Глава 6
Леся выскочила из кафе и бросилась к нему навстречу…
…Весь ее сегодняшний день явился подготовкой к сему нечаянному свиданию. Оно должно было выглядеть совершенно невинным, словно случайное столкновение…
Леся пробудилась на Васечкиной даче, отлично выспавшись, с чувством одновременно радостным и чуть горьковатым. Она попыталась понять, откуда взялся этот кисло-сладкий вкус. Она привыкла быть честной с собой, и ответ не замедлил явиться: тепло на сердце было оттого, что вчера она познакомилась с Васечкой. И огорчала ее мысль о нем же, потому что не знала, когда в следующий раз увидится с ним, да и увидится ли вообще. А если они встретятся, что будет дальше? Получится ли у них хоть что-нибудь? Пока удачных прецедентов в ее жизни не случалось…
Но чувства чувствами, а надо было жить и заниматься делом, а делом своим Леся сейчас считала расследование убийства продюсера. И у нее имелся мощный стимул для того, чтобы не медлить. Словно в компьютерной игре, все решала скорость. Кто окажется быстрее? Она вычислит убийцу – или милиция схватит ее? Только, в отличие у виртуальных баталий, сейчас все было наяву, всерьез. И, как она вчера сказала Нику, ни у кого, кроме нее, не было сильнее мотивации, чтобы раскрыть преступление, потому что на кону стояла ее свобода.
В актив себе девушка могла записать определенный опыт: одного преступника она уже в своей жизни вычислила. И образование: не зря же она училась на юрфаке да на «отлично» все сдавала, будем надеяться, что три курса даром для нее не прошли. Нет, в вузе их не учили находить убийц. Однако в университете здорово школили логике и умению ясно мыслить.
В пассиве оказывалось все остальное: и юный возраст, и очень скромный опыт, и отсутствие помощников. И то, что ее уже, возможно, разыскивают за то же убийство.
Итак, великолепным июльским утром – солнце заливало террасу – Леся проснулась на даче в Гречанинове. Набросила халатик и отправилась по тропинке в душ. Ночью прошел дождь, и трава была в росе. Птицы в ветвях деревьев щебетали уже умудренно, с достоинством: они успели выполнить предназначение нынешнего лета, создали пары и теперь выхаживали птенцов.
Леся заметила, что с соседнего участка поверх штакетника на нее пристально смотрит пожилая тетенька в платочке. Девушка остановилась и прокричала: «Здравствуйте!» Женщина не ответила и отвернулась. Леся пожала плечами и нырнула в деревянную кабинку, уже нагретую утренними лучами.
Наскоро перекусив, доморощенная следовательница заперла дом, навесила на калитку замок и отправилась в ту сторону, куда махал давеча рукой Васечка, – на станцию. Оделась она в купленные вчера неформальные обновки в черных тонах – еще не успела насладиться ими.
Сережка в правой брови чесалась и мешала – то и дело хотелось до нее дотронуться, потеребить.
К станции вела узкая дачная улица, немощеная, в ямах и лужах. На ней, как и в российской жизни, все смешалось: бедность и богатство, запустение, и роскошь, и кич. Облупленные домики, под стать Васечкиному, сменялись каменными особняками, многоэтажными теремами. Подзаборная растительность, сирень да шиповник, равняла богатых и бедных, а над головой смыкались кроны сосен, и казалось, что идешь по зеленому туннелю.
До станции оказалось недалеко, Леся дошла за двенадцать минут. По дороге она не встретила ни единого человека, только в просвете улиц, которые пересекала, порой мелькали автомобили.
Зато станционная площадь в сравнении с безлюдьем поселка показалась ей центром Вселенной. У дверей продмага три неорганизованные бабушки торговали клубникой, зеленым луком и рассадой. Официальные торговцы продавали под навесом заморские манго и персики, бельишко, сигареты и обувь. В одном киоске радостно крутились на вертелах румяные куры-гриль, в другом предлагали разномастное чтиво, в третьем холодильник соблазнял холодными пивом, водой и колой. Посреди площади стоял автобус, в него усаживалась небольшая очереденка. Имелась даже пара таксистов, поджидавших богатеньких жертв.
А Леся огляделась, высматривая свою жертву. Известное дело: чтобы получить нужный ответ, важно не только верно поставить вопрос, но и задать его правильному человеку. К примеру, о свежем хлебе лучше справляться у бабулек. А Лесе был нужен осведомитель из совсем иной возрастной категории. Она наконец углядела подходящую персону – мальчика-подростка с велосипедом и мороженым.
– Где здесь ближайшее Интернет-кафе? – обратилась к нему Леся.
– У нас в Гречанинове такого нет, – замотал головой парень.
– Да в том, что у вас нет, я и не сомневалась. А где – ближайшее?
– Это вам в город надо. На электричке. Две остановки в сторону Москвы, до станции Меньшово. А там, в Меньшове, с платформой рядом. Только поторопитесь, скоро будет последняя электричка перед перерывом.
Леся бросилась на платформу. Кассирша, когда она брала билет до Меньшова, глянула на нее с изумлением. Потом, уже выйдя на нужной платформе, девушка поняла причину ее удивления. Ни станция Гречаниново, ни станция Меньшово не ограждались заборами-турникетами, поэтому ездить в ближайший городок жители поселка могли совершенно бесплатно, что они с успехом и делали.
В полупустой электричке Леся достала из рюкзачка визитную карточку, которую ей дал позавчера первый поклонник ее убийственной красоты. В принципе, визитка была единственной зацепкой для того, чтобы выйти на окружение Брагина. Карточка показалась Лесе явно перегруженной понтами, в расчете на квадратный сантиметр площади.
С одной ее стороны было вытеснено вязью:
Борисоглебский
Вилен Арсеньевич
А ниже титулы:
Писатель
Кинодраматург
Кастинг-директор
Плюс к тому:
Член Союза писателей РФ, член Союза кинематографистов РФ.
Вверху карточки, довольно стыдливо, шла надпись:
Продюсерский центр «БАРТ».
Внизу – телефоны, рабочий и даже домашний. Только мобильного нет.
Леся мгновенно вспомнила, по контрасту с велеречивой, византийской визиткой, как съежился и сник Борисоглебский, минуту назад распушавший перед нею перья, стоило только к ним подойти Брагину. Вообще-то она читала, а потом не раз наблюдала вживую, что мужики между собой строго выдерживают так называемую гомосоциальную (не путать с гомосексуальной!) иерархию. Словно гамадрилы в стае. И когда Брагин подошел к ним с Виленом Арсеньевичем, иерархическая лестница выстроилась незамедлительно, отбросив сценариста и кастинг-директора куда-то к ее подножию.
– Ну-с, Вилен, – по-хозяйски молвил Брагин, – познакомьте меня с вашей очаровательной собеседницей.
– Это, м-м, Леся, она студентка. А это, – в голосе Борисоглебского послышалось неприкрытое чинопочитание, – один из лучших продюсеров современности, генеральный директор объединения «БАРТ» Иван Арнольдович Брагин.
«Лучшему продюсеру современности» пришлась по душе неприкрытая лесть Борисоглебского, и он бархатисто молвил, обращаясь к Лесе:
– Вы можете называть меня просто Иваном…
И тут Борисоглебский немедленно, без боя, оставил их тет-а-тет. Словно сутенер. Словно самец, давно записанный в стае в изгои. И даже ни малейшей попытки не сделал, чтобы отвоевать понравившуюся ему девушку. Правда, Леся засекла тот взгляд, что он бросил украдкой на Брагина.
В том взоре сплелись унижение и зависть. А еще – неприкрытая ненависть. Человек, сверливший соперника таким взглядом, может убить. Но… но, наверное, для того, чтобы он все-таки решился на убийство, его нужно ущемить гораздо сильнее, нежели отбить случайную знакомую на вечеринке…
Леся настолько увлеклась размышлениями, что едва не проехала нужную станцию: репродуктор в вагоне объявлял остановки крайне неразборчиво. Впопыхах выбежала на платформу.
Меньшово являл собой современный город, на первый взгляд ничем от столицы не отличающийся. Железную дорогу пересекал мощный виадук с многочисленными развязками. Подле него возвышались монолитные шестнадцатиэтажные дома. На пристанционной площади вели бойкую торговлю многочисленные ларьки и магазинчики. Сновали автомобили. Несколько автобусов обещали развезти желающих по городу, а также доставить в Москву.
Леся остановилась в тени пыльного тополя и достала из рюкзачка мобильник и визитку Борисоглебского. Надо ковать железо, пока горячо.
Она позвонила «кинодраматургу-писателю» по домашнему телефону. Тот не отвечал. Девушка выждала гудков двадцать, однако даже автоответчик не включился.
Тогда Леся набрала рабочий номер Вилена Арсеньевича. В трубке отозвался приятный женский голос:
– Продюсерский центр «БАРТ».
Итак, Борисоглебский действительно работает у Брагина. На Брагина. (Точнее, наверно, сказать в прошедшем времени: работал.) Интересно, подчиненный «директор кастингов» выиграл что-то от смерти продюсера?
– Я хотела бы поговорить с Виленом Арсеньевичем, – проговорила Леся в трубку.
– Соединяю, – мгновенно откликнулась секретарша.
Раз телефонистка не выспрашивает звонящих, кто и по какому поводу хочет переговорить со сценаристом, – значит, Борисоглебский не слишком большая сошка в «БАРТе».
– Слушаю, – раздался в трубке басок обладателя самой навороченной визитки в мире.
Леся разорвала соединение. Она не была готова к общению с Борисоглебским. Однако главное девушка выяснила: рабочее место сценариста – в офисе фирмы, и он сейчас там. А для того чтобы придумать, как к нему подобраться, у Леси в запасе был целый день…
…Борисоглебский шествовал по той же стороне переулка, где находилось кафе, и с каждым шагом приближался к нему.
Леся выскочила из дверей, прижимая к груди рюкзачок, – и немедленно налетела прямо на Вилена Арсеньевича. Удар получился чувствительным. Рюкзачок вылетел из рук и шлепнулся на асфальт. Оттуда посыпались журнал «Иностранная литература» за 1988 год (его Леся позаимствовала сегодня из книжных завалов на террасе), мобильник, косметика, ключи от Васечкиной дачи. Борисоглебский остановился и злобно глянул на невежу.
– Простите, ради бога! – вскричала девушка. – Вы не ушиблись? Это я виновата!
Борисоглебский уже открыл было рот, чтобы дать неуклюжему прохожему достойную отповедь, однако заметив, что причиной происшествия стала экстравагантная девушка в черном, благодушно пробасил:
– Ничего-ничего…
А когда юное создание бросилось поднимать с асфальта рассыпанные ею у его ног вещи (при этом в разрезе кофточки блеснули две свежие, упругие грудки), старый сатир милостиво произнес:
– Давайте я вам помогу.
Он, совершенно очевидно, не узнавал Лесю. Сдерживая кряхтение, Вилен соизволил присесть на корточки рядом с нею и стал помогать собирать с асфальта рассыпанное добро.
– О, древняя «Иностранка», – пробормотал старый перец. – Откуда вы ее взяли?
– Да вот, хотела перечитать «Дивный новый мир».
Разговаривая с Борисоглебским, Леся старательно огрубляла голос – ничто, как голос, так не выдает человека. И ничто так не возбуждает мужчин, как низкие женские голоса.
Последний факт Леся почерпнула, как и множество прочих сведений, не из личного опыта, а из научно-популярной литературы.
Вещи были собраны, свалены в рюкзачок, и Леся с мужчиной, по-прежнему сидя на корточках, впервые посмотрели друг на друга глаза в глаза. На лице Борисоглебского мелькнуло выражение: «Где-то я тебя уже видел…» Однако Леся опередила его. С радостным узнаванием она воскликнула:
– Вилен Арсеньевич!..
Борисоглебский был польщен, что его узнала столь молодая особа. Он постарался резво вскочить и даже протянул Лесе руку. Однако она поднялась на ноги без посторонней помощи и воскликнула:
– Вы приезжали к нам на съемки, помните? Я тогда к вам подойти постеснялась, а уж теперь, когда мы с вами столкнулись – в самом буквальном смысле столкнулись! – хочу вас попросить об автографе!
Нет лучшего способа расположить к себе творческого человека, чем попросить у него автограф, об этом Леся тоже где-то читала, хотя уже и не помнила, где и когда. Со сценаристом метод, примененный девушкой впервые, сработал более чем успешно. Польщенный Борисоглебский расплылся в улыбке. Затем взглядом опытного бабника окинул девушку. Смотрел он на нее как будто впервые (а ведь он однажды уже раздевал ее глазами – в субботу в ресторане).
Леся поняла: первый контакт установлен, и она не узнана (пока не узнана?). И еще ей показалось, что в голове у главного редактора объединения «БАРТ» созревает некий план…
…Всякая импровизация должна быть хорошо подготовлена. (Еще одна истина, почерпнутая Лесей из бесчисленного прочитанного ею научпопа.) Поэтому девушка провела полдня в меньшовском интернет-кафе: узнавала будущих контрагентов.
Вилен Арсеньевич Борисоглебский, как почерпнула Леся из киноэнциклопедии, родился в 1942 году. («Старичку, оказывается, шестьдесят шесть, ему пора на даче гладиолусы выращивать, а он хорохорится, по приемам ходит да за девушками пытается ухлестывать!») В 1965 году он окончил сценарный факультет ВГИКа. С 1967-го и аж по 1990-й (целых двадцать три года!) проработал на «Мосфильме»: сперва редактором, а потом главным редактором творческого объединения. Автор сценариев двух полнометражных документальных и одного художественного фильма.
После девяносто первого года в жизни редактора-сценариста появилась лакуна длиной в целых десять лет. Как провел он девяностые, киноэнциклопедия не сообщала. А в двухтысячных – новый всплеск творческой активности: Борисоглебский разразился сценариями аж пяти сериалов – каждый совместно с двумя-тремя, всякий раз новыми, соавторами. Однако довольно быстро, в 2003 году, его сценарные подвиги закончились, и о последних достижениях Вилена Арсеньевича справочник извещал скупо: «С 2003 года работает главным редактором продюсерского центра „БАРТ“.
«Интересно, – подумала Леся, – Борисоглебский пришел в „БАРТ“ и одновременно перестал писать сценарии. Связаны ли эти события? Наверно, да. А почему Борисоглебский покончил с писаниной? Времени перестало хватать? А может, ему запретил покойный Брагин?» Из этих вопросов неумолимо следовали другие: «А много ли потерял милейший Вилен Арсеньевич на том, что перестал кропать сценарии? И если потерял изрядно, винил ли за это покойного Брагина? Может, Борисоглебский спал и видел, как убрать продюсера с дороги?»
Гадать можно было бесконечно, да только информации, чтобы строить полноценные версии, явно не хватало. Брагина уже не спросишь. А «кастинг-директор» вряд ли скажет правду…
Попутно Леся просмотрела все имевшиеся в сети изображения Борисоглебского. Заметила, что на многих, даже двадцатилетней давности, карточках сценарист представал в очках. И только на двух фото (из десяти) щеголял без оных. Значит, видит он, в принципе, плоховато, и это не старческая дальнозоркость – зрение у него страдает давно. А ведь в субботу в ресторане Вилен форсил без очков. «Вряд ли старичок вдруг освоил контактные линзы, – подумалось Лесе. – Да и щурился он на вечеринке изрядно. Что ж, значит, есть шанс, что он меня в новом образе не узнает…»
Покончив с Борисоглебским, Леся стала искать злобную актрису-брюнетку. Она отыскала ее по фото на актерском сайте. Актриса звалась Ириной Манировой. Леся открыла посвященную ей статью в киноэнциклопедии и узнала, что настоящая фамилия актрисы – Манилова (Манирова – творческий псевдоним) и она не очень-то для комедиантки молода: тридцать три года. Фильмография лицедейки насчитывала семнадцать кинолент и телесериалов. Лесе показалось, что где-то она уже видела сей перечень. Она открыла те статьи, что читала давеча ночью в офисе, – посвященные Брагину и Райтонену, и просмотрела список их творческих достижений. Оказалось, Леся не ошиблась: в восьми сериалах, снятых за последние годы компанией «БАРТ», блистала госпожа Манирова.
Леся полезла на сайты, посвященные каждому из фильмов, и обнаружила, что во всех восьми актриса играла главные роли. В списках исполнителей она значилась если не на первом, то на втором-третьем месте. И всегда ее изображение имелось на плакатах, посвященных сериалам. «Вряд ли, – подумала Леся (она хоть и выросла в провинции, но прекраснодушной дурочкой сроду не была), – Манирову так много снимали благодаря ее дьявольскому таланту и неземной красоте. Вполне возможно, что она была любовницей Брагина или Райтонена, а может, и обоих… Но вернее всего – если вспомнить, сколь злые взоры выдра кидала на нас, – путалась она с убиенным Иваном Арнольдовичем…»
С Манировой, конечно, тоже надо повидаться – но сыщица пока даже приблизительно не представляла, как и под каким предлогом к ней подобраться. А вот в случае с «кастинг-директором» уже рождалось что-то вроде плана…
Уже когда Леся приехала в Москву, на Патриаршие, она еще раз позвонила по сотовому в «БАРТ», опять спросила Борисоглебского. И положила трубку, как только заслышала его голос. И тогда Леся заняла стратегическое место за столиком у окна – в том кафе, откуда прекраснейшим образом просматривался выход из киноофиса. Ей повезло: она счастливо разглядела, как ровно в шесть вальяжный Вилен Арсеньевич покидает присутствие, переходит улицу и не спеша направляется в сторону кафе. И тогда она бросила на стол две сторублевки – за крошечную чашку кофе и стакан минералки (настоящее разорение эти центровые заведения!) – и бросилась навстречу Борисоглебскому. И очень удачно врезалась прямо ему в грудь…
– Вы хотите автограф? – барахатисто изрек «кастинг-директор». Глазки его при виде стройненькой фигурки и молодого личика залучились. – Что ж, у вас хороший вкус… Вы знаете, девушка, я могу предложить вам нечто большее, чем свою вульгарную подпись…
– Что же? – слегка нахмурилась Леся. Она постаралась, чтобы в ее голосе одновременно прозвучали и кокетство, и опаска.
– У меня в машине есть моя книга, и я охотно подарю ее вам и на ней распишусь.
– Просто чудесно, – сказала Леся и добавила со всей серьезностью: – Я не могла даже надеяться на такое счастье.
Кто сказал, что мужчины не ведутся на комплименты? Еще как ведутся – особенно те, кто сам злоупотребляет лестью. Вот и сейчас «кинодраматург-писатель» раздулся от гордости.
– Идемте, – молвил он, – здесь два шага.
И даже взял Лесю под ручку. Точнее, довольно крепко уцепил жесткими пальцами за локоть.
Машина Борисоглебского и впрямь оказалась поблизости: далеко не новый «Фольксваген Пассат». Сценарист нажал на кнопку брелка, а затем распахнул перед Лесей переднюю пассажирскую дверцу. И самодовольно пошутил:
– Говорят, когда мужчина открывает перед женщиной дверь машины – у него либо новая машина, либо новая женщина…
«Он уже считает меня своей добычей, – усмешливо подумала Леся. – Не слишком ли просто, Вилен Арсеньевич?..»
Однако она покорно скользнула внутрь лимузина. Борисоглебский уселся за руль и потянулся к «бардачку» – словно случайно коснувшись при этом груди Леси. «Держу пари, – подумала она, – он возит с собой книжку, чтобы откупаться от гаишников. А сейчас она ему кадриться помогает…»
Вилен Арсеньевич с гордостью продемонстрировал девушке обложку. На взгляд Леси, кичиться ею особенно не стоило: бумажный переплет, короткое название «Ника-2» и имена трех соавторов – причем фамилия Борисоглебского в нарушение алфавитного порядка значится последней. Обложку украшало фото актрисы Манировой. При виде книги юная сыщица с воодушевлением воскликнула:
– О, прекрасно, я и мечтать не могла!
– Что-то душновато здесь, – пробормотал сценарист, завел мотор и включил кондиционер. – Как вам подписать? Как вас зовут?
– Подпишите: «Кристине».
– Красивое имя!
Возложив книгу на руль, Борисоглебский подписал ее, а когда закончил, самовлюбленно прочитал вслух:
– «Милой Кристине на память о нашей нечаянной, но незабываемой встрече». Держите!
– Спасибо, – пролепетала Леся и сунула книжку в рюкзачок.
– Ну-с, – молвил Борисоглебский, – куда вас подвезти?
Он достал из кармана футляр, вытащил очки и нацепил их на нос. А затем как бы машинально (а может, и вправду машинально) включил передачу и тронулся с места. Вырулил от тротуара и двинулся на малой скорости по переулку, влившись в поток авто. Теперь он уже не смог бы остановиться, не вызвав бешеного негодования водителей сзади.
И тут девушка сказала:
– Можете отвезти меня к вдове Брагина?
– Куда?! – Борисоглебский даже в лице переменился. Он повернулся и пристальным, гневным и непонимающим взглядом уставился в лицо Леси. – Ты кто?
И так как она промолчала («Не рано ли я? Не самое лучшее начало…»), Вилен спросил:
– Ты что, журналистка? Что ты тут вынюхиваешь?!
– Нет. Я не журналистка.
– А зачем тебе понадобилась Брагина?!
– Дело в том, – тишайше проговорила девушка, – что я дочь Ивана Арнольдовича.
– Ты?! Дочь? Не было у него никакой дочери!
– Я его незаконнорожденная дочь. От другой женщины, не от жены.
– Ты шутишь?!
– Нет. То была нечаянная встреча, отпускной роман.
Пользуясь тем, что машина остановилась в очередном заторе, Вилен Арсеньевич повернул голову и внимательно осмотрел девушку с головы до ног.
– Сколько тебе лет? – быстро спросил он.
– Двадцать.
– Значит, ты восемьдесят восьмого года рождения? Тогда Брагин работал за границей.
– Я знаю. МИД отозвал его в Москву, и он приезжал в Союз, один, без жены. Тогда у них и случился роман с моей мамой. Она стенографисткой работала… А через девять месяцев родилась я.
– Никогда не слышал ничего подобного, – пробормотал сценарист.
Чтобы в твою ложь поверили, она должна быть потрясающей, феерической, поражающей воображение, – об этом Леся знала тоже лишь понаслышке. Теперь пришла пора проверить сей постулат на практике.
Она продолжила напористо и уверенно, откуда только наглость бралась:
– Папа от меня никогда не отказывался, всю жизнь помогал нам с мамой, правда, совершенно нас не афишировал, особенно первое время, когда служил за границей. Ведь при советском строе, вы же знаете, внебрачная связь могла стоить ему карьеры… А потом, когда он в Союз вернулся, уже моя мама не захотела, чтобы их роман был на виду. Но я с папой постоянно встречалась. Он иногда приезжал к нам домой, помогал деньгами. Водил меня в театры, в кафе, подарки дарил… Он и в институт меня пристроил…
Леся почти верила в то, что рассказывала, ведь она словно повествовала о своем отце, ей всегда хотелось, чтобы такой придуманный папа был у нее самой. Пусть он даже не живет с ними, но пусть они хоть иногда встречаются, и он будет богатым, заботливым, щедрым… Но у Леси давно не было никакого отца, ни богатого, ни бедного – последние сведения от папашки мама получила восемь лет назад, когда тот отправлялся на нефтепромысел в Ханты-Мансийск, и с тех пор о нем ни слуху ни духу…
Пока девушка рассказывала свою историю, машина Борисоглебского выехала на Тверскую, спустилась в потоке других и свернула на Театральную. Леся видела лицо спутника только в профиль. «Кастинг-директор» (замечательная должность для того, чтобы подбивать клинья к студенточкам и актрисулькам!) внимательно смотрел на дорогу. По выражению его лица Леся не могла понять, верит ли ей попутчик и к чему она ближе – к окончательному триумфу своего вранья или к разоблачению.
Тут в ее рюкзачке зазвонил телефон. В принципе, на новый номер могли позвонить только два человека, Ник и Васечка, и звонка обоих девушка ждала, особенно Васи, но сейчас она никак не хотела терять контакта с Борисоглебским и потому, даже не доставая телефон, сбросила соединение. И только спустя минуту заглянула в рюкзак, посмотрела определитель и чертыхнулась про себя: звонил Васечка.
– А Вера знала о вашем существовании? – резко спросил сценарист.
Леся поняла по контексту, что Вера – жена Брагина, и замотала головой.
– Нет, она ничего не знала. Ни она, ни папины сыновья, мои сводные братья, обо мне даже представления не имели… Никто ничего не знал, а вот теперь папа умер, и я просто не знаю, что делать. Как мне хотя бы на похороны попасть…
О наличии двух сыновей у Брагина Леся узнала в Интернете.
– Ну, – усмехнулся Борисоглебский, – вдобавок ты, наверное, хочешь принять участие в дележке наследства, – он не спросил, констатировал.
– Да нет же! Я ни на что не претендую! Ни на какие деньги! Просто я даже не знаю никаких телефонов! Ни папиной жены, ни моих сводных братьев. Я понятия не имею, когда будут похороны, а хотела бы, я должна проститься с папой!
Авто сценариста протащилось по Манежной площади, проехало мимо Политехнического и спустилось к набережной Москва-реки. Там оно свернуло налево, в сторону Яузы. «Интересно, – подумала Леся, – куда он меня везет? Неужели и правда к вдове?»
– Где жил твой отец? – вдруг спросил Вилен Арсеньевич.
– В квартире. На Патриарших.
– Ответ неверный, – покачал головой Борисоглебский. – Большую часть времени он проживал в загородном особняке. Где – конкретно, в каком поселке, по какому шоссе?
– Вы что, меня проверяете?
– Именно.
– Пожалуйста, – дернула плечиком Леся. – Особняк у папы был на Новой Риге, а где конкретно, я не знаю, он меня туда никогда не приглашал…
– А где проживает жена Брагина?
– Вместе с ним в особняке.
– Ответ неверный, – покачал головой сценарист. – У нее своя собственная квартира в центре, и большую часть времени Вера Петровна проводит там… Ну а как зовут твоих сводных братьев?
«А вот это уже прокол, – подумала Леся. – В Интернете ничего не нашлось о брагинских сыновьях…»
– Навуходоносор и Мафусаил, – буркнула девушка.
Сценарист хохотнул.
– Да почему я должна знать?! – выкрикнула Леся. – Мы с моими братьями незнакомы, даже ни разу не виделись! И отец мне ничего о них никогда не рассказывал!
– Вы очень неважно поработали над легендой, сударыня, – высокомерно глянул на нее поверх очков сценарист. Машина миновала высотку на Котельнической и неслась по набережной. – Идея хорошая, но смысл затеи мне непонятен. И никаких документов, подтверждающих родство с покойным, у вас тоже, конечно, не имеется…
«Кастинг-директор» опять не спрашивал – констатировал. Леся отрицательно помотала головой. Тогда Вилен Арсеньевич молвил отеческим тоном:
– Ты бы лучше для начала у меня по-хорошему, без выдумок о семье Брагина расспросила… А теперь давай колись, для чего тебе понадобилось это вранье.
– Это не вранье, – надула губки Леся.
– Расскажи мне правду, и я постараюсь тебе чем-нибудь помочь, – тоном доброго дядюшки молвил Борисоглебский.
В этот момент он лихо свернул с набережной (через две сплошные) и въехал под «кирпич» в узкий проулок. Уличка круто поднималась от реки в гору.
– Мне очень надо встретиться с семьей Брагина, – глядя в сторону, пробубнила Леся.
– Та-ак… – поощрительно произнес сценарист. – Похоже на правду. А зачем? Ты и в самом деле журналистка?
– Ни в коем случае, – затрясла головой девушка.
«Фольксваген» свернул во двор многоэтажного дома сталинских времен и остановился у одного из подъездов.
– Я знаю, кто ты, – молвил Борисоглебский. Он заглушил мотор, сдернул с переносицы очки, повернулся к девушке, сунул дужку в рот и стал внимательно изучать Лесю. – Ты позавчера была на тусовке по случаю юбилея «БАРТа».
«Узнал-таки меня, сволочь», – подумала Леся. Под взглядом старика она почувствовала себя неуютно.
– И звали тогда тебя, если я не ошибаюсь, Олесей. И была ты блондинкой, без всякого пирсинга на лице. Кстати, тебе он идет. Но! Ушла ты в субботу из ресторана вместе с Брагиным, правильно? И, значит, ты последняя, кто видел его живым. Это ты Ивана Арнольдовича убила, раз устраиваешь этот маскарад?
Леся жалобно, почти по-детски проговорила:
– Я просто хочу узнать больше о семье Брагина.
– Зачем это тебе?
– Вы правы. – Она повернулась лицом к Вилену и постаралась, чтобы голос звучал уверенно: – Я действительно одной из последних видела вашего начальника. Но – не самой последней ! Потому что последним его видел убийца. А я Брагина не убивала. И я хочу выяснить, кто преступник.
Лесин монолог Борисоглебский, казалось, не слушал, а продолжал ее рассматривать, на сей раз весьма плотоядно. От него вдруг пахнуло противным старческим душком. Потом он безапелляционно молвил:
– Тогда мы поступим так. Сейчас мы поднимемся ко мне домой. И если ты будешь вести себя правильно , я отвечу на все твои вопросы о семье Брагина, доченька … – На последнем слове сценарист саркастически хмыкнул. Хищный взгляд не оставлял никаких сомнений в его трактовке термина «правильное поведение».
Леся сцепила зубы и отчаянно мотнула головой. Возможно, ей следовало быть хитрее, однако подсознание, даже помимо воли, прямо-таки вопило: не хочу идти с ним! Только не это! Все, что угодно, только не повторение позавчерашнего страшного сна: домогательств в пустой квартире!
Леся почувствовала, как ею овладевает паника. Нельзя! Не следует поддаваться! Надо сохранить ясность мысли и четкость реакций.
Чтобы совладать с охватившим ее смятением, Леся прибегла к древнему китайскому методу: глубоко вдохнула (на четыре счета) и выдохнула – на пять. Страх потихоньку отступил, затаился. Стало возвращаться хладнокровие.
– Нет, – повторила она вслух.
– Не пойдешь? – алчно переспросил сценарист.
– Не пойду.
Леся твердо посмотрела ему в переносицу.
– Хорошо, – почти покладисто произнес Вилен Арсеньевич, однако глаза его злобно блеснули. – Тогда я отвезу тебя в ментовку. Ты ведь после убийства не давала никаких показаний, верно?
– Почему? – отчаянно соврала Леся. – Я рассказала в милиции все, что знала.
– Не ври! Иначе бы ты не устраивала это шоу. Не стриглась и волосы б не красила, и сережку эту дурацкую в бровь не вставляла.
– Мои волосы, хочу и крашу, – совершенно по-детски буркнула Леся.
– Не будь у тебя рыльце в пушку, – наезжал сценарист, – ты бы не вынюхивала, как дура, про жену Брагина… Или ты не только убийца, но и мошенница, а? Итак? Твое решение? Поднимемся ко мне или едем в ментуру?
Леся взъерошила ежик своих непривычно коротких волос, подергала сережку на правой брови, а потом мягким грудным голосом вкрадчиво сказала:
– Знаете что, дорогой Вилен Арсеньевич! Если вы действительно хотите подружиться с девушкой, вам не стоит прибегать к языку шантажа и угроз. А что, если я не боюсь вашей ментовки? А ну как скажу: везите меня туда? Тогда вы себе ненужные приключения, извините, на задницу поймаете. Охота вам тащиться куда-то, беседовать с ментами, писать объяснения… Да и со мной вы после такого уж точно разругаетесь навеки. Девушки ведь существа ранимые, тонкие… А вы очень уж прямолинейно сейчас действуете… Нет чтобы пойти красавице навстречу и сперва постараться хотя бы немного умаслить ее. Дать для начала хотя бы то немногое, что она у вас просит. В моем случае – чуть-чуть информации. Ну, и от вкусного пирожного я тоже не откажусь.
Сказала – и замерла. Неужели у нее получается кадриться ? Да еще с таким сатиром, как Борисоглебский?
Редактор с ходу ничего не ответил. Пауза продлилась долго, Борисоглебский о чем-то раздумывал, потом проворчал, словно про себя:
– А ты оказалась умней, чем я сперва подумал… – Он хлопнул рукой по рулю. – Ладно! Ты, наверно, жрать хочешь. Да и я, по правде, тоже. Здесь рядом есть неплохой ресторанчик. Пошли. Я угощаю.
* * *
Ресторан действительно находился в двух шагах от подъезда Борисоглебского, в подвале того же дома. Стильный, но не помпезно оформленный, и метрдотель показался Лесе не наигранно радушным. В зале пустовало лишь несколько столиков, а за остальными сидели в основном хорошо одетые мужчины, обсуждающие что-то деловое.
По тому, как сценарист гордо вышагивал рядом с Лесей по проходу и порой важно кивал кому-то из посетителей, она поняла, что спутник уже получил первый бонус: появился в обществе с хорошенькой, а главное, отчаянно молодой девочкой. Мужики за столиками оглядывали ее с оттенком одобрения и на старика-редактора посматривали завистливо. Их взгляды придали Лесе уверенности в себе.
Метрдотель усадил их в удобные кресла, официант подал толстое меню. Едва Леся успела рассмотреть, что цены на закуски начинаются от трехсот рублей, и в очередной раз ужаснулась столичной дороговизне, как Вилен Арсеньевич уже сделал заказ, причем за обоих:
– Принесите нам на аперитив коньяку, чтобы снять стресс и укрепить наше с девушкой взаимопонимание (официант тонко улыбнулся и кивнул), а затем каждому по порции карпаччо из лосося, а на горячее форель с травами. Запивать мы будем вашим домашним белым вином, десерт закажем позже.
Официант поклонился, сказал: «Прекрасный выбор», – и отошел.
А Борисоглебский пояснил Лесе:
– Здесь мясо готовят плоховато, зато рыбу – пальчики оближешь. Тебе обязательно должно понравиться.
Не успела Леся ответить «кастинг-директору», как у нее в рюкзачке снова зазвонил мобильник. На этот раз она решилась достать его, увидела на дисплее, что звонит Васечка, и подумала, что во второй раз сбрасывать его звонок будет совсем уж неприлично. Ведь он и обидеться может. И вообще, какое счастье, что он позвонил, жаль только, что опять не вовремя. Она поднесла аппарат к уху и выпалила залпом:
– Васечка, я очень рада, что ты позвонил, но сейчас совершенно не могу разговаривать. Я перезвоню тебе позже, ладно? – и нажала на «отбой».
Оставалось надеяться, что молодой человек не расслышал ресторанного гула и звяканья посуды. Да и вообще: стоило ли отвечать? У Леси совершенно не было опыта, как лавировать между двумя мужчинами. Она и с одним-то не знала, как управляться. И пока получалось не очень. Во всяком случае, Борисоглебский исподволь метнул на нее ревниво-злой взгляд.
Принесли коньяк.
– Я предлагаю выпить за мир во всем мире и мир между нами, – воздел вверх сценарист огромную коньячную рюмку, на донышке которой плескался янтарный напиток. – И за то, чтобы в наших с тобою отношениях было меньше вранья и больше игры. – И он посмотрел на девушку со значением.
– Я очень рада, что познакомилась с таким взрослым и умным человеком, – почти искренне ответила Леся. Кроме того, что Вилен являлся стариком и шантажистом, в остальном он был даже неплох: не дурак, уверенный в себе, импозантный. Или, может, это на нее коньяк так действовал? Даже пара глотков горячительной жидкости ударила ей в голову. Она ведь практически ничего не ела сегодня, сосиска в тесте в ожидании московской электрички на станции Меньшово не в счет.
– Как же тебя все-таки зовут, юная дочь лейтенанта Шмидта? – улыбнулся Борисоглебский. На него, похоже, тоже подействовал коньяк, расслабил, размягчил. – Кристина? Леся? Или как-то еще?
– Леся я, Леся, – засмеялась девушка. – Хотите, могу паспорт показать?
– А на каком курсе учишься?
– Перешла на четвертый.
– А кто у тебя мастер? Ершов, Исламбеков?
– В смысле?
– Ну ты же на сценарном учишься?
– Нет, на юридическом.
– Да?! А жаль… Могли бы раскрутить с тобой на пару неплохой сюжет. Тут тебе и мелодрама, и таинственное убийство… Эта твоя идея с незаконнорожденной дочкой продюсера в принципе плодотворна, но только какая-то сырая, недокрученная…
После коньяка, выпитого залпом, Вилен Арсеньевич подобрел. Тут подали вино и закуски.
Борисоглебский жадно ел и одновременно витийствовал, пытаясь произвести на Лесю впечатление. Он заказал себе еще коньяку. Сценарист рассказывал о своей работе на «Мосфильме» советских времен, и по его версии выходило, что Шукшин, Тарковский, Гайдай были если и не закадычными его друзьями, то, по крайней мере, добрыми знакомыми.
Затем он переключился на актеров и выдал об известных великих артистах несколько побасенок, довольно сальных, но, впрочем, смешных. Он подливал Лесе вина, и его красные жирные губы не переставая шевелились.
– А говорят, сейчас в кино все продюсеры решают? – вклинилась она, когда Вилен Арсеньевич уже заканчивал с горячим.
Собеседник скривился.
– Увы, да!..
– Почему «увы»? – немедленно ухватилась за слово студентка.
– Да потому, – воскликнул Борисоглебский, – что, как правило, это совершенно случайные люди, которые ровным счетом ничего в кино не понимают! И при этом, прошу заметить, во все подряд суют свой нос и всем пытаются рулить, от сценария и кастинга до грима с бутафорией! В то время как сами рулить умеют только одним – финансовыми потоками. И делать им в кино, кроме как деньги считать, нечего!.. – завершил он с горячностью.
Похоже, своим вопросом Леся задела его за живое.
– Это вы Райтонена имеете в виду? – невиннейшим тоном спросила она. – Или Брагина?
Вилен Арсеньевич осклабился.
– Ах да, – усмехнулся он, – ведь ты же пришла сюда выдаивать, хе-хе, из меня информацию… Нет, на журналистку ты и вправду не похожа, слишком скромна… Поэтому… Расскажу тебе кое-что, но, что называется, не для записи… Настоящий продюсер в кино действительно должен во всем разбираться и каждую копейку считать, однако и доверять тем, кто на него работает: режиссеру, оператору, сценаристу… А у нас… – Борисоглебский вздохнул. – Конечно, о мертвых ничего, кроме хорошего, но Брагин – он ведь просто бизнюк, который нарубил себе в девяностые капусты, а сейчас решил кино побаловаться. Вообразил себя великим знатоком и начал бабло в фильмы вкладывать. А так как в кино он ничего не понимает, то есть не понимал и уже не поймет никогда, то он пытался подменить собственную некомпетентность мелочной опекой. Во все детали лез. По двадцать раз сценарии читал, к каждой запятой придирался, рабочие материалы по три раза отсматривал… Непрофессионал! – Сценарист сделал рукой решительный, отметающий жест, словно сбрасывал покойного Ивана Арнольдовича со стола.
– Но ведь его фильмы окупались? – осторожно спросила девушка.
– Какие-то – окупались, – брезгливо пожал плечами Борисоглебский, – какие-то – проваливались, да только не его в том вина или заслуга. Без Райтонена Брагин был нулем без палочки, шагу не смог бы ступить.
– А у Брагина с Райтоненом были хорошие отношения?
– Милая моя Леся, – засмеялся главный редактор «БАРТа», – наивный ты человечек!.. Ну какие отношения могут быть между компаньонами в бизнесе? Оба друг на друга зубы точили и глотки готовы были перегрызть. Да не грызли до поры до времени, сдерживались. Потому что каждый понимал: один другому – нужен. Райтонену нужен был Брагин, потому что у того – деньги, и он их готов был в кино вкладывать. А Брагин без Райтонена, понятно, ничего снять не мог, потому что не было у него ни чувства меры, ни понимания процесса, ни художественного вкуса.
Леся осторожно предположила в тон Борисоглебскому:
– Может, для Райтонена как раз сейчас время пришло глотку Брагину перегрызть?
– А зачем? – скривил губы сценарист. – Какой смысл? Где он теперь денег на свои проекты возьмет?
– Найдет сторонних инвесторов.
– Умные слова знаешь! – рассмеялся Иван Арсеньевич. – Только зачем Райтонену резать курицу, несущую золотые яйца? Чтобы потом за синей птицей гоняться? С протянутой рукой по посторонним бизнюкам ходить?
– Ну, может, у него были личные мотивы… – предположила Леся. – Ревность, допустим… Любовь, страсть…
– Какие могут быть личные мотивы, когда речь идет о десятках миллионов долларов! Ты еще юная и потому пока этого не понимаешь, а ведь существует непреложный жизненный закон. И он гласит: любой за миллион долларов готов засунуть себе в задницу все на свете личные мотивы: и ревность, и страсть. И жизнь, и слезы, и любовь.
С мнением собеседника о том, что за «зеленый лимон» каждый готов на все, Леся готова была поспорить, однако она не за этим сюда пришла. Ее задача – получить как можно больше информации, и потому она спросила:
– А кому достанется теперь «БАРТ»?
– Хватит занудства! – поморщился Борисоглебский. – Я тебя уверяю: Райтонен нашего любимого Ивана Арнольдыча не убивал. Поняла? Читай по губам: не у-би-вал.
Девушка тихо спросила:
– Скажите, оттого что Брагин умер, лично вы выиграли?
– Я? – рассмеялся сценарист. – Ты меня под статью подводишь, юристочка?
– Просто спрашиваю.
– Мне-то, положим, с одним Райтоненом работать будет лучше, из чего, конечно, совершенно не следует, что я бедняжку Брагина замочил.
– А кто его убил, по вашему мнению?
– Ты! – осклабился сценарист и захохотал.
Он, хоть и старательно подливал вина Лесе, но со своим коньяком ухитрился значительно обогнать ее в градусе.
Леся не отреагировала на пьяный выпад Брисо-глебского и спросила:
– А с женой у Брагина были хорошие отношения?
– Ох, Леся, как же ты все-таки еще юна и наивна! Ну, какие хорошие могут быть отношения, если люди живут друг с другом бок о бок почти тридцать лет!
– А они правда разводиться собирались?
– Разводиться? – скривил губы Вилен. – В первый раз слышу. Хотя жили они и вправду по большей части отдельно. Он в своей квартире (или в особняке), она – в своей…
«Насчет развода он или врет, – подумала Леся, – или не в курсе дела. Иначе зачем тогда брагинской жене заказывать Нику слежку за мужем? А потом провоцировать его, чтобы сделать откровенные фото? С моим, между прочим, участием…»
– А что собой представляет жена Брагина? – уставилась на сценариста Леся. – Вера, или как ее там, вы говорите…
– Верка Петровна? – пренебрежительно переспросил о вдове Борисоглебский. – Ну, она такая, знаешь ли, из мидовских дамочек. Жилистый кремень. Могу представить ее в посольском городке где-нибудь в Зимбабве: королева сплетен, в каждой бочке затычка… Брагина, или Брага, как ее за глаза называют, – она, видать, в свое время сильно карьере своего мужика поспособствовала. Он-то ведь из простых, с рабфака, провинциал, рабочая косточка. Она вроде тоже из училок, зато характер у нее – натуральный бульдозер… А когда при капитализме мужик ее поднялся и капусты настриг изрядно, Брага стала из себя бизнес-леди корчить. Ну, покойный ей, конечно, купил кое-какой бизнес: кажется, салон красоты или турагентство, чтобы она от скуки совсем не взбесилась и рогов ему чрез меры с юными стриптизерами не наставила.
Глазки у Борисоглебского стали сальненькими.
– А они что, изменяли друг другу?
– А то ты не знаешь! – захохотал порочный старик.
– Вы не могли бы дать мне телефон Брагиной? – попросила Леся.
– Ох, юная ты частная сыщица! Даже опера такими глупыми и дотошными не бывают. Зачем тебе Верин телефон? Что ты у нее спросишь? «Скажите, пожалуйста, – проблеял сценарист, – это вы убили своего мужа?»
Леся поджала губы, зло глянула на Борисоглебского и молвила:
– Уж найду, что спросить.
– Ну, конечно-конечно! – рассмеялся сценарист. – Сильно потешишь всех вокруг. Давай записывай…
Он достал из кармана блейзера записную книжку и продиктовал Лесе три номера – квартирный, прямой мобильный и тот, что установлен в брагинском особняке. Леся забила их в память своего телефончика.
– Вера Петровна Брагина, наверное, унаследует все капиталы своего супруга… – тихо проговорила она. – И его долю в «БАРТе» тоже…
– Я думаю, что сыскари из ментовки трясут сейчас безутешную вдову по полной программе, – кивнул Вилен Арсеньевич, и его лицо озарила злорадная улыбка.
– А что собой представляют сыновья Ивана Арнольдовича? – спросила девушка.
– Твои сводные братья? – хохотнул Борисоглебский. – Навуходоносор и Мафусаил?.. – Он отправил в рот тщательно разделанный кусок форели и пробормотал с набитым ртом: – Полные ничтожества.
– То есть? – попросила объяснений Леся.
– Старшенького, Петьку, ему года двадцать три, Брагин попытался пристроить к своему делу. Бегал он у нас, на двух картинах был исполнительным продюсером. Редкий жук и прохиндей. Пытался даже у папаньки подворовывать, но был пойман Брагиным-старшим за руку и нещадно порот на конюшне. В фигуральном смысле, разумеется…
– А он на тусовке в субботу был?
– Ну естественно. Такой вертлявый хлыщ в узких ботинках, не заметила?
Леся попыталась вспомнить, но хлыща в узких ботинках, почти своего ровесника, не припомнила.
Сценарист налил себе коньячку, собеседнице – вина и приказал:
– Пей давай, пей. Вино хорошее…
А потом продолжил – он, видимо, был из тех людей, которым доставляет удовольствие рассказывать о ближних гадости:
– Младший сын Брагина, Ванька, нынче пребывает в полнейшем дерьме. Он, знаешь ли, наркоман. Совершенно конченый, тяжелый героиновый наркоман…
– Ужас какой… – прошептала Леся. Ее, в отличие от Борисоглебского, совершенно не радовало чужое несчастье, тем более такое неисправимое, как наркомания молодого человека. – Сколько ж ему лет?
– По-моему, девятнадцать, – отмахнулся собеседник. – Школу не окончил, об институте и речи нет, дома не живет, шляется по каким-то притонам… Папаша его из милиции, я знаю, пару раз вытаскивал…
И тут у Леси снова зазвонил мобильник. Она глянула на определитель – нет, не Васечка, а Ник. Ее работодатель. Девушка нажала на «прием».
– Можешь плясать, Евдокимова, – по своему обыкновению без всякого приветствия молвил Ник.
– Что случилось?
– Мне только что сообщили, что арестован сын Брагина. Точнее, задержан. Деталей никаких не знаю, но тебя менты пока даже не ищут. Поэтому можешь жить спокойно.
Леся не успела обрадоваться, настолько неожиданными оказались известия, только спросила в трубку:
– Младший?
– Что – младший?
– Младший сын задержан?
– Откуда я знаю! Сейчас, подожди, мне тут сказали точно… – Сыщик прошуршал бумажкой. – Брагин Петр Иваныч, восемьдесят четвертого года рождения…
– Значит, старший… – выдохнула Леся.
Это было неожиданно. В первый момент, особенно после рассказа Борисоглебского, она подумала, что арестовали младшего сына, наркомана. Это задержание выглядело бы логичным.
– Ого! – усмехнулся в телефоне Ник Кривошеев. – Ты уже в сыновьях Брагина разбираешься? Правда, что ли, собственное расследование ведешь?
– Веду, – с вызовом ответила девушка.
– Ну так расслабься! Отдохни. И без тебя разобрались.
И, как всегда не прощаясь, детектив бросил трубку.
Борисоглебский слушал внимательно Лесин разговор, и по ее репликам, видимо, понял, что речь идет о деле Брагина.
Леся обратилась к нему, едва скрывая свое торжество:
– Поскольку вы, Вилен Арсеньич, безвозмездно делились со мной своей информацией, настала пора мне сполна с вами рассчитаться. Только что мне сообщили, что по подозрению в убийстве отца арестован старший сын Брагина – Петр.
Сценарист не смог скрыть торжествующей улыбки.
– Значит, Петька убил… – пробормотал он.
– А вам, Вилен Арсеньич, – заявила девушка и поднялась из-за стола, – я очень благодарна за ужин и за исчерпывающий рассказ. И поскольку теперь уже сам собой отпадает наш с вами грядущий визит в ментовку, я позволю себе откланяться. – И, не давая Борисоглебскому возразить, добавила: – Мне правда было очень приятно знакомство с вами, и я надеюсь, мы его продолжим.
В порыве чувств она погладила сценариста по рукаву блейзера и даже чмокнула его в седую лысеющую голову – и уже потом, пробираясь между столиками к выходу, вдруг сообразила, что, кажется, чуть ли не в первый раз сама поцеловала мужчину (детсадовские поцелуйчики не в счет).
