Глава 9
Война без особых причин
Волнения не заставили себя ждать и спонтанно возникали по всему городу и за его пределами локальными завертями, которые, разрастаясь по спирали и набирая силу, набухали, превращаясь в смерчи. Когда Женя перешел дорогу, чтобы запастись арсеналом в супермаркете по соседству, волнения еще не успели перерасти в беспорядки.
В Бутово вчерашняя покоцанная троица без лишних сомнений запасалась молотками, затачивала отвертки, мастерила металлические набойки на носках ботинок; они и их товарищи ждали этого момента давно и были к нему готовы. Приготовления шли по всему району.
Наездницы Инга и Галя спорили о политике в стойле конного завода, и депрессивное, циничное представление Инги об устройстве жизни схлестнулось с Галиным радикально наивным идеализмом. Лошади ржали и просили есть.
Водители на дорогах всматривались в соседние машины, чтобы для начала на ходу поотрывать врагу боковые зеркала и сделать свой небольшой вклад в дело восстания.
В одной из московских квартир плакал ребенок, а муж тщетно пытался вырвать куртку из рук вцепившейся в нее жены, которая не собиралась отпускать его на войну. Дернуть сильно он не решился и отправился воевать в свитере.
В другой запасались тушенкой, крупами и питьевой водой.
Одинокий житель соседнего дома решил, что начнет борьбу против оси зла со своего соседа.
Небольшой супермаркет эконом-класса, неосмотрительно нареченный «Белочка», принадлежал к разряду магазинов, рассчитанных на девять-десять близлежащих домов и намеренных предоставить жильцам-завсегдатаям любую необходимую продукцию, чтобы случаем не подвигнуть их на разведывательную миссию в соседние дворы, где они, чего доброго, обнаружат ту самую лампочку-миньон или трехпроцентный кефир, которых не оказалось в «Белочке». Поэтому супермаркет был захламлен всякой всячиной, разложенной на полках по категориям или сваленной вперемешку в уцененных корзинах, йогурты и плоскогубцы, новогодние петарды и картофельные чипсы, шампуни и общие тетради, набор стаканов и постельное белье, и Женя шел по рядам этой сокровищницы, как Джеймс Бонд, попавший в лабораторию уникальных гаджетов квартирмейстера Кью в исследовательском центре Секретной Службы. Поверх пуловера на нем был надет отцовский жилет болотного цвета, наподобие тех, что носят иностранные корреспонденты в странах третьего мира. Выбранным Женей предметам боя предстояло расположиться в многочисленных внутренних и внешних карманах и ячейках жилета наподобие разгрузочного.
Пока Женя шагал между полками, время от времени замечая предмет, в котором видел высокую боеспособность, и на ходу прибирая его в корзинку, в высотке на Баррикадной подиум с микрофоном перешел в распоряжение Принца Оркского Федора Афанасьевича, пока Принц Эльфийский занял себя восхитительным крабовым салатом.
– …Заявление эльфийского руководства – не что иное, как дерзкий вызов и наглая провокация! – с трагизмом говорил в камеру Федор Афанасьевич. – Мы не потерпим ложных обвинений в наш адрес! Наш долг – пресечь нападки эльфийских подстрекателей! Я призываю вас выйти на улицы и дать отпор! С нас хватит! И самое главное – нам необходимо задержать выскочку Степанова, который незаконно взял на себя роль предводителя оркского сопротивления! Наступает нелегкое время, и мы не можем позволить себе разброд, сепаратизм и самозванство в наших рядах! Степанов должен быть схвачен и доставлен в штаб оркского руководства на Баррикадной во что бы то ни стало! – Женина фотография в шапочке с помпоном из личного досье крупным планом вышла в эфир второй раз за вечер.
Когда Женя с полной корзинкой подошел к кассам, вечно неприветливая и с переменным успехом крашеная блондинка Валентина, смерив его надменным взглядом, грохнула об конвейер табличкой «Касса не работает» и ядовито процедила, не сводя с него пристальных змеиных глазок:
– В соседнюю пройдите.
Валентина сложила руки на не столько пышной, сколько консистенции убежавшего теста груди, одновременно с удовлетворением и претензией. Она оказалась эльфицей, и это объясняло для Жени многое о прошлых его визитах в «Белочку». Валентина слышала сообщения по радио и знала, что грядет война, поэтому сегодня ненавидела парнишку орка особенно люто, но, к счастью, на рабочем месте не имела доступа к телевизору и понятия не имела, что это – тот самый Степанов, которого необходимо сдать властям. Зато сам Женя, расплачиваясь за арсенал, уловил обрывки обращения Оркского Принца в динамике транзистора возле кассового аппарата. Теперь его искали оба лагеря; новоприобретенные «свои» стали для него чужими по приказу Федора Афанасьевича. Он подумал, что добраться до Баррикадной ему будет непросто, но даже не предполагал, насколько.
На улице перед супермаркетом, только в Женином поле зрения, дрались в нескольких местах, дрались жестоко, с упоением, обломками труб и хоккейными клюшками. Две припаркованные машины полыхали огнем и выли сигнализацией. Ватага эльфов поливала бензином третью, прыгая по ее крыше и капоту для особого эффекта. Черный дым разливался по улице густой едкой пеленой. Где-то кидали камнями в окно.
Растерянно глядя по сторонам, Женя приметил на другой стороне улицы Пашу и его команду, грозно двигавшихся клином по тротуару и обочине дороги, намереваясь использовать боевую тактику «волчья стая» немецких и американских подводных лодок времен Второй мировой войны. Ключевым элементом тактики являлась эффективная система разведки, и, опережая основную формацию байкеров на несколько сотен метров, трое лазутчиков прочесывали территорию. Один из них не успел даже удивиться, когда из засады в арке Жениного двора выскочила белокурая женщина и сбила его с мотоцикла ударом предмета, который по назначению походил на кистень, но выглядел как авоська с дюжиной консервных банок. «Ночные Волки» устремились туда. Натянув спасительный капюшон на лоб, Женя шагнул к проезжей части и поднял руку.
На дороге творился хаос. За какие-то десять минут ползущий поток машин, характерный для часа пик, поредел до струйки. Единичные автомобили проносились по улице в панической спешке. На Жениных глазах «Фольксваген Пассат» пошел косым тараном на правый борт «Опеля Астра»; страшный удар отправил обе машины в занос, закрутил в бешеном парном танце бок о бок, танце наподобие танго, где не совсем понятно, хотят партнеры выразить друг другу свою страсть или сломать шею, позвоночник и пару конечностей. Стремительно вращаясь и визжа резиной об асфальт, покореженные машины проскользили наискосок через проезжую часть и грохнулись плашмя о массивный мраморный бордюр подземного перехода. Тут же, как по сигналу, взорвался бензобак одного из горящих автомобилей. Эльфы вздрогнули и пригнулись, как стайка гиен у тела загрызенной антилопы, лягнувшей воздух копытом в предсмертной агонии. Не сговариваясь, они вышли на проезжую часть, пытаясь заставить проезжающие автомобили замедлить ход и остановиться. Похоже, им было уже все равно, кто за рулем.
Ловить попутку было бесполезно. Бежать к метро? Это дольше, да и неизвестно, что там творится, застрять в тоннеле сейчас никак нельзя. Женя взглянул на амулет. Шипы еще тлели, тусклым, но ровным свечением. Катя звала его на помощь.
Кто-то ткнул его в спину. Женя дернулся, но с облегчением услышал над ухом знакомый лай Пса, лай тревожный, настойчивый. Встав на задние лапы, Пес теребил передними Женино плечо.
– Не до тебя сейчас, друг. Шел бы ты во двор. Спрятался где-нибудь… – сказал Женя, разворачиваясь. Пес перебрал лапами, не опускаясь на асфальт, и теперь упирался Жене в грудь.
В его лицо смотрели желтые зрачки волчьей морды. Пушистые серые «бакенбарды» обрамляли широколобую голову. Пес заворчал и беспокойно захныкал. Женя узнавал в нем своего дворового приятеля, поклонника сосисок и противника горчицы, и в то же время Пес был не псом, а крупным серым волком, волком обыкновенным, канис люпус из семейства псовых. Женя впервые смотрел на него третьим глазом.
Соскочив с Жениной груди, Пес встал перед ним боком, тявкнул, выражая готовность, и Женя, кажется, догадывался, к чему.
Его капюшон сполз на затылок. Он поймал на себе взгляды – его заприметили эльфы на дороге. Решаться нужно было немедленно. Белокурая шайка уже решительно шагала в его направлении.
– «Орки, орки ехали на волке…» – пробормотал Женя. Клыкастый четвероногий друг заурчал одобрительно и потоптался на месте.
Перекинув ногу через метровой высоты круп, Женя вцепился в грубую шерсть, и в тот же миг Серый Волк сорвался с места, взрыв когтями крошеный асфальт неважного качества и едва не скинув наездника.
В этот вечер улицы Москвы по большей части пустовали. Обычные граждане вида хомо сапиенс сидели по домам и лишь приблизительно знали, по слухам, толкам и интерпретациям малопонятных вечерних новостей, причину беспорядков. Два видных олигарха не поделили территории, говорили одни. Дерутся футбольные фанаты, утверждали другие. Третьи уверенно заявляли, что произошел дефолт. Меньшинства выдвигали теории о высадке враждебных инопланетян и аварии на адронном коллайдере. Склонные к активному участию в чем бы то ни было, особенно если под это дело можно влезть в магазин электроники или кого-нибудь побить, ринулись на улицы с личными целями. На следующее утро туман рассеется, и в прессе сформируются официальные версии, которые войдут в учебники по истории как причины и поводы войны. Все они будут неправдой, потому что лишь косвенно привяжут к теме близлежащие социальные явления и политические события, а то и представят в качестве корня конфликта его последствия, обтекая истинную причину, о которой обычные люди знать не могут.
Улицы пустовали. Но если бы кто-нибудь выглянул в окно на Садовой-Триумфальной в этот сумеречный час, то увидел бы, как в бликах горящего ресторана «Американский бар и гриль», облюбованного экспатами, по разделительной полосе скачет юный темноволосый парнишка на огромном псе. Завывали сирены милицейских машин. Где-то звучали выстрелы.
Проезжая Триумфальную площадь, Женя увидел на Тверской толпу из двух надвигающихся друг на друга лагерей, стенка на стенку, с палками и кирпичами. В сравнении с разъяренной толпой команда омоновцев в противоударных шлемах и штурмовых щитах выглядела довольно жалко.
– Я туда не полезу, – прошипел белобрысый омоновец соседу. – Ваши все замутили, вот вы своих и присмиряйте!
– Ты мне не указывай, понял? – возмутился темноволосый страж порядка. – Вы первые начали!
– А в табло? – блондин наседал на него, занеся резиновую дубинку.
– Мужики, да вы чего?! – третий полез разнимать их. Орк и эльф оттолкнули его с силой, и человек упал.
– А ты не лезь!
Женя не остановился.
У парадного высотки Женя ловко спрыгнул с Пса, и тот растянулся на автомобильной парковке, высунув язык. Дюша и Николай Петрович в форме уже ждали его у массивной двери подъезда. Капитан изобразил напряженную мысль на лице, стреляя глазами то на Женю, то на Пса с высунутым языком, но вопросов предпочел не задавать.
Когда Женя изложил свой план, Николай прищурился на него уважительно.
– Справитесь?
– Не лыком шиты, – рявкнул Николай деловито. – Да, диджей?
– Однозначно, – кивнул Дюша.
Женя протянул руку, и Николай вручил ему бронзовый восьмиугольник на шнурке, такой родной и такой незнакомый предмет, из-за которого могла начаться на этой неделе Третья мировая.
Как три нелепых богатыря, они шагнули внутрь сплоченной командой. Их встретил озабоченный швейцар в ливрее:
– Господа, вы к кому?
– К Макару Филипычу, – заявил Дюша. – И к Федору Афанасьевичу.
– Но… туда нельзя.
– Так всем и говори, – Николай хлопнул швейцара по плечу, поправил фуражку и зашагал к лифту. Дюша последовал за ним. Швейцар открыл рот, но ничего из него не сказал.
– У меня там… транспорт на стоянке, – Женя махнул на дверь большим пальцем. – Пить хочет.
Пока швейцар размышлял, что ему делать с зубастой псиной в разлинованном прямоугольнике платной стоянки, Женя, догнав соратников, надевал на шею отцовский амулет.
Навстречу им из лифта вывалилась кучка телевизионщиков, двое из них с камерами. Кивнув Жене на прощание, Николай шагнул к одному из репортеров и тронул за плечо:
– Капитан милиции. Есть разговор.
Перед тем как за Женей закрылись двери лифта, Дюша подмигнул ему, пообещав:
– Джага-джага.
В резиденции, в спальне, где совсем заиндевела Катерина Бурмистрова, Эльфийский Принц паковал чемодан. Растерянный Корней наблюдал за его действиями. Он не знал, что в соседней спальне Гриша Матерый помогает со сборами в полет без возврата своему Принцу, Федору Афанасьевичу.
– Макар Филипыч, на улицах настоящая война… – начал было Корней.
– То ли еще будет, – отрезал Принц, складывая последнюю рубашку. – Билет у тебя?
Корней вручил билет.
– А вы обратно скоро?
– Ох не знаю. Может, пора мне уже и на покой. И потом, когда все это закончится… останется ли кем руководить?
В комнату заковылял возбужденный Петя. Тревожная новость оторвала его от игры в «дурака» на лестничной площадке, где охрана разбила бивуак и скрашивала ожидание за складным столиком и колодой карт.
– Макар Филипыч! Тут швейцар снизу позвонил… – он сделал паузу, чтобы отдышаться. – Орк приехал.
– Как – приехал? – метнулся Корней.
– Это… На волке!
На лице склонившегося над чемоданом Эльфийского Принца появилась торжествующая улыбка.
В соседней спальне Макар Филипыч пристегивал к бархатному сундуку наплечные лямки.
Матвей, Серый и охранник из оркского службеза Гурджиев рубились в карты у входа в резиденцию, когда двери лифта распахнулись.
– «Бить или не бить, вот в чем вопрос!» – процитировал Серый, глядя в карты.
– Афоризм! – оценил Гурджиев. Вынужденно назначенный в совместный наряд, после дюжины партий в «дурака» он почему-то не чувствовал, что находится среди врагов. – Кто это сказал?
– Это Макар Филипыч сказал, – произнес Матвей не без благоговения.
Он оторвался от карт. По ковровой дорожке от лифта к ним шагал орк Степанов. Из-за его спины, как меч ниндзя, торчала загнутая ручка черного зонта. Охранники повскакивали, опрокинув столик.
– Э! Ты куда намылился?! – Серый потянулся к оружию.
Женя распахнул жилет. Внутренняя его сторона была увешана всякой всячиной, как пулеметными лентами. Из всякой всячины Женя выбрал новогоднюю хлопушку. У охранников округлились глаза, и теперь все трое лихорадочно задергали пистолеты, но было поздно.
– С Новым годом, – сказал Женя и дернул за веревочку. На его груди вспыхнул буквой «С» отцовский октагон. Хлопушка рванула, вихрем конфетти распахивая двустворные двери и выбрасывая в зал резиденции троих охранников взрывной волной. Серый сбил с ног спешившего к выходу Корнея и покатился кубарем.
Все как в сказке. Дерни за веревочку – дверца и откроется.
Пока Дюша объяснял задачу запуганному корреспонденту у микроавтобуса с логотипом одного из каналов, капитан Чепурко отлучился в сторону Конюшковской, где что-то строили и высился подъемный кран. Корреспондент названивал разным людям со своего и чужих телеканалов, договариваясь о помощи. Николай внушил ему, что мир в опасности, и корреспондент старался. Он уже заручился поддержкой четырех каналов и продолжал попытки, обещая сногсшибательный репортаж в обмен на прямой эфир в нарушение пары-тройки правил.
Один за другим Дюше названивали опера Шура и Гарик. Первый надавил на администрации социальных сетей и новостных порталов. Второй заявился в трансляционный центр компании, управляющей светодиодными рекламными экранами по всему городу, и рапортовал оттуда.
– Что Петрович себе думает? На улицах стреляют! Какие ролики? Совсем старик спятил? – жаловался Гарик.
Дюша терпеливо отвечал, что Николай в своем уме и знает, что делает. Если план сработает, на улицах перестанут стрелять. Дюша умалчивал о том, что, если план провалится, беспорядки перерастут в настоящую войну, возможно, гражданскую, а может, и мировую. Когда диджей сделал все, что мог, то отправился вслед за Николаем, прихватив с собой громоздкую телекамеру с трансляционной системой. Корреспондент смотрел ему вслед с тоской. Он отвечал головой за эту камеру.
Капитан уже проник на территорию стройки, пустовавшей сейчас. Привести подъемный кран в боевую готовность не составило труда. Вскоре Дюша был накрепко примотан проволокой и изолентой из ПВХ к мощному крюку.
– Космос, Космос, я – Ракета! Как слышите? – вещал Дюша в воки-токи.
– Держись, Ракета! – отвечал Николай во вторую рацию за стеклом кабины крана. Пробормотав «ну к черту», капитан налег на рычаги, и Дюшу потянуло вертикально вверх. Болтая ногами и вцепившись в камеру, Дюша глазел с восторгом на опускающийся под ним город. Показались соседние дома из-за ушедшего книзу высокого забора стройки; они уменьшались, послушно выстраиваясь в улицы. Когда крыши шестиэтажек, девятиэтажек оказались у Дюши под ногами, консоль крана пошла вбок. Город начал вращение. Высотка надвигалась на него.
Внизу Николай Петрович испытал прилив адреналина в дозах давно забытого размаха, когда самоходная конструкция проломила строительные заграждения и вырвалась на улицу.
К девяти часам вечера американское правительство выразило ноту протеста российскому, потому что запаниковавшие экспаты отправляли истерические сообщения родным и близким в США из разных точек России, включая горящий «Американский бар и гриль». Нота протеста осталась без ответа. Москва не знала причин беспредела. Было созвано чрезвычайное заседание, на котором в эту минуту решали, пускать ли танки по улицам гудящей столицы. Некоторые ставили под сомнение саму возможность отдать армии такой приказ, потому что час тому назад в штабе Южного военного округа в Ростове-на-Дону полковник Покровский – блондин, к слову – угнал танк и до сих пор преследовал на нем генерала Балаяна. У обоих офицеров нашлись последователи. Связь со штабом Центрального округа появлялась и исчезала. Поступали новости о волнениях в регионах, некоторые – в опасной близости к Балаковской атомной электростанции.
В Вашингтоне незамедлительно приняли меры, взяв посольство России под домашний арест. Отголоски беспорядков еще не успели докатиться так далеко от эпицентра, и эльфам и оркам Соединенных Штатов лишь предстояло присоединиться к всеобщей борьбе. Однако в Европе известные проповедники уже прилюдно обещали конец света за грехи человеческие. Отдельные организации стран арабского мира намеревались ускорить процесс и обсуждали, как сделать это эффективнее.
В резиденции царил хаос. Официанты, журналисты, врачи, приглашенные важные гости покидали помещение, прятались за столами и колоннами, перебегали к двери между выстрелами. Бесстрашно шагая по залу, Женя прицельно взрывал хлопушки одну за другой, сметая врагов на своем пути. Впервые после той ночи, когда был арестован и заморожен Александр Бурмистров, и всего лишь второй раз за очень долгое время эльфийские и оркские сотрудники безопасности действовали заодно, сражаясь бок о бок.
Макар Филипыч наблюдал из угла зала, невозмутимо обсасывая креветочный хвостик. Навстречу Степанову выскочил Гурджиев, и его тут же бросило в воздух и уронило на блюдо с заливной рыбой, напоследок украсив россыпью конфетти. Гурджиев попытался подняться из загустевшего соуса и, нелепо елозя спиной в холодце, занес оружие – но вторая хлопушка выбила пистолет из его руки. Проходя мимо, Степанов наступил на него, разломав на части.
Корней и Гриша Матерый открыли стрельбу из-за колонны, вспыхивая амулетами попеременно. Не останавливаясь, орк изменил траекторию и направился к ним. Снаряды просвистели над его головой, цепанули жилет на плече и грохнули в дальнем конце зала, обдав толстую стенку аквариума мрамором и штукатуркой, но Степанов продолжал шагать на колонну, даже не вздрогнув. Макару Филипычу стало немного не по себе. Магия есть не что иное, как обычные явления, гипертрофированные силой чувств в нечто за гранью. «Пули не берут» – поговаривают про смельчаков на войне. Степанов выудил из-за пазухи новое орудие и пальнул. Из баллончика с истерическим шипением вырвался на волю поток взбитых сливок, который облепил Корнея с ног до головы тягучим, липким пленом. В ужасе кинулся бежать Гриша Матерый, но брандспойтная струя настигла и его, и он барахтался на полу, скользя и увязая. К Эльфийскому Принцу присоединился Федор Афанасьевич. Правители молча обозревали поле боя, с мрачным, но все же спокойствием.
Бросив на Принцев суровый взгляд, предвещавший, что этот разговор еще не окончен, Женя прошагал прямиком в спальню. Побитые, ошарашенные, потерянные охранники, в батальном посттравматическом стрессе все как один, кряхтя и постанывая, поднимались на ноги тут и там в полном разброде. Они посматривали друг на друга и виновато на Принцев, совершенно не понимая, как им действовать дальше.
– Пшли вон, – сказал Макар Филипыч, дожевывая буженинку. – Вояки. Вам сказали охранять – идите, охраняйте.
– Повторить? – выгнул бровь Федор Афанасьевич. – И чтобы ни одна живая душа сюда не проникла.
Сотрудники безопасности двух лагерей, прихрамывая и ругаясь, заковыляли к выходу, напоминая Принцам 1812 год. Эта мысль не была озвучена ни одним из правителей. В озвучивании не было необходимости. К тому же оба Принца знали, что главная цель тогда была достигнута, и третий по счету октагон занял свое место в обитом красным бархатом сундуке в пока еще скудной коллекции прочих амулетов. Когда охрана прикрыла за собой двери, Федор Афанасьевич повернул ключ в замке до упора, а Макар Филипыч вложил засов размером с бейсбольную биту в кованые скобы.
– Кать… Катя… Тебе нельзя умирать. Я отвечаю за тебя. Катя!
Ее ввалившиеся глаза застыли, глядя в потолок мутным, невидящим взглядом, как запотевшие синие стекла. Он провел теплым пальцем по ее обескровленной щеке, и иней потек слезой по скуле. Волосы смерзлись в комья. Он чувствовал могильный холод, исходивший от нее даже через одеяло. В глазах кололо и щипало, и он никак не мог рассмотреть, теплится ли еще жизнь в амулете.
– Опоздал ты, Степанов, – сказал Оркский Принц с порога спальни и сочувственно высморкался в платочек. Из-за его спины выглядывал Макар Филипыч.
Женя потрогал Катин браслет. Металл рассыпался черной трухой в его ладони. Он схватил ее обжигающие холодом пальцы, растирая их, и часто, настойчиво дыша на них паром.
– Прекрати сопли, Евгений, – посоветовал Принц Эльфийский. – Прими смерть как мужчина.
Женя не сдавался. Осторожно приподняв ее хрупкую голову, он привлек девушку к себе, стараясь прижаться к ней всем телом, отдать все свое тепло, обхватить, обнять ее так, чтобы не оставить холоду ни сантиметра.
Принцы не двигались с места. Им некуда было спешить. План сработал. Нет ничего эффективнее войны для достижения любых целей. Так было девять раз, так случилось в десятый.
Он и сам уже начал замерзать и дрожал всем телом, но не обращал на это никакого внимания, прильнув своей щекой к ее, губами к ее неживым, посиневшим. И в этот момент Макар Филипыч заподозрил неладное. Потому что на груди Степанова полыхнул ярким сиянием недостающий октагон.
Вокруг влюбленной пары воздух пошел неожиданной зыбью, как над асфальтом в жаркий день. Густая тепловая волна растеклась по комнате мгновенно, дохнула жаром в изумленные лица Принцев, испарила крокодилову слезу под ресницами Федора Афанасьевича, оставив лишь соляное очертание на коже.
Тут же ударила вторая волна, прокатившись во все стороны, как от взрыва. Заиндевевшее Катино лицо вмиг стало влажным, словно покрылось испариной. От девушки валил пар. Макар Филипыч отобрал у застывшего Федора Афанасьевича носовой платок и промокнул вспотевший лоб.
– Этого не может быть, – прошептал Принц Эльфийский.
Потек разводами макияж вокруг глаз, дрогнула ресница, и Женя, раскрасневшийся от жара, прижался к ней еще крепче в живительном поцелуе, самом горячем поцелуе за историю человеческих и нечеловеческих рас. В комнате запотели окна. Пар мешал что-либо разглядеть.
От третьей волны потекла и наполнила комнату кофейным ароматом декоративная свеча на подоконнике. Отклеилась от стены полоса обоев и поползла книзу, закручиваясь стружкой. Забытый на тумбочке термометр замелькал цифрами и, достигнув ста градусов по Цельсию, лопнул от перепада температур, а вслед за ним в люстре с такой силой взорвалась лампочка, что пробила плафон.
Когда марь начала редеть и оседать, в этом облаке тумана возникла Катя Бурмистрова, мокрая насквозь, ошарашенно хлопая глазами и дыша взахлеб. Ее рассредоточенный взгляд упал на Женину глупую улыбку, и она подскочила на кровати:
– Ой, мамочка, орк!
Но тут же успокоилась, слабо улыбнулась сквозь слезы, подмигнула ему:
– Шутка, – и, серьезно посмотрев ему прямо в глаза с теплотой, которую не смогла бы выразить словами, добавила: – Целуешься ты… конец света!
– Так не бывает, – пробормотал Макар Филипыч. – Так не бывает! – закричал он, и запоздало кинулся к Жене, протянув руку к октагону. Выстрел хлопушки выбросил Эльфийского Принца за дверь и протащил через всю залу. Рефлекторно выкинув в стороны руки на лету, Макар Филипыч оттолкнул в сторону Принца Оркского и уронил его на пол.
– А мне по фейдеру, – сказал Женя сурово, вставая с кровати и отбрасывая использованное орудие. – «Бессмертие» пишется с двумя «С».
Он взял свою принцессу за руку и последовал за Принцами в залу, но остановился на полпути к выходу. Похоже, уходить он не собирался, а убегать и подавно. Его миссия еще не завершилась; только теперь он знал, в чем она заключается. Катя шла за ним послушно, доверяя всецело и не задавая вопросов.
– Счастливые, да? Радостные? За ручки держимся? В сказку попали? – Эльфийский Принц неспешно поднимался с пола и делал это с завидным достоинством, несмотря на следы холодца на его пиджаке и растрепанный хвост волос. – Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте. Ты мне амулет сам отдашь или трепыхаться будешь?
Федор Афанасьевич уже заходил сбоку:
– Что тебе не сиделось? Все прекрасно враждовали, был порядок. Учти, эта война на твоей совести. Надо же было влезть со своей юношеской влюбленностью!
– Влюбленностью называют любовь те, кто на нее не способен, – ответил Женя негромко, никому ничего не доказывая, и от этого неопровержимо. Принцы переглянулись. Пора было заканчивать главу истории, которой, вероятно, суждено было быть последней. Через несколько часов отправлялся на Андаманские острова самолет, на который у правителей был предварительно куплен билет – один на двоих. С бессмертием и бархатным сундуком можно неплохо жить где бы то ни было, даже в эпоху апокалипсиса. Этот сундук Федор Афанасьевич и закинул теперь за спину, продевая руки сквозь лямки.
– И эта война не на моей совести, – добавил Женя, – как минимум потому, что никакой войны не будет.
Катя повернулась к нему. Застыли Принцы. Степанов знал что-то, чего не знал никто; только что прозревший видел лучше сотен тысяч зрячих. Женя вздохнул, собираясь с мыслями, и заговорил с волнением:
– Жена праведника Лота ослушалась наказа ангелов и оглянулась посмотреть на уничтожение Содома и Гоморры огнем и серой. Она превратилась в соляной столп от ужаса увиденного. Буквально. Она по сей день стоит там, на горе Содом у Мертвого моря. В Интернете фотографии есть. Карибский пират Черная Борода потерял голову в гонке за богатством и властью, наводя ужас на Вест-Индию. Впоследствии его голова оказалась на бушприте лейтенанта Королевского флота Британии Роберта Мэйнарда, его победителя. Буквально. Казанская царица Сююмбике так желала вырваться от Ивана Грозного, которому была выдана казанцами, что бросилась с седьмого яруса построенной для нее башни и обратилась в птицу. В другой легенде девушка тосковала по любимому настолько, что стала рекой, чтобы воссоединиться с ним. Некоторые племена Полинезии внушали себе смерть, когда считали, что пришла их пора. Они хотели умереть, и смерть приходила к ним. Григорий Распутин, наоборот, обладал такой жаждой жизни, что пережил ряд покушений, отравление цианистым калием и одиннадцать выстрелов, пока его не утопили подо льдом Невы. Николая Гоголя преследовала фобия быть похороненным заживо, и в результате он оказался жертвой своих назойливых страхов. У темных старушек это называется «сглазить». Когда испанские конкистадоры высадились на земли инков и стали безжалостно уничтожать местный народ, сживать их со света, – население целого города исчезло и вправду. Словно сквозь землю провалилось. Как будто сказали конкистадорам: раз вы одержимы желанием искоренить нас, мы, пожалуй, исчезнем сами, чтобы никому не мешать. Я не знаю, правдивы ли эти истории, но люди продолжают верить в них веками.
– Давайте еще вспомним старый анекдот, – с насмешкой вмешался Макар Филипыч, и, не дослушав его, Федор Афанасьевич хмыкнул знающе, – в котором негр пожелал много воды, голых женщин и стать белым – и превратился в унитаз.
Женя вытащил из кармана сложенный вчетверо эскиз и продолжал, словно его и не перебивали:
– А восемьсот лет назад произошел еще один примечательный случай. Маленькому Гоблину долго внушали, что он Двуликий, и он поверил в это.
Он развернул рисунок, на котором трещина в зеркале рассекла Гоблина надвое.
– «Он замахнулся что было сил и ударил кулаком по зеркалу. Звякнуло стекло; кривая трещина разделила зеркало надвое. Какова ирония: он хотел раз и навсегда избавиться от своего отражения, отражения неприглядного и никем не любимого карлика – но теперь на него смотрели сразу два Гоблина! Несчастный всхлипнул от отчаяния – и вдруг хрипло захохотал, переводя взгляд от одной фигуры к другой. «Двуликий Гоблин! – кричал он, показывая пальцем. – Двуликий Гоблин!..» Инцидент с зеркалом нанес ему психологическую травму и поставил последнюю точку. Гоблин стал двуликим. Буквально.
Принцы давно перестали смеяться. Катя смотрела то на Макара Филипыча, то на Федора Афанасьевича. Девятому валу осознания масштаба открытия еще предстояло накрыть ее с головой, а пока что он только показался на горизонте. Она всматривалась в знакомые лица, цепляясь за привычные черты, черты лжедруга и псевдоврага, и не могла разглядеть их из-за странной, мутной ряби, которая ползла по лбам, глазам, щекам живыми серыми кляксами.
– И тогда Гоблин натравил два народа друг на друга в месть за свое одиночество, за свою невзрачность, за то, что на него смотрели свысока и сторонились. Ненависть и вражда ослепили их, и никто не увидел истинного лица самозваных правителей. Буквально. С тех пор шла война без особых причин, а маленький Гоблин, надев маски Оркского и Эльфийского Принцев, собирал амулеты с павших на поле боя, потому что решил стать большим во что бы то ни стало. Он так боялся, что при малейшем сомнении подданных его истинное лицо проступит сквозь камуфляж, что даже сочинил страшную историю про конец света – историю, которую не проверить, потому что эксперимент возможен только единожды. А больше всего он опасался зеркал. Потому что с зеркала все началось и зеркалом могло закончиться.
И, достав из ячейки жилета дешевую пудреницу, купленную в супермаркете «Белочка» со скидкой, Женя раскрыл ее створки и направил зеркало на Макара Филипыча.
– Что есть магия, как не реализация наших страхов и желаний, пороков и достоинств с помощью непреодолимой энергетики чувств?
Принц Эльфийский отвел глаза. Из мутных всполохов проступили слезящиеся глазки лемура, торчащие кверху воронковидные розовые ушки с кожистыми выростами и хрящевыми вилочками…
Шагнул к нему ближе Федор Афанасьевич, который все больше походил на Макара Филипыча – ушки с кожистыми выростами, хохолок редких волос на лбу, как запятая, серо-зеленоватая кожа с пролесками жидкого меха, – и Макар Филипыч подался к нему навстречу. Только теперь, когда две маски, искажаясь, нашли те общие черты, из которых были слеплены когда-то, заметила Катя, как похожи были Принцы и раньше друг на друга.
Левое плечо Федора Афанасьевича смешалось с правым плечом Макара Филипыча, левая рука с бурыми перепонками между пальцев утонула в правом боку. Их тела сливались воедино. Две лишние ноги стали одной, а затем и она убралась куда-то внутрь. Лямка сундука натянулась, встретив сопротивление шеи Макара Филипыча, но каким-то образом поддалась и встала на законное свое место. От Принцев не осталось ни следа, кроме их костюмов, смешавшихся теперь в одно пестрое одеяние из лоскутной мозаики. Перед Женей и Катей стоял Гоблин, и совсем не маленький, а в полный человеческий рост выше среднего. Сходство с Жениным эскизом было разительным.
– «Умен не по годам. Такие дети, слыхал я, долго не живут на свете», – процитировал Гоблин, пошамкав зубами, – правда, Федор Афанасьевич? – и тут же ответил сам себе: – Правда, Макар Филипыч. «Уж осени конец/ Но верит в будущие дни/ Зеленый мандарин». Красивая и грустная история, Степанов. Эпическая история, не побоюсь этого слова. Но я не собираюсь уходить отсюда без десятого октагона, и поэтому она не покинет этих стен.
Гоблин не представлял себе, насколько был не прав. За форточкой его резиденции, нависнув над балконом на краешке огромной железной лапы подъемного крана, болтался диджей Дюша с телевизионной камерой. На его глазах только что два человека соединились в одного.
– Офигеть… уважаемые телезрители… – сказал Дюша в микрофон и ничуть не преувеличивал.
Сигнал с телекамеры поступил на антенну микроавтобуса с логотипом одного из главных каналов у подножия высотки, полутора сотнями метров ниже. Там кадры подверглись обработке на скорую руку и были отправлены дальше, в несколько пунктов назначения сразу.
Через несколько минут битва на Тверской, которая распростерлась уже от Белорусского вокзала почти до Охотного Ряда, начала постепенно хиреть и чахнуть, задавленная всеобщей прострацией. Светодиодный экран по адресу Тверская, 18, размером семь метров на десять, показывал во всей красе превращение Гоблина. Момент метаморфозы повторялся снова и снова, закольцованный монтажом, чтобы развеять сомнения у зрителей, чья первая реакция, несомненно, выражалась в ошалелом «Че-е-го-о??!». Такой же экран на пересечении с Садовой-Триумфальной создал еще один очаг затухания.
Ролик транслировали по нескольким каналам одновременно. Число просмотров на ютубе росло в геометрической прогрессии. Пользователи человеческого происхождения тоже включились во всеобщий ажиотаж, не совсем понимая, что это такое они смотрят, и принимали кадры за тизер к новому кинофильму со сногсшибательными спецэффектами. Они кивали и говорили друг другу: «Научились наши делать, наконец. Что за фильм, не знаешь? Когда выйдет?» Людям свойственно находить быстрые и удобные объяснения явлениям, которые не подчиняются логике. Например, обозвать судьбу совпадением. Или вампира – белой горячкой.
Пик беспорядков миновал. Но исход еще одной, финальной, битвы пока не был определен.
