Книга: Попаданец со шпагой
Назад: Последние дни в усадьбе
Дальше: Петербург

К барьеру!

Бороздин, с первых же минут стал выспрашивать по поводу нашего с доктором "открытия".
— Ну, как вам объяснить, Михаил Михайлович, это видеть надо. Йод на вас вряд ли впечатление произведет, да и времени у нас нет, чтобы в лаборатории Филиппа Степановича развлекаться. А вот этот металл – я протянул Бороздину алюминиевую вилку, вас может и удивит.
Далее уже стандартное удивление и расспросы. И мои, зачастую неуклюжие, попытки прекратить обсуждение этой темы.
— Понимаете, я этот металл привез из Китая, но современной науке мало иметь образец, нужно описание процесса его получения. И чтобы по этому описанию, тот же результат получился у других ученых.
Я почти уверен, что знаю, как получить это вещество из обычной глины…
— Как из глины???
— Именно из глины. Глина – руда этого металла. Я уверен. Но, чтобы доказать это, мне нужна хорошая лаборатория. Надеюсь, что Академия наук таковую предоставит.
Через полчасика подсадили доктора с его скарбом, ну и… Поехали, в общем.
Как там было у Макаревича: "Вагонные споры – обычное дело, когда уже нечего пить…" "Пить" у нас, само собой, было, но не заниматься же этим сразу. Да и не очень удобно. А пока – разговоры, разговоры, разговоры…
Генерал практически сразу определил тему как самый старший из присутствующих: война с турками. Не возражать же! Мне бы было интереснее пообщаться с Бородкиным на предмет наших дальнейших планов в науке, но приходилось считаться с реалиями данной поездки и чином генерал-лейтенанта.
Мне-то ведь, по большому счету, совершенно по барабану, что там творится на Дунае и в его окрестностях. Не могло мое появление в этом мире что-нибудь всерьез изменить. Война продолжится еще полтора года, скоро вроде должен заболеть и умереть Каменский, ему на смену придет Кутузов и поимеет турок в своем обычном стиле: с минимальными потерями. Могу слегка ошибаться, но что-то в этом плане. У истории чудовищная инерция и раздавленная в рассказе Брэдбери "И грянул гром…" бабочка, на самом деле не могла всерьез на ход этой самой истории повлиять. Я могу. Но в перспективе. Если хотя бы один из нас троих доедет до Петербурга, то сброшенный мной камешек наверняка стронет лавину. Это вам не "бабочка". Но пока еще ничего не изменилось. Пока я еще только еду в столицу…
Вспомнилось: "Штирлиц ехал в Берлин, он ехал работать…" Ну, чисто про меня. А ведь работы еще…
Кстати: а вы ездили на комфортабельных туристических автобусах в туристические путешествия? Мягкие кресла, ровный, в основном асфальт… На котором часу раздражать начинает? На втором? На четвертом? И это еще, как минимум, с музыкой, а то и с видеофильмами.
А тут, понимаешь, только собеседники. И карета, хоть и рессорная, но уж совсем не мягкое кресло международного автобуса, летящего по магистрали…
Ну, то есть ягодицам не очень комфортно. А я еще представил про "верхом"…
Представьте себе как д'Артаньян в свои пятьдесят скакал от Бретани до Парижа? Кошмар! Я в карете уже умучался.
Начало темнеть, мы давненько обогнали Тихона с кухней и, на благо, постоялый двор все-таки встретился.
Так себе "зданьице". Но все же можно переночевать в горизонтальном положении. Да и горячего на ночь глядя поесть.
Внутри достаточно пусто, но парочка молодых мужчин в статских мундирах имелась. И уже явно успела поддать.
Мы заняли отдельный от присутствующих стол, наскоро перекусили и генерал с доктором отправились к себе в комнаты. Черт меня дернул задержаться. Захотелось еще с коньячком покайфовать придурку… Да и Тихона нужно было дождаться.
— Рад приветствовать в местном клоповнике благородного человека! — подошел ко мне один из посетителей постоялого двора. Я молча кивнул, и пришлось сделать приглашающий жест в сторону стула присутствующего за данным столом.
— Разрешите представиться: Кнуров Сергей Аполлонович. Местный помещик. С кем имею честь?
Я представился.
— Какими судьбами в наших краях? Я, извините, о вас не слышал.
Пришлось опять лепетать про Америку и путешествие через полглобуса. Сглотнул. Но тут же, как водится, стал интересоваться по поводу всевозможных заграниц. Когда прозвучало о том, что я был гостем Сокова, лицо моего собеседника слегка напряглось. Или мне показалось?
— Не желаете партию в фараон? При дорожной скуке ведь хочется развлечься? — ух ты как глазки хищно разгорелись!
Фигушки! В преферанс я бы вас еще "раздел", а во всякие непонятные игры – увольте. Нет, "преф" – это вещь. А я прошел очень неплохую школу: работал в военном училище и играл с офицерами. Это фирма! Потом научные сотрудники, когда мы садились играть, слушая про то, что моими партнерами раньше были "звезднопогонники", покровительственно ухмылялись… Но расплачивались исправно. Хоть и удивлялись. Сильно удивлялись.
Про фараон я помню только: "Тройка, семерка, туз". Не более. Не буду.
— Благодарю за приглашение, но в карты не играю. Вообще предпочитаю надеяться только на себя самого, а не на удачу. Извините. К тому же уже и спать хочется.
— Не уделите нам с господином Рыльским, — мой собеседник указал рукой на своего товарища, — еще несколько минут? По бокалу вина хотя бы. Оно удивительно неплохое для такой придорожной дыры…
Ну что же. Крепче спать буду…
— Благодарю вас. С удовольствием.
Хотя никакого удовольствия, находясь в данной компании я, честно говоря, не испытывал. Не знаю почему. Оба "собутыльника" были типичными холеными дворянчиками, оба выглядели в высшей степени аристократически, может даже слишком. Не исключено, что именно эта нарочитая, вычурная их "дворянскость" и производила несколько неприятное впечатление. А еще "букет" из запахов парфюма и пота. Было им лет по двадцать пять-тридцать, практически ровесники, но в прическе Кнурова уже прорезались заметные залысины. Хотя женщинам такое зачастую нравится. К тому же, повторюсь, в облике обоих совершенно конкретно чувствовалась ПОРОДА. Таких хоть в сермягу одень – без ошибки узнаешь человека высшего света.
— Как погостили у Соковых? — начал разговор Кнуров.
— Благодарю вас, замечательно провел время.
— Странно, я слышал о подполковнике и его семье весьма нелицеприятные высказывания. Особенно по поводу "гостеприимства" его имения.
— Сергей Аполлонович, — постарался быть вежливым я, — если вы хотите, чтобы наша беседа протекала с взаимным уважением, то попрошу вас высказываться о хозяевах дома, который дал мне приют только в хорошем смысле. Тем более, что вы сейчас говорили в смысле дурном о моем будущем тесте.
Ну и кто меня за язык тянул? Идиот – он и в девятнадцатом веке идиот. Я сразу понял, что накачал себе на голову проблемы. И немалые.
Тут как бы следовало написать: "Ни один мускул на его лице не дрогнул, но в глазах сверкнула ненависть…" Не бывает так. Ненависть не может "сверкать в глазах", чувства передает все-таки мимика лица, мгновенная, "долесекундная", но именно она.
Лицо Кнурова осталось невозмутимым, но ненавистью и злобой от него полыхнуло вполне однозначно…
— Тогда за вашу невесту! — поднял бокал уже вполне захмелевший Рыльский.
— Я бы не стал на твоем месте поздравлять господина Демидова с такой партией, Александр Игнатьевич, — этот самый "Аполлоныч" обращался к другу, а смотрел в глаза мне. Я и отреагировал соответственно:
— Простите, я не очень хорошо пока разбираюсь в правилах хорошего тона российского дворянства, но вы позволили себе высказаться в пренебрежительном тоне относительно девушки, которую я люблю. И которая согласилась стать моей женой. Потрудитесь либо объясниться, сударь, либо взять свои слова обратно.
Я понял, что проиграл. Я сделал именно то, чего от меня и добивались. Непонятно только зачем это было нужно данному лощеному дворянчику. Жить ему, что ли скучно?
Этот мерзавец, которому я уже был готов вколотить его мерзкие слова в глотку вместе с зубами, выразил на своем лице полное удовлетворение и начал вещать:
— Я, сударь, всегда отвечаю за свои слова, и всегда готов привести доказательства им. Но когда меня об этом просят вежливо. Вы стали не просить, а требовать. Требовать от меня ничего нельзя. Поэтому вы должны извиниться за ваш повышенный тон в обращении ко мне. Тогда, вероятно, останетесь живы. Так что?
— Я сформулировал свою просьбу предельно вежливо, так что вы или приведете доказательства своих слов, либо…
— Милостивый государь, — этот господин стал общаться со мной предельно официально. — Вы, как я понимаю, обвинили меня во лжи. Так что будьте любезны либо принести извинения, либо приготовьтесь к тому, что наши разногласия будут разрешены металлом.
Эка загнул. Уважаю! Но убью на хер. Все именно к этому и идет. Вот ведь отъехал на пятьдесят верст от усадьбы… Но отступать некуда.
— Немедленно принесу вам извинения, как только вы соизволите объяснить свои грязные намеки, —гулять, так гулять – отступать все равно некуда, — по поводу моей невесты.
— Я? Грязные намеки? — мой визави был просто счастлив, услышав эти слова, он даже и не надеялся, наверное, поиметь такой повод. — Милостивый государь, вы отдаете себе отчет, что обвиняете меня во лжи?
— Именно так! Я обвиняю вас во лжи, или требую доказательств, — один хрен от дуэли уже не отвертеться, но пистолеты мне как-то не особо приятны в данной ситуации. Да и в любой другой тоже.
Теперь выиграл я. Официальный вызов прозвучал именно с его стороны:
— В таком случае соизвольте выбрать оружие. Понадеетесь на крылья случайности пули или выберете клинок?
— Не беспокойтесь. Выбираю шпагу, — на лице Кнурова немедленно нарисовалось совершенно нескрываемое удовлетворение.
— Рад вашему выбору. Мой секундант, — кивнул он на Рыльского.
— Завтра утром я представлю своего. А сейчас позвольте откланяться. Честь имею!

 

Да уж. Продуктивно провел вечерок! Будет завтра генералу "С добрым утром!". И действительно:
Еще до завтрака я поспешил ввести его превосходительство в курс сложившейся ситуации.
Сначала Бороздин впал в шоковое состояние:
— Вадим Федорович, вы с ума сошли! Я вам решительно запрещаю драться! На всех нас сейчас возложена важнейшая миссия, вы не имеете права!
— Уважаемый Михаил Михайлович, — я постарался быть как можно более убедительным, — отказаться уже совершенно невозможно. Затронута честь моей невесты, если я не заставлю мерзавца ответить за свои слова, то мне останется только застрелиться. Вы считаете иначе? К тому же миссия наша практически не пострадает: вы уже везете и кухню, и пулю, а Филипп Степанович – материалы по нашим научным исследованиям. И в Военном министерстве, и в Академии наук со всем этим наверняка разберутся.
— Да как вас вообще угораздило ввязаться в ссору с этим Кнуровым? Вы совершенно не производите впечатления забияки…
— Простите, но я сам в полном недоумении. Этот человек совершенно недвусмысленно меня провоцировал. Я не понимаю почему…
— Я понимаю, — мрачно бросил молчавший до этого доктор.
Та-а-ак! Опять сюрпризы! Мы дружно повернулись к Бородкину и вопросительно уставились на него.
— Понимаете, — эскулап смотрел на нас несколько виновато, — я не знаю этого господина, но год назад слышал от господина Сокова, что к Анастасии Сергеевне сватался некто Кнуров… Ему было отказано. Причем достаточно резко. Я не помню причин, но Сергей Васильевич был очень возмущен, что этот человек посмел просить руки его дочери.
Теперь все более-менее вставало на свои места. Понятно, что этот чмошник взбеленился при знакомстве со своим "счастливым соперником". Понты взыграли. Решил отомстить Насте и Сокову посредством меня. Но чего же так опрометчиво? Жизнь ведь на кон ставит…
— Все понятно, — сумрачно промолвил генерал, — отступать вам конечно нельзя, Вадим Федорович. Я пойду к этому господину в качестве секунданта, поединок должен состояться, но будьте уверены, что при его неблагоприятном исходе, я дойду до государя, и этот чертов бретер отправится в Сибирь. Вы фехтовать-то умеете?
— Довольно сносно, не беспокойтесь.
— Хорохоритесь? Хотите меня успокоить?
— Успокоить хочу, несомненно, — довольно весело, и без особой натуги весело, ответил я. — Вам будет спокойнее, если я скажу, что обыгрывал в поединках мэтра Жоффрэ, который обучает искусству владения шпагой сына Сергея Васильевича?
— Вы серьезно?
Нет, блин! Я вот сейчас поприкалываться решил!
— Совершенно серьезно. Не торопитесь меня хоронить, Михаил Михайлович.
Лицо генерала слегка просветлело.
— Хорошо, ждите моего возвращения, — Бороздин обозначил легкий кивок и вышел.

 

Перед дуэлью принято "приводить свои дела в порядок". А что мне было "приводить"? Наследством распорядиться? А каким?
Так и пульсировала в мозгах фраза из "Того самого Мюнхгаузена": "Я улетаю налегке…"
Правда не совсем – задурил девчонке голову и в кусты. В смысле – в небытие… Мне-то там все по барабану будет, а ей как с этими проблемами оставаться?
Но слова совершенно не складывались. Сидел, думал, придумывал…
В общем, получилось только: "Прости! Я не мог поступить иначе".

 

Поединок состоялся через час, на пустыре за трактиром. На традиционные "Предлагаем закончить дело миром", последовали традиционные же отказы от обеих сторон.
Отсалютовали друг другу клинками и встали в позицию.
— Начинайте! — совершенно генеральским голосом подал сигнал Бороздин.
Ну, понеслось!
Стойка у Кнурова фронтальная, что не есть "гуд" для него. Значит, в движении я буду выигрывать. Но расслабляться нельзя – не на "дорожке". Каждая ошибка может стать последней – не до пяти уколов "играем".
Так, легкие батманы по моей шпаге… Один… Второй… Сейчас или через раз будет жесткий удар по клинку и атака…
Ну, так и есть: шмякнул со всей дури, которую может обеспечить кистевое движение и вперед!
Оба-на! А ведь не попался! Влет остановился, увидев мой перевод и пляшущее перед глазами жало клинка. — Умеет, паразит, кое-чего!
Ладно, будем аккуратнее, мне по-любому проигрывать нельзя, я этого гаденыша должен сделать обязательно.
— Что отступаете, сударь? — подал голос мой противник.
— Прекратить разговоры во время дуэли! — это уже громовой рык генерала.
Мне-то пофиг, но, в самом деле, ты раз уж ввязался в "блаародный" поединок – соблюдай, сцуко, правила.
Дистанцию он держать, конечно, не умеет, и агрессивен, весьма агрессивен. Причем свои "цели" обозначил весьма недвусмысленно: низ живота и лицо.
Ну, дурак натуральный: я же уже показал, что кое-что умею. Тебе бы жизнь свою поберечь, а не стараться охолостить или изуродовать "Настиного жениха"…
То, что я не позволяю ни приблизиться, ни оторваться от себя, уже стало здорово раздражать моего соперника. Нервничает: по морде лица заметно – очень хорошо, лишь бы мне глупость какую не сделать.
А может сделать? И с мастерами такое проходило, чего же на этом не попробовать?
Слегка разорвав дистанцию, я стал делать махи шпагой в девятой позиции. То есть непредсказуемо и медленно вращать клинком то от себя, то к себе.
Типа: приглашаю, атакуй!
Такое пробивается на раз короткой атакой с близкой дистанции – защиту взять не успеешь, с чуть более дальней – только атакуй – сразу получишь "защиту-ответ". Так что рискованно для обоих, но если поймать момент…
Мой визави поверил первому варианту: стал понемногу сближаться, надеясь пробить прямым выпадом любые мои попытки защиты. И пробил бы. И защиту, и мою грудь.
Но, как говорится, "меня этому учили": самым беззащитным фехтовальщик является перед самой атакой или сразу после ее безуспешного завершения.
Он слишком приблизил свой клинок к моей груди, и не представлял масштаба дистанции: я ведь специально это организовал. А теперь, перед самой его атакой, началась моя – жесткий удар по его шпаге в выпаде. Удар и выпад слились в одно движение, и сталь вошла в левое плечо моего противника.
Я немедленно отскочил назад и отсалютовал.
— Серж, у вас кровь! — поспешил вмешаться Рыльский.
— Ерунда, царапина, — со злостью отозвался этот долбанный бретер. — Продолжаем!
А ведь не умен: небось, в самом деле подумал, что я его случайно зацепил. Ну так сам себе дурак: продолжаем так продолжаем. Надо мной "не каплет", а вот из тебя уже течет…
Кнуров тоже это понимал, и попытался форсировать события: скачок-выпад, с двумя переводами. Я просто сделал три шага назад – не дождешься! Пока я сам этого не захочу.
Показ контратаки – и мой соперник был вынужден убраться на исходную.
Теперь кончик его клинка заплясал совершенно угрожающе: явно сейчас будет "пан или пропал". Зря. Видали мы лилипутов и покрупнее…
Ну да: типа задергал меня в наскоках-отскоках, и пошел… Нарвался на оппозицию – укол навстречу наносимый одновременно с взятием защиты. Получил уже в правое плечо. Неглубоко правда – умеет останавливаться, чувствуя провал в атаке. Добить его сейчас проблем не составляло – стоило мне перейти в совершенно простую и "дубовую" флешь-атаку стиля "бешеный таракан", то все – выковыривай клинок из груди или из горла.
Но приезжать в Петербург с "трупом на шее" мне как-то совершенно не улыбалось. Там и без этого проблем хватит. Маршрут "Псков – Петербург – Сибирь" совершенно не вязался с моими планами.
Я отступил и поднял свою шпагу кончиком в небеса. Так этот паразит, даже не дождавшись реплик секундантов, снова атаковал. Ну, то есть быстро сократил дистанцию шагами и сделал выпад. Торопится, гаденыш. Интересно: если бы я лажанулся и не успел – ему бы прилетело за нарушение правил?
Я стою и салютую, а этот притырок атакует противника не находящегося в боевой позиции… Да на любых соревнованиях за такое черную карточку вручают. А тут все-таки дуэль… Ведь чуть меня не распорол. Успел я отступить и стать в стойку. Пуганул атакой с захватом клинка – ушел супротивник достаточно легко, но я ведь и не ставил перед собой задачи его немедленно проткнуть – просто восстановил нормальную ситуацию и оклемался от его "западло".
Ну что же – выхаживаем дальше. Опять и снова держу дистанцию и жду – время работает на меня. На лице Кнурова не просто ненависть – существительного в русском языке не найти, чтобы выразить его чувства: я, мерзавец такой, посмел оказаться не "чмом болотным", а, образно говоря, отхлестать его по харе как мальчишку. Он, мать-перемать, замыслил меня изящно и "красиво" отыметь в этой дуэли, а получилось "накося-выкуси". Не привык к такому данный пациент…
Снова атака, думал, что у меня глаз замылился.
А вот и все: шаг назад и моя шпага под небольшим углом направляется в атакующую руку. Дальше Кнуров сам, всем своим весом и скоростью выпада, насаживает свое предплечье на мой клинок. Просто чувствую, как сталь касается кости.
А я вам не Мать Тереза – слегка доворачиваю ручку шпаги и слышу звериный вой. Больно? А то!
Не подумайте, что я садист вообще или в данном конкретном случае в частности. Но жить хочется, а непосредственно после "протыка" мой соперник не выпустил из руки свою шпагу. А оно мне надо? Хрен знает, может он от злобы на данный момент берсерком стал и впорет свой клинок мне в пузо… Ну его нафиг, такие эксперименты – ты "шпажку положь", а после этого я уже буду гуманистом по самое не могу.
Оружие противника упало на траву, и я выдернул свою шпагу из руки мстительного неудачника.
— Стоп! — загрохотал генеральский бас. — Дуэль окончена!
Вот тебе и здрасьте! А извинения? А взять свои слова обратно? Я чего ради все это затеял? Чтобы клинком в "мясо" потыкать? Но нарываться нельзя: я в местном "Дуэльном кодексе" разбираюсь как в теории относительности – то есть кое-что слышал, но не более. К Кнурову уже спешил Бородкин. Интересно, а с дуэлянтов за медицинскую помощь врачи что-то имеют? Или в поединках сплошной альтруизм?
Мамочки! Как много я еще не знаю об этом времени!
Мой визави уже стоял на одном колене, лицо его было бледным, а чего еще ожидать при таком кровопускании.
Доктор, подскочив, сделал в мою сторону совершенно конкретный жест рукой: вали отсюда, ты уже сделал все, что мог…
Я отошел к генералу.
— Михаил Михайлович, я ничего не нарушил?
— Все замечательно, уважаемый Вадим Федорович, — лицо Бороздина было весьма довольным, — в такой ситуации этот мерзавец не посмеет больше ни слова произнести в адрес Анастасии Сергеевны. А вот если бы вы его убили… В общем, было бы весьма нелегко отвести от вас "руку правосудия", несмотря на все ваши заслуги перед Россией.
Очень хотелось спросить по поводу кнуровской шпаги: не является ли она моим трофеем?
Но раз не предложили, попрошайничать не буду…
Мы с генералом вернулись в трактир, или как там это заведение называется, и попросили хозяина подать завтрак. Теперь уже можно и подкрепиться – проникающее ранение в пищеварительный тракт мне больше не грозит.
Минут через пятнадцать к нам присоединился доктор.
— Да уж, господин Демидов, — начал он, — теперь ваш соперник сможет в правой руке держать только ложку. Да и то нескоро. Вы умудрились перерезать несколько сухожилий вблизи кисти руки. Совсем немного до лучевой артерии не достали. Можно сказать, что своей шпагой вы орудовали с точностью хирурга.
— Действительно, молодой человек, — не преминул заметить Бороздин, — вы не устаете удивлять: сначала ваши военные усовершенствования, потом я узнаю о научных открытиях, а теперь еще выясняется, что и фехтуете вы здорово. Причем весьма необычно, я такого стиля никогда не видел.
Ну, естественно: теперь снова трепать про мифического испанца-мастера. Как же надоело все время врать! А ведь это еще цветочки. Академики в Питере из меня душу вынут, чтобы разобраться, как я до таких открытий дошел…
— Так я же не скрывал, что умею орудовать клинком, Михаил Михайлович. А насчет остального – в дороге есть время подумать, во всяком случае я именно так привык бороться со скукой.
— Прошу прощения у вашего превосходительства, — это зашел Тихон. — Мне с кухней уже отправляться или погодить?
Мы с генералом вопросительно посмотрели на доктора.
— Я уже освободился. Необходимая первая помощь оказана, а неподалеку живет мой коллега. Хозяин трактира уже отправил за ним человека. Я сделал все необходимое, чтобы этот мерзавец не умер в ближайшее время, а дальше у меня нет ни малейшего желания задерживаться здесь ради него.
— Поезжай, Тихон, — махнул я слуге рукой, — мы скоро отправимся следом.

 

Назад: Последние дни в усадьбе
Дальше: Петербург