Данилов
Мы валялись с Варей в кровати и лениво разговаривали. И она была моей. Нет лучше момента, чтобы понять, что девушка принадлежит тебе, и возгордиться этим, и возрадоваться – чем лениво и доверчиво болтать с ней обо всем в постели. Вранье, что эти моменты любят только девушки, а мужики – фу, неотесанные мужланы! – сразу после того, как получат свое, засыпают. Настоящие мужчины не засыпают. Я, во всяком случае, не засыпаю.
– А ты знаешь, что, по утверждению Нетребина, – словно бы между делом спросила Варя, – ты – вымирающий тип?
Я вскинулся.
– Нетребина? Какого Нетребина? – Я вылупился на нее.
– Отца человека, которого убили на бульваре, – терпеливо молвила она. – Нетребина Юрия Степановича. Юрий Степанович был ученым, изучал в том числе экстрасенсорные практики. И один из постулатов его диссертации – до сих пор, между прочим, не рассекреченной – заключается в том, что сверхчувственное восприятие раньше было свойственно всем людям, а потом потихоньку, в ходе эволюции, отмерло как лишнее, мешающее.
– Ничего себе мешающее! – воскликнул я. – Столько преимуществ! Знать, когда и откуда на тебя враги нападут.
– Я думаю, твоим предкам с третьим глазом девчонки в шкурах просто не давали. Слишком много вы о нас знаете. Страшно.
– И тебе со мной страшно? – Я накрыл ее сверху рукой.
– Еще как, – пропищала Варя.
А потом, после новой порции ласк и возни, сперва шутливой, а после вовсе нешутейной, я спросил Варю, а что она вообще знает о Нетребине. И она мне рассказала. И о двоюродном его дедушке Артеме Ивановиче, казненном в сороковом. И о его брате Степане Ивановиче, создателе препарата «икс», умершем в шестьдесят четвертом. И о сыне Юрии Степановиче, руководителе лаборатории, сгинувшем под снежной лавиной в восемьдесят восьмом.
Кое-что об этом я уже знал от вдовы Михаила Юрьевича, но признаваться в этом Кононовой не стал.
– Ты, Варя, – с улыбочкой сказал я, – прям специалистом стала по Нетребиным. Настоящий нетребовед в штатском. Точнее, в данный момент, без ничего. – Я погладил ее по груди.
– Руки прочь! – воскликнула она. – А то вымрешь, как мамонт!
– Вот я и спрашиваю, – откинулся я на подушки, – зачем тебе эта семейка?
– А как ты думаешь, отчего я вообще заинтересовалась этим делом?
– Как я понимаю, рабочая версия, которой я придерживался и которая льстит моему самолюбию, больше не катит?
– Какая версия?
– Что ты помогаешь мне просто потому, что я расследую это дело. Из личной симпатии и чтобы сделать мне приятное.
– Ну, разумеется, и поэтому тоже, мой дорогой, – пропела девушка. – Но началось все, должна тебе признаться, с другого.
Она сделала паузу, потому что ждала моего вопроса, и я подыграл – послушно переспросил:
– С чего же, моя дорогая?
– Согласись: для того чтобы быть эффективными, мы не должны ничего забывать.
– Как я понимаю, – я усмехнулся, – под местоимением «мы» ты в данном контексте имеешь в виду совсем не нас с тобой.
– Нет. Организацию, где я служу.
– Я так и понял.
– Вот и Нетребин Юрий Степанович, – продолжила она, – как бывший секретоноситель и лицо, которое подозревалось в убийстве и незаконном пересечении государственной границы, навсегда попало в наши файлы. И когда лет десять назад поступил сигнал, что его, дескать, видели за границей, наши люди провели там негласное расследование. И установили, что бывший товарищ Нетребин действительно жив и под именем герра Шмидта проживает в германском городе Регенсбурге.
– Что ж вы его не замочили, как иуду Троцкого? – хмыкнул я.
Варя никогда не принимала моего шутейного тона по поводу своей организации, потому промолвила серьезно:
– Такие методы у нас давным-давно не практикуют.
Насчет «давным-давно» я готов был поспорить, но конфронтация с ней в данный момент не входила в мои планы, и потому я произнес:
– Ну, тогда вы могли бы добиться его официальной выдачи.
– Непонятно, что ему инкриминировать, – пожала плечами Варя. – То ли убил он Дороховых, то ли нет. А что еще? Незаконное пересечение государственной границы? Мелковато. Однако фамилии Нетребин и Герхард Шмидт в НАШЕЙ поисковой системе остались, – она выделила тоном это внушительное «нашей», и я вдруг понял, что если я к кому Варю и ревную, так это к ее конторе.
– Ну да, ну да, – покивал я юмористически. – Помнить все про всех, но ничего не предпринимать. До тех пор, во всяком случае, пока человек не станет угрожать вашему спокойствию.
Варя только фыркнула в ответ на мою политически незрелую реплику и продолжила:
– А неделю назад наш поисковик обнаружил упоминание фамилии Нетребина, на этот раз Михаила Юрьевича, в сводках московского ГУВД, а затем в средствах массовой информации как убитого. Вот почему я фамилией и этим делом заинтересовалась. А заодно и тобой, – докончила она с улыбкой.
– Не ври, Кононова, я тебя интересовал сам по себе.
– Ну, конечно, мой милый, ты для меня страшно ценен.
А потом, без паузы и прежним тоном, она вдруг сказала, словно между делом:
– А ты знаешь, что Нетребин-старший приезжает в Москву?
Я вскинулся:
– Что?! Откуда ты знаешь?
– Он недавно запросил в нашем консульстве в Мюнхене срочную визу. И купил билет на рейс Аэрофлота из Мюнхена в Москву.
Я подпрыгнул:
– На когда?
– Нетребин, очевидно, прибывает на похороны сына, Михаила Юрьевича. Потому что прилетает за день до них, двадцать пятого мая, в половине шестого вечера.
– И что ВЫ – ваша организация, контора, орден меченосцев – собираетесь с ним делать?
Я был как язычник, который не произносит всуе имя главного бога. Или как больной, что избегает самого слова «рак». Я даже не выговаривал имени конторы, заменяя его эвфемизмами.
– А что МЫ можем? И что МЫ должны?
– Ты у меня спрашиваешь совета? – улыбнулся я. – Или это риторические вопросы?
– Риторические. И ответы на него следующие: мое подразделение ничего предпринимать не будет. Однако у нас в организации имеются и другие службы, которые мне лично, как ты понимаешь, могут не докладываться.
– А если я, допустим, встречу гражданина Нетребина? Например, прямо в аэропорту? И попробую поговорить с ним?
– Знаешь, Данилов, ни я, ни кто другой не можем запретить тебе встречаться с кем бы то ни было, и говорить о чем угодно. Другой вопрос: зачем?
– Не знаю, – чистосердечно ответствовал я, – но я почему-то хочу это сделать.
Вот так и случилось, что я встречал Юрия Степановича Нетребина в аэропорту Шереметьево, терминал Д 25 мая в половине шестого вечера на рейсе Аэрофлота из Мюнхена.
Но, как оказалось, встречал не один.