Глава 11
Алена, молодой специалист, 218-й день
Интернет – это пучина, хуже азартных игр и даже водки. Раз войдешь в него, увлечешься – и уже так просто не вынырнешь. Засасывает. Я как нырнула – все из головы вон. И про Пузожителя забыла (он, бедненький, как облучается!), и про то, что не выспалась, и про голод… И ладно бы делом занималась! Но нет. Изучала статьи про самоубийства в «Тропиках» я ровно полчаса, а остальное время бродила по Сети для личного удовольствия. На всех болтливых сайтах отметилась, в свой живой журнал сходила, в самиздатовскую библиотеку на «Народе» – я там перед отъездом стишок вывесила, как положено, про любовь, и вот сейчас насладилась самыми нелицеприятными отзывами. Ну, и по детским сайтам полазила, про грудничков немного почитала, напиталась очередными ужасами. Они, оказывается, почему ночами орут? Потому что вторая фаза сна, самая глубокая, у них вообще не развита. И первые полчаса малые дети спят некрепко… а потом, вместо того чтобы как следует закемарить, они, наоборот, просыпаются – и будьте добры укладывать их по новой… В общем, будет у нас с мужем развлечение, когда малыш наконец родится. В Интернет, по крайней мере, точно не сходишь, времени не будет. Тенденция, кстати, даже по болтливым сайтам видна. На тех, где торчат «хочушки» (те, кто хочет ребенка) и беременные, – постоянная толпа и самые оживленные дискуссии. Зато в рубрике «Дети до года» – от силы двое-трое посетительниц, да и те признаются, что их детишками няньки занимаются. А у меня никаких нянек не предвидится, на бабушек с дедушками где сядешь, там и слезешь.
Так чего сетовать, что у нас тут, в «Тропиках», кошмар? В сравнении с будущим материнством это лишь цветочки! Подумаешь, два самоубийства случилось, да непонятный мужик ко мне лапы на площадке за бассейном тянул… Я ведь отбилась – значит, ничего особо страшного. А настоящий кошмар у меня дома начнется, когда Пузожитель изволит появиться на свет и я погрязну в бутылочках, пеленках и сосках. Надо хоть напоследок нагуляться – в меру беременных возможностей. Отоспаться, отъесться, в Интернете вдосталь поторчать…
Кстати, о ресторанах. Не пора ли на завтрак?
Я взглянула на часы и ужаснулась: без четверти десять! Я в Сети почти четыре часа, считай, с ночи, а сейчас уже и завтрак заканчивается! Ну, у меня и режим! Без сна, у компьютера, на одних чипсах и пакетном чае!
– Извини, маленький! – Я покаянно погладила свой живот.
Но малыш извинений не принял – в ответ на ласку даже не шелохнулся. От голода, наверное, в анабиоз впал. Да и мне самой есть уже не хочется, чипсы весь аппетит перебили. Эх, только бы моя врачиха не узнала, какой образ жизни я веду…
Я поспешно вылезла из-за компьютера и ринулась прочь из дурацкого интернет-кафе. Пусть на официальный завтрак не успею, но за деньги, я надеюсь, мне что-нибудь да подадут. Желательно полезное – типа йогурта, отварного мяса и мюсли. А то я совсем ребенка до ручки доведу!
Не заходя в номер – чтобы не было искушения завалиться в постель, – я двинулась в направлении ресторана. Самый короткий путь туда – задами, вдоль тыльной стороны жилых корпусов. Тропинки тут не чета официальным – без фонарей и утоптаны плохо, но все равно получается гораздо быстрее, чем идти по главным аллеям. Единственная беда, но не для меня, а для встречных – со мной, такой толстой, на узкой тропинке так просто не разойтись.
Но прохожих в этот час здесь и не было. Только впереди, метрах в ста, торопилась юркая, худенькая фигурка. Хоть и далеко, хоть со спины, а я ее узнала по миниатюрности сложения и красной куртке: Тося. Одна из участниц тренинга и тайная каратистка. Куда это, интересно, она спешит? Им же сейчас положено к аудитории подгребать, а Тося, судя по направлению, двигает на автостоянку. Разочаровалась в своих психотехниках? Решила смотаться? Ну и правильно.
Я – вот неуемное любопытство! – не поленилась проследовать за ней. (Но дистанцию, памятуя о каратистских подвигах девушки, на всякий случай не сокращала.)
Убедилась, что Тося действительно села в машину (несолидный красный «Matiz») и умчалась куда-то. И вид у нее был самый решительный – явно какую-то шкоду затевает. У меня даже искушение появилось: забраться в свой «жигуль» и двинуть вслед за ней. Остановило только то, что, пока мой шедевр автомобилестроения будет прогреваться, «Matiz» учешет километров на десять вперед.
Да уж, никак не получается выкинуть эту группку психов из головы…
То, что с тренингом дело нечисто, – мне стало ясно сразу. С первого вечера в «Тропиках», когда я впервые увидела бородача-психолога и его сподвижников и услышала странную фразу, что все пятеро – покойники.
Но только еще вчера вечером я не сомневалась: главный злыдень здесь – бородач-психолог. Именно он, непонятно как и с какими целями, доводит своих подопечных до самоубийства. А участники тренинга – лишь покорные овцы, добровольно идущие на заклание.
Но сегодня мне стало казаться: не все здесь так просто. И одиозная фигура – не один лишь бородач. Пятеро его подопечных, при всей их внешней беспроблемности и успешности, тоже какие-то странные. Что молодой красавчик Антон. Что рыжая Александра. Что Тося с Андреем Степановичем. И даже моя новая подруга Ярослава с каждым днем настораживает меня все больше и больше. С первого-то взгляда она замечательная женщина. Сама заботливость, со мной как с писаной торбой носится, и жизнь ее прозрачна, словно хрустальный бокал. Но только я ведь уже поняла: Ярька очень много врет. Или, по крайней мере, недоговаривает. Про то, например, что никогда не была беременной, – явная неправда, я «своих» нюхом чую. Или будто не верит она в то, что самоубийства в рядах участников тренинга не случайны. Да понимает она прекрасно, что вокруг их тренинга происходит нечто странное. Просто дурочкой прикидывается. Интересно зачем?
Я все больше укреплялась в мысли: три статьи в газетах, обличающие бородача и выставляющие «Тропики» в самом нелестном свете, – тоже не случайность. И не личная инициатива журналистов. Но хорошо спланированный заказ. Непонятно только до конца, на кого направленный и кем оплаченный… Может быть, писак подкупил кто-то из участников тренинга? А что, вполне возможно… Только опять же непонятно: зачем? Какой им интерес, чтобы их психолога на всю страну выставили убийцей?
Ну, вот, наконец, и здание ресторана.
Сейчас, когда завтрак только что закончился, здесь было тихо и пусто. Сквозь огромные, не обремененные портьерами окна я видела, что и в ресторанном зале, и в баре почти никого нет. Единственный посетитель – легка на помине! – моя подруга Ярослава.
Я в изумлении уставилась на нее.
Так, так. Вроде мадемуазель у нас здоровый образ жизни пропагандировала? На завтрак мюсли давилась? А на ужин даже от вина отказывалась? Ну-ну… Вот я ее сейчас и увидела – сквозь огромное стеклянное окно. Сидит себе – утром-то! – у стойки бара. Смакует, судя по виду, коньяк. И дымит сигаретой.
И лицо такое напряженное-напряженное…
Явно что-то нехорошее на уме.
«Держись ты от них всех подальше!» – взмолился внутренний голос.
Но я – вот проклятый характер! – упрямо закусила губу и пробормотала себе под нос:
– Нет уж, фигушки! Пока во всем не разберусь – копать под них не брошу.
Если бы я только знала, насколько опасным окажется это мое решение!
Ярослава, хозяйка косметических салонов
Отсидеться ей не удастся.
Даже гадать не надо: перст Якова Анатольевича сегодня падет на нее. Антон, Александра, Андрей Степанович, Тося – они уже отстрелялись и теперь свободны как воздух. И только она, Ярослава, до сих пор носит свою тайну в себе.
«Может быть, заболеть?» – мелькнула трусливая мысль.
Добрый глоток коньяка. Решение: нет.
«Может быть, рассказать не все ?»
Глубокая, легкие аж склеило, сигаретная затяжка. Решение: нет.
Нет смысла что-то скрывать. Никаких преступлений она не совершала. А грехи на то и существуют, чтобы в них покаяться…
Коньяк приятно горячил горло. Мягкий табачный запах щекотал ноздри. В баре, где Ярослава прожигала жизнь, играли давно забытые «Белые ночи» в исполнении группы «Форум». Алкоголь, табак, громкая музыка – все это из далекого прошлого. Какой странный контраст – с ее теперешней трезвой жизнью, пропитанной ароматами дорогой парфюмерии…
И Ярослава вдруг вновь почувствовала себя той испуганной семнадцатилетней девчонкой, которая явилась покорять Москву из далекого сибирского поселка…
Как будто только вчера это все случилось: отчаянная любовь с юным столичным доктором. Их ссора – да что там ссора, он просто послал ее, вот и все, велел не приближаться к нему, прогнал, как шелудивую собаку. А потом она узнала про беременность. И все ее небольшие сбережения украл проклятый Митяй, сын квартирной хозяйки… И без жилья она осталась – снова, как будто только что с вокзала, одна в огромном городе, с потертым чемоданчиком в руках…
И нашла единственный, как тогда ей казалось, выход.
Прийти в медицинский центр под сволочным названием «Добрый доктор» и сказать главному врачу:
– Да, я согласна.
Тренинг, день пятый
– Я рассуждала так. – Ярослава, потупилась, потом взглянула на своих слушателей. – Все равно, если по божеским законам судить, я грех собралась совершить. Аборты ведь церковь запрещает, мне еще в детстве бабка, она набожная была, талдычила: детоубийство – это худший из проступков. А так, если я его продам, ребеночек хотя бы выживет. И, может быть, даже проживет счастливую жизнь у хороших людей. Ну а я таким образом на жилье в столице себе заработаю.
А в аудитории – тишина и ни единого сочувственного взгляда.
Что ж… За грехи молодости надо платить. И она сухо, без слез, продолжила:
– Тот доктор, который меня накануне накручивал, моему решению не удивился. «Хорошо, – говорит, – аборт мы отменяем». – «А когда деньги заплатите?» – наседаю я. «Ну, деньги – это не скоро, – пожимает плечами он. – И вообще еще ничего не решено. Сначала полное обследование пройдешь, и тебя, и плод проверять будем по всем параметрам. И еще нужно, чтобы твою фотографию заказчики посмотрели. И фото отца – тоже. Так что вот тебе направления – на расширенное УЗИ, в генетический центр, в психдиспансер – да чтобы не просто справку дали, а целое заключение. Ну, и завтра, часам к двум, приноси фотографии. Свои – и того, кто тебе ребеночка сделал. Поняла?»
А я слушаю – и меня злость охватывает. Интересное кино! Жить-то мне где, пока я обследоваться буду и по всяким психушкам расхаживать?
И тогда я встала и молча двинула к двери.
– Ты куда? – спросил доктор.
– В «Медикал корпорейшн», – бухнула я первое пришедшее в голову название. И нагло добавила: – Они мне куда лучше условия предложили. Без всяких обследований и деньги сразу.
А доктор – нет бы догадаться, что я блефую, – вдруг растерялся:
– Постой! Мне нужно с шефом поговорить.
Ну а я чувствую, что он слабину дал, и еще больше наглею:
– Не буду я ждать. У меня желающих полно. Не видно, что ли, – я молодая, внешность – дай бог каждой, не пью, не курю, сумасшедших в роду не имелось…
– Ладно, утихни, – морщится врач. – Так и быть. Дам я тебе аванс…
У меня на языке так и вертится: «Сколько?» (Быстро же я научилась торговать собственным ребенком!) Но я от неуместного вопроса воздерживаюсь и только качаю головой:
– А мне аванс не нужен. Вы же вчера говорили, что квартирой меня обеспечите…
– Ну, загнула! – хохочет доктор. – Квартира – это потом. Когда родишь, и если все в порядке будет.
– Потом?! Ага, дождешься от вас потом! Заберете ребенка – и под зад ногой.
– Нет, зайка, – твердеет доктор. – Авансом никто на тебя квартиру не оформит. А вот пустить пожить, пока ты беременная ходишь… А после – на тебя ее перевести… Такой вариант, наверное, возможен…
– И по двести баксов в месяц, – быстро добавляю я. – На усиленное питание.
– Ну, ты шустра, – хохочет врач. И велит: – Ладно, жди. Нравишься ты мне. Пойду посоветуюсь с шефом.
И шеф «Доброго доктора» мои условия вдруг принимает. Единственное, говорит, жить ты пока будешь в Сокольниках, а как родишь – куда попроще переедешь, уж не взыщи, в Москве с жильем сложно.
Ну, хоть так.
И в тот же день меня вместе с моим жалким чемоданчиком отвозят в Сокольники, в компактную «однушку» на втором этаже кирпичной «хрущобы». В квартире – вполне приличный ремонт, газовая колонка разрисована веселенькими горошинками, а в комнате вдоль одной из стен – сплошь книжные стеллажи. И книг на них – сотни, тысячи, все в основном свежеизданные, в бумажных обложках, на плохой бумаге. Детективы, фантастика, любовные романы…
– Читай побольше, – велит доктор. – Чтобы ребеночек умненьким родился.
– А где телевизор? – возмущаюсь я.
– Обойдешься, – морщится он. – Облучение плоду вредно.
«Мой, что ли, плод?» – мелькает подлая мысль.
– И гулять ходи, ежедневно по три часа, – продолжает наставлять он. – И разную гадость, типа сосисок, не жри.
«Ну, это фигушки».
– Я проверять буду, – грозится он.
– Валяйте, – пожимаю плечами я.
И строю планы – как ночами, по крайней мере до тех пор, пока живот не полезет на нос, буду снова торговать у метро сигаретами и пивом. Надо же возрождать украденный тварью Митяем капитал!
…Но только ничего с ночной торговлей у меня не вышло.
Во-первых, подлюка врач действительно являлся с инспекцией и поздно ночью, и ранним утром. Во-вторых, тошнило меня беспрерывно, и изжога мучила. А в-третьих, на книжных стеллажах я очень скоро нашла немало переводных книг по бизнесу. И Карнеги, и Котлер, и Наполеон Хилл. Я их сначала просто для прикола взяла, просмотреть, пока в туалете сижу, – и неожиданно увлеклась. Да так, что мне уже самой не хотелось никуда выходить – только валяться на продавленной тахте и читать, читать, читать. И я очень быстро поняла, что мой, с позволения сказать, бизнес – ночами пиво у метро впаривать – это такой примитив! Абсолютно без будущего. Скоро и пива в стране появится вдосталь, и ночные магазины откроются. И вообще заниматься перепродажей имеет смысл только в особо крупных размерах, если у тебя за душой уже капитал есть. А так, как я «бизнесую», – это просто потеря времени. И мне, с моими возможностями, было бы куда разумнее создать что-то эксклюзивное. Например, первую в микрорайоне пиццерию с доставкой на дом. Или агентство нянь и домработниц. Или единственную в округе не парикмахерскую, но настоящий, со всеми модными услугами типа татуажа, салон красоты…
Но только браться за любое дело, учили книги, нужно не с бухты-барахты, а с подробным бизнес-планом, со всеми расчетами… Вот я и занималась всю, считай, беременность тем, что выбирала: какой бизнес я открою, когда рожу? Куда вложу полученные за ребенка деньги?
И к девятому месяцу твердо решила: я буду создавать сеть косметических салонов. Недешевых, модных, с классными мастерами. Это – хит. В них люди пойдут.
…И, забегая вперед, скажу: в своих расчетах я не ошиблась.
А пока, как сейчас помню, случилось это в полночь, в ноябре девяносто второго, тринадцатого числа, у меня начались схватки. Я их – увлеченная очередной книгой по бизнесу – сначала даже и не заметила. Решила, что желудок расстроился, потому что накануне вечером я с запрещенными сосисками переборщила.
Но к трем утра стало ясно: мой (точнее, уже не мой) ребенок решил появиться на свет.
Страшно мне не было. Единственная мысль: «Только бы это поскорей кончилось!»
Я выпила но-шпы (не знаю, можно ли, но терпеть больше не было сил). Позвонила доктору. Пока он ехал, включила колонку и приняла душ.
Рожать мне предстояло в одном из прикормленных доктором роддомов. Без документов и даже без места в палате. Произвести на свет товар — и немедленно лечебное заведение покинуть. («Будешь дома в себя приходить. А если что, я тебе сиделку найму».)
Когда я, шипя от боли и вцепившись в руку врача, вылезала из машины перед служебным входом роддома, сердце неприятно кольнуло. Несмотря на поздний час, под окнами здесь бродил едва ли не десяток мужчин. Они тоскливо взглядывали в освещенные квадраты, тревожно прислушивались к доносящимся оттуда женским вскрикам…
«А до меня никому нет дела», – горько подумала я.
Действительно, ребенок моего врача волновал, он за него немалые деньги собирался получить. А вот я – нисколько. И если я вдруг в родах умру – ему только проще будет. Мне платить не придется.
«Может, взять да оставить малыша себе? – мелькнула злорадная мысль. – Да, с бизнесом в этом случае придется повременить. И квартиры в столице у меня не будет. Зато появится сын. Свой собственный. Поддержка. Опора…»
Но доктор будто почувствовал мои колебания.
И, пока мы ждали, когда к нам спустится его приятель – акушер из родилки, – вытащил из кармана аккуратно сложенную бумажку. Протянул ее мне.
«Въездной ордер», – прочитала я.
Он был выписан на мое имя.
– Полюбовалась? – усмехнулся врач.
Выдернул ордер из моих рук и договорил:
– Схема такая. Рожаешь. Мы смотрим ребенка. Если все хорошо – забираешь бумажку. И переезжаешь хоть завтра. Квартира, врать не буду, не из шикарных. Однокомнатная, в Капотне. Зато – твоя. Личная.
Я завороженно смотрела, как ордер – ордер на собственную квартиру, в самой Москве! – исчезает в кармане его пиджака. И мысли о ребенке, о сыне, о защите, опоре отходили куда-то на задний план. Тем более что с каждой минутой мне становилось все больнее. И в такие моменты куда приятнее было представлять – не как я, одинокая и безденежная мама, мыкаюсь по Москве с грудным ребенком, но как я, молодая бизнесвумен, регистрирую собственную фирму…
А когда мальчик – это действительно оказался мальчик – родился, я на него даже не посмотрела. Акушер поднес малыша, по новой моде, приложить к моей груди, но я только прошептала: «Не надо». И он понимающе – видно, в доле был – покачал головой.
Больше своего ребенка я не видела.
Ярослава поникла. Замолчала. Склонила голову.
Ей очень хотелось сейчас расплакаться. Но слезы не шли. Уже выплаканы – за все те годы, что ее сын рос, не зная ее, у чужих людей…
А Яков Анатольевич – обычно-то всегда помогал тем, кто только что выплеснул из глубины души свой ужас, – тоже молчал. И только Андрей Степанович с сочувствием спросил:
– Вы, Ярослава, просто подписали отказную – и все?
– Я и отказную не подписывала, – грустно улыбнулась она, – потому что в роддом меня даже не оформляли. Не было меня. И ребенка моего не было. Родила и отдала неизвестно кому…
– И вы даже не пытались узнать, кому ваш ребенок достался?! – в голосе Андрея Степановича звучал укор.
– Почему же. Пыталась, – вздохнула она. И закончила свой рассказ: – Несколько лет спустя – когда мой бизнес, как я и планировала, стал приносить ощутимую прибыль, – я решила это выяснить. И, может быть, исправить ситуацию… Я наняла детектива, посулила ему хорошие деньги. Он меня особо не обнадеживал: сказал, такие истории, как случилась со мной, ему известны, и они всегда максимально засекречены. Но все же кое-что нам узнать удалось.
В ту ночь в том роддоме вдруг оказалась американка. Богатая и очень немолодая. Никто из персонала не видел, чтобы она рожала. Однако покидала она больницу с новорожденным мальчиком… И с медицинским свидетельством о его рождении. И уже через неделю улетела вместе с ним за океан.
Ярослава вновь умолкла.
– Ясно… – растерянно пробормотал Андрей Степанович. – А дальше вы их путь проследить не пытались?
– Нет, – сказала, как отрубила, Ярослава.
И молча вернулась на свое место.
Тося, официально – генеральный менеджер ресторана
Она только на порог номера ступила – сразу поняла: что-то не то. И Андрей Степанович – несмотря на широкую улыбку и раскинутые ей навстречу объятия – что-то знает. Или, по меньшей мере, заподозрил. Черт, где же она могла проколоться?
…А пожилой любовник старательно изображал, будто ничего не случилось: «Ты голодная, Настенька? Не замерзла, может, тебе горячую ванну наполнить? Или чаю в номер заказать?»
Нет уж, чай ей и в монастыре надоел. Накатить бы сейчас водочки, рюмашку-другую, для сугрева и снятия стресса…
«Нет, Андрюшенька, я пить ничего не буду. Садись лучше рядышком, погреешь меня».
И он послушно опускается рядом с ней на диван, кладет на плечо руку… а рука-то подрагивает. И пальцы холодные. К гадалке не ходи: нервничает. Какая же тварь его накрутила?..
Будем подбираться постепенно.
– Андрюш, а что сегодня вкусного на завтрак давали?
– Я же говорю, Тосенька: ты голодная! – встрепенулся дедок. – Заказать тебе пирожных? Или в ресторан сходим?
И глаза такие заботливые-заботливые… Значит, еще не все потеряно.
– Нет, милый, я правда не хочу есть. Лучше расскажи про тренинг. Интересно сегодня было?
А вот тут в глазах у старичка что-то ворохнулось, дрогнуло. Значит, или психолог что-то против нее ляпнул, или Ярька.
– Да ничего особенного. Сначала Ярослава о своей проблеме рассказывала, потом, как обычно, занимались…
– И что у Ярьки за проблема? Молодой любовник на ней жениться не хочет?
– Ну, ты же знаешь наши правила, Настенка! – упрекнул Андрей Степанович. – Сама соглашение подписывала – мы чужие проблемы из аудитории не выносим.
Тоже мне щепетильность.
– …Пришла б на занятие – узнала.
А это, значит, упрек.
– Ой, Андрюш, а мне было так хорошо на массаже!..
Хлипкая у нее легенда. Проверить ничего не стоит.
Значит, надо сделать так, чтобы проверять ее старичок не пошел. Попробуем его спровоцировать?..
– И вообще надоел мне этот ваш тренинг хуже горькой редьки! – раздраженно произнесла она.
– Вот и Яков Анатольевич говорит, что ты на занятия ходишь как из-под палки, – тут же проглотил наживку Андрей Степанович. – Зачем же ты приехала на тренинг, если тебе неинтересно?
Ясно. Значит, психолог, гниль, под нее и копает.
– А что это вы, как две бабки-сплетницы? – ощетинилась Тося. – С какого перепуга меня обсуждаете?..
– Мы… мы не обсуждаем, – смутился собеседник. И совсем уж фальшивым голосом добавил: – Просто Яков Анатольевич беспокоится, что тебе с нами скучно.
Ах ты, слизень заботливый! Ну, ты у меня дождешься!..
– И о чем же он еще говорил?
Тося постаралась смягчить свой взгляд, но не получилось – в старичка сам собой метнулся такой косяк, что тот аж съежился, забормотал:
– Тося, Тосенька. Что с тобой?
– Да ничего, – отрезала она. – Просто не люблю двуличных. Кто в глаза одно – ах, деточка, как мы тебя любим, – а за спиной козни строит. Так что он еще говорил, этот драный психолог?!
Страшно, конечно. Не дай бог сейчас переборщить. Но нужно вытрясти из дедка хотя бы что-то.
– Яков Анатольевич просто сказал, что всю ночь думал, анализировал. И ему не все ясно в твоей истории, которую ты вчера рассказывала. Про гимнастику.
– Только что говорил – чужие проблемы мы из аудитории не выносим, – не удержалась она. – А сами, значит, меня обсуждали. За моей спиной. И что же ему не ясно?
– Ну, например. – Андрей Степанович уже вполне оправился от смущения и с вызовом взглянул ей в лицо. – Что в итоге сталось с тем тренером? Кажется, его звали Сан Саныч? Который подбил тебя скрыть твою болезнь и из-за которого ты стала инвалидом?.. Ты сказала просто: что больше с ним не встречалась. А вот Яков Анатольевич полагает, что все было совсем не так.
Ах, вот оно что. Интересно, откуда он узнал? Да нет, узнать он не мог, она здесь под другой фамилией. Просто, наверное, предположил на основе своих психологических методик…
Тося лихорадочно соображала. Все отрицать? Или, наоборот, признаться?
– А почему он решил, что с тренером должно было что-то случиться? – невинно похлопала глазами она.
– Говорит, что тестировал тебя, еще когда ты на тренинг записывалась. И выяснил одну твою психологическую черту. Ты, говорит, прощать не умеешь. Совсем. Даже мелочи. И уж тем более не простила бы человека, который пустил под откос всю твою жизнь.
Ишь, психолог какой предусмотрительный. Но все равно ничего страшного. Психологические тесты – это не улика, их к делу не подошьешь. Или Андрей Степанович лукавит? Недоговаривает? Выдает ей мелочи, а сам знает куда более серьезные вещи?!
– Да. Наш психолог прав. Тренера я не простила. И отомстила ему от души, – пожала плечами Тося.
– А почему же не рассказала об этом?
– Не хотела. При всех. Дело-то уголовное…
Она примолкла. Что, интересно, дедок? Разволнуется окончательно? У него по роже видно: с настоящей уголовкой дела сроду не имел.
– И что ты с ним сделала? – обратился в слух Андрей Степанович.
– Сшибла на машине. Насмерть, – легко призналась Тося.
– Но постой… тебе же тогда всего двенадцать лет было!.. Или тринадцать? – опешил собеседник.
– А я выждала, – ухмыльнулась она. – До тех пор, пока не научилась машину водить.
– И сколько ты ждала?
– Шесть лет.
– И за это время не простила?
– А ты Конфуция читал? И через сорок лет отомстить не поздно.
– И так легко ты об этом говоришь… – покачал головой Андрей Степанович.
– Тренер мой – один раз умер. А мне с кривым плечом всю жизнь ходить, – жестко произнесла она. – Ну, все? Еще будут вопросы?
Неужели старичок испугается? Вновь, как черепаха, заберется в свою скорлупу? И все ухищрения последних дней окажутся напрасными?! Ну, психолог! Ну, подкузьмил!
Хотя… она, Тося, с ее работой уже тоже психолог. И есть большое подозрение, что сейчас на глазах у старичка выступят слезы… его сердце переполнится жалостью… и он стиснет ее в своих хлипких объятиях.
– Бедная ты моя девочка… – прошептал Андрей Степанович.
И осторожно, как цветочек с тонким стебельком, обнял Тосю, притянул к себе, зарылся лицом в ее волосы.
Тося с готовностью ответила на ласку – крепко прижалась к дедку, всунула ладошку в его руку, зашептала:
– Ох, Андрюшенька, как же мне с тобой хорошо! Как хорошо, что ты меня понимаешь!..
А сама в это время думала: из-за чертова психолога ситуация становится слишком опасной. И все ее планы придется срочно переигрывать.
Алена, молодой специалист, 218-й день
Свой завтрак я провела в полнейшем одиночестве – вот что бывает, когда кушаешь не на халяву, а за деньги. По утрам-то, с девяти до десяти, в ресторане не протолкнешься. Народ, даже с жесточайшего похмелья, на завтрак подгребает, а как иначе, если уплочено? И за что-нибудь особенно вкусненькое, типа блинчиков, у стойки разворачиваются настоящие драчки. Очень смешно наблюдать, когда холеный мужик (не иначе топ-менеджер) ловко оттесняет от пищи увешанную золотыми перстнями богатую бабку… Одна беда: пока сама еды наберешь – вспотеешь. Зато сейчас – красота, чистый воздух, еле слышная музыка. Только денег жалко. Три доллара за несчастное яйцо под майонезом – это, по-моему, перебор.
– Но для тебя, малыш, я готова на все! – фальшивым голосом обратилась я к Пузожителю.
С отвращением доела яйцо (гадость, конечно, но в нем полно протеинов), допила кефир (говорят, способствует будущей лактации), домучила булочку с отрубями… И уже собралась уходить, когда в ресторан вдруг ввалилась целая делегация.
Возглавлял ее неказистый с виду мужичок. Небольшого росточка, с хилыми светлыми усиками и лысиной, заботливо укутанной отдельными волосяными прядями. И голосок у него под стать внешности – тоненький, еле слышный. В общем, с виду полный лопушок. Только его спутники – двое мужчин и две женщины – с него глаз не спускают и каждому слову внимают, словно речам мессии. Еще один, что ли, психолог?!
Я аж вздрогнула – что, право, тут за рассадник тренингов! И только потом рассмотрела: а ведь обе спутницы мужичонки одеты в униформу «Тропиков» – темно-бордовые костюмчики, белые блузки. И мужчины – один-то в штатском, а второй – в черном костюме и с проводком в ухе – явно охранник. Это главный босс, что ли? Директор «Тропиков»?
Так, может, подойти к нему? Поделиться своими мыслями? Предупредить, что беды с психотренингом, я считаю, еще не закончены?
«Да ну, глупости. Что я буду лезть!» – одернула я себя. Отвернулась и притворилась, будто получаю несравненное удовольствие от смертельно надоевшего морковного сока.
И вдруг услышала:
– Елена Владимировна?
Вот тебе здрасте! Важный мужичок стоит рядом с моим столом и даже по имени-отчеству обращается. Оставалось только вежливо улыбнуться:
– Да, это я. Добрый день. А вы, собственно…
– Панкратов Борис Борисович. Директор сего заведения. – И осведомился: – Позволите присесть?
И, не дожидаясь приглашения, аккуратно отодвинул стул, угнездился, осторожно сдвинул в сторону накрахмаленную салфетку. Его свита растерянно топталась метрах в пяти от нас. Он начальственным взмахом – прямо Фидель Кастро – приказал: идите, мол. А подскочившему официанту велел:
– Мне – как обычно. И девушке – все, что она скажет. Разумеется, за счет заведения.
Мне бы растеряться, но я в пиаре давно и потому начальников не боюсь. Я и велела:
– Пожалуйста, тарталетки с черной икрой. И крутоны с ветчиной и пармезаном.
Давно уже сии деликатесы в меню присмотрела. Стоят – бешеных денег, платить самой – рука не поднимается, даже для Пузожителя. Но если за счет заведения…
Борис Борисович тем временем широко улыбнулся (зубы, ясное дело, ровные и белейшие – сто пудов фальшивка) и заворковал:
– Я очень тронут, что вы, в вашем… м-м-м… положении, выбрали для отдыха наш отель. И мне хотелось узнать: все ли вам у нас нравится? Может быть, какие-то предложения? Пожелания?..
– Вот мне интересно, – улыбнулась я, – а вы с каждым из ваших гостей лично беседуете?
– Нет. – Он одарил меня ответной улыбкой. – Только с дамами. Причем только с такими, как вы. Молодыми и прекрасными. Вы, наверное, не москвичка?
– Почему вы так решили? – удивилась я странному виражу его логики.
– Слишком красивы. Традиционною уральской красотой, – слегка поклонился он.
Во как.
– А вы родом с Урала? – светски поинтересовалась я.
– Да. Я из Свердловской обрасти. Город Николоямск.
– Никогда о таком не слышала, – покачала я головой.
– А о нем никто не слышал, – с грустью откликнулся директор. – Впрочем, что я все о себе да о себе! Так расскажите мне, Леночка – вы позволите так вас называть? – над чем нам, в «Тропиках», нужно еще поработать?
– Ну, отель у вас неплохой, – похвалила я. – И кормят вкусно, и бассейн хороший. Но есть и отдельные недостатки…
– Минуточку, – остановил меня он.
И виртуозным жестом извлек из кармана пиджака остро заточенный карандаш и маленький блокнот.
– Нет-нет, вы не поняли, – замахала на него я руками. – Записывать ничего не надо. Я просто хотела с вами насчет тренинга поговорить. Ну, этого, психологического, где люди с собой кончают.
Борис Борисович сморщился с таким видом, будто один из его чудо-фарфоровых зубов заболел. Но произнес спокойно:
– Да, Елена Владимировна. Я вас внимательно слушаю.
– Мне кажется, – понизила голос я, хотя подслушивать нас было и некому, – с ним что-то не так.
И замолкла, подбирая наиболее точную формулировку. Тут как раз и официант подошел. Выгрузил мои тарталетки – ох, до чего же аппетитные. А директору подал стакан зеленоватой жидкости самого отвратительного вида.
– С кем – с ним? – не дождался Борис Борисович. – Вы имеете в виду сам тренинг или какого-то человека?
– Человека, наверное… – слегка растерялась я.
– Господина Гвоздицина? – продолжал напирать собеседник. – Руководителя тренинга?
– А вот как раз не его, – покачала головой я. И продемонстрировала осведомленность: – Я, конечно, читала сегодняшние статьи, где его обвиняют во всех смертных грехах. Только, видите ли, в чем дело… Я работаю в пиаре. И мне, на мой профессиональный взгляд, эти публикации показались явной джинсой.
– Чем, простите? – уточнил директор отеля.
– Заказными. Ну, оплаченными каким-то его недоброжелателем.
– Вот как… – задумчиво протянул директор отеля.
Я только собралась накинуться на тарталетки с икрой, но Борис Борисович – как и положено начальнику, соображал он быстро – выдал новый вопрос:
– Может быть, вы даже знаете, кем именно?
– Откуда? – Я, с сожалением взглядывая на тарталетки, пожала плечами. – Единственная мысль: может, кто-то из участников тренинга или их родственников и есть его враг? Вот и по-всякому ему вредит, в черном цвете пытается выставить?
– Знаете, Елена Владимировна, – Борис Борисович понизил голос до интимного полушепота, – мне, честно говоря, очень горько, что мой отель выбран плацдармом для каких-то, извините, разборок. Вы даже представить себе не можете, до какой степени мне неприятна эта история… Два самоубийства подряд, и эти ужасные статьи и слухи, конечно…
– И еще какой-то придурок на снегоходе, – подлила я масла в огонь. – Который едва меня не сшиб, вам ведь Ярослава рассказывала?
– У вас, кстати, все в порядке? – заботливо поинтересовался он. – Я попросил нашего доктора, чтобы он за вами присматривал.
– Присматривать за мной не нужно, – поморщилась я. – Вы лучше охрану в отеле как следует наладьте.
– Что вы имеете в виду? – заволновался Борис Борисович.
Ну, я и рассказала. Как ходила поздним вечером за бассейн, заниматься дыхательной гимнастикой. И как едва не стала жертвой неизвестного, наркоманского вида, мужика.
– И вы знаете – он как две капли воды был похож на Александру Клевенскую. Ну, ту, которая второй с собой покончила. Может быть, это ее брат? Не он за ее телом приезжал?
– Нет, я об этом ничего не знаю, – нахмурился Борис Борисович. – Тело мы в морг направили, на перевозке, обычным порядком. Но я, конечно, разберусь…
– И еще. – Уж говорить так говорить. – Есть у меня ощущение, что эти два самоубийства и правда произошли неспроста. Согласитесь: когда два человека с интервалом в день кончают с собой – это как-то подозрительно.
– Соглашусь, – кивнул Борис Борисович.
Молодец. Не то что упрямая Ярослава.
– Вы бы, что ли, приставили охрану к оставшимся трем, – предложила я. – Кто там остался? Ярослава, Настя, Андрей Степанович. А то мало ли что…
– Вы, Алена, по-моему, что-то знаете, – нахмурился Борис Борисович.
– Да ничего я не знаю! – досадливо отмахнулась я. – Просто у всех беременных интуиция как-то по-особому работает. В усиленном режиме. Вот она мне и подсказывает: ничего еще не кончено.
– Вы меня огорчаете, – вздохнул директор отеля.
– Испугались за свой отель?
– Нет, – покачал головой он. – Не за отель – за людей. Но обещаю вам: я обязательно приму меры.
Он залпом выхлебал свой зеленый напиток и встал.
– Позвольте пожелать вам всего хорошего.
И так же шустро, как появился за моим столиком, потопал прочь.
