя.

– Ну, хорошо, был, – легко согласилась монашка. – Он, он… – Она зашмыгала носом, а потом снова бурно расплакалась.

Катя утешающе обняла ее и протянула девушке новый платок. Ей довелось выслушивать много исповедей своих юных учениц, которые почему-то дружно взяли моду рассказывать Екатерине Сергеевне про свои любовные незадачи и спрашивать у нее совета. Видать, было в ней что-то располагающее к тому, чтобы делиться с ней сокровенным. Вот и сестра Магдалина из горного монастыря решила, похоже, не худосочной аббатисе исповедоваться, а Катюше.

– Я ведь актрисой была, – всхлипнула Оля Косынкина. – Во МХАТе меня прослушали, сам Табаков сказал: мы берем эту девочку. А тут – он… Я к нему на пробы пришла, он сериал «Ангелы ждут» должен был снимать… Режиссер… Русский, но только что из Голливуда прибыл, жил там… Он сразу на меня запал… «Вы, – говорит, – на какую роль пробуетесь – подружки главной героини? Да это для вас мелко, не масштаб! Что такое три съемочных дня, восемь реплик! Я вас вижу, – говорит, – в роли главной героини. Это тридцать пять съемочных дней, экспедиция в Иерусалим! Да вы после премьеры на следующее утро знаменитой проснетесь! В Голливуд вместе с вами поедем!..» И сразу спрашивает меня: «Какие у вас планы на сегодняшний вечер?» Ну, я-то правила игры, конечно, знала. Знала, что иначе девушке в кино не пробиться… И согласилась, и пошла с ним ужинать, а он в тот же вечер говорит: люблю, мол, тебя! Влюбился, говорит!

– Все они так говорят, – вздохнула Катя.

– Нет, он, подлец, всерьез!.. Оля, будь моей женой, говорит! На колени прямо в ресторане встал! Предложение сделал! Всерьез! Я, говорит, человек свободный, завтра же распишемся!.. Я ему, естественно, не поверила. И сразу ничего не позволила – хотя все мне говорили, что надо: иначе ни роли не получишь, ничего… Но мне такой ценой никакая роль была не нужна… И в тот вечер он меня просто проводил… На машине довез… Ну, я думала, все. Обманет теперь, конечно, – и с ролью, и с женитьбой. Да не больно-то и хотелось!.. А только на следующее утро – в дверь звонок: он. В белом костюме, с шикарным букетом. У меня аж сердце прихватило. Ты, спрашиваю, чего? А он зычно, на весь дом: «Пришел о помолвке объявлять, давай, знакомь с родителями!..»

– А кто он-то? – тихо спросила Катя.

Бывшая актриса посмотрела на нее, выразительно сыграла удивление: как, мол, можно не знать ЕГО!

– Гаерский его фамилия, – небрежно бросила собеседница, явно ожидая, что Катя поразится, воскликнет: «Как?! Тот самый Гаерский?!»

Однако упоминание имени режиссера всколыхнуло в Калашниковой лишь самые смутные воспоминания. Где-то что-то она о нем слышала, но вот где и что, Катя совершенно не помнила – хотя в кино ходила немало и в фильмах неплохо разбиралась. И раз она не может вспомнить это Гаерского, значит, он явно не уровня Скорсезе, да и, наверно, не Балабанова с Кончаловским.

Заметив, что «знаменитая» фамилия не вызвала никакого отзвука в Кате, сестра Магдалина стала торопливо перечислять:

– Он «Снег пойдет завтра» снял, еще в советские времена, и «Реки до горизонта»…

– Старый, значит?

– Какой там старый, всего сорок шесть ему, – обиделась сестра Магдалина. – Он, как перестройка началась, в Голливуд уехал работать, долго там прожил, ему даже американское гражданство дали… У него знаешь какие фотки дома на камине стоят?.. Он с Лукасом, со Шварценеггером, со Сталлоне, с Брэдом Питтом… У него в доме до меня жила Шарон Стоун!.. Он мне сам рассказывал! А потом Володеньке в Голливуде надоело…

«То есть карьера у него за океаном не задалась», – перевела последний пассаж Катя. А бывшая актриса продолжала:

– …И тогда Гаерский в Россию опять вернулся, стал сериалы снимать. Хотя он, конечно, о Макбете мечтал – но кому сейчас в России нужен Макбет!.. Все одну пошлость хотят и похабщину…

– Так что, вы с ним действительно – расписались? – осторожно прервала монахиню Катя.

– Да! – порывисто прижала руки к груди бывшая актриса. И неожиданно добавила: – Почти. У нас помолвка была, настоящая. В «Праге», с сотней гостей…

– А почему ж ты Косынкина, а не Гаерская?

– Я на самом деле и не Косынкина, – вздохнула девушка. – Лоренцо моя фамилия…

– О господи, почему? – опешила Катя.

– Нельзя господа всуе упоминать, – упрекнула монахиня. И объяснила: – Так Володенька захотел. Чтоб у меня проблем не было за границу ездить.

– Опять не поняла… – пробормотала Калашникова.

– Ну, у Володи же недвижимости, домов – по всей Европе. Вот он и предложил, чтоб я визы легко получала, фиктивный брак с иностранцем оформить. С этим Лоренцо. Я его и не видела никогда, только фотографию в этом агентстве, «Уж замуж», мне показывали…

– Но ты ж говоришь, что вы с Гаерским были помолвлены! – вскричала Катя.

– Были, – горько вздохнула девушка. – Мы ведь как планировали – год пройдет, я со своим Лоренцо разведусь и выйду за Гаерского замуж уже как испанская гражданка…

– Интересный план, – хмыкнула Катя. – Запутанный. Ну а роль-то он тебе дал?

– Конечно! В «Ангелах», а ты что, не видела?.. Премьера уже была. Не узнала меня? Или я изменилась так?

– Ой, да я вообще телевизор не смотрю… Особенно сериалы…

– Так все чудесно было, шикарно… – развспоминалась Косынкина. – В экспедицию мы с Гаерским поехали и жили вдвоем в его люксе в «Царе Давиде»… Все было безумно, восхитительно, волшебно!.. А потом, когда снимали интерьеры в Москве, я жила у него, в шестикомнатной квартире на Чистых прудах, и он возил меня каждое утро на съемки на своем «Мерседесе»…

«Представляю, как бесились члены съемочной группы, особенно женщины», – мелькнуло у Кати.

– А потом… Потом съемки кончились, начался монтаж, он пропадал с утра до вечера в монтажной, я скучала, а он мне говорит: «А хочешь – поезжай в Испанию, в мой дом. Там сейчас тепло, бархатный сезон»… Ну, я, дура, и поехала… Вот тогда, я думаю, у них с ней все и началось…

Сестра Магдалина горестно вздохнула и поспешно перескочила на другую тему:

– Но дом у Володеньки, конечно, шикарный!.. Прямо в Марбелье… Ну, то есть в пригороде… – поправилась она. – В Кадисе…

«Эк ты хватила, – подумала слегка знакомая с испанской географией Катя. – От Марбельи до Кадиса – двести верст. Марбелья – фешенебельный курорт, а Кадис – заурядный город-порт».

– Но квартира у Володеньки очень хорошая, – продолжала Ольга Косынкина (забыв, видимо, что только что вела речь о доме). – Три комнаты, с видом на море, всюду цветы…

– А как же театр? Твой МХАТ? Табаков? – осторожно спросила Катя.

– Ах, дура я была, – вздохнула сестра Магдалина, – мне этот театр тогда такой мелочью представлялся!.. Я и Табакову отказала, и от Марка Анатольевича звонили, я их послала, не до сцены мне стало, не до карьеры… Все, все забыла… А потом – Гаерский вдруг в Кадис ко мне приехал. Такой весь из себя бурный, восторженный! «Мне, – говорит, – в Голливуде фильм дают, сам Лукас звонил!.. Все, лечу в Лос-Анджелес доводить сценарий и буду тебя на главную роль проталкивать. Ты, – говорит, – сиди здесь и учи язык – потому что знаешь какие у тебя конкурентки?! Знаешь, кого на главную роль студия взять хочет? Или Кидман, или Джоли, или Джулиану Мур!.. И они, и их агенты за них интригуют. Потому что роль, – говорит, – такая, что за нее не только миллионы долларов платят – но реально «Оскар» светит. Скоро, – говорит, – вызову тебя в Голливуд на пробы. Давай учи язык. Надо, чтоб ты, типа, в грязь лицом не ударила!» И я – поверила!.. А он – уехал. А я, как последняя дура, осталась сидеть в этом Кадисе, английский зубрить… «Ай слип, ай слепт, ай вилл слип»… А он мне каждые три дня звонил. Про любовь говорил, как соскучился и как мы с ним скоро покорим весь мир… А потом, – лицо сестры Магдалины помрачнело, – мне вдруг Нинка звонит…

– А кто это – Нинка?

– А, чушь, пустое место, – отмахнулась бывшая актриса, – гримерша из нашей группы… И она, слово за слово, ехидненько меня так спрашивает: «А где твой Володенька?» Я говорю: в Голливуде. Она, гадина, ржет. «А у кого, – говорит, – я тогда на фильме работаю – здесь, в Москве?» У меня голова кругом. «У кого?» – спрашиваю. «У него, – грит, – у Гаерского, и работаю. Четырехсерийный фильм «Ангелы возвращаются». Продолжение нашего фильма». – «Как?! Раз продолжение – значит, я должна быть в главной роли!» А она: «Нет, – говорит, – Косынкина, там в главной роли Черубахина снимается». – «Почему Черубахина?!» – «Ну, – эта змея смеется, – ты сама догадайся, с трех раз. Во всяком случае, твой Володечка ее каждое утро на съемку на «Мерседесе» привозит».

– Какая же он сволочь! – от души воскликнула сопереживающая рассказу Катя – имея в виду, естественно, коварного Гаерского.

– Сука редкостная, – поддержала ее монахиня, а потом спохватилась вырвавшемуся козлиному слову и осенила себя крестным знамением: – Прости мне, господи, прегрешения мои… Ох!.. Я, конечно, кинулась Гаерскому сразу звонить. Он и правда дома оказался, у себя на Чистопрудном. Тон холодный. «Я, – говорит, – больше тебя не люблю и помолвку нашу предлагаю расторгнуть. Впрочем, за порог тебя не гоню. Хочешь – живи пока в моей квартире в Кадисе, цветочки мне там поливай. Я тебе даже буду, – пообещал, – содержание высылать, четыреста евро в месяц»… Гад, нашел фрекен Бок!.. Я – трубку швырнула…

– Знаешь, я б на твоем месте сразу в Москву поехала, глаза б ему, на фиг, выцарапала, – с жаром сказала растревоженная рассказом Катя.

– Да я так и хотела! Но до Москвы ведь еще долететь надо! А у меня денег в кармане – сорок евро! А самолет – четыреста евриков в один конец, и еще до аэропорта надо добраться… Ну, я тогда… Я решила с собой покончить… И пошла на набережную…

– Куда?! – Кате показалось, что она ослышалась.

– Ну, на набережную, у своего дома. Купила в магазине бутылку водки – и пошла. А для верности еще снотворного взяла: думаю, водкой буду запивать, и все тогда, точно с гарантией…

«Ей, актрисе, – подумала Катя, – как демонстративной личности, даже для самоубийства нужны были зрители».

– Ну, начала я водку пить и таблетки глотать… А потом – все…

– Что – все?

– Здесь очнулась, в монастыре.

– А как же ты попала сюда?

– Бог мне спасение послал! – аффектированно произнесла бывшая актриса.

– А конкретно? – нахмурилась Катя.

– Там, на набережной, оказывается, аббатиса Марта проходила. Ну, она поняла, что я русская, – говорит, я ругалась сильно, – увидела, что со мной что-то ужасное происходит, и решила душу мою спасти. И когда я сознание потеряла, она меня до своей машины дотащила. И сюда, в монастырь, привезла. А на следующее утро, когда я в себя пришла, сказала мне по-русски: «Я вижу, что у тебя на душе чернота, поэтому, если хочешь, поживи пока у нас, сестра. Ничего делать не надо: ни молиться, ни на службу ходить, ни работать. Просто живи, сколько хочешь, крепости душевной набирайся, а потом, когда захочешь, уйдешь…» Стала я здесь жить, и мне понравилось: тихо все, уединенно, благолепно… Сестры такие вежливые все… Потом я начала, из любопытства, на службу ходить… В церкви – золото, статуи, на скамеечках сидеть можно… Аббатиса меня молитвам научила… Очень мне здесь хорошо, спокойно, и душа спасается… Теперь я постриг собираюсь принять…

«Все понятно, – усмехнулась про себя Катя. – Козлевича охмурили ксендзы». А вслух спросила:

– А откуда ж у тебя лэп-топ и сотовый?

– А это я, – слегка потупилась бывшая актриса, – домой в Кадис один раз съездила, типа, в увольнительную… Ну, и забрала с собой… А то как же! – принялась с жаром оправдываться она. – Из дома я исчезла, телефон мой в квартире не отвечает. А вдруг Гаерский будет меня искать? Не найдет дома, на сотовый позвонит или письмо напишет…

– И что – звонил?

– Нет пока… – опустила глаза сестра Магдалина.

В то время, пока дамы шептались, Ленчик не встревал – но весьма досадливо на них поглядывал. Судя по долетавшим до него отдельным словам: «не звонит», «сука редкостная», «покончить с собой», – разговор у девушек, разумеется, шел о любви. О чем они еще могут говорить!

«Овцы! – подумалось молодому человеку. – Нашли время языками чесать. Ведь мы не где-нибудь, а в старинном монастыре. Бог знает, что здесь, внутри, происходило за те сто веков, что он тут, в горах, торчит. Неужели не интересно полазить всюду, посмотреть? Наверняка здесь где-нибудь клад спрятан. Или сокровища тамплиеров, или какая-нибудь античная библиотека – Пифагор в подлиннике… Но – нет! Разве женщин это интересует?! Им главное – сю-сю, пу-сю, бросил – не звонит, им любовь-морковь подавай…»

Скуки ради Ленчик исследовал монашескую келью. Потихоньку перемерил ее шагами, выяснил, что в ней всего пятнадцать метров, – как в большой комнате их с мамой квартиры на Касимовской улице. Зато потолки тут метров пять – выше, чем даже в имперской гостинице в Мадриде, где они жили. Тусклый электрический свет до потолка не добирается, теряется на полдороге – оттого из углов свисают зловещие тени. Стены кельи сложены из огромных грубых кирпичей – или их правильней «кирпичными блоками» назвать? Пригнаны блоки друг к другу вплотную. Кажется, даже безо всякого раствора. Во строили в старину! И ведь не падает ничего, стоит!

А одна из стен кельи – теплая. Точнее – тепловатая. Поэтому в каморке не настолько холодно, как в коридоре. Наверно, там, за стеной, дымоход идет – чем они, интересно, тут топят? Неужели АОГВ?

Ленчик навалился на широченный подоконник и выглянул в оконце. Было видно, что сверху – звезды, сбоку – ледяной пик. А вот что внизу – шиш разглядишь. Огромная черная бездна. Пожалуй, отсюда, даже если захочешь, не убежишь.

Видя, что девушки поглощены своим разговором и прерываться не собираются, Ленчик осторожно подошел к столу и заглянул в распахнутый ноутбук. Болтовня – болтовней, но надо же не забывать, зачем они здесь. К примеру: что значит присланный Антоном ролик? И вопрос второй: куда им отсюда, из скорбной обители, сиповать дальше?

Леня посмотрел письмо, присланное Питохой: помимо просмотренного файла с компьютерным роликом, в нем ничего не было. Женщины по-прежнему не обращали на Ленчика никакого внимания, и тогда юноша, завладев компьютером, щелкнул по иконке и втихаря вернулся к списку писем, полученных в последнее время сестрой Магдалиной.

Вот, кстати, последнее письмо. Оно пришло позавчера. В строке «тема» значится: «Для укрощения бешеных пуделей» – значит, ясен пень, «мыло» имеет отношение к ролику, присланному Питохой. Значит, от него же оно и пришло – от кого еще?

Ленчик открыл письмо. В нем не оказалось никаких вложенных файлов: лишь простой текст. Юноша просмотрел его. Текст гласил:

Да, ясен перец, письмо от Питохи. Но что оно дает? (Нет, сэнк ю, конечно, за него вери мач: напугало это послание всех будь здоров – с ними стала разговаривать аббатиса, их пустили в монастырь и привели к Косынкиной.) Но что дальше-то делать? Никакого указания ни в письме, ни в компьютерном ролике. Ни малейшего намека. Кроме… Кроме…

Ленчик откинулся на стуле. Забрезжила идея.

Ни одного намека – кроме одного: «Просто покажите им ролик… Покажите – и все. Остальное они сделают сами».

Ролик! Да, ролик! Подсказка, возможно, содержится там. Что ж, пожалуй, стоит пересмотреть «демоверсию» еще раз.

И Ленчик, украдкой оглянувшись на барышень (все болтают), вернулся к давнему, февральскому письму Антона. И, несмотря на то что ему не хотелось опять видеть окровавленные морды пуделей, включил трек. Понеслись кадры: комната и нечеловеческий огонь в глазах Антона… собаки несутся по коридору… поединок с доберманом… Но сейчас Ленчик обращал внимание не на сюжет ролика – а на детали. Словно он играл в компьютерную игру, а в них часто бывает: под одним из камней спрятан ключ, который надо найти, чтобы перебраться на следующий уровень, и искомый камень всегда как-то помечен – к примеру, необычным узором.

Однако, хоть Ленчик и пустил изображение в замедленном виде, хоть и напрягал все свое внимание, а порой нажимал на стоп-кадр, никаких подсказок он не находил. Ни в комнате, где сидели Питоха и пудели; ни в коридоре, по которому бежали собаки; ни в зале для собачьих боев, ставших местом кровавой бойни. Нигде – ни стрелок, ни имен, ни названий, ни указателей.

Хотя – стоп. Вот девушка в купальнике выходит на ринг. Вот она отвязывает от цепи добермана. А что там за надпись у нее на купальнике? Леня остановил изображение, укрупнил его. Подвел курсор к верхней части груди. Еще крупнее… Ага. Вот, что-то написано там, где обычно вышивают фирменный знак: «Рибок», скажем, или «Арена»… Однако у девушки значилась совсем другая, совершенно нехарактерная для купальников надпись: «ALASKA».

«Аляска»? На купальнике?! Неужели это намек? Неужели следующий ключ находится у невесты с Аляски? Неужели им с Катей придется теперь тащиться на самый север Америки?

Но, может, это обманка? Ложный след?

Ленчик решил просмотреть ролик дальше – по-прежнему обращая внимание лишь на детали. Вот безумный пудель вцепляется несчастной девушке в шею… Вот второй налетает прямо на грудь… Смотрим внимательно… Покадровый просмотр… Надпись «ALASKA» на груди несчастной исчезает. Весь купальник заливает кровь…

Н-да, пожалуй, это обманка… Ложный след… Не мог Питоха дать такую наводку. Наводку, которая через десять секунд зальется кровью? Что-то непохоже. Скорее это предостережение: «Туда не ходи. Не надо тебе, Ленчик, на Аляску».

А что мы видим дальше? Труп девушки растерзан. Собаки бросаются в зал. А вот здесь – минуточку. Давайте поподробнее.

Вот одна из девушек-зрительниц кинулась к выходу. А на девушке майка. А на майке – изображение готического собора. А ниже – какая-то надпись. Стоп-кадр!.. Укрупнить!.. Надпись стала отчетливо видна – на пол-экрана: «PALMA DE MALLORCA».

Точно! В списке русских невест значится девушка, живущая на Майорке. Даже точнее, в столице острова – Пальма-де-Майорке. Но, может быть, это опять ложный след?

Посмотрим. Ленчик снова нажал на стрелочку воспроизведения. Кошмарное зрелище расправы над зрителями продолжилось. Вот один из злобных пуделей настиг девушку в майоранской футболке. Повалил навзничь. Начал грызть. И снова – кровь залила ткань, и название «PALMA DE MALLORСA» расплылось, исчезло.

«Да, опять кровь… Если это и след – то, стопудово, ложный – или я ни Питоху не знаю, ни игр компьютерных…»

Ленчик решил досмотреть компьютерный ролик до конца, благо осталось немного. А потом, если уж больше ничего не заметит, он пойдет по второму кругу…

Вот зрители в панике разбегаются. Оскаленная морда жуткого пса. Трое собак вгрызаются в очередную лежащую жертву. Кровь летит во все стороны…

А теперь – стоп. В кадре мелькнула дверь, какие-то надписи по-английски… Ленчик щелкнул курсором по значку «остановить». Изображение замерло. Точно – дверь, а над ней надпись. А ниже – еще какое-то слово. Сердце у Ленчика забилось. Похоже, вот он, настоящий, не ложный след. И надпись «EXIT» на это недвусмысленно намекает. Здесь как в компьютерной игре: щелкни на «вход», чтобы перейти на следующий уровень. Ленчик укрупнил изображение – так, чтобы стала видна вторая, более мелкая, надпись. Вот оно! Ниже «EXIT» значилось: «GIBRALTAR».

Гибралтар… Сердце у Ленчика упало… Значит, Антон опять, второй раз после числа «пи», специально для тупых намекает, что разгадка таится в Гибралтаре… Точнее – таилась… Потому что там уже побывали молодцы-хозары, науськанные «мистером Хичкоком», и убили несчастную Зинаиду Кузнецову-Барклай. И, наверное, уже добрались до разгадки тайны.

Ленчик протяжно, горестно вздохнул. Неужели все – зря? Все – понапрасну? И все их переживания, и приключения, и беготня по Европе закончатся ничем? И они с Катюшей так никогда и не откроют тайны?

Уже безо всякой надежды, потухшим глазом, Ленчик стал досматривать ролик до конца. И вдруг среди мечущихся в панике компьютерных людей увидел вторую дверь и мелькнувшую над ней еще одну надпись «EXIT». И тут же рефлекторно щелкнул на «стоп». Среди застывших теней надпись стала отчетливо видна, а выше и ниже ее – еще два слова латинскими буквами.

Юноша укрупнил изображение. И получилось – вверху, над «EXIT», подпись «EMERGENCY». То есть что же получается?! Аварийный выход?! Так-так…

А ниже, под «EXIT», отчетливо различимо другое слово. Как подпись, как указатель, как ключ – ROME.