Книга: Попаданец со шпагой
Назад: "Высокие" визиты
Дальше: Дан приказ ему: "На запад!"…

Похищение

Наш парадный банкет состоялся уже через пару часов. Тихон, отправленный с деньгами за выпивкой и провиантом, вернулся на удивление быстро и доложил, что хозяин трактира обещал немедленно все прислать в лучшем виде: и вино, и закуски, и горячее. Ценит, поганец, постоянных клиентов.
И действительно, расстарался Чусовой на славу: полдюжины шампанского, коньяк, заливная стерлядь, копченый язык, пара запеченных цыплят, фрукты, ну и кое-чего еще по мелочи.
Чего недоставало в сложившейся ситуации, так это компании: Бороздин уже уехал из столицы, Кирхгоф… Ну не посылать же ему посыльного практически на ночь глядя – мол у нас награды, приезжайте обмывать…
И не девок же заказывать. Да и ни к чему. Доктор явно не из тех, кто расположен отрываться посредством оргий, а я, хоть уже и который месяц на "голодном пайке" в плане интима, все равно не хочу – у меня Настя есть. И пусть ничего не было и не предвидится в обозримое время – у нее есть мое слово – этого достаточно. Предать человека, который тебе верит и любит тебя, наверное, хуже, чем предать Родину.
Нет, я не пытаюсь расставить приоритеты "что предавать допустимее". Предавать нельзя вообще. Но если "предают Родину", то это или из-за страха смерти, пытки, шантажа судьбой близких людей… Ради немалых денег, в конце концов…
А тут ради чего? Ради нескольких секунд (минут) чуть новых ощущений? Оно того стоит, чтобы потом прятать глаза и чувствовать себя сволочью? Если на самом деле любишь, конечно.
А кто у нас еще из знакомых? Барклая пригласить? А чего уж – и императора до кучи!
Бред в общем.
Так что устроились мы с Бородкиным вдвоем, предварительно набулькав стакан Тихону и отжалев ему слегка закуски и славно повечеряли. Правда, доктор, слегка нарезавшись, попытался покомплексовать по поводу незаслуженности награды – дескать, все это я придумал, а он только исполнитель… Пришлось поизображать из себя няньку и убедить Филиппа Степановича, что без его многодневной пахоты в лаборатории мои идеи стоили бы меньше копейки. Что, кстати, было правдой. И ученым-исследователем он был от Бога. Так что мне с ним повезло не меньше, чем ему со мной.
Кстати не особенно мы и "переупотребили" за вечер – всего пару шампанского и коньяк. Утром встали вполне себе свежими и отправились в Академию.
Но работать не получилось – весь день ушел на принятие поздравлений. Просто двери лаборатории не закрывались: то один придет выразить свое "Очень-с рад-с за вас-с, давно заслужилис-с…", то другой. Я не поинтересовался своевременно: здесь что, как и у нас, "поляну" в таких случаях выставлять надо? И это желающие на халяву выпить-закусить?
Причем половину из заглянувших я и в глаза раньше не видел, а вторую половину, процентов на девяносто, видел, но в упор не знаю.
Не, Кирхгофа и моих лаборантов, я готов поить до "синих соплей", но так ведь они до такого и не опустятся, чтобы "намякивать".
День прошел впустую. А мне ведь надо было потихоньку еще хоть фунт "бездымки" сбодяжить…

 

Зато следующее утро отыгралось событиями за все…
— Господин Демидов? — Тихон впустил в комнату просто наишикарнейшего лейб-гусара.
— Я.
— Вас срочно требует военный министр!
Вот елки-палки! Чего же я ему так срочно понадобился?
— Прошу подождать, господин поручик – мне нужно собраться.
— Жду. Но поторопитесь, сударь.
Ишь ты! — Только что "копытом" паркет не "роет". Сразу видно – недавно на "посылках" у самого министра служит.
Я оделся, и спустились к подъезду, там ждала карета, запряженная парой рыжих. Устроились в ней друг против друга и поехали. Почему-то не совсем в ту сторону, куда я ожидал. Вернее совсем не в ту…
А когда колеса застучали по мосту через Неву, то я уже не сдержался:
— Господин поручик, а почему мы едем на Васильесвкий?
— Его высокопревосходительство сейчас в Адмиралтействе, — скупо бросил гусар.
Угу. Внезапно понял, какой вопрос пульсировал все это время в мозгу, но никак не мог "сформироваться" конкретно: "Ты зачем, дурик, усы сбрил?"
Гусарский офицер лет тридцати и без усов. Ой, что-то тут точно неладно – это же привилегия легкой кавалерии, офицерам можно носить усы. А этот не носит. Да еще в гвардии…
Кстати: а ведь он письменного приглашения от Барклая не предъявил! Во я дурак! Во влопался!!
С моста пора было сворачивать направо, к Адмиралтейству, но коляска продолжала путь по прямой.
Точно влип! Стал правой рукой растирать левое плечо:
— Вероятно погода испортится – старая рана заныла, — извиняющимся голосом промямлил я.
— Рана? А где получена? — слегка оживился поручик.
— Да было дело… Простите, а что, его высокопревосходительство никакого письма не передавал?
Ну да – глазоньки-то забегали… Но собрался мужик, быстро соображает:
— Ой, Господи! Совсем забыл! Конечно, есть письмо, просто это мое первое поручение на службе у военного министра. Секунду!
Офицер торопливо стал расстегивать доломан, склонил, естественно, голову налево, типа доставая конверт, и получил ребром ладони по открывшейся шее.
Ага. Извинюсь в случае чего по полной. Заплачу там или на дуэль выйду. Но это вряд ли.
Мой визави с всхлипом сполз с сидения. Я проворно запустил руку ему за пазуху и выудил оттуда ну совершенно не конверт. Кинжал. Причем хороший. Ножны были пришиты подмышкой, чтобы на груди не топорщиться, хотя ментик все равно прикрывал…
Ну и что это за номера? Меня в натуре иностранная разведка заполучить хочет? Ой, не верится – не те все же времена. И я не профессор Плейшнер, чтобы в связанном виде в багажнике через границы путешествовать.
Времени у меня минута-две, пока пациент оклемается…
Руки болезному я стянул сзади его же кушаком (или как там у гусар этот "шарф на поясе" называется), чакчиры (гусарские штаны, если кто не в курсе) подрезал сзади и спустил ему до колен. Достал свою шпагу из ножен, ножны отстегнул. Все, можно будить.
Полученная оплеуха частично привела в сознание лжегусара:
— Ссука! Тебе не жить!
Какая прелесть! Ну, просто сериал! У них тут что, такие же штампы как в нашем бывшем-будущем кинематографе? Ладно, я тоже сыграю "героя тупого бабского сериала", как Ленка их называла.
— Хавало захлопни, гнида. Будешь говорить, когда я разрешу, — и кончик его же кинжала к трахее. — Все понял?
Ну да. Некоторое ошаление в лице. Интеллигент такими словами шпарит. Не ждали-с от научных работников?
— Итак: кому и зачем я понадобился? Будешь врать – распорю глотку с чистой совестью. Ну?
— Ваше благородие, не знаю я, наняли за пятьдесят целковых, — поплыл клиент. — Главный – кучер, он договаривался…
Понятно, что кучер не просто нанятый, явно в деле.
— И что, без тебя договаривался? — я слегка наколол кожу на шее допрашиваемого.
— Ай! Перестаньте! — хочет жить сучонок. — Это был молодой господин, которого я не знаю.
— Иностранец?
— Да русский вроде бы.
Интересно, какому русскому я понадобился? И зачем? Ведь явно живым довезти хотели…
— Точно русский?
— Да точно. У него еще правая рука еле двигалась…
Оба-на! Чего-то я не въехал. Кнуров что ли за мной охотится? Битому неймется?
— Так, а с этого места подробней, как выглядел?
— Не помню я точно, — голос "лейб-гусара" был просто плачущим, — ну ваших лет, брюнет, слегка лысоват, рука вот опять же… Как я еще могу объяснить?
Ладно, из этого чмыря много сейчас не вытащить, а время дорого…
— И как же вы собирались меня передать заказчику?
— Вы меня не убьете?
— Будешь себя хорошо вести – поживешь еще. Так что?
— Скоро уже остановимся, а там ждут. Не знаю кто – нам приказано вас туда привезти и не более.
— Что-то ты недоговариваешь, друг ситный. Вы как меня передавать собрались? Скомандуете, а я тут же и послушаюсь?
— У Семена пистолеты, — мрачно пробубнил лжеофицер.
— Понятно. Крикни ему, чтобы остановился. Ну!
— Так меня же тогда, ежели что…
— А я тебя прямо сейчас, придурок. Кричи, гаденыш! — я трижды бухнул кулаком в стенку кареты. — Ну!
— Семен! Останови!
Мы встали, и послышался стук сапог спрыгнувшего с козел кучера – насторожился, идет сам проверить, в чем дело. Своевременно выскочить наружу не удалось. Ладно, играем другой сценарий. Я, не отрываясь, смотрел на ручку дверцы. Как только заметил ее шевеление, сразу вмазал ногой, со всей "пролетарской ненавистью". И немедленно вперед!
Это конечно не дверца грузовика, но ошарашил ее удар кучера здорово. Секунды на две как минимум, а мне больше и не надо – прыжок из кареты и шпага впереди меня…
Целился я в лицо – грудь дело ненадежное в такой ситуации. И шинельку для начала пробить нужно, и в грудную кость не угодить, да и по ребрам скользнуть может…
Но такого попадания не ожидал: думал, что если распорю этому Семену щеку, то от боли и неожиданности лжекучер подарит мне еще несколько секунд, а там он уже и без пистолетов…
Клинок вошел прямо в глазницу. Практически на ладонь. Не жилец.
А ведь бабахнуть из пистоля своего успел, сволочь. Пусть с задержкой, пусть "в божий свет", но пальнул…
И рухнул без звука, ну то есть только со звуком падения тела.
Интересно: в таких ситуациях как пальба на улицах люди будут сбегаться или прятаться? В мое "бывшее" время точно бы по "норам" разбежались. Вплоть до милиции-полиции.
Подождем и посмотрим как "тут".
Оказалось – довольно шустро. Городовой, или как его тут называют, нарисовался в течение десяти минут. Я представился и сдал "туловище" кучера вкупе со лжегвардейцем представителю власти. А в ожидании оного я просто сидел на крыльце ближайшего дома. Даже не стал осуществлять "экстренное потрошение" клиента. Вот просто нахлынула "пустота". Наплевать на все и даже больше. Но главное, что именно НАПЛЕВАТЬ. Устал. Надоело, не хочу больше.
Пусть я убил человека, который сам хотел сдать меня палачам, пусть он значительно более гнусное существо, чем те, кого я убивал на арене – те собирались отобрать мою жизнь за деньги, но ведь ставили на кон и свою, и ею расплатились. Этот же хотел навариться на моей смерти "из-за угла". На чем и погорел. И совершенно его не жалко. Одним варнаком на свете стало меньше. Можно считать, что я спас несколько жизней… И почему-то все равно муторно…
От подобного рефлексирования меня и спас местный полицейский, деловито принявшись разбираться в произошедшем.
Сурово рыкнув на собирающуюся толпу любопытных, служитель закона спокойно выслушал мои объяснения, уяснил ситуацию и предложил проехать к начальству. Ну да кто бы сомневался…
Тело кучера решили положить в карету, решение не только мудрое, но и единственное разумное. Мой "упакованный" спутник испуганно вжался в самый угол, когда к ногам положили труп соучастника. Очень хорошо. Замечательная компания для недолгого пути, весьма способствует размышлениям о "тернистом пути греха". Как и зуботычина, лениво и буднично отвешенная полицейским чином вляпавшемуся гаврику – грамотно, пусть ощутит себя "мясом", с которым церемониться не будут, пофантазирует о ближайших перспективах…
— Я сяду за кучера, — предложил городовой, — а вы, ваше благородие, не откажите проехаться с этим татем в карете: все же кой-какой пригляд за ним нужен.
— Разумеется. Далеко ехать?
— Да рядышком туточки, даже заскучать не успеете. И… Это… Спасибо вам за Сеньку.
— За кого?
— Да вы же Сеньку Махова закололи – душегубец известный. Каторга по нему давно горючими слезами плакала, но никак поймать не могли.
Поехали. В разговоры с киднеппером-неудачником я решил по дороге не вступать и не выяснять "как он дошел до жизни такой" – пусть помается.
Ну и ему блатная гордость не позволяла первому начать беседу. Но было очень заметно, как напрягся болезный в предвкушении общения со стражами правопорядка. Так и промолчали всю дорогу.
Остановились у достаточно обычного дома, но было заметно, что это некая государственная контора, хотя может я просто знал, что едем мы не в оперу и не на банкет, да и стоящий у подъезда еще один, вроде их в эти времена будочниками называли, создавал соответствующую атмосферу.
Меня провели в кабинет на первом этаже, где за обширным столом восседал круглолицый лысоватый чиновник. Полицейский, вместе с которым мы прибыли с Васильевского склонился над ухом начальства и что-то возбужденно зашептал. Лицо чиновника было непроницаемым, только один раз он удивленно поднял брови.
Выслушав подчиненного, местный, как я понял "участковый", кивком головы отпустил его и с интересом посмотрел на вашего покорного слугу.
— Разрешите представиться: коллежский асессор Штауфенберг Илья Адольфович. С кем имею честь?
Я представился.
— Очень приятно, господин адъюнкт. С учеными пока встречаться не приходилось. Прошу вас рассказать о произошедшей с вами неприятности.
Мило! Всего лишь "неприятность". Ну да ладно, не буду кривляться в стиле уездного трагика: рассказать так рассказать.
Когда я закончил, Штауфенберг выглядел очень даже заинтригованным.
— Просто роман можно писать о вашем приключении, господин Демидов. Знаете, если бы не труп Сеньки Махова, то я бы десять раз подумал, прежде чем отнестись к вашему рассказу всерьез. Никогда не сталкивался с похищением людей, разве что слышал о некоторых случаях, но тогда речь шла о женщинах – можно понять. Но ваша история… А у вас есть какие-то правдоподобные объяснения по этому поводу?
— Если честно, то сначала я подумал об иностранных посольствах. Дело в том, что я сделал несколько изобретений, имеющих серьезное значение для армии. При их демонстрации его высокопревосходительству генералу Барклаю де Толли…
— Вы знакомы с господином военным министром? — лицо чиновника выразило нешуточное удивление.
— Имел честь беседовать с ним и демонстрировать, как я уже упомянул, свои новшества.
Лицо коллежского асессора стремительно поскучнело. Оно и понятно: с одной стороны мое дело не замнешь, а с другой – допекать расспросами, а то и допросами достаточно высокопоставленных военных, да еще и вероятно приближенных самого министра… Да уж, перспектива в голове моего собеседника рисовалась достаточно тусклая.
— Так кто, кроме его высокопревосходительства присутствовал на испытаниях? — чиновник с вздохом обмакнул перо в чернильницу.
— Думаю, что это не важно, — когда я скрутил своего спутника по этому вояжу, тот рассказал, что их нанял некий дворянин с малоподвижной правой рукой. А относительно недавно у меня произошел… некоторый конфликт с одним господином и у того случилась некоторая неприятность именно с правой рукой. То ли с лошади неудачно упал, то ли еще что-то… Понимаете? Признаваться в дуэли судейскому было, разумеется, нельзя, но, будем надеяться, что он, во-первых, просечет ситуацию, а во-вторых, человек порядочный.
— Еще бы! — улыбка снова заиграла на губах Штауфенберга. — Так вы хотите сказать…
— Мне трудно представить, что дворянин способен на такую низость, но тот господин произвел на меня впечатление весьма непорядочного человека.
— Так назовите имя человека, которого вы подозреваете – проверить будет очень легко. Особенно если он сейчас в столице.
— Некто Кнуров Сергей Аполлонович. Насколько мне известно – помещик из Псковской губернии.
— Не слыхал о таком. Ладно, если это действительно он, то разобраться с делом не составит большого труда. Вас известят, когда появятся какие-то новости. Где проживаете?
— На Фонтанке, давайте напишу адрес.
— Будьте любезны, — следователь протянул мне небольшой листок и перо.
Черт! Наверное, никогда не смогу научиться этим нормально пользоваться. Но адрес накарябать все-таки получилось.
Я попрощался и отправился ловить извозчика.
Если кого удивит, что я не поинтересовался дальнейшей судьбой своего похитителя, то меня и самого это удивляет. Но было совершенно конкретно пофиг. Упекут в Сибирь почти наверняка, а на какой срок – мне реально по барабану.
Вот отловят ли Кнурова, это действительно волновало. Если нет и я не ошибся, подозревая его, то такая гнусь может попытаться еще не раз мне жизнь испоганить.
Блин! А ведь может и не непосредственно мне… Надо будет Сергею Васильевичу все же написать, чтобы Настю поберег…

 

Домой добрался без приключений и рассказал о произошедшем Бородкину. Лучше бы промолчал.
Никогда не думал, что добрый доктор может так рассвирепеть:
— Да это ни в какие ворота не лезет! Чтобы дворянин мог опуститься до такой степени!! Я немедленно пишу Михаилу Михайловичу, он ведь не только генерал, но и предводитель дворянства, а потому…
— Любезный Филипп Степанович, очень прошу вас остыть. Пока ведь нет никаких доказательств, что этим мерзавцем является именно господин Кнуров. Только то, что у заказчика похищения плохо действовала правая рука. И все только со слов какого-то уголовника. Этого совершенно недостаточно для выдвижения столь серьезных обвинений против дворянина, не так ли?
— Пожалуй, вы правы, — слегка успокоился эскулап. — Но ведь и бездействовать тоже нельзя.
— А что мы можем предпринять? Будем ждать результатов расследования, этот Штауфенберг показался мне толковым человеком. А у меня есть более срочное дело и я попрошу от вас некоторой помощи, хорошо?
— К вашим услугам. Что от меня требуется?
— Раз уж жизнь пошла такая, что нельзя за нее ручаться, то мне необходимо составить прописи синтеза некоторых веществ, которые нужно будет передать Барклаю, если со мной что-нибудь случится.
— Да Господь с вами! Даже слушать о таком не хочу! — доктор всерьез опешил и судорожно пытался по-быстрому найти слова, чтобы пресечь мои "похоронные настроения".
— Филипп Степанович, дорогой, я умирать не собираюсь. У меня, если помните, невеста есть. И с нею я намерен прожить долгую и счастливую жизнь. Но дело в том. что человек смертен и, что самое неприятное – внезапно смертен, — сплагиатил я Михаила Афанасьевича, — мне на голову может упасть кирпич, меня теперь могут банально подстрелить из-за угла, не заворачиваясь с похищениями, может разбить удар…
— Да прекратите! Какой удар в ваши годы и с вашим телосложением?
— Всякое бывает. Все под Богом ходим. В общем, не надо меня раньше времени хоронить, но в случае чего, я не хотел бы, чтобы мои разработки пропали для России, понимаете?
— Понимаю, — хмуро бросил Бородкин, — но настроение мне ваше не нравится.
— Да при чем тут настроение? Ведь перед дуэлью люди приводят свои дела в порядок, чтобы в случае их смерти не было каких-то споров о наследстве и тому подобном.
Я не на дуэль иду, но и речь не о каком-то там наследстве, а о судьбе нашей с вами Родины в грядущей войне.
— Ладно, — Бородкин не то чтобы согласился с моими аргументами, но основную мысль уловил, — передам, конечно. Но лучше бы этого делать не пришлось.
Сам нэ хачу! мысленно нарисовалось у меня, ага – "Кавказская пленница". елки-моталки, как же давно я не видел киношек!
И ведь нынешними театрами не заменить. Нету в данный момент приличной драматургии и режиссуры. Смотреть как герой закалывается картонным мечом, вопия о своем благородстве скучно и неинтересно. Гоголя с Грибоедовым на них нет. И Станиславского до кучи. Чтобы хотя бы Шекспира ставить от души.
Сходил разок на "спектаклик" – убожество натуральное. А ведь зал аплодировал…

 

Назад: "Высокие" визиты
Дальше: Дан приказ ему: "На запад!"…