— Тур! Да Тур же! Замолчи, черт! Ты что орешь? Неужели… неужели – есть? – Взвинченный и напряженный спервоначалу голос Андрея вдруг упал и смягчился до трепетного девичьего шепота, каким обычно и задают извечный вопрос – а ты меня любишь?

– Есть, братишка! В том-то и дело, что есть! Есть, в бога, в душу мать! – как я ни старался, прущих из меня слов и восторгов было не удержать.

– Как ты меня назвал? Братишка? Братишка… – Андрей, потрясенный этим простым, обыденным словом, замолчал.

– А чему ты удивлен, Андрей? Ты, если подумать, мне ближе, чем брат. Ты – это я… Твоя личность – это, конечно, Адриан в своей основе… Но ты ведь помнишь, сколько в тебе от меня? И ты еще спрашиваешь? Мы с тобой сиамские близнецы. Только расщепленные, без ножа разделенные. Отпочковался ты, короче. Вырос и заматерел. Дуб ты теперь, Андрюха! Причем – армейский!

Андрей слабо улыбнулся.

– Шутишь все? Ну-ну… Шути-шути. А ведь ты прав… брат. Мы с тобой… – Андрей на секунду замолчал, потом резко махнул рукой, отсекая свою минутную слабость, собрался, и твердым голосом продолжил: – Рассказывай!

– Да я и сам пока мало чего понимаю, Андрей. Ясно только одно. Нам удалось чуть-чуть скорректировать ход истории. Вот так вот… Судя по всему, наши войска сумели задержать продвижение немцев на Луцком и Ровенском направлениях на… – я осторожно прикинул в уме, – примерно, на неделю… То есть, я хочу сказать, еще на одну неделю, понял?

Андрей яростно замотал головой.

– Нет, не понял! И сейчас, честно говоря, не понимаю. Объясни, будь другом.

– Да я и сам мало что понимаю… Но, смотри вот… В той истории, которая была у меня, в ходе этих самых контрударов наших мехкорпусов по танковой группе Клейста и по 6-й армии немцев получился такой вот результат. Учти, я не специалист по истории начального периода Великой Отечественной войны…

– Ладно тебе. Давай режь дальше!

– Ну вот. Если очень упрощенно – наши ударили… Но – не очень удачно. Не кулаком, а врастопырку. Корпус Рокоссовского, если не ошибаюсь, вообще не смог атаковать. Немцы их встречным ударом опередили, что ли… Другие тоже вступали в бой кто как сумел. Восьмой мехкорпус помнишь ведь? Без подготовки, прямо с марша. Ну, вот… Но! Главное, что ударили. Несколькими мехкорпусами, огромной для этой войны массой танков. И плевать, что танки были в основном старые, изношенные и слабые. У немцев, если разобраться, таких тоже было достаточно. И завязалась драка – грудью на грудь. Да, наши понесли очень тяжелые потери… Очень тяжелые. Немцы, кстати, не меньшие… Так что, оба поединщика вышли из боя изрядно побитые. Немцы, правда, оправились быстрее, перегруппировались и продолжили наступление. Ну, да… с их-то резервами и возможностями… Но – главное! А главное, Андрюха, вот что – немцы потеряли в этих боях свой самый важный и невосполнимый ресурс – ВРЕМЯ! Жизненно важный, по другому и не скажешь. И потеряли они его безвозвратно. В моем времени задержка наступления немцев на Киев в результате этих боев оценивалась военными историками примерно в полторы недели. Может – чуть больше… Трудно сказать наверняка. А ты понимаешь, что такое задержка поминутно выверенных и взаимоувязанных планов наступления целой группы армий, да еще на одном из важнейших для хода войны направлений? А? Вот, то-то и оно! А тут, с нашей крошечной, минимальной помощью, удалось вырвать у истории и времени еще примерно неделю. Ты понимаешь? Можешь себе представить, что это значит? А, Андрей?

Взволнованный Андрей робко затряс головой.

– Это значит, Андрюха, это значит… Вот что! Мне необходимо срочно переговорить с маршалом Шапошниковым.

– Куда! Стой! Ты что, ошалел совсем? В 44-й год в гимнастерке с воротничком и шпалами?

– Да помню я, помню! В капсуле у меня мой мундир висит… Тот, что от Виктора остался.

Прямо из нашей избушки, по твердо уложенным в память координатам, я сквозанул на заранее подобранную маленькую опушку в чаще леса. Потом вызвал капсулу.

Ровно через час после нашей последней встречи с Шапошниковым я белкой взлетел по лестнице к дверям его квартиры. Открывший мне адъютант маршала был удивлен.

– Вы что-то забыли, майор? Что случилось?

– Да ничего не случилось, товарищ подполковник! Просто маршал попросил меня срочно доставить ему одну газету… Вот эту. – И я помахал перед носом подпола зажатой в кулаке «Красной Звездой». – Срочно!

– Ну, раз так… проходите. Сейчас спрошу маршала…

Он скрылся за дверью, вышел и приглашающе махнул рукой.

Я вошел. Шапошников так и сидел за столом. Работал. Перед ним стояла стопка книг, на столе лежала куча листов бумаги. Он снял пенсне, потер уставшие глаза и требовательно взглянул на меня.

– Что случилось, товарищ майор? Что вы еще придумали, Тур? Я же сказал – никаких приказов в 8-й корпус я писать не буду.

– И не надо, товарищ маршал! 8-й корпус уже выполнил свой самый главный приказ. Вот! – Я положил перед Шапошниковым газету.

– Ну и что это? А-а, «Звездочка»… Ух ты! Сорок первый год… От Советского Информбюро… Вы тут красным поначеркали? Ну, и что все это значит?

Я постарался тщательно подбирать слова.

– На наш взгляд, товарищ маршал, это может означать одно. Коррекция реальности, предпринятая нашей группой 27—28 июня 1941 года под Бродами и Дубно, привела к определенным и фиксированным результатам. – И я весомо прихлопнул газету рукой.

– Да-а? И каким же?

– А вот этого я вам сказать не могу. Не имею данных. В первом приближении ясно одно – советским войскам удалось задержать наступление немцев на Киев еще на одну неделю. Как эта коррекция отзовется впоследствии – не могу знать.

– Вот, значит, как… Еще на неделю… Неделя, да еще в июне-июле 41-го, дорогого стоит, хм-м, да. Вот что, голубчик. Это надо всемерно проверить. Точно, скрупулезно и непредвзято!

– За тем и пришел, товарищ маршал! А как?

– Не знаю… Слишком долго я болел, оторвался от жизни. Да и голова плохо соображать стала.

– А лечение?

– Да-да! Спасибо вам огромное! Улучшение очевидно, но… Сами понимаете – время, время… У вас голова помоложе, голубчик, и взгляд посвежее. Может, что сами предложите, а?

– Да вот, товарищ маршал. Что сразу на ум приходит… Вы же сейчас являетесь начальником Академии Генштаба?

– Являюсь, хм-м… Числюсь – так вернее будет. И что из этого?

– А вот что. У вас есть на примете человек, на которого можно полностью положиться? Причем – его будем использовать «вслепую»?

– Это как?

– Это означает, что он будет исполнять ваши поручения, но знать, для чего это все делается, он не будет.

Маршал на секунду задумался, а потом кивнул.

– Есть, как не быть. В Академии много прекрасных, думающих и исполнительных офицеров.

– Вот давайте и образуем небольшую и неформальную группу преподавателей и слушателей Академии для… для подготовки первичного материала для вашей, товарищ маршал, да-да… вашей пишущейся монографии, а? Человек пять. Больше и не потребуется.

– Ну-у-у… – с некоторым сомнением протянул Шапошников. Он замолчал, видимо, осмысливая все аспекты проблемы и взвешивая «за» и «против». – А что? Пожалуй, это можно… А слушателям по подготовленным ими материалам и другим документам можно и зачесть что-то… Да, это, пожалуй, подойдет! Сделаем. Итак?

– Что – итак? – изумился я.

– А зачем все это? Не удивляйтесь, Тур. Ведь это вы скачете по времени, как белка по развесистому древу… Вы, так или иначе, выведены из его единого потока. Вы не принадлежите этому году, дню, этой минуте, в конце концов. Так ведь? Ведь вы могли вернуться ко мне спустя секунду после нашего расставания, так или не так? Уже изменив ход истории?

– Ну, так уж и изменив… – смутился я. – Точных данных еще нет.

– Не скромничайте… Я ведь что хотел сказать. То, что для вас зыбко и изменчиво, для нас – реальность и история. И если вы там, в своем 41-м, что-то сделали, для нас это уже непреложный и состоявшийся факт. Так ведь?

– Так. Но…

– Не перебивайте! Так что вы хотите отследить, майор? Найти подтверждение тому, что наши войска задержали немцев на Юго-Западном фронте не на полторы, а на две – две с половиной недели? Так? А потом вы перескочите… Куда, кстати?

– На Березину, под Бобруйск…

– Вот-вот… Перескочите под Бобруйск и там еще что?

– Предполагалось бить по танковым переправам и колоннам немцев, товарищ маршал.

– Ну, да… Что же еще… Так вот. Там вы успешно разобьете переправы. И что же в итоге? Война закончится в 1943 году? Сейчас, майор, если я не ошибаюсь, за окном самое начало 1944 года… А оборону Москвы, Сталинградскую битву, прорыв блокады Ленинграда и Орловско-Курскую операцию я помню очень хорошо… Что же изменилось, а, майор?

Я открыл рот и захлопнул его. Снова открыл – и снова захлопнул. Как сазан, только что вытащенный из воды. Что же изменилось, майор? Отвечай, черт тебя подери! Тебе Маршал Советского Союза вопрос задал! Что же изменилось, Тур? Что?

– Я не знаю… Я не могу все отследить! Я, если вы не забыли, товарищ маршал, простой солдат. Убийца и диверсант. Ну, еще чуточку летчик. Все. Это мой предел. Я не веду войну – я в ней участвую…

– Не горячитесь, Тур! Это не совсем так. Вернее – совсем не так. Помните нашу первую встречу и ваш рассказ? Уже тогда вы повлияли на ход войны. Да так повлияли, что история… А помните? Вы говорили, что она упряма, как плотная резина? Так вот. Истории пришлось это принять. Ваш истребитель. Ваш «Як-3».

– Он не мой, товарищ маршал…

– Нет, не так! Его конструкторов и создателей мы сейчас сознательно оставим за скобками. Но! Если бы не вы, то новый истребитель появился бы у нашей армии лишь полгода спустя. Так?

– Скорее всего, так…

– Ну, вот. Так что – не расстраивайтесь. Вам ли объяснять, что такое новый превосходный истребитель на вооружении наших ВВС? А живой Виктор Туровцев? А тридцать с чем-то ваших сбитых немцев, а? Вот то-то и оно, майор. То, что вы уже сделали – изменить нельзя. История и время смирились и приняли этот факт. Этот поступок. А там, на Юго-Западном… Там еще ничего не решено. Вы переделали историю – теперь ход за противником. Просто представьте – изменились условия, и на ваш ход немцы ответят новым, более успешным прорывом. Которого у вас, в вашей истории, не было и быть не могло. Накопят силы и ударят где-нибудь поближе к Киеву. От этого ведь мы не защищены?

– Вы правы – не защищены…

– Вот и я о том же. Киев мы, очевидно, все же сдадим. Удержать его в той ситуации выше сил человеческих. Фронт не избежит катастрофы, да и дорога на Сталинград будет открыта… Тяжелейшие потери предстоят, тяжелейшие… Тут ваши коррекции не помогут. Тут не коррекции нужны, а… – маршал огорченно махнул рукой и тяжело задумался. Потом посмотрел на меня и подмигнул. – Но падать духом не надо, майор! Так?

Я вяло поддержал, что таки да…

– Ну-ну! Бодрее, выше нос! Так что вы там придумали с переправами на Березине? Штурмовик? Хм-м-м… Занятно и необычно… Знаете, что? Ваше предложение по созданию группы офицеров для отслеживания хода боев и поиску точек для коррекции – очень интересное, нужное и важное. Да! Я поручу это сделать. И подброшу им пару задачек и идей. И еще… Я поручу еще кое-кому поискать в захваченных у немцев документах факты о нанесенном немецким войскам большом ущербе. Большом, но разовом. Скажем так – случайном и одномоментном. Взрыв склада боепитания, например, или гибель офицера высокого ранга от неожиданной очереди нашего самолета. Как бы это дело ни происходило – нам важен сам факт. Интересно ведь, а? Немцы люди исполнительные, дисциплинированные и склонные к бюрократизму. Каждый такой факт они тщательно задокументируют. А мы вот и посмотрим – как, где и при каких обстоятельствах это произошло? Вот вам и учебное пособие будет! Шучу-шучу, не надувайтесь! Ученого учить – только портить. Ну, все… Давайте прощаться. Что-то я себя пока еще неважно чувствую. Не беспокойтесь, Тур, ваше лекарство у меня еще есть. Сейчас приму… И вам не хворать… Навестите меня через пару-тройку недель, хорошо?

Ровно через три недели я вновь был в кабинете маршала. Он выглядел посвежевшим, более активным и здоровым, много улыбался. Ну, дай-то бог…

– А-а, Вадим Игнатьевич? Милости прошу… присаживайтесь… Жду вас, жду с нетерпением. Есть новости, майор!

– Капитан…

– А-а, оставьте! – маршал махнул рукой, отрезая все несущественное. – Майор, капитан… Это все ваши игры. Как мальчишка, право… Вы еще до генерала дойдете, с вашими-то возможностями. Так будете слушать, или приказать чаю?

– Какой чай, Борис Михайлович? Конечно, слушаю вас! Весь извелся уже…

– Так вот. Вот… – еще раз повторил маршал, переложил несколько бумаг на столе и поднес поближе к глазам белый лист. – Вот что нашли по моей просьбе наши военные разведчики. Документы захвачены под Курском, при отступлении немцев. Мне это показалось интересным. И в первую очередь – для вас, май… капитан. Ведь вы же летчик?

– Был, да весь вышел… – Я погрустнел. – Кончились мои полеты… во сне и наяву…

– Да-а… Я, знаете ли, не удержался, каюсь… Попросил дать мне справку на вашу особую эскадрилью. – Маршал поднял передо мной раскрытую ладонь. – Нет, нет! Я не проверял истинность ваших слов, поверьте. Просто мне стало интересно. Ваш последний бой в эскадрилье помнят, не забыли и вас…

– Не надо, Борис Михайлович… Не рвите душу…

– Да-а, эко вас накрыло… Ну – извините старика… Не подумал. Прошу простить.

– Так что там вы нашли, товарищ маршал?

– Что нашел? А вот что… – он посмотрел на стол, нацепил пенсне и еще раз взмахнул листом бумаги в руке. – Донесение по итогам служебного расследования весьма неприятного для немцев происшествия, случившегося на поле боя 13 июля 1943 года… Слушайте внимательно. Это довольно интересно, и наводит на определенные выводы. Итак, – и маршал, держа пенсне в левой руке и изредка поднося его к глазам, начал зачитывать заинтересовавший его документ.

– «Генерал Зайдеман сообщил, что в 10 часов 20 минут вероятно наши… то есть – немецкие… – поднял на меня взгляд маршал, – войска в районе Ржавец атаковала своя же авиация.

Проведенное расследование выявило, что один из отрядов бомбардировщиков Не.111 в плохих метеоусловиях и при ограниченной видимости, а также из-за неверного наведения потерял пространственную ориентировку и бомбил район Ржавец».

– А? Каково? – с довольным видом вновь посмотрел на меня маршал.

– Бывает… – сдержанно ответил я. – Мы тоже часто заставляли немецкие бомбардировщики вываливать бомбы на головы своим войскам…

– Вот-вот… Дойдем и до этого. Продолжаю…

– «Военный судья заслушал результаты проверки…

– Ну, это мы пропустим… – маршал пробежал глазами пару абзацев. – Ага, вот!

– …как сообщил в 16 ч 35 мин того же дня прокурор штаба 8-го авиакорпуса, в результате расследования выяснилось: никому нельзя предъявить обвинение в преступной халатности, поскольку все требования безопасности бомбометания были соблюдены».

– У немцев, вроде, авиакорпусов нет, товарищ маршал, – скромно подал реплику я. – Эскадра, наверное…

– Такой перевод… Не отвлекайтесь… – Шапошников продолжил чтение документа.

– «Как сообщалось из 6-й танковой дивизии 13 июля 1943 г., действиями советской авиации в районе Казачье войскам нанесены ощутимые потери. По сообщениям 11-го танкового полка, свои… Читай – немецкие! – опять прокомментировал маршал. —…Авиационные подразделения причинили еще больший ущерб личному составу и материальной части».

– В общем, чтобы не путать вас, где немцы, а где мы – скажу своими словами. – Шапошников отложил пенсне и продолжил.

– Из отчетов командования танковых соединений немцев, а также штаба 3-го танкового корпуса, следует, что шесть бомбардировщиков «Хенкель-111» весьма метко, надо сказать, не торопясь и прицелившись, сбросили свой груз на немецкий же командный пункт. Погибло пять известных в корпусе боевых офицеров. Среди них – командир 144-го танкового гренадерского полка майор фон Биберштайн и командир одного из батальонов 6-й танковой дивизии. Между прочим – кавалер «Рыцарского Креста», капитан Екель…

– Вот тебе и ексель-моксель! – опять отвлекся маршал. – Далее говорится, что было убито еще 15 унтер-офицеров, а 56 других немецких военнослужащих получили ранения. Как вам такой компот?

– Да-а… Как говорится – нарочно не придумаешь. Но я пока что не совсем понимаю…

– Вы в бильярд, случаем, не играете, Вадим Игнатьевич, а? Нет? Жаль, жаль… Есть такой термин в бильярде – «от борта – в лузу». И совсем хорошо, когда от борта в лузу, да еще и «чужачка» положить! Ну, чужой, это такой шар…

– Я знаю, что такое «чужак»… Так вы имеете в виду, что бить по переправе и танкам противника надо не одним штурмовиком, а… – я с уважением взглянул на хозяина кабинета. – Бить по немцам вы предлагаете бомбами немецкой же эскадрильи бомбардировщиков? Резко, Борис Михайлович! Смело и неожиданно… Вот поэтому вы и маршал, а я капитан…

– Не прибедняйтесь, Вадим Игнатьевич. Сделаем немного другие акценты. Я работник штаба, а вы летчик и дважды Герой Советского Союза! Кому, как не вам эту задумку и исполнить, а? Ну, что скажете?

– Пока ничего не скажу… Изучать ситуацию надо, готовиться.

– Вот, возьмите. Здесь данные о налетах немецкой авиации на наши обороняющиеся части. Как раз то место, тот период.

– Это хорошо. Еще бы найти самолеты… А впрочем… Найдем! И чем ударить по немецким бомбардировщикам найдем. Помню я один бой над Волгой – картинка маслом! Война в Крыму, все в дыму, ничего не видно. Только «лапти» в воду падали…

Я вытянулся по стойке «смирно».

– Задача ясна, товарищ маршал! Разрешите исполнять?