Федеральное шоссе 24, строительная площадка

— Здесь мы спрямляем трассу, — коротко вводил их в курс дела начальник смены. — Когда здесь прокладывали дороги, то ли не умели, то ли ленились заниматься оврагами… Теперь многое приходится делать заново. Надо позаботиться о людях. Люди ездят, спешат… Если бы не спешили, ходили бы пешком.

Давненько я не видел ни одного человека, который решился бы идти куда-либо пешком более четверти часа, подумал Молдер. У кого-то был такой рассказ, в детстве читал… Назывался «Пешеход». Кажется, Брэдбери. Человека, который любил по вечерам ходить один-одинешенек пешком, в конце концов арестовало ФБР. За антиамериканский образ мыслей. До чего же я тогда ненавидел этих агентов! И вот поди ты — как вильнула судьба, сам стал агентом ФБР. И ни минуты не жалел об этом.

А если бы поступило распоряжение арестовывать пешеходов?

Нет, никогда не поступит такого распоряжения. Мы же не тоталитарное, не полицейское государство. Если вам подозрительны пешеходы — гораздо надежнее и выгоднее создать условия, при которых никто сам не любит ходить пешком. Все свободны — просто никто не любит. А для моциона есть тренажерные залы. Кто по финансам своим не может себе позволить такой зал на дому — пользуются общественными, и ездят туда, естественно, на своих машинах. Ходить пешком медленно, глупо, нецелесообразно, не престижно. И все. И никаких арестов. Все эти аресты и прочие пытки, глубокомысленно заключил Молдер, — просто от бедности.

Он посмотрел внимательнее на начальника смены. Похоже, тот искренне переживал за людей, которым приходится ездить и спешить по непрямым, плохо построенным шоссе. Славный человек, на таких мир стоит.

Таким, наверное, некогда думать о праве животных не быть ручными.

А может, и нет.

— Вон он, Каэл Ланг, — сказал начальник смены. — Он, хоть и псих, но отличный парень. Добросовестный и честный. Ответственный. Вон, вон, бородач с бутылкой пива.

— Вижу, — сказала Скалли. — Благодарю вас, мистер Бэйкер.

— Рад быть полезным, — улыбнувшись, ответил тот и поспешил по своим делам.

Бильярдные шары, подумал Молдер, сталкиваясь, издают стук. Животные тоже издают какие-то звуки. Мы издаем приветливые фразы.

Агенты переглянулись.

— Я начну, — предложил Молдер.

Скалли пожала плечами, соглашаясь.

Бородач сидел на земле, привалившись спиной к замершему грейдеру. Бутылка пива в его руке была наполовину пустой. Уже поняв, что идут к нему, он поставил бутылку и на землю и настороженно следил за приближением двух фигур.

— Мистер Ланг, — сказал Молдер, подходя к нему вплотную. — Здравствуйте. Федеральный агент Молдер, федеральный агент Скалли. Мы хотели бы немного поговорить с вами.

Ланг нехотя поднялся.

— Слушаю вас.

— Нам сказали, вы руководите местной ячейкой организации В АО.

— Точно так. Секрета тут нет.

— Когда мы ехали сюда, то заметили на обочине шоссе труп слонихи Ганеши из зоопарка. Мы были буквально потрясены ее трагической смертью.

Ланг вытер губы ладонью.

— Содержание в зоопарке для животного тоже смерть, — ответил он. — Только значительно более медленная и мучительная. Судьбе Ганеши можно лишь позавидовать.

— В таком случае, жизнь вообще, в любых условиях — всего лишь медленная смерть, — парировал Молдер. — И, надо признать, порой весьма мучительная.

— Это демагогия, — безапелляционно заявил Ланг. В чем он увидел принципиальную разницу между тем, что сказал я, и тем, что сказал он сам — лучше, пожалуй не вдаваться, подумал Молдер. Но бородач будто услышал его мысли.

— Я объясню вам, в чем разница, — сказал он. — Естественным для слона является обитание на площади двадцать квадратных миль, а в зоопарке он заперт на площади полета на полета футов. Это все равно, что посадить вас в бочку из-под огурцов. Вам все равно, стареть ли вам и умирать в Соединенных Штатах — или в бочке из-под огурцов, стоящей где-нибудь в Соединенных Штатах?

В логичности ему не откажешь, подумал Молдер, невольно проникаясь к ответственному, добросовестному и честному — психу уважением.

— Мы выяснили, что за последнее время вас несколько раз привлекали к ответственности и даже арестовывали за похищение животных из зоопарков, цирков и подобных заведений. Вы и ваша организация упорно продолжаете эти противозаконные акции.

— В свое время те плантаторы южных штатов, которые на свой страх и риск освобождали чернокожих рабов, тоже подвергались не демократическим притеснениям. И, заметьте, притеснения были законными, а освобождение рабов — противозаконным.

Молдер глубоко вздохнул, сдерживаясь. Уважение к демагогу испарилось, сменившись раздражением. Демагоги всегда очень логичны. В переводе с греческого, вспомнил Молдер, демагог значит что-то вроде «водителя народных масс». В точку.

— Это вы освободили Ганеши? — прямо спросил он.

Ланг неторопливо нагнулся, поднял бутылку с пивом и, запрокинув голову, сделал изрядный глоток. Кадык замедленным поршнем продавился вверх-вниз под смуглой кожей его длинной, полускрытой бородой шеи.

Снова уставившись на Молдера, Ланг кривовато усмехнулся и сказал:

— В таком случае, я сразу оказался бы пособником убийства, не так ли?

— Это может быть квалифицировано всего лишь как неосторожные действия, приведшие к смерти постороннего лица, — сказала Скалли.

Ланг глотнул еще.

— Нет, — внезапно помрачнев, сказал он, — Ганеши освободили не мы. К сожалению. Если бы это сделали мы, она не погибла бы. Мы не пустили бы ее на шоссе.

— Но если бы ей захотелось идти по шоссе, вы, не пуская ее, ущемили бы ее права и ее свободу, — сказал Молдер серьезно.

— Вы издеваетесь, — спокойно проговорил Ланг. — У вас куцый и злой разум. Не обижайтесь, вы не виноваты… виновато воспитание. Нас всех так воспитывали. Поймите. Посягательство на свободу животных есть вызов всем идеалам нашего общества. Всему, во что мы верим. Конечно, большинство людей вообще ни во что не верит, только в доллары — но не о них я сейчас говорю. Мы заботимся о правах человека во всем мире, даже в Азии, даже в чертовой России, — а у себя под носом, в своей собственной стране, ведем себя, как рабовладельцы. Нельзя останавливаться. Когда-то мы дали свободу беглецам из Европы. Потом мы дали свободу афроамериканцам, для этого пришлось воевать. Потом мы освободили мир от фашизма. Для этого тоже пришлось воевать. Потом мы дали свободу косоварам, освободили их от кровавой деспотии сербов. И для этого, между прочим, тоже пришлось воевать. Процесс не может быть остановлен на полпути-. Он может либо идти вперед — либо катиться назад. Теперь нужно сделать последний шаг. Оставить положение с животными, как оно есть — это предательство Америки. Предательство всего того, на чем она создавалась и благодаря чему стала первой страной мира. Мы — бойцы передового отряда армии свободы.

Он отхлебнул пива. С сожалением посмотрел опустевшую бутылку на просвет и широким жестом отбросил ее, едва не попав Скалли в голову.

— Простите, мэм, я не хотел, — сказал Ланг.

— Неосторожные действия, приведшие к смерти постороннего лица, — меланхолично повторила Скалли свой диагноз.

Молдер едва сдержался, чтобы не звездануть водителя народных масс по башке.

— Мы хотели освободить Ганеши, — признался Ланг уже не столь патетично. — Но мы не успели. Это произошло помимо нас. Кто-то опередил нас, и это самое обидное. Но — мы хотели. Секрета тут нет.

Агенты молчали. Глаза Ланга мечтательно уставились вдаль.

— Слоны — невероятно духовные существа, — задумчиво сказал он. — Духовнее большинства людей. Они нежны и романтичны. Они, преданы друг другу. У них сложнейшие ритуалы поведения… Вы знаете, что они закапывают своих умерших? Хоронят… безо всяких гробовщиков, безо всяких похоронных бюро, без всех этих социальных костылей, которыми мы заменили искреннюю взаимопомощь… все — сами, по-родственному… Я думаю, у них есть свои легенды и священные сказания…

Он умолк. Скалли чуть встряхнула головой, чтобы отогнать дурман.

— Как вы думаете, от чего сбежала Ганеши?

Ланг снова оглядел их. Оглядел оценивающе, — словно прикидывал, достойны ли они того, чтобы он говорил при них о сокровенном.

— Идемте, — сказал он. — Я покажу вам, от чего убежала Ганеши.