Лист тринадцатый. А в это время…
Огромный хлев на ферме отца доктора Палиндрома. Вдоль стен — стойла с лошадьми и прочим скотом, свинарник, над стойлами — курятник. По полу рассыпаны опилки и клочья сена. Утренние лучи косо падают сквозь щели в стенах, немного света проникает через распахнутую дверь. В дальнем конце сарая полутемно. Поэтому того, кто роет там яму, разглядеть трудно. Просто человек с лопатой. Ну, может, голова немного великовата. Работает он быстро, время от времени останавливаясь, чтобы утереть слезы. Рядом с ним лежит нечто, завернутое в белую ткань. И, судя по тому, что с одной стороны из свертка торчат ботинки, — это вполне может оказаться труп.
Когда отец не принес ему завтрак, он забеспокоился было, но так бывало и раньше — мало ли какие неотложные дела могут быть с утра на ферме. А кроме того, могли заявиться чужие. Какая-нибудь инспекция или еще кто. Именно на этот случай они давно договорились, что он не будет выходить из своего убежища, пока отец не придет пожелать ему доброго утра. Но время шло, а отца все было. Тогда он осторожно, замирая на каждом шагу и прислушиваясь, выбрался наверх. В амбаре все было как обычно, только вот скотина тоже была не кормлена. И это было совсем странно.
Он нашел отца в доме. Старик лежал под столом, глаза его были закрыты, и можно было решить, что он просто спит. Он пытался разбудить его. Долго звал и тряс за плечи. Потом он понял, что с человеком, который заменил ему отца, случилось непоправимое. В прошлом году то же самое произошло с дворовым псом Рексом. Рексу было уже много лет, последний год он уже почти ничего не слышал и подволакивал заднюю лапу, а однажды утром он нашел Рекса спящим под крыльцом, и так и не смог разбудить. Отец тогда сказал, что Рекс умер и его надо похоронить. Они завернули верного пса в старую простыню и закопали под старым кленом, что рос у амбара.
Он взял самую лучшую скатерть, белую и с вышивкой, завернул отца, который уже не был отцом, а был холодным, твердым и очень тяжелым предметом, и отнес его в сарай. Пол в хлеву был земляной. Он побоялся копать снаружи — среди бела дня его могли увидеть. А никто не должен был его видеть. Он копал и копал, стараясь не думать о том, что ждет его самого. Потому что человек, заменивший ему отца, был единственным, кому он — неправильный, не такой, как все, уродливый, вызывающий отвращение одним своим видом — был нужен.
Птицы в курятнике устроили переполох, но ему было не до них.
