Федеральная трасса И-10 Дадли, Арканзас
Застарелое кострище, сразу поняла Скалли, когда они, выйдя из оставленной на обочине машины, пересекли широкое кочковатое поле и подошли к границе зеленого, живого, — и черного, мертвого. Пепел и зола уже слежались и не пачкали воздух, даже когда Молдер сделал еще шаг, вступив в черную зону. Застарелое кострище — и не более того. Какая нам разница, кому и зачем понадобился в поле не просто костер, а болыно-ой костер? У нас, слава Богу, демократия. Какой костер тебе понадобился, такой и жги. Если он не под домом соседа.
Молдер ковырялся в земле носком своего полуботинка.
— Смотри-ка, — сказал он. И ногой подбросил поближе к Скалли вывороченную из горелой земли и пепельного праха потемневшую, погнутую вилку.
— Пришельцы ужинали, — предположила Скалли.
— Мясом заблудших автомобилистов, — подтвердил Молдер.
«Хорошо, что Молдер не фанатик», — подумала Скалли, рассеянно оглядываясь. От проселочной дороги, окаймлявшей поле, размытый тряским маревом прокаленного воздуха, в их сторону неторопливо двигался какой-то человек. А совсем неподалеку из земли, из обычной, вспаханной, не обугленной земли торчало что-то… невразумительное. Вбитая в землю разлапистая коряга? Корень дерева, перевернутый раскоряченными жилами к небу?
— Что это, Молдер? — спросила Скалли. Молдер непонимающе обернулся, потом проследил ее взгляд. Сделал несколько шагов по пепелищу и подошел к коряге ближе. Присмотрелся, потом зачем-то коснулся ее ладонью.
— Это ведьмин костыль, — сказал он, возвращаясь к Скалли. Человек подходил все ближе — высокий, широкоплечий, с открытым, сильным лицом не слишком умного, но оттого тем более добропорядочного и честного гражданина Соединенных Штатов Америки. — Интересно… — пробормотал Молдер. — Давненько я их не видел. По старому поверью, вбив такую штуку в землю, можно отогнать злых духов. Каких же духов тут отгоняют, хотел бы я знать, и кто? — он говорил вполголоса, потому что человек был уже совсем близко и, видя, что оба агента смотрят на него, широко заулыбался. Теперь на его куртке вполне отчетливо была видна звезда шерифа. На лбу его проступали отчетливые капельки пота, они, как его звезда, отблескивали в ослепительном свете солнца.
— Привет, ребята! — громко сказал человек. — Я шериф Фэррис, я заметил вас от поворота. Чем могу помочь?
— Добрый день, — вежливо ответил Молдер, а Скалли только кивнула, — Мы из ФБР. Агент Молдер, — он показал значок, — агент Скалли, — чуть повел в сторону Скалли ладонью. Потом мужчины обменялись крепким рукопожатием. На какую-то долю мгновения Молдеру показалось, что это не только рукопожатие, но одновременно и небольшое соревнование: кто кому раздавит ладонь. Он мог бы поклясться, что начал соревнование не он. Но на вызов шерифа он ответил — и тог сразу, так и не сняв широкой белозубой улыбки, отработал задний ход. Может, все это получилось случайно. «Но, — подумал Молдер, — судя по крепости рукопожатия, драться с ним не рекомендуется. Возможно, именно это шериф Фэррис и вознамерился с первых же секунд знакомства довести до моего сведения? Только вот зачем? Ревнует? Это его земля, его вотчина, и столичных пришельцев он жаловать не намерен? Наверное, — вздохнул Молдер. — Столичных пришельцев никто не жалует. У всех — своя жизнь, свой уют, и пришельцы с федеральных высей, с их полномочиями, с их стремлением все приводить к единому знаменателю и обусловленной этим стремлением неизбежной глупостью, никому не нужны».
— Мы расследуем исчезновение Джорджа Кернса, — объяснил Молдер.
— О! — шериф даже рассмеялся. — Я был бы счастлив помочь вам, чем могу, но боюсь, все это впустую. Не уверен даже, что тут есть, что расследовать. Я сам занимался этим делом всю прошлую осень. Дохлый номер.
— Ну как же, шериф! — никак не в силах разделить оптимизм Фэрриса, возразила Скалли. — Ведь как ни посмотри, человек — пропал.
Солнце, поднимаясь все выше, палило теперь безо всякой пощады. Тени забились людям под ноги, словно ища защиты от сверкающих водопадов густого, тяжелого света.
Шериф пренебрежительно дернул плечом.
— Мы не нашли ни малейших следов чего-либо предосудительного. Моя бы воля — закрыл бы дело за отсутствием состава преступления. Тела ведь тоже так и не нашли. Хотите знать мое мнение?
— Безусловно, — ответил Молдер. — Еще как.
Скалли только кивнула.
Шериф почесал пальцем сбоку носа. Прищурился, глядя на кострище так, будто видел его впервые. Почему-то он не спешил сообщать свое мнение.
— Почему вы не упомянули в заявлении о пропаже человека без вести этот вот костыль? — спросил Молдер, поняв, что мнения может не дождаться.
Шериф опять почесал сбоку носа. Извлек из кармана брюк просторный носовой платок и вытер вспотевшее лицо.
— А при чем тут? — спросил он, пряча платок. — Где костыль, а где Кернс… Думаете, этот господин гулял по полям в окрестностях нашего городка? Он либо вынюхивал что-нибудь на фабрике, либо слонялся по кабакам, либо, уж извините, мэм, — Фэррис коротко и смущенно глянул в сторону Скалли, — за юбками бегал. Ему было не до красот природы… Большинство стариков, живущих вон там, на холмах, цепляются за свои суеверия. Что тут сделаешь? Борются за урожай, как умеют, — шериф еще раз ослепительно улыбнулся.
— А почему здесь так выжжена земля? — наконец вступила в разговор Скалли. Насколько она понимала Молдера, главным признаком появления огненных шаров (или вообще чего-нибудь экстраординарного) Молдер считал именно этот выжженный круг, на краю которого они сейчас все трое стояли.
Шериф сокрушенно мотнул головой.
— Что тут скажешь, — проговорил он. — Это — да, это я опять недосмотрел. Незаконное сжигание мусора. Я продолжаю штрафовать, они продолжают сжигать. Им дешевле потратиться на штраф, чем платить за транспортировку для утилизации в отведенные для этого законом места. Непорядок, конечно… Но такого везде хватает. Не нарушают законы только мертвецы, а тут — живые люди… — он в который уже раз показал зубы.
«Хорошая улыбка, — подумал Молдер, — открытая. Честная. Я так и думал, судя по рапортам, что здесь хороший шериф, — и тут он перехватил искоса брошенный на него короткий, насмешливый взгляд Скалли.
— Это единственное кострище в округе? — спросил Молдер. Он точно знал, что не единственное; с вертолета было замечено и сфотографировано два. Но ему было интересно, что ответит Фэррис.
— Нет, — слегка помрачнев, ответил Фэррис, — не единственное. Там, поодаль, я на днях видел еще одно.
Молдер облегченно вздохнул.
— Может быть, вы все же выскажете нам обещанное мнение! — спросил он.
— Конечно, выскажу, — решительно ответил шериф. Пожевал губами. — Надо знать этого человека… Кернса. У него все в жизни рушилось. На работе, дома… Он разругался со всеми. Его попытки развалить работу фабрик Чейко, по-моему, были безнадежны… и то, что он исчез, только доказывает это. С женой он не жил уже много лет, хотя продолжал то и дело наезжать в наш городок и останавливаться тут на месяц, на два, на три… Чтобы показать, как он поднялся там, в столице, пока мы тут копошимся в своем, мол, болоте… А на самом деле ни черта он не поднялся, я наводил справки — в департаменте его ни в грош не ставили, и победоносный скандал на наших фабриках был ему нужен, как воздух, это был его последний шанс. А скандала не получилось.
— Вы точно знаете, что не получилось? — спросил Молдер, который точно знал, что ситуация к моменту исчезновения Кернса так и оставалась неопределенной.
— Ну… почти точно. Да что говорить! Его жена ведь тут до сих пор живет, они так и не развелись… И он, представьте, у нее на глазах, на глазах у всего нашего городка…
— Что? — с интересом спросила Скалли.
Шериф смешался. Как всякий нормальный, сильный мужчина, готовый делом доказать все это любой женщине в любой момент, он терпеть не мог говорить о делах альковных в присутствии дам. Ничего нельзя называть своими именами. Для всего приходится подыскивать приличествующие, нейтральные формулировки. Отвратительное занятие. «Будь здесь лишь я, — подумал Молдер, — шериф бы громогласно хохотнул и сказал прямо: а вот то и вот это, так и так! А тут приходилось рулить, юлить…»
— Увлекался другими женщинами, — вырулил шериф.
— Понятно, — сказала Скалли.
— Я так понимаю, он плюнул на все и удрал с какой-нибудь… э… красоткой, — облегченно продолжал Фэррис, миновав самое опасное место своего мнения. — Хороший повод начать все сначала, если кругом ничего целого не осталось, все переколотил.
«Надо будет побеседовать с его женой», — подумали одновременно Скалли и Молдер.
— Это ваше мнение или это ваши домыслы? — спросил Молдер мягко. — Кто-нибудь в городке считает так же?
— Ну, честно говоря, я разницы не вижу, — насупился шериф. — А если вам нужно подтверждение моих слов, поговорите…. да хоть с его женой поговорите. Слухами земля полнится, честное слово. Вдруг жена что-нибудь да знает.
— Поговорим, — сказал Молдер. Оглядел в последний раз раскаленное, млеющее в струйчатом мареве поле; потом — иссохшее кострище. Взгляд его задержался на вилке. И взгляд шерифа задержался на вилке. И Молдер это почувствовал.
— Хотя, с другой стороны, я с ней уж несколько раз говорил, — пробормотал шериф Фэррис. — Не знает она ничего.
— Не знает так не знает, — решительно проговорила Скалли и первая шагнула к машине.
«Забавная была у них ситуация, — размышляла Скалли, пока их «таурус», как привязанный, хвост в хвост за «лендровером» Фэрриса летел среди просторных, тающих в полуденном сиянии полей. — Если все так, как он говорит. Муж, бросивший (или выставленный за дверь?) жену (женой?), гордо и самодовольно (против воли и опричь души выполняя распоряжение департамента?) возвращается через несколько лет карьерных скитаний по столичным краям в края родные. Кто тут активная сторона, кто потерпевший? Принято считать, что в таких делах, как бы фактически ни ткалась уродливая ткань жизни, виноват — всегда мужчина. Так уж повелось. Но, судя по дальнейшему (если прозрачные намеки шерифа верны), — действительно наш исчезнувший показал тут себя, и только самого себя, во всей красе. Интересно, жена тоже работает у Чейко? Надо уточнить, но, собственно, практически все занятое население Дадли занято именно на куриных угодьях этого могучего старика, одного из основных кормильцев страны. И вот бывший муж возвращается туда, где до сих пор прозябает его жена. Возвращается, неизмеримо выше ее статусом и жизненным опытом, и начинает военные действия, одним из побочных следствий которых наверняка окажется то, что и женщина, с которой не сложилась у него жизнь, кое-как зарабатывающая в одиночку себе на бензин для автомобиля, окажется вовсе без работы. А может, это для всех нас — побочное следствие? А он лишь для того и затеял все? Психика людская — топкие, вонючие джунгли, переплетенные тугими лианами комплексов. Особенно мужская психика. Ведь пока суд да дело, Кернс, опять-таки если верить шерифу, унижал бывшую подругу жизни всеми иными доступными способами… Жаль. У Кернса на фото такое хорошее лицо. Лицо настоящего американца. Он мне так понравился поначалу.
Да, но тогда… тогда его побег с какой-нибудь очередной красоткой кажется совершенно невероятным. Не укладывается в психологическую картинку. Кернс нипочем не оставил бы дело незавершенным. Исчезнуть вместо того, чтобы окончательно растоптать ту, с которой его связывала столь глубокая, многолетняя взаимная ненависть… Отказаться от триумфа накануне триумфа? Невозможно.
Возможно.
И даже вполне вероятно, более чем вероятно. В одном-единственном случае: если триумф сорвался. Грозил сорваться, и Кернс это уже знал, но не знал, кроме него, еще никто в городке.
Надо еще раз тщательнейшим образом оценить его рапорты, рекомендации и судебную перспективу процесса, который мог быть ими вызван. В сущности, решение будет именно тут: если процесс срывался, и игра Кернса оказывалась блефом, провалившимся блефом — значит, он сбежал и спрятался. Если выигрыш был у него в руках — значит… значит… значит, его, скорее всего, нет в живых. Обуреваемый жаждой мести жене маньяк, сам того, вероятно, не понимая, вызвал на поединок все местное производство, все доллары Чейко, все население городка, накрепко связанное с куриной индустрией. Такое не могло окончиться хорошо.»
Молдер вел машину и ни о чем не думал. Все, что до прилета сюда казалось ему загадочным или хотя бы двусмысленным, в первый же час расследования на месте получило самые прозаические, самые приземленные и, честно сказать, малосимпатичные объяснения.
Что чувствует пушка, когда ее ствол используют в качестве канализационной трубы?
…Нет, судя по тому, как выглядел и как был обставлен дом Дорис Кернс, она отнюдь не бедствовала. Ничего особенного, конечно, — но достаток ощущался во всем. Средний, нормальный, сытный американский достаток.
Столь же средней, похоже, была и сама Дорис. На таких не оглядываются в толпе. И вообще не оглядываются. Их просто не замечают. Конечно, ей давно уже перевалило за сорок, но она, похоже, относилась к тому типу женщин, которые очень мало меняются с возрастом — лишь помаленьку ссыхаются и блекнут. Окончательно блекнут. Не обменявшись ни словом, и Скалли, и Молдер одновременно решили для себя, что Дорис Кернс всегда была блеклой. Никакой.
«Такие, если их не задевать всерьез, бывают очень преданными», — подумал Молдер.
«Такие, если их задеть всерьез, бывают очень опасными», — подумала Скалли.
Шериф даже не присел — прислонившись плечом к косяку двери, он стоял чуть поодаль, на границе гостиной и прихожей, и подчеркнуто не принимал участия в беседе. Но Молдеру, может быть, после того странного рукопожатия, которым они с Фаррисом обменялись при первой встрече, все время казалось, что каким-то образом шериф все же участвует, только он не мог понять, каким образом и с какой целью. И он, и Скалли сидели к шерифу спиной, но Молдер и спиной ощущал, что шериф отнюдь не безучастен, отнюдь не скучает, в десятый раз по воле й прихоти заезжих профессионалов выслушивая лепет несчастной женщины, — нет. Он слушает внимательно и внимательно смотрит поверх голов обоих агентов прямо в лицо миссис Кернс. Это можно было понять по тому, как миссис Кернс время от времени чуть вскидывала взгляд.
Но говорила она очень спокойно, негромко, лишь чуть-чуть торопясь — но не так, как торопятся от волнения, от желания высказать наболевшее или, наоборот, поскорее покончить с травмирующим, неприятным разговором; так торопится хозяйка, боясь, что пирог подгорит в духовке.
— Он все всегда от меня скрывал. Всегда. Знаете, как это бывает? Не твоего ума дело, крошка… Ты все равно не поймешь, сладкая…
Не забивай себе голову, утеночек, займись лучше ужином… У него был ужасный характер.
— Но, может быть, он действительно не хотел надоедать вам своими мелкими повседневными проблемами? — спросила Скалли, — В конце концов, не так уж много мужей обсуждает с женами свои дела. И, насколько мне известно, это не случайно: именно тех, кто часто заводит такие разговоры, жены считают смертельно скучными занудами. Последствия подчас бывают самыми фатальными для многих браков, миссис Кернс.
— Мне нет дела до того, сколько жен и сколько мужей по всей стране что именно предпочитают, — несколько косноязычно но, в сущности, вполне понятно ответила миссис Кернс. — Меня интересовала лишь одна супружеская пара Америки: Джорджи и Дорри.
«Трудно с ней не согласиться», — подумал Молдер.
«Трудно с ней разговаривать», — подумала Скалли.
— Отношения в этой паре были не самыми радужными? — осторожно спросила она.
Губы Дорис чуть покривились.
— О, не надо бояться меня поранить неловким словом, — сказала она, — Все давно прошло. Да, я уже через несколько лет после свадьбы стала подозревать, что у мужа появились грешки. Но у меня никогда не хватало духу что-то с этим поделать. Сказать ему прямо… Теперь я думаю, что это к лучшему. Думаю, я избавилась от больших неприятностей, причем безо всяких усилий со своей стороны.
— Значит, вы полагаете, что ваш муж вас бросил и сбежал с какой-то женщиной?
Дорис бледно улыбнулась.
— Муж бросил меня давным-давно, — ответила она. — Примерно когда мне стукнуло сорок. Его отъезд из городка был просто формальностью. Отъезд… приезд… потом опять отъезд… Меня это уже не касалось.
«Так ли?», — с сомнением подумали Молдер и Скалли одновременно.
— Во время его последнего приезда вы с ним общались? — опять задала вопрос Скалли. Молдер отмалчивался. Впрочем, такой разговор с женщиной женщине лучше и вести. Молдера все время подмывало обернуться и посмотреть в лицо шерифу. Наконец он нашел предлог: зажужжала муха, пролетев почти у виска агента, и он, словно бы провожая ее взглядом, на миг развернулся на стуле. Шериф по-прежнему подпирал косяк, сложив руки на груди, и спокойно смотрел на мисс Кернс.
— О да, конечно, — как ни в чем не бывало ответила та. — Здесь его дом, и он жил здесь.
«О Господи», — подумал Молдер.
«Ни черта себе», — подумала Скалли.
— Но, разумеется, — продолжала миссис Кернс, — ни он, ни… ни я не делали попыток возобновить супружеские отношения. Я, разумеется, для него не готовила, оц питался отдельно. Пользовался своим кабинетом, спальней и туалетом. По утрам мы здоровались.
«Воссоединение семей», — саркастически подумала Скалли.
«Несчастные люди», — сочувственно подумал Молдер.
— Вы представляете, где и с кем он может жить сейчас?
— Не знаю и знать не хочу, — ответила Дорис Кернс чуть резче, чем следовало.
Молдер шумно втянул воздух носом и подал голос наконец. По первому же его вопросу Скалли решила, что мысли у них с напарником, как это обычно и бывало, идут параллельными путями.
— Он готовил свой доклад для департамента дома?
— Не знаю, — равнодушно ответила миссис Кернс.
— Но о существовании самого доклада, вообще о сущности инспекционной поездки мистера Кернса вы что-то знали? Окончательное заключение он должен был подать в департамент буквально через два-три дня. Это неопровержимо следует из его предварительных и промежуточных сообщений.
Миссис Кернс вздохнула чуть утомленно.
— Поймите, — терпеливо проговорила она. — Даже когда мы спали вместе, муж не говорил мне о своих делах ничего. Ничего. И уж тем более теперь, когда мы едва десятком слов перебрасывались за день. Вы никак не хотите этого понять.
— Но свои бумаги он хранил дома?
— Наверное, — пожала плечами Дорис.
— Сразу после исчезновения Кернса, — сказал шериф, и оба агента обернулись к нему, — мы с разрешения миссис Кернс тщательно осмотрели его кабинет. Ни бумаг, ни файлов в памяти компьютера… Словно бы он и не занимался нашей фабрикой несколько месяцев кряду.
— Странно, — проговорил Молдер, вновь поворачиваясь к миссис Кернс. В ее глазах светилось какое-то странное облегчение. Словно ей смертельно надоело отвечать на вопросы, а шериф ей хоть слегка, да помог, взяв течение беседы в свои руки. «Наверное, так оно и есть, — подумал Молдер, — разговор-то не из приятных».
— Да, — с готовностью согласился шериф. — Мы решили, что он перед бегством все уничтожил. На мой взгляд, это лишнее доказательство того, что все его обвинения были высосаны из пальца, а когда он понял, что это скоро поймут и в департаменте, он сжег и стер все материалы, чтобы их искусственность, вымученность не бросилась в глаза первому же следователю. И смотался подальше, чтоб не позориться.
Похоже на правду, подумала Скалли.
— Скажите, миссис Кернс, — спросила она, — ваш муж никогда не получал угрожающих писем? Не было странных звонков по телефону, попыток шантажа или давления? Что-то вы можете сказать по этому поводу?
— Конечно, — ответила миссис Кернс, — Все время трезвонили и, если подходила я, клали трубку. Я была уверена, что это его подружки хулиганят.
Молдер неожиданно поднялся.
— Благодарю вас, миссис Кернс, — сказал он и, покопавшись в бумажнике, протянул тоже вставшей женщине (в глазах ее снова светилось облечение) визитную карточку. — Вот наши телефоны. Если муж попытается связаться с вами, или как-то даст о себе знать, или вы что-либо узнаете о нем окольными путями, — позвоните мне или агенту Скалли. Или… — он запнулся, — или вы что-то сами вспомните. Тогда позвоните, пожалуйста, тоже.
Еще раз пожав плечами, миссис Кернс взяла карточку и сказала:
— Хорошо. Конечно. Только — вряд ли…