Глава 5
Чем дальше они отъезжали от Москвы и чем ниже клонилось к горизонту июльское солнце, тем больше напрягалась Леся. Несмотря на все высокоученые разговоры, ситуация складывалась двусмысленная. Она едет на ночь глядя неизвестно куда, с малознакомым молодым человеком… А вдруг он потребует вполне определенной платы за свои услуги?.. И дело было не в том, что она не отобьется и не пошлет его куда подальше – и отобьется, и пошлет. Просто жалко будет, что их намечающиеся товарищеские отношения вдруг закончатся столь противно и пошло.
Они свернули с шоссе на второстепенную дорогу. Замелькали поля, потом редкие лесополосы. Вскоре машина въехала в настоящий лес.
Васечка, словно угадав, о чем она думает, сообщил:
– А мне завтра к девяти утра ехать к научному руководителю.
– К девяти?.. – откликнулась она. Значит, ночевать Вася за городом вряд ли будет. На душе полегчало. – Ну и зверь же твой профессор!
– Да нет, Максимыч не зверь. Хороший мужик. Просто он жаворонок и нас всех пытается жаворонками сделать. Еще с самой первой экспедиции.
– А ты – сова?
Он кивнул.
– Я тоже, – улыбнулась Леся.
Они въехали на территорию дачного поселка. Мелькнул указатель: «Гречаниново».
– Вот здесь ты будешь жить, – пояснил Васечка.
На первый взгляд поселок девушке понравился. Создавалось впечатление, что дачи находятся прямо в лесу. Из-за заборов тянулись сосны и ели. За высокими березами или разлапистыми яблонями виднелись красные и зеленые крыши.
– Прикольно, – оценила Леся.
Вася свернул в узкий ухабистый переулок. По обе стороны тянулись заборы, довольно старые и линялые. Обочины заросли высоченными сорняками. На малой скорости «шестерка» принялась переваливаться с кочки на кочку. Ни единого человека не было видно ни на улице, ни за оградами.
Наконец авто остановилось.
– Приехали, – сказал Вася. – Добро пожаловать.
Леся выскочила из машины. На покосившейся калитке висела табличка, коряво написанная от руки: «Луговая, 7».
– Заезда во двор нет, – пояснил Вася. – Пойдем через калитку.
Он открыл багажник и вытащил Лесин чемодан.
– А чья это дача?
– Теперь моя, – грустно улыбнулся Вася.
Он отпер большой амбарный замок и внес чемодан внутрь двора.
Участок оказался совсем неухоженным. Сорняки по пояс. Старые яблони и вишни растопырились наполовину высохшими ветвями. Вдалеке у забора-рабицы росли три вековых сосны и одна ель.
Вася подхватил чемодан и отправился по еле заметной тропинке, по пояс в траве. Леся последовала за ним. Тропинка упиралась в небольшой старый выцветший дом. Он выглядел маленьким, словно кукольным. Рядом с крыльцом располагалась врытая в землю скамейка и стол, накрытый старой клеенкой.
– Извини за общую разруху и неухоженность, – проговорил молодой человек. Он казался смущенным. – У меня, чтоб дачей заниматься, нет ни времени, ни… – он замялся и слегка покраснел, – ни денег. Вот и стоит она пока без дела. Может быть, когда-нибудь я разбогатею, отгрохаю тут особняк. А не разбогатею – продам. Все равно каждый год земля дорожает. Ну, гости дорогие, добро пожаловать!.. Осторожней, тут на крыльце одна ступенька шатается.
Они вошли в дом. Он оказался и вправду маленьким, бедненьким, однако опрятным. Кухонька занимала не больше трех метров. В ней возвышалась беленая русская печь. Имелся рукомойник, снабженный водонагревателем. На кухонном столе помещалась древняя электрическая плитка на две конфорки. Рядом самодовольно высился современный чайник.
В комнате обстановка была не менее скупая: телевизор «Рубин», покрытый салфеточкой, платяной шкаф, оклеенный многочисленными переводными картинками с изображением динозавров.
– Когда-то это была моя комната, – пояснил Вася. – Да она и сейчас моя, когда я приезжаю. Она, вообще-то, единственная, которая отапливается. Поэтому ты располагайся здесь. В шкафу есть постельное белье. Оно, может, отсырело, но зато чистое.
Они вышли на старинную террасу. Она занимала ровно столько же площади, что и кухня с комнаткой, вместе взятые. На террасе имелся пузатый холодильник «ЗИЛ», облупленный и слегка почерневший от старости и сырости, а также радиола «Ригонда». У стены помещался диван, а в середине – круглый стол, покрытый скатертью. На столе в вазочке возвышались засохшие тюльпаны.
«Вася либо неисправимый романтик, – подумалось Лесе при взгляде на тюльпаны, – либо приезжал сюда в последний раз вместе с девушкой. А почему, собственно, у него не может быть девушки?.. Он же меня не на свидание позвал, и вообще я ему никто». От этой мысли почему-то стало досадно.
Изрядную часть террасы занимали журналы и книги. Разные – художественные, научные, научно-популярные, – они не помещались на двух полках, возвышались на полу многоступенчатыми кипами.
– Выкинуть жалко, – извиняющимся тоном проговорил Вася, кивнув на стопки, – а разобрать времени не хватает. Да и сарая у нас нет.
Несмотря на миниатюрные размеры, минимализм обстановки и печать упадка, Васин домик Лесе понравился. Ведь у них с мамой никогда не было своей дачи – а те, на которые их приглашали сердобольные мамочкины родственники или друзья, выглядели немногим лучше, а то и хуже этой.
– А мне здесь нравится, – озвучила она свою мысль.
– Ты шутишь! – со смущенной усмешкой воскликнул Вася.
– Вовсе не шучу. Мне правда нравится. Вот только зачем решетки на окнах? Темно от них и мрачно.
И в самом деле, все окна в домике, даже огромные на террасе, оказались зарешеченными. В голове у Леси промелькнуло: «Опять я буду ночевать как в клетке. Что ж получается: подготовка к тюрьме, что ли?»
Вася нахмурился:
– Родители решетки поставили, еще когда я маленький был. У нас в поселке мощное воровство было в конце восьмидесятых. Два раза из окна диван пытались вытащить.
Леся хотела было спросить, а что сейчас с Васиными родителями, да постеснялась – не настолько они коротко знакомы. Вместо этого справилась:
– А теперь в поселке спокойно?
– Да, соседи не жалуются. Бомжей милиция всех повывела, а профессиональные грабители нашей скромной избушкой не интересуются.
Воздух в комнатках был влажным и затхлым. Васечка озабоченно повел носом.
– Я здесь последний раз в конце мая был… Надо бы печку истопить. Ты умеешь?
– Не-а, – честно призналась Леся.
– Нет? – поразился он. – А мне Ник сказал, что ты из Сибири.
– А вы здесь, в Москве, думаете, – засмеялась девушка, – что мы в Сибири все в избах живем?
Вася рассмеялся.
– Тогда надо тебя срочно учить. А то, если холода наступят, ты у меня тут дуба дашь.
Лесе понравилась его формулировка: «Тут у меня».
– Ну учи, – улыбнулась она.
Молодые люди вышли во двор. Сквозь высокую траву пробрались к импровизированному дровянику у забора – поленнице, укрытой сверху листами жести. Попутно Вася показал Лесе «удобства» – два деревянных домика: один туалет, а второй – летний душ, снабженный восьмидесятилитровым водонагревателем. Скромный «санузел» под сенью сосен показался девушке даже очаровательным.
– Жить можно, – заметила Леся, когда они тащили в дом поленья: он – пять, она – три. – И даже неплохо. Спасибо тебе. А как отсюда выбираться в Москву?
– В Москву? – удивился Вася. – Мне Ник сказал, что ты будешь жить здесь безвылазно…
– А что он еще, интересно, про меня говорил? – спросила Леся, когда они свалили дрова на крыльце. – Что я опасная преступница и меня разыскивают Петровка, Лубянка и Интерпол?
Леся, прищурясь, уставилась в лицо юноши.
– Да нет… – смешался он.
– А что тогда? – нахмурилась Леся.
– Что ты, типа, попала в беду… Тебя подставили… Но Ник сказал, что ты совершенно ни в чем не виновата и тебе надо перекантоваться, пока он во всем разберется…
«Он разберется», – намотала себе на ус Леся слова частного детектива. Кто знает: то ли это пустая болтовня, то ли Ник в самом деле станет помогать ей в расследовании.
– Итак, далеко ли до Белокаменной?
– Слышишь, электричка шумит? Иди на звук, не ошибешься. До станции ходьбы минут десять. А до Москвы ехать минут сорок пять.
Леся кивнула:
– Спасибо.
После лекции по географии Вася устроил для Леси практическое занятие на тему «Как растопить русскую печь».
– Что представляет собой с химической точки зрения процесс горения? – бормотал он, закидывая в печь дрова и обкладывая их газетами. – Окисление. Значит, горючему материалу необходимо бесперебойное поступление кислорода. В случае с русской печью – надо открыть заслонку наверху, в дымоходе, и вот эту дверцу внизу, которая называется романтическим словом «поддувало»…
Теоретическая подкованность сочеталась у Василия с практическими навыками: дрова, заботливо переложенные газетами, разгорелись с одной спички. Едва занялся «горючий материал», как в домике сразу стало теплей и уютней.
– Теперь главное мероприятие, которое тебе остается выполнить, – продолжал молодой ученый, – закрыть заслонку, когда дрова прогорят. Смотри только: закрывать ее надо, когда на дровах не станет синих огоньков. А то угоришь. Поняла?
Леся, хоть и недопоняла насчет синих огоньков, решила не выставлять себя полной дебилкой – даже печь разжечь не может! – и кивнула.
– Ну, тогда счастливо оставаться. Одиннадцатый час, я погнал в Москву.
Вася сидел на корточках перед печкой, и сквозь щели в дверце его лицо освещалось красными отсветами пламени. В сочетании с огненной шевелюрой это выглядело красиво.
Молодой человек встал.
– Вот тебе ключи от дома. И от калитки. Решишь пойти прогуляться, не забудь запереть.
– Вася, скажи… А сюда никто не может приехать? Например, твои родители?
Лицо парня вдруг закаменело.
– Мои родители сюда больше никогда не приедут.
Он произнес это столь резко, что напрочь отбил у Леси охоту развивать тему.
– А соседи?
Василий махнул рукой.
– Есть тут одна… Тетей Любой зовут… Если вдруг начнет расспрашивать, скажешь, что ты моя дальняя родственница. Приехала, допустим, в Москву в институт поступать. Или в аспирантуру, как тебе больше понравится… Ладно, пойдем, проводишь меня до машины. И калитку заодно запрешь.
Солнце давно зашло, но на улице было еще светло – длились долгие сумерки начала июля. Леся так и не увидела здесь, в дачном поселке Гречаниново, ни единого человека – ни на улице, ни за заборами. Она шла по тропинке следом за Васечкой и думала, что ей не хочется, чтобы он уезжал. Чуть не впервые в жизни ей не хотелось расставаться с парнем. А ведь он ни слова не сказал, когда они увидятся снова, и не попросил номер ее телефона, и от этого стало ужасно грустно.
Когда они подошли к машине, молодой человек вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
– Чуть не забыл!
Он открыл багажник, достал полиэтиленовый пакет с лейблом супермаркета и протянул Лесе.
– На станции магазин уже закрыт. Я купил, чтобы тебе было чего погрызть. Кофе и чай в доме есть. Пользуйся, не стесняйся.
Леся настолько растрогалась нежданной опекой незнакомого парня, что у нее даже голос предательски дрогнул:
– Спасибо большое.
Никто и никогда, кроме мамы и тетушек, не проявлял о ней подобной заботы. Тем более – ни один мужчина.
– Давай хоть за еду тебе деньги отдам, – смущенно предложила она.
– Забей! – досадливо поморщился Вася. – Да, если вдруг что – квесченс, комментс, – звони мне в любое время. У тебя мобильник с собой?
– Да.
– Набери сейчас мой телефон, твой у меня отпечатается. Восемь девятьсот…
Леся достала аппарат из новых брюк и набрала Васин номер.
Раздалась мелодия из «Крестного отца». Молодой человек вытащил мобильник, глянул на экран и молвил:
– Порядок.
А потом сел за руль, помахал Лесе из открытого окна своей длинной лапой и потихоньку попылил по переулку.
* * *
Леся осталась одна. Было очень грустно, что Вася уехал и они, может, никогда больше в жизни не встретятся – или увидятся, на худой конец, один-единственный раз. Наверное, это будет совсем формальная встреча, когда ей придется возвращать ему ключи от дачи. Во всяком случае, ничего большего он ей не предложил. Ни навестить не пообещал, ни позвонить…
От грусти, поселившейся в душе, Леся знала хорошее лекарство – работу. Причем лучше всего ей помогала забыться работа тупая. Вот и сейчас Леся решила: надо прибраться в домике, и забвенье ей будет, и польза.
Она не покривила душой перед парнем: дом и вправду показался ей ужасно милым. В нем и порядок соблюдался – кухонные принадлежности расставлены по полочкам. Чашки, тарелки и раковину явно время от времени драили. Довольно странная ухоженность, если сюда не приезжают его родители.
Что все-таки с ними случилось? Почему он произнес с таким каменным выражением, что они сюда больше никогда не приедут?
В доме нашлась и швабра, и тряпка. Печь весело потрескивала, дышала жаром, и от нее стало тепло, сухо и уютно. Леся переоделась в домашнее, врубила «Ригонду» (радиола охотно поймала какую-то скандинавскую джазовую радиостанцию) и принялась за уборку. Похоже, в домике действительно хозяева давно не появлялись. На подоконники и на пол нанесло пыли. В углах и над люстрами скопилась паутина, всюду валяются десятки сухих мух и жучков. Хлопоты вымывали из головы мысли и о Васечке, и об убийстве продюсера, и о ее собственной нечаянной в нем роли.
Когда девушка покончила с уборкой, за окнами совсем стемнело. Печь прогорела, и жар от нее стал еще сильнее. Пришлось отворить окна не только в кухоньке, но и в комнате. Потянуло прохладой и ароматами ночного сада.
Заслонку печки Леся закрыла не до конца – убоялась не очень понятых ей «синих огоньков», от которых можно угореть.
Потом разобрала свои вещи. Для них нашлось место в платяном шкафу, обклеенном «переводками» с динозавриками, – большую его часть занимали допотопные макинтоши, манто из искусственного меха, габардиновые пиджаки.
Леся включила старинный холодильник «ЗИЛ», вскипятила чайник и поела подаренных Василием продуктов. В пакете нашлись колбаса, сыр и даже шоколадные конфеты. «Какой он милый, – подумала Леся. – Ведь покупал еду, когда еще не видел меня ни разу. И все равно позаботился…»
А когда она выпила чаю, помыла чашку и время шло к часу ночи, Леся осторожно вытащила из нового рюкзака очешницу. Сюда чуть больше суток назад она положила важную улику.
Ключи, что валялась на полу в брагинской прихожей.
Два ключа без брелка, соединенные колечком, – возможно, в буквальном смысле, ключи к разгадке убийства.
Оба – очень простые. От дешевых незатейливых замков. Они выбивались из общего стиля богатой квартиры на Патриарших. И вряд ли они лежали в кармане продюсерского пиджака от Бриони. У богачей таких ключей просто не бывает. Свои кабинеты нувориши открывают пластиковыми картами, машины и ворота гаражей – инфракрасными брелками, а квартиры с бронебойными дверями – длинными сейфовыми ключами.
Да, ключи в прихожей продюсера, возможно, обронил убийца. И вряд ли он принадлежит к тому же классу, что убитый. Вряд ли с такими ключами ходит Райтонен. Скорее всего, ими побрезговал бы и импозатный старичок Борисоглебский, подъезжавший к ней в начале вечеринки. Да и злой чернявой актрисе они не подошли бы. Хотя… Может быть, это ключи от чьей-то дачи? От чьего-то домика на водохранилище? От гаража? От лодочного сарая? И в таком случае они могут принадлежать кому угодно…
Леся нашла в тумбочке на кухне пару полиэтиленовых пакетов. Взявшись за ключи одним пакетом, осторожно положила их в другой. Вполне возможно, на них остались отпечатки пальцев убийцы. Пакет с уликой Леся засунула на дно своей сумочки.
Глаза слипались. Леся отыскала в платяном шкафу постельное белье – слегка отсыревшее, зато чистое, – постелила его и улеглась.
В комнате было тепло, даже жарко, а из открытого окна струилась прохлада. Издалека послышался басовитый гудок, а затем перестук колес грузового состава.
Перед тем как уснуть, Леся наметила план действий на завтра. Было не ясно, удастся ли он, но отсиживаться на Васечкиной даче она не собиралась.
