Лексингтон-авеню, Фэйрфилд

Ни Джимми Чомбе, ни Альберто ничего не могли рассказать этой женщине, столь же красивой, сколь и ухоженной, столь же хладнокровной, сколь и энергичной. Настоящая американская женщина по имени агент Скалли. Язык не повернулся бы назвать ее просто женщиной Скалли. Профессиональной деловитостью от нее веяло так же ненавязчиво и нескончаемо, как и ее дорогими духами. Настоящая ПСВ, с неприязненной завистью думал Альберто. Конечно, в стране равных возможностей все равны, нет ни графов всяких, ни герцогов — зато есть, например, Первые Семьи Вирджинии. Даже если тебе повезет заработать сто миллионов зеленых, тебе никогда не натянуть на рожу той мины, которую потомки ПСВ носят на своих лицах с пеленок…

— Нет, мэм, — говорил он вслух, — Когда я подбежал к окну… мы одновременно подбежали… мы видели, что происходит, но совершенно непонятно было, из-за чего все это происходит.

Скалли, чуть прищурившись, смотрела ему в лицо и слушала. Славный мальчик, думала она. Недалекий и смышленый разом, как… как маленький лесной зверек.

Придумать все это ему явно было бы не под силу. Если он не видел — значит, не видел.

Она перевела взгляд на Джимми Чомбе.

У того от волнения сразу посерели щеки.

— Клянусь, мэм, — пробормотал он, облизнув губы, — мальчик говорит правду. Я тоже ничего не видел. Как только пол перестал трястись, мы сразу подбежали к окошку. Кровью Христовой клянусь, мэм…

—' Не надо так волноваться, — произнесла Скалли полагающуюся в таких ситуациях фразу. Но тон ее был таким затверженно-ледяным, что губы у Джимми немедленно затряслись, и он окончательно сбился с мысли.

— Ветер был сильный? — спросила Скалли, поняв, что продолжения фразы так и не дождется.

— Ветер? — удивленно переспросил Альберто. — При чем тут ветер?

— Как ты разговариваешь с дамой! — прошипел Джимми Чомбе и огрел его ладонью по затылку. А потом повернулся к Скалли снова, — Не было ветра, мэм. Не было никакого ветра. Ни малейшего.

— И вулкан не извергался, — вставил Альберто и сразу нырнул головой, спасаясь от второго возможного подзатыльника. Но Джимми Чомбе только поджал губы и посмотрел на него испепеляюще. Взгляд значил: вот уже я тебе!

Зверьки, думала Скалли. Симпатичные и немного нелепые зверьки. Что с них взять?

— Спасибо, — вежливо, как и полагается говорить со свидетелями, сказала она.

— Вы оказали следствию большую помощь, господа. Всего доброго.

Она повернулась и пошла мимо расплющенного «фольксвагена» к зданию страховой компании. Там уже кипела работа. Вставляли стекла. С костяным постукиванием сметали с пола стеклянное месиво.

Прямо сквозь окно из зала на улицу, навстречу Скалли, вышел Молдер.

— Ну, что? — спросила Скалли.

Молдер смахнул невидимую пылинку, осквернившую рукав его пальто где-то в наполненном ремонтно-строительной суетой зале.

— По нулям, — ответил он. — Твои уборщики говорят чистую правду. Мониторы охраны ничего не записали. То есть, они все записали. Они записали, как стекла ни с того ни с сего вдруг принялись сыпаться из рам. Ни с того ни с сего.

Скалли вздохнула. Она буквально всей кожей и всеми нервами чувствовала, что с минуты на минуту Молдер заговорит о гуманоидах. Например, что тарелка потеряла управление и врезалась в витрину. Но, поскольку было включено какое-нибудь там экранирующее поле… стасис какой-нибудь… то из-за стасиса тарелку было не видать. И не слыхать. И не пощупать. Но вот стекла она выбила. А потом тут же управление у нее наладилось, и она улетела.

А наши латиносы и афро убирай теперь за беспардонными гуманоидами, подтирай да подметай…

— Судя по тому, что рассказывали эти ребята, — проговорила Скалли, — это было похоже на внезапную звуковую волну.

Молдер смотрел на поставленную на-попа «тойоту». Скалли тоже на нее посмотрела. Потом они одновременно, не сговариваясь, перевели взгляд на другую машину, в десятке футов от этой — та сильно напоминала тряпку, которую отжали, но встряхнуть и расправить забыли.

— Нет, Скалли, — грустно сказал Молдер, — это не звуковая волна. Звуковая волна на такое не способна.

— А кто способен?

Молдер пожал плечами.

— Рабочий был убит в. полутораста футах отсюда через минуту после того, как в здании вылетели стекла. Убит, Скалли. Буквально раздавлен. Его позвоночник расплющился, словно горстка ракушек.

Он помолчал, задумчиво глядя куда-то в сторону. Сейчас, поняла Скалли. Вот сейчас.

— Понимаешь, нерешительно сказал Молдер, — отпечаток у него на груди похож на след слона.

Силы небесные, подумала Скалли. Федеральный агент Фокс Молдер, друг детей и животных.

— Ты очень впечатлительный, Молдер, — сказала она. — Тебе покоя не дает тот мертвый слон, которого мы видели на обочине по дороге сюда. Поверь, мне его тоже жалко. Глупейшая история… Работникам здешнего зоопарка надо руки оторвать за такую халатность.

— Рабочие на дороге, — упрямо продолжал Молдер, — как один, утверждают, что не видели ничего, и не слышали ничего, а потом раздался топот, земля затряслась, все полетело вверх тормашками и в воздухе сильно запахло животным.

— Молдер, — терпеливо проговорила Скалли. — Ты же сам сказал: не видели ничего. Кажется, у какого-то племени конголезских пигмеев есть поговорка: слона-то я и не приметил. Как могли рабочие не приметить слона? Я понимаю, они перепугались и разбежались, но… Его обязательно кто-нибудь увидел бы, даже на бегу.

— Если бы его кто-нибудь увидел, нас бы здесь не было, — ответил Молдер.

Они так и стояли возле искореженного автомобиля.

— Будь здесь рядом другая машина, — сказал Молдер, — мы решили бы, что здесь произошло просто-напросто столкновение. Кусочки металла, осколки стекла… Но машины стоят так, что очевидно: они не ударялись друг о друга. Возможно, это был торнадо, да, Скалли?

Скалли не могла понять, шутит он сейчас или говорит всерьез. Торнадо, аккуратно прошедший по главной улице городка, не сворачивая ни в один переулок…

— Но сейчас не сезон торнадо…

— Уборщики, — нехотя проговорила Скалли, — оба показали, что не ощущали ни малейшего движения воздуха, когда подбежали к выбитым окнам.

— Ну, вот видишь. Также вряд ли над городом прошла на небольшой высоте, например, черная дыра.

— Молдер, прекрати.

— Космические аномалии в это время года очень маловероятны, особенно если учесть, что в этом году не предвидится ни президентских выборов, ни губернаторских, ни выборов в конгресс…

— Я сказала, прекрати. Что ты так развеселился?

— Знаешь, Скалли, если бы мы могли устроить, скажем, тотализатор версий и гипотез, я поставил бы на невидимого слона.

Это что-то новенькое, подумала Скалли. Вслух она лишь проговорила:

— Да?

Молдер не успел ответить. С другой стороны улицы к ним поспешно шагал человек лет пятидесяти — грузный и серьезный, в джинсах, коричневой рубахе и куртке-безрукавке, расстегнутой словно специально для того, чтобы его свесившееся на ремень джинсов авторитетное, солидное пузо было всем сразу видно. Впрочем, человек не производил впечатление рыхлости. Рукава рубахи обтягивали такие мышцы, что дай Бог каждому.

— Агент Молдер? — крикнул он еще издалека.

Молдер чуть склонил голову.

— Слушаю вас.

Мужчина подошел к ним вплотную и остановился, протягивая руку.

— Добрый день. Я — Эд Митчем, представляю здешний зоопарк.

Они с Молдером обменялись рукопожатием. Рукопожатие оказалось вполне достойным обтянутых рубахой бицепсов.

— Это агент Скалли, мой напарник, — проговорил Молдер.

— Очень приятно, мэм, — сказал Митчем, тоже протягивая Скалли руку. Пожимая ее изящную узкую кисть, он явно, быть может, даже чуть демонстративно, постарался сделать это с максимальной бережностью.

— Рада вас видеть, Эд, — ответила Скалли. — Вы по поводу мертвого слона?

— Слонихи, — поправил Эд. — Это была слониха, двенадцатилетняя индийская самка. Звали ее Ганеши.

Попробовал бы кто-нибудь меня назвать тридцатипятилетней американской самкой, почему-то подумала Скалли. Ей сразу не понравился Эд Митчем.

— То есть это была слониха из вашего зоопарка?

— Да, мэм.

— Любопытно… Удалось выяснить, как слониха попала на шоссе? — спросил Молдер.

— Судя по всему, просто пришла.

— То есть как?

— Примерно за час до того, как дети нашли ее при смерти, ее встретил на шоссе Лесли Брюэр, шофер. Слониха спокойно шагала по шоссе по направлению от Фэйрфилда, и дело едва не кончилось столкновением. У Лесли до сих пор руки трясутся.

Отчего же умерла Ганеши? — спросила Скалли.

Митчем смущенно потер намечающуюся лысину.

— Судя по всему, от истощения и пережитого стресса, — сказал он не очень уверенно. — Знаете, мэм… как все сильные и уверенные в себе животные, слоны очень тяжело переживают насилие.

И ничем в этом не отличаются от людей, подумал Молдер.

— Стресс был вызван едва не случившейся катастрофой на шоссе? — спросила Скалли.

— Боюсь, что нет. Возможно, это послужило последней каплей, но… сам стресс произошел много раньше, за несколько часов до этого. Судя по повреждениям кожи, Ганеши от пережитого шока буйствовала некоторое время, а потом, когда силы иссякли, совершенно сникла. Будет вскрытие, конечно, но, похоже, умерла она от… извините, мэм… от инфаркта.

— Бедное животное, — проговорила Скалли, и тут до нее полностью дошел смысл сказанной фразы. А Молдер, судя по всему, сообразил сразу. Он задумчиво обвел взглядом остовы автомобилей, россыпи стекла на асфальте и задумчиво повторил:

— Буйствовала некоторое время…

О Господи, с испугом подумала Скалли. Очередное лыко в строку…

— Как же все-таки получилось, что она оказалась вне зоопарка? — спросил Молдер.

Митчем хмыкнул и опять потер лысину. Он совсем не казался удрученным — ни кавардаком, царившим вокруг, ни потерей дорогого экспоната.

— Тут загвоздка, — сказал он. — Когда я прибежал в зоопарк утром, я был уверен, что найду клетку Ганеши открытой. Не тут-то было! Все было в порядке. Заперто накрепко, как обычно.

— Любопытно… — повторил Молдер. — Есть у вас какие-либо соображения, Эд?

— Никаких идей.

— Как слониха убежала из закрытой клетки?

Митчем помолчал, явно готовясь сказать что-то для себя очень существенное, но почему-то не решаясь. Может, боялся показаться болтуном или, хуже того, клеветником.

— Решетка цела. Ни малейших следов взлома. Получается, что кто-то снаружи открыл клетку, а потом, когда Ганеши выскочила наружу, снова закрыл ее.

— Зачем? — резко спросил Молдер. Сколько раз Скалли доводилось видеть этот его мгновенный переход от мягкости, почти мягкотелости — к резкости и точности стального клинка; и все равно она не смогла привыкнуть. Ей хотелось бы, чтобы почаще случался этот переход. Стальной Молдер нравился ей больше.

Митчем пожал плечами.

— Никаких идей, — повторил он.

— Я читал когда-то о бунтах животных, — проговорил Молдер. — Слон, например, всегда слывший кротким и мирным, вдруг будто сходит с ума. Ломает изгороди вольеров, набрасывается на служителей… С Ганеши у вас не было подобных проблем?

— Слоны — очень сильные и волевые животные, агент Молдер. Иногда они становятся просто бешеными.

— Это надо понимать так, что проблемы были? — цепко спросил Фокс.

— Я всегда старался добиваться от наших подопечных полной покорности, — уклончиво ответил Митчем.

Полная покорность — как это отвратительно и жутко звучит, подумал Молдер. Сразу на ум приходит что-нибудь вроде фашизма. Или, например, коллективное самоубийство в Гайане. Но с животными, наверное, нельзя иначе. Билль о правах не распространяется на комаров.

К большому нашему счастью. Иначе законники просто замучили бы честных налогоплательщиков бесконечными штрафами.

Ему тут же привиделось судебное заседание «Штат Вирджиния против Фокса Молдера по делу об убийстве комара первой степени, совершенном с особой жестокостью…» Не приведи Господь, с содроганием подумал Молдер, чтобы какие-нибудь шизофреники, пытаясь оправдаться в собственных глазах за совершенные ими в отношении людей жестокости, преднамеренные и случайные, начали бы, например, кампанию за предоставление животным, например, избирательных прав. А ведь не исключено, что к этому идет. Всем нам хочется чувствовать себя очень добрыми, но при этом ни в коем случае не утратить своей личной независимости. Какая тут откроется великолепная возможность, ничего особенного не делая и никак особенно не напрягаясь, никого реально не радуя и никому не помогая, ни к кому всерьез не прикипая сердцем, чувствовать себя ангелом во плоти!

Любить людей труднее, чем животных.

Митчем почувствовал, что пауза затянулась.

— Вам лучше поговорить на эти темы с Уиллой Эмброуз, — сказал он, легонько кашлянув. Именно она может все вам подробнейшим образом рассказать. В зоопарке она теперь полновластная хозяйка. У нее были… э… серьезные личные проблемы, но потом она взяла себя в руки, теперь царит.

— Хорошо, — кивнул Молдер. — Это мы обязательно сделаем. Где нам ее найти?

Митчем только хмыкнул, словно вопрос ему задали просто-таки донельзя дурацкий.

— Где-где! — сказал он. — В зоопарке, где же еще.

— Ну что, Скалли? — Молдер повернулся к ней. — В зоопарк?

— С детства не бывала в зоопарках, — сказала Скалли, сдержанно кивнув.

— Благодарю вас за помощь следствию, — сказал Молдер и сам почувствовал, насколько механически отштамповали его язык и гортань эту затверженную фразу. Дрессированный агент, подумал он. Где тут помощь и где тут чувство благодарности? Но… Оп-ля! Тубо! Фас! Фу! Повелитель зверей, царь природы…

Они пошли к машине.

Через несколько шагов Молдер обернулся.

— Послушайте, Эд! — крикнул он в широкую, неторопливо удаляющуюся спину. Митчем остановился и повернулся к нему.

— Да?

Молдер широко повел рукой.

— Скажите. Все это… вот это. Мог натворить слон? Слониха?

Митчем чуть усмехнулся. Нехорошая у него была улыбка. Какая-то злорадная.

— Вас интересует мое личное мнение?

— Именно.

— Легко, — сказал Митчем и пошел прочь.