1981 год: Армянский переулок
…Ему та встреча живо напомнила февраль восемьдесят первого, и как они вышли под ручку из Кутафьей башни после концерта в Кремле и шагали, под мелкой снежной трухой, по темной, заснеженной столице. Валерке казалось: снова возвратились лучшие времена их любви. Они всю дорогу молчали или говорили о несущественном. А потом, возле Лилькиного подъезда – в магазине МОЛОКО уже не горело три буквы, и получалось ОКО – он спросил: «Я зайду?»
Она покачала головой:
– Не стоит, Валерыч.
– Почему?
И тут она бухнула – то, что должна была сказать ему давно, да все оттягивала:
– Я выхожу замуж.
Он побледнел. Видно было даже в мягком свете снега, в отдаленном люминесцентном освещении вывески молочного магазина.
– Я его знаю?
Она отвернулась и прикусила губу.
– Да.
– Кто? – глухо спросил он. А потом вдруг догадался. – Вовка?!
Она кивнула. В ее глазах блеснули злые слезы.
– Почему?! – вскричал Валерка. – Но почему?!
Схватил ее за плечи – за мягкую, чуть присыпанную снежком замшу дубленки, купленной в дрезденском стройотряде. Сжал, встряхнул. С искаженным лицом спросил:
– Боже, зачем?! Ну зачем ты это сделала?!
Она не ответила. Что она могла сказать своему бывшему любовнику? Что Володька совсем другой? Что в нем нет ни единого качества, присущего Валерке? Что он не артистичен, не блестящ, не остроумен? Но, зато он – предсказуемый, не пьющий, уверенный в себе и во всем, что делает. У него сильная воля и он нацелен на успех, на победу. И с ним, в отличие от Валерки, ей надежно и очень покойно. С ним она чувствует себя защищенной – от всех бед, обид и невзгод этого мира. А с Валеркой ей самой пришлось бы защищать – и себя, и его.
– Ты – настоящая проститутка, – прошипел Валерка. А потом вдруг выкрикнул: – Шлюха! – и ударил ее пятерней по щеке.
Она отшатнулась, а он круто развернулся и пошел со двора по свежевыпавшей снежной пороше.
Подумать только: то был последний раз, когда она видела Валерку – вплоть до случайной встречи двадцать с лишним лет спустя на окраинной столичной автостоянке…
***
…Разумеется, в ту февральскую ночь Валерка напился. Деньги были – не так давно им выплатили зарплату за то, что они якобы заработали в стройотряде в Хакасии, а фактически за летние гастроли. Умотал на такси в Домодедово – там, в аэропорту, был единственный на всю Москву ресторан, работавший ночью. К утру вернулся в общагу полуживой. Сосед Володька как чувствовал, что происходит с приятелем: не оказалось его в комнате, где-то прятался – а, может, был с Лилей…
А на следующий день, сумев-таки не нырнуть в запой, Валерка отправился к Седовичу, и, терзаемый похмельным раскаянием, заявил, что он ужасно сожалеет, что вымогал у пламенного комиссара распределение в столицу, раскаивается в том, что шантажировал его, и готов поехать на работу куда угодно – хоть в Магадан.
– А в аспирантуре пусть на моем месте эта сволочь учится, – добавил выпускник злобно.
Зная непростой артистический характер Валерки, Седович спросил осторожно:
– Ты Володю имеешь в виду?
– Его, его!.. – отвечал юноша с искаженным злостью лицом.
«Странно, я думал, вы друзья», – хотел было сказать Седович, но промолчал. Ему порядком надоел Валерка с его капризами и выходками, и он был только рад, что совсем скоро он с ним расстанется – навсегда. Свою роль студент-артист отыграл, и принес в личный политический багаж Седовича немало дивидендов – однако пришла пора ему уйти со сцены…
В тот раз Седовичу не чудился никакой Володька на месте Валерки…
А выпускник Беклемишев в тот же день собрал вещички и переехал из родной сто девятой к своим друзьям из ансамбля в шестьсот сорок пятую. А что он мог сделать еще? Драться с Володькой? Убить его? Убить себя?..
Драма неразделенной любви потому-то и бывает такой мучительной, что от тебя ничто не зависит. И ты, несмотря на все свои усилия и старания, не в состоянии ничего изменить…
***
– Значит, начиная с восемьдесят первого года, – мягко спросил Лилю подполковник Петренко, – и до встречи на стоянке пару лет назад вы ни разу больше не виделись с Валерием Беклемишевым?
– Нет, – покачала она головой.
– И ничего о нем не слышали?
– Нет.
– А случались ли, – вклинилась чекистка Варвара, – встречи между ним и вашим мужем?
– Нет. Во всяком случае, я ничего о них не знаю.
– А чем занимался Беклемишев все эти годы? Он вам не рассказывал?
– Отчего же? Бегло, схематично – но все-таки кое-что рассказал…
***
…Валерка позвонил ей на мобильный три дня спустя после их свидания в день первого эфира. Был радостно возбужден – Лиле даже показалось, что он снова выпивши. Стал рассказывать о поразительных переменах в своей жизни: пробах на «Мосфильме» и о том, что его утвердили на главную роль в картине самого Корчмаря:
– Представляешь, – говорил он в трубку, захлебываясь от возбуждения, – в сентябре мы едем в экспедицию, под Геленджик, съемки в основном на натуре, я уже подписал договор, мне будут платить по триста долларов за съемочный день…
Валерка с удовольствием сыпал новыми для себя словечками: «экспедиция», «натура», «съемочный день». Лиля не сказала, что ставка триста долларов в день – ничтожно мала, не захотела его расстраивать. А он попросил:
– Надо увидеться, отметить это дело, ведь только благодаря тебе и твоей программе меня заметили, я просто обязан проставиться…
И снова ее кольнуло болезненное чувство: а вдруг она поставила не на того? Вдруг ее неудачная, полуразбитая, а теперь практически не существующая семейная жизнь была бы иной, если бы она выбрала все-таки не Володьку – а Валерку? Ведь смотрите: стоило ей лишь чуть-чуть помочь ему – и вон он как вознесся!.. А если бы она всегда была с ним? Может, он достиг бы таких успехов и высот, на фоне которых померкли бы все достижения мужа?.. К тому же Валерка, в отличие от Володьки, кажется, по-настоящему любил ее… Но… Артист в России, даже гениальный, вряд ли может по заработкам даже приблизиться к средней руки купцу…
«И мы бы ютились с Валеркой в какой-нибудь двушке на окраине… Зато у нас, быть может, были бы дети… Хватит рефлексировать! – оборвала она себя. – Жизнь не имеет сослагательного наклонения!»
И для того чтобы поразить Валерку и поставить на место с его тремястами долларами за день, Лиля пригласила старого друга в свой особняк, на уик-энд.
– А твой супруг? – напрягся он.
– Не волнуйся, – усмехнулась она, – он в Европе, вернется только на будущей неделе.
Валерка явился вечером в пятницу – на той же машине, в том же костюмчике. Притащил бутылку «мартеля» и бутылку «бордо», арбуз, пирожные.
Лиля повела его осматривать дом и участок: «Моя спальня… А здесь – спальня Володи, а это тренажерный зал, здесь – сауна… Тут – Володькин кабинет, а здесь моя монтажная, я иногда работаю дома… Просмотровый зал, музыкальная комната, бильярдная…» Они вышли на тщательно выстриженный участок с высоченными соснами и фонарями, зажегшимися при их появлении. «Вот бассейн, можешь искупаться с дороги, а здесь домик для прислуги, там живут помощница по дому и садовник…»
– А где они? – нервно спросил Валерка.
– Не бойся, – расхохоталась она, – они нас не застукают, я их отпустила…
Разумеется, Лиля ничего не сказала о слежке, которую за ней установил супруг. Наверно, и сейчас их снимает длиннофокусным объективом детектив-папарацци: вон тот недостроенный дом – самая удобная позиция, весь ее участок как на ладони…
Валерка не казался подавленным величием ее владений. Небрежно спросил:
– Такой дом, наверно, миллион баксов стоит? Лиля ответила по-деловому:
– Сейчас, я думаю, миллиона полтора.
– Значит, твой супруг – олигарх?
– Нет, на олигарха он не тянет. Да и в политику не лезет, и никогда не лез.
– Стало быть, он простой миллионер?
– Что есть, то есть, – со вздохом ответствовала она. – Но и я, знаешь ли, человек не последний…
Но я тебя заболтала. Пойдем перекусим. А потом ты будешь жарить шашлык. Я помню, какой вкусный шашлык ты готовил – тогда, на майские, когда мы на байдарках ходили…
До шашлыка, впрочем, в тот вечер дело не дошло. Лиля накрыла «перекус» на веранде на открытом воздухе. Стоял теплый день конца лета. Мягкое вечернее освещение скрадывало невыгодные детали: моршинки, седину на его висках, синячки под глазами.
Для того чтобы расслабиться, Лиля усердно пила коньяк. Непьющему Валерке хватило двух бокалов шабли из ее винного погреба, чтобы стать раскованным. Он начал балагурить и смешить ее, фонтанировал шутками и анекдотами – совсем как во времена их молодости.
Скоро спустился вечер, сумрак расползся по саду, а со стороны Москва-реки приблизилась туча. Без предупреждения начался дождь, а потом загрохотало. Вскоре ливень припустил как из ведра, и молнии из тучи стали бить в поле неподалеку, с каждым новым ударом придвигаясь к коттеджному поселку – словно невидимый корректировщик направлял небесный огонь все ближе и ближе к людям.
– Пойдем купаться, – вздрогнув после очередного раската, сказала она.
– В дождь нельзя, – нахмурился Валерий. – Молнии любят бить в воду. Это я тебе как электротехник точно говорю.
– У меня бассейн под крышей – забыл?
– Я не захватил свой купальный костюм, миледи.
– В частных бассейнах купаются голыми, дурачок.
…Бассейн освещался мерными вспышками атмосферного электричества. Дождь непрерывно колотил по пластиковой крыше, укрывавшей искусственный водоем. От этого звука было совсем не страшно, а очень уютно.
Лиля скинула с себя одежду. В мертвенных всполохах молний, следующих один за другим, она выглядела совсем такой же, что и двадцать с лишним лет назад. Точеная фигурка, широкие бедра, торчащая грудь. Совсем как в то лето, когда они купались ночью вдвоем – в бухте Золотой Рог, в Енисее, в Цемесской бухте…
Она прыгнула и рыбкой неслышно вошла в воду. Валерий поспешно разделся и прыгнул вслед за ней…
И были давно забытые прикосновения – словно совсем новые – и ласки, и его мощное проникновение, на которое она отозвалась гораздо жарче, чем много лет назад…
Потом они завернулись в полотенца и неслись, словно дети, босиком под ливнем – по саду сквозь грохот и вспышки…
Под утро она спросила его о жене. Валерий нахмурился.
– Не хочу о ней говорить. Настоящая хабалка. Мы давно не живем вместе.
– Где ты ее нашел?
– Ты ее прекрасно знаешь.
– Да? Кто такая?
– Оля, помнишь? Та, что играла в «Бане» машинистку Ундертон.
– О, конечно, помню! Значит, она в конце концов добилась своего. Получила свой приз – тебя.
– Да, получила. После того, как ты меня бросила.
– А когда вы с ней поженились?
– Вскоре после вас. В апреле восемьдесят первого.
***
…Тогда, зимой восемьдесят первого, Оля словно почувствовала – а, может, и впрямь ощутила, что у Валерки с Лилей разладилось. Стала атаковать его со своими салатиками, пирожками, шанежками. Наезжала к нему в общагу со стряпней, взяла моду стирать ему и гладить – чем еще, кроме псевдоматеринской заботы, можно очаровать одинокого молодого холостяка, оторванного от дома? Но он держался и не давал ей никакого повода – пока была надежда вернуть Лилю. А потом, вскоре после концерта в Кремле, после той февральской ночи, Оля оказалась в его постели. С его стороны не было любви – одно влечение. И еще – дикое желание хоть чем-то досадить Лиле. А вскоре Ольга сказала: «Я беременна…»
Ее родители прописали зятя на своей столичной жилплощади, и даже купили молодым кооператив.
Родилась дочка.
Валера устроился на работу в Москве. Наладочная организация была хороша тем, что отправляла своих инженеров в командировки далеко и надолго: на три-четыре месяца на гидростанции на Волге, Ингури, Ангаре. Было много денег, и еще – возможность не видеть супругу, и жить вдали от дома по-студенчески разгульно. Правда, приходилось много работать, а также читать специальную литературу – наверстывать упущенное за годы учебы. О театре даже не вспоминалось…
А потом, когда начались в стране перемены и по программе «Взгляд» показали Артема Тарасова, заплатившего партийные взносы с миллиона рублей, Оля начала чудить. Ей хронически не хватало денег, и она устраивала Валерке за его жалкие инженерские триста рублей скандалы и бойкоты. Тем более что вскоре – время неслось вскачь – на деньги, что он зарабатывал в своей пусконаладке, нельзя было не только семью прокормить, но и в одиночку выжить.
И Валерка оставил инженерный труд и бросился зарабатывать – тем паче богатство тогда, в начале 90-х, казалось таким близким, реальным, для всех доступным – только руку протяни. Чем он только не занимался!.. Как коммивояжер колесил по стране, впаривая руководителям крупных заводов компьютерные программы… Организовал вырубку и последующую продажу новогодних елок… Торговал в Лужниках кроссовками… Строил дома для первых миллионеров… Продавал наклейки с прикольными автомобильными надписями…
Иногда удавалось разжиться деньгами, чтобы на время заткнуть супруге рот. Случалось, он уходил глубоко в минус, и тогда ее вопли становились нестерпимыми… И, наконец, ему надоело («Как же долго он терпел!» – подумала Лиля). Дочка выросла, Валерка определил ее в институт и ушел из семьи куда глаза глядят, оставив квартиру ненасытной супружнице.
Сам он наконец вернулся работать туда, откуда начинал: в пусконаладочную организацию. Самое интересное, что его коллеги – те, кто перетерпел и высидел там все лихие годы, никуда не дергаясь, теперь оказались в шоколаде – имели и акции, и работу, и долю в прибылях. Переключились только на проектирование электроснабжения для коттеджей богатеев… А Валерка опять пришел в контору как начинающий, с чистого листа, и получать стал немного – потому и дежурства на парковке, сутки через трое, не бросал… Копил для них отгулы и выходные…
За всей пролетевшей суматохой жизни был отодвинут и забыт театр, сцена, инсценировки… Актерство казалось таким далеким и невзаправдашним, словно и не было его вовсе…
«Но вот теперь!..» – с воодушевлением восклицал Валерка, и странновато было слышать в устах немолодого мужчины столь вдохновенное «вот теперь!»…
Под мерный стук дождя по подоконнику они заснули в громадной и уютной спальне ее особняка…
***
…Разговор с чекистами затянулся.
В собственный кабинет уже осторожно заглядывал зав. реанимационным отделением – но увидев фээсбэшников за работой, сделал всепонимающее лицо и скрылся за дверью. Много раз звонили телефоны, местный и городской, но офицеры не обращали на них внимания, даже ухом не вели.
– Почему вы хотели подставить Валерия Беклемишева? – вдруг резко спросила Варвара – длинная коса.
Лиля оторопела. Редко кому удавалось сбить ее с тона, вывести из равновесия. А тут двадцатипятилетней девчушке удалось.
– Я? Валеру? Подставить? – ошеломленно спросила Лиля.
– Вы знали, что за вами следят – по поручению вашего мужа. Значит, вы специально подставляли Валеру, чтобы его убил ваш муж, – безапелляционно заявила старший лейтенант Кононова.
– О чем вы говорите?! Я даже в мыслях такого не держала!
Лиля не заметила сама, как начала оправдываться.
– Тогда с какой целью вы стали встречаться с Валерием?
– Позвольте – это мое личное дело.
– Далеко не только ваше. Особенно, если учесть результаты этих ваших свиданий с Беклемишевым. Вы забыли, к чему привел ваш с ним роман? Беклемишев после мужского разговора с вашим супругом находится в тяжелейшем состоянии здесь, в больнице, а ваш благоверный и вовсе исчез…
– Варя, перестаньте, – поморщился подполковник Петренко.
Он, с самого начала допроса выбравший для себя маску доброго следователя, продолжал выдерживать свою роль. Петренко обратился, игнорируя Лилю, исключительно к тяжеловесной девушке с косой.
– Все равно, товарищ старший лейтенант, мы с вами никогда не сможем доказать наличие преступного умысла со стороны госпожи Велемирской. Да нам совсем и не нужно этого!.. Наша главная задача – разыскать супруга уважаемой Лилии Станиславовны. Вот зачем, дорогая Варя, мы здесь, и вот почему мы разговариваем сейчас с гражданкой Велемирской. Давайте не забывать об этом.
– А вы, – мягчайшим тоном обратился он к Лиле, – не могли бы подробнее рассказать нам о вашем муже? Чем он занимался, чем увлекался, с кем дружил? Где любил бывать, куда ездил чаще всего?
– Вы хотите, – презрительно усмехнулась она, – чтобы я помогла вам арестовать его?
Да что вы, дорогая Лилия Станиславовна, ни в коем случае! – сделал успокаивающий жест подполковник. – Мы просто хотим помочь вам найти его. Тем более что, согласитесь, он исчез при более чем странных обстоятельствах. А арестовать – за что? В действиях вашего супруга мы не усматриваем состава преступления. Я думаю, мы можем раскрыть вам небольшую тайну следствия… Так вот, судебный медик осмотрел раны Валерия Беклемишева. Он же успел осмотреть вашего мужа – до его исчезновения. Вывод эксперта однозначен: исходя из расположения входного – выходного отверстий, и ваш муж, и Валерий стреляли в себя сами!..
Лицо Лилии исказила страдальческая гримаса.
– Что ж они там – в русскую рулетку играли? – пробормотала она.
– Возможно, дорогая Лилия Станиславовна, все возможно… А вашего супруга мы даже за незаконное хранение оружия не можем привлечь – пистолет, из которого производились выстрелы, был зарегистрирован, на него имелось разрешение… Да и не хотим мы вашего супруга ни за что привлекать! Нам бы понять: почему и каким образом он исчез? И где находится в настоящий момент?.. И я очень надеюсь, что вы нам поможете в разрешении данной загадки. Итак?..
Петренко не сказал Лиле главного: по однозначному заключению врачей – всех, опрошенных сотрудниками комиссии, – Владимир Дроздецкий, исходя из характера и тяжести полученных им ран, не мог не только самостоятельно скрыться из больницы, но даже встать с кровати.
А самое удивительное и загадочное – одновременно с физическим исчезновением Дроздецкого пропали все материальные свидетельства существования этого гражданина. В результате негласного обыска в особняке, где проживали Дроздецкий и Велемирская, не удалось обнаружить ни единого документа, удостоверяющего личность пропавшего: ни паспорта, ни прав, ни воинского билета, дипломов и прочего. Это подтверждало картину спланированного бегства: муж Лили, желая начать жизнь с чистого листа, захватил все документы с собой. Но и здесь имелись несуразности: ведь ни в доме, ни в городской квартире не удалось отыскать ни единого документального доказательства жития Владимира Дроздецкого, ни клочка бумаги, написанного его рукой.
А самое главное и непонятное – его имя исчезло изо всех баз данных, по которым оно должно было проходить. Словно переписанной начисто оказалась форма о прописке в ДЭЗе. Лилия Станиславовна Велемирская в ней значилась, а Владимир Васильевич Дроздецкий – нет. Пропала его учетная карточка в райвоенкомате. Словно и не бывало истории болезни в поликлинике. Записи о том, что ему выдавались права – равно как о том, что ему принадлежат несколько машин – канули куда-то из архивов ГИБДД. Не значилось подобного товарища в картотеках телефонной сети, а также в числе пользователей мобильной связи…
По наводке комиссии налоговая полиция провела обыски в фирмах, принадлежащих беглецу. Однако, к огромному удивлению налоговиков, в них не удалось обнаружить ни единого документа, подписанного Дроздецким – ни в бумажном, ни в электронном виде. Странным образом исчезли все фотографии, на которых был запечатлен законный супруг Лилии Велемирской…
В то же время весь личный состав оперативного отдела комиссии денно и нощно пытался отыскать хоть какие-то следы пребывания Дроздецкого в России – и никак не мог найти. Имелась слабая надежда, что исчезновение Дроздецкого вместе со всеми документами – грандиозная, масштабнейшая афера. Но сразу возникал вопрос: кто это сделал? – и исполнителей, из числа подчиненных, близких и знакомых Владимира не находилось. Не было ответа и на второй вопрос: а кому нужна, кому выгодна столь глобальная зачистка?..
И жена (или вдова?) исчезнувшего, очевидно, ни при чем: потчует оперативников какими-то историями о древней неразделенной любви…
***
– А у вас с Вовкой детей ведь нету? – спросил Валерка утром в ее особняке, когда они пили кофе.
Спросил с неким чувством превосходства – должен же он хоть в чем-то превзойти своего заклятого друга.
– Как видишь, нет, – сухо отвечала Лиля.
– Почему?
– Так получилось, – пожала она плечами.
Не рассказывать же ему, что сперва Володька не хотел – все говорил, что надо состояться, встать на ноги… А потом у них много лет не получалось, а после, когда можно было бы или подлечиться, или усыновить, начались его фортели с бесконечными девицами, и уже не хотела она… Ах, когда бы они оставили того мальчика в 94-м – может, и жизнь ее сложилась совсем по-другому, и наполнилась смыслом, и не пришлось бы искать забвения в круглосуточной работе или в объятиях любовников…
Тем утром она выгнала Валерку, хотя он был расположен остаться. И на прощание жестко сказала:
– Я не думаю, что у наших отношений есть перспектива.
А вечером она, чего обычно не делала, включила телевизор, когда шел «Миллионер». Показывали вторую Валеркину игру – ту, где он сорвал банк. Она с удовольствием смотрела на своего нового-старого возлюбленного: как он выходит, чуть не под ручку с Мальковым, уверенно садится, слушает свой вопрос на миллион… «Что такое мандибула?» По его реакции очевидно, что он не знает ответа… И вдруг… Или ей почудилось… В какой-то момент, когда ведущий пытался разговорить Беклемишева, среди зрителей в зале кто-то едва слышно кашлянул. Два раза.
Два.
Вариант «бэ».
Лоб Лили мгновенно покрылся испариной.
Она вскочила и немедленно бросилась в домашнюю монтажную. Здесь хранился ее архив: все передачи, созданные под ее руководством – старая часть архива записана на кассетах, новая на «ди-ви-ди».
Лиля достала с полки диск с сегодняшней программой. Вставила его в компьютер. Отыскала нужное место.
Повтор. Поехали!
Да, она не ошиблась.
В какой-то момент разговора игрока с Мальковым в зале кашлянули. Два раза. И, как ни пытался скрыть свою реакцию Валерий, его лицо на долю секунды озарилось. Он уловил сигнал, посланный кем-то из зала. Ему подсказали – и он понял, как надо отвечать.
Но как же они просмотрели это!.. И во время записи, и позже, на монтаже… Проглядели все: и редактор, и режиссер, и главный оператор, и она сама!.. Валерка их всех обвел вокруг пальца!..
Да и немудрено: кашель-то прозвучал неслышный. Осторожный. Девичий…
Лиля откинулась в своем роскошном кожаном кресле.
Теперь ей все стало понятно.
И почему Валеркина дочка не захотела занимать роскошные места для болельщиков в первом ряду, под постоянным прицелом телекамер, а предпочла затаиться в неосвещаемом зале.
Она, его дочка, студентка-медичка, знала, конечно же, ответ на «миллионный» вопрос – как знала его сама Лиля.
Итак, Валерка в соавторстве со своей дщерью провели ее.
Он сорвал банк далеко не честным образом. А ведь она, Лиля, думала, что он просто лох, которому впервые в жизни повезло…
Да, ситуация пренеприятная. Не дай Бог покашливание за кадром заметит руководство канала – заметит и инициирует расследование. Хватит того, что железная Лиля привела на программу своего знакомого, и тот выиграл миллион – весть об этом немедленно разлетелась по коридорам Останкина. А если выяснится, что Валерка взял куш нечестно, она в два счета может и своего поста лишиться…
«Сволочь! Как он провел меня!..»
Лилия Станиславовна грохнула кулачком по столу. Первой же ее мыслью было: немедля звонить Валерке, высказать ему все, что она о нем думает. Однако долгая карьера на телевидении приучила ее никогда не поступать согласно первому душевному порыву.
Нет, пожалуй, в данном случае целесообразнее сделать вид, что она ничего не заметила. Попытаться спустить дело на тормозах.
Годы жизни с Володькой приучили ее, что грех, никем не замеченный, – грех, о котором никто не говорит, – вроде бы и не существует…
Машинально Лиля продолжала смотреть запись.
Очень странно, но когда Валерка выиграл и торжествовал победу, своими ухватками, своими жестами и даже выражением лица он отчего-то до чрезвычайности показался ей похожим на мужа – Владимира Дрозде цкого…