- 9 -
"Роман, Иолла, здесь Уэф. Можно посетить ваше жилище?"
Я вскакиваю с дивана, снова сажусь, положив руки на колени. И чего суечусь, право?
"Папа? Конечно, можно" - в отличие от меня Ирочка не спеша садится по-турецки, мимоходом томно потягиваясь, бросает на меня короткий насмешливый взгляд. Фыркает. В моей голове всплывает мыслеобраз - кот, застигнутый в буфете над крынкой сметаны, испуганно съёжился. Я гордо выпрямляюсь.
На этот раз круг изображения шире, и в нём находятся не только мама Маша и папа Уэф, но и дед Иваныч. Сидят на лавке, Уэф и мама Маша в термокостюмах, а дед так даже в меховой кацавейке и шерстяных носках.
– С наступающим вас, Рома, Иришка - гудит дед - С Новым годом, значит…
– Дед! - Ирочка мгновенно скидывает ноги с дивана, говорит по-русски - Дед, роднуля! Как давно я тебя не видела!
Надо же, Новый год. На Земле уже новый год. Значит, у нас там уже зима…
– Да, у нас тут уже снегу по колено - это дед мне - на лыжах впору ходить, значит…
– Ужасно - смеётся мама Маша - Целыми днями приходится ходить в термокостюме, пока не начнёт везде чесаться.
Она внимательно смотрит мне в глаза. Я уже кое-что понимаю в принципах организации ангельской внепространственной связи, в том числе и передачи мыслей, и знаю - сейчас она не в состоянии прочитать мои скрытые, неоформленные мысли. Но мне кажется, она видит меня насквозь. Нет, мама Маша, не мучает меня ностальгия по морозам. Пока не мучает.
– Ну как, Рома - басит дед Иваныч - продвигаешься по службе, значит?
– Так точно! - я встаю по стойке "смирно", отдаю честь - Прохожу курс молодого бойца, уже допущен к уборке помещений!
Все хохочут, и я смеюсь. Должно быть, на человечий взгляд это действительно очень смешно - голый пацан с крылышками и заметно торчащей пиписькой в позе маршала Жукова, принимающего парад Победы. Только я уже привыкаю помалу.
– Мы скоро увидимся напрямую - это мама Маша.
– Мама, я так рада за Иуну. Наконец-то!
– Вот именно. Наконец-то. Так что на свадьбе поговорим всласть, Иолла!
– Погоди, мама. Дед, ну ты же со мной хотел поговорить? Мама, переключи канал на ту комнату…
Опять секреты… Чего на этот-то раз?
"Ну какой ты… Нет у меня от тебя секретов, нет и в принципе быть не может. Удовлетворён? Но вот у деда - могут быть у него секреты? Может он поговорить с внучкой без твоего участия?"
"Да ладно, ладно. Хоть целуйтесь, я разрешаю"
Снова смех.
– Рома, ты не желаешь обсудить кое-какие вещи? - Уэф смотрит невозмутимо, но я улавливаю сложную гамму его эмоций: волнение, недоумение, надежду на чудо и где-то на самой грани ощущения - страх. Страх у папы Уэфа? Немыслимо…
– Папа Уэф, для меня ты всегда был большим авторитетом. Главным, если уж на то пошло. Но давай обсудим всё при личной встрече. Правда, так будет лучше. И деньги тратить на телефон не надо. И я, возможно, дозрею-таки.
Он думает пару секунд.
– Да, ты прав. Ну что ж, при встрече так при встрече. Но пока Иолла с Петром Иванычем беседуют, я не могу оборвать разговор.
Он вдруг чуть наклоняется ко мне.
– Хочешь, я покажу тебе Москву?
…
Снег. Сколько снега, надо же. Я уже начал забывать, что такое снег.
Я будто сижу в транспортном коконе, неслышно и неощутимо плывущем над московскими улицами, прямо над головами прохожих. Всё-таки человеческая память странно устроена. Перейдя в новое качество - сменив место жительства, к примеру, переехав в другой город - человек ещё какое-то время всей душой остаётся на прежнем месте. Но время идёт, и новые впечатления вытесняют старые воспоминания, они бледнеют, редеют… И внезапно настаёт момент, когда прошлое теряет свою реальность, становится вроде бы ненастоящим, призрачным. Но стоит приехать в тот прежний город, один раз пройтись по его улицам, и в голове происходит некое переключение, прошлое оживает, и ненастоящей, выдуманной кажется уже новая жизнь…
Я скольжу над головами прохожих. Столб, опутанный проводами, проходит прямо через меня, словно съеденный посредине тем невидимым прозрачным пузырём, в котором я сижу по-турецки. Я даже оглядываюсь, невольно ожидая, что позади услышу треск и грохот падающего столба. Нет, столб в порядке.
Ага, уже и ёлки тащат. Скоро, скоро Новый год. Я вглядываюсь в оживлённые, смеющиеся лица своих соотечественников. И вовсе они не страшные, люди. Вот только у мужчин на лицах растёт волосяной покров - нелепость какая!… И вообще, у людей мех растёт в самых неожиданных местах…
Я будто на стену налетел. Вот. Вот оно. Я уже не человек. Не физически - духовно…
"Человек, Рома" - возникает в моей голове бесплотный шелестящий голос - "Ты всё ещё очень человек. Слишком человек, я бы сказал. И одновременно ты уже ангел. Только пока ещё чуть-чуть"
"А буду стопроцентным? Ну когда-нибудь?"
"Не знаю, Рома. Слушай, тебе это надо?"
Я растерян. А как же…
"Моя дочь полюбила тебя таким, какой ты есть. Ты не такой уж плохой" - бесплотный, шелестящий смех - "Но, конечно, некоторая доработка требуется. Что тебе ещё показать?"
"Моих друзей. С которыми…"
"Я понял"
"Это возможно?"
"Попробую"
Изображение меняется рывком. Полутёмный холл, в углу грудой свалены беспятые меховые тапочки-шлёпанцы, на случай массового явления гостей - Михалыч всегда обувает всех приходящих в эти свои тапочки…
Невидимый "видеопузырь" вплывает в комнату, откуда слышится смех и возня. Так и есть - Михалыч возится с внучкой. Девочка лет шести, в домашнем сарафане, отбивается от деда, хохочет и взвизгивает от щекотки. Сын со снохой в гостях, понятно…
Малышка вдруг перестаёт взвизгивать, обрывает смех.
– Ой, деда, смотри. Деда, что это?
Михалыч тоже приглядывается ко мне. Я знаю, что невидим и неощутим, в чём дело?
Михалыч протягивает руку, она исчезает по локоть, войдя в мой "видеопузырь". Для меня исчезает, естественно.
– Ничего нет, Дашутка, чего ты?
– Есть, деда, есть! Я боюсь!
Изображение гаснет, я вишу в чёрной пустоте.
"Минутку, Рома, что-то тут с настройкой. Однако, какая глазастая девчушка попалась"
Изображение вновь вспыхивает. Другая комната. Мягко светит торшер. Эдик Полуянов сидит в своём любимом махровом "тренировочном" костюме - редкая вещь, чистый хлопок! - задумчиво решает кроссворд. Жена возится на кухне, гремит посудой.
Я разглядываю своего бывшего друга, находясь в другом мире, за сотни светолет. Да, бывшего друга, не будем гнать пену, как говаривал Коля-Хруст. Ведь друзья - это те, кто делит с тобой твою жизнь. А я ушёл из той жизни, добровольно и сознательно. Вечная вам память!
"Это тебе вечная память, Рома" - бесплотный шелестящий смех.
Эдик внезапно роняет карандаш. Отваливает челюсть. Ещё миг, и я снова в чёрной пустоте.
"Нет, надо сказать Кио. Определённо барахлит настройка"
"Это он что, меня увидел?"
"Ну не то чтобы тебя. Лёгкое марево посреди комнаты. Хватит?"
"Погоди, папа Уэф. Ещё…"
"Ясно"
Изображение снова вспыхивает. Я нахожусь в ванной комнате, выложенной кафелем до потолка. В ванне стоит Илья, голый и намыленный, мычит сквозь сомкнутые губы какую-то мелодию. Смывает душем пену с головы, открывает глаза. Глаза немедленно распахиваются во всю ширь.
– У…У… А-а-а-а!!!
Изображение вновь гаснет, на этот раз окончательно. Я вновь у себя дома, за сотни светолет от Ильи, Москвы и Земли в целом. Передо мной висит в воздухе, как факир, папа Уэф.
– Сейчас же скажу Кио. Безобразие. Самопроизвольно включилась обратная связь!
И тут меня разбирает смех. Действительно, мало приятного увидеть у себя в ванной привидение. Что делать - и у ангельской техники бывают сбои.
– Всё, Рома - Уэф тоже смеётся своим серебряным смехом - Как говорит один наш общий знакомый, факир был пьян и фокус рухнул. Вы закончили? - это уже не мне - Ну, до свидания, дети. Конец связи!…
…
–… Ну что, освоил материал? - Уот сегодня настроен благодушно и где-то даже жизнерадостно.
– Да вроде как освоил… - я кошу глазом в сторону Биана, сидящего поодаль с закрытыми глазами.
– На шефа не косись, он сегодня не принимает - Уот тихонько смеётся, почти шёпотом, дабы не нарушать тишину, царящую в мягком полусумраке холла - Грезит он сейчас, ясно? Пойдём-ка во внешнюю комнату.
Стена бесшумно скользит в сторону, пропуская нас. Внешние комнаты - те самые, открытые на улицу. После сумрака внутреннего холла поток солнечного света кажется ощутимо плотным, горячим. Я уже знаю, что внешние помещения используются в основном как вспомогательные, а для серьёзной работы используются внутренние, где ничто не мешает сосредоточению. Оттого там и тихо, как в тихий час в образцовом детском саду.
Уот уже вертит в руках знакомый серебряный карандашик, помогающий думать. Мне завести себе какие-нибудь чётки, что ли?
– Рассказывай, что именно понял.
Я несколько секунд молчу, собираюсь с мыслями.
– Я так понял, что эксперимент Гаурила, стоивший ему свободы, так и не привёл к желательным результатам. Как была Земля больна, так и осталась. Как были люди хищными обезьянами, так и остались. Нет, хуже - за время, прошедшее со времён пророка Мухаммеда до явления миру Чингис-хана, болезнь распространилась шире. Уже и на другом конце света, в Америке, появились первые рабовладельческие государства - империя ацтеков, например.
– Этого не было в материале - щурится Уот.
– Я учил когда-то историю. У нас учил, в земной школе. Кое-что помню.
– Ладно, хорошо. Всё?
– Нет, не всё. Я так понял, "зелёные" в тот раз здорово помогли нам.
– Поясни.
– Ангелы никогда бы не решились на такой зверский эксперимент над человечеством. Никакой Гаурил не решился бы. Тэмучжин, ставший впоследствии Чингис-ханом - это будет покруче плутония, запасённого Ратой для великого Рима.
Уот смотрит пронзительно. Видит мои мысли.
– Ты не осуждаешь нас за то, что мы не убили его в самом начале, когда он ещё не был Чингис-ханом?
Я медленно качаю головой.
– Нет. Другого выхода не было. Хирург отрезает поражённую гангреной ткань, чтобы пациент выжил. Если бы монголы не уничтожили мощные мусульманские империи, Землю вскоре ждали бы глобальные религиозные войны, в которых народу погибло бы не меньше, чем при монгольском нашествии, если не больше.
– Но монголы разрушили и арабскую науку, и культуру…
– Нет. Арабская культура и наука к этому времени полностью выдохлась, окостенела. И она не была уничтожена, так как арабский Магриб не был затронут нашествием, и в Каире по-прежнему заседали имамы и улемы, так и сяк толкуя строчки из Корана. Только это всё уже была пена, мыльные пузыри. И никому это было не нужно, кроме тех самых мудрецов-толкователей, привыкших парить мозги изрядно расплодившимся к тому времени всевозможным халифам, султанам и эмирам.
– Так! - Уот вовсю вертит карандаш - Всё так! И эмпирическая наука, характерная для диких цивилизаций, не имеющая практического смысла и нужная только самим учёным, кормящимся от неё. И мудрецы-толкователи, озабоченные лишь подведением "идеологической базы" под очередные зверства и идиотские выходки своего хозяина-кормильца. И вконец забитый, рабски покорный народ, нищий и неграмотный, которому плетями прививали "правильный образ мыслей". И особенно фанатическую ненависть ко всем "гяурам", которых "правоверные" мусульмане и за людей не считали. Да, Рома. Рабство - тяжкая и трудноизлечимая болезнь. Но рабство, осложнённое религиозным фанатизмом делает летальный исход данной цивилизации практически неизбежным. И если бы не Чингис-хан, вполне возможно, вся Земля сейчас уже жила бы по законам шариата, причём такого шариата, что мало бы никому не показалось. А чудовищные исламско-китайско-индийские войны, которые начались бы вскоре, не случись Чингис-хана, унесли бы в итоге не меньше жизней.
Серебряный карандашик вертится пропеллером. Всё, решено, завожу себе такой же. Нет, чётки, как у папы Уэфа…
– Всё так, Победивший бурю. Всё так, Ди. Добавлю ещё, что и в тогдашних китайских империях ситуация была не лучше. И эти империи, постоянно воевавшие друг с другом и с соседями, тоже сокрушил бывший раб. Вот так, и только так, Рома. Но знаешь - я до сих пор не могу спокойно смотреть хроники того периода, снятые зондами. Как и большинство остальных, впрочем. Вопросы есть?
– Есть. Есть два вопроса.
– Целых два? - смеётся Уот - Да ты растёшь, никак!
Он вдруг разом обрывает смех. Увидел мой вопрос, значит.
– Нет. Нельзя было отстоять твою родину, тогдашнюю Древнюю Русь. Если хочешь, можешь сам найти материалы по тому периоду, монгольскому нашествию Батыя. Ты убедишься, что я прав.
– Но Европу же отстояли.
– Да!! - он вдруг взрывается. С чего бы? - Да! Мы не могли допустить, чтобы погибла нарождающаяся новая цивилизация. Именно так, Рома. Именно тогда в Европе проросли первые робкие ростки гуманизма. Это сейчас гуманизм тебе кажется естественным. А в те времена во всех поражённых болезнью странах естественными были убийства, грабежи и насилия. Убийства почитались доблестью, разбой был наиболее уважаемой профессией, садистские казни - нормой правосудия. Величайшее учение Восставшего из праха к этому времени было изрядно выхолощено, превратилось в догму, никак не влияя на реальную жизнь. "Не убий" - да, неплохо бы, да как тут не убить-то? И только в тринадцатом по вашему счёту веке мировоззрение людей - пока ещё не всех, пока ещё очень немногих - стало понемногу меняться. Это началось в Европе, Рома.
Уот внешне успокаивается, но я чувствую, как он взвинчен. Я вспоминаю, как Уэф чуть не плакал, когда задели эту тему.
– Ты не понимаешь. Ты уже многое понял, но этого ты не понимаешь. Тогдашний координатор, контролировавший китайские и прилежащие государства, сошёл с ума - а он был парень крепкий, иных там не держат. Ладно. У тебя был ещё вопрос?
– Да. Скажи, Уот - вот ещё при Александре Македонском у вас были перстни-парализаторы. И звездолёты были уже тогда. Ну, правда, телепортации не было… Но и телепортация появилась уже больше полутора тысяч земных лет назад. Слабовато что-то идёт у вас тут технический прогресс…
– У нас тут. Слушай, ты сколько съедаешь за один присест?
Я в растерянности хлопаю глазами. При чём тут?…
– Ну ты голодаешь?
– Да нет… - я окончательно сбит с толку и не могу поэтому углядеть его мысль - Ем от пуза вообще-то…
– Тогда следующий вопрос. Надо ли работать над увеличением урожайности плодовых лесов, если всякой еды у всех поголовно, как ты говоришь, "от пуза"?
Наконец-то до меня доходит.
– Ага, ты понял, вижу. Технический прогресс - не самоцель для нас, это вон "зелёные" всё ещё обманывают себя мифами о первичности и непрерывности технического прогресса. Техника - это всегда средство, от ложки до звездолёта включительно.
– Да понял я уже! - не выдерживаю я.
– Не до конца ты понял. Ты ослеплён бешеными темпами развития техники на Земле. Тому есть две причины. Первая - ваша цивилизация находится на переломе. Тебе известно, что такое "переходный процесс"? Всякая цивилизация может пребывать в нескольких устойчивых состояниях. Первое - первобытное сообщество, по сути своей ничем не отличающееся от животного состояния, когда разумные существа используют свой разум лишь для того, чтобы найти и сожрать добычу. Второе - первичная цивилизация, где громадное большинство населения день и ночь тяжким трудом вырывает у природы скудное пропитание при помощи ручного труда и примитивных инструментов. И третье - развитая техническая цивилизация, где у всех всего довольно. И процесс перехода от одной к другой очень короток, по сравнению с периодом жизни самого разумного вида - своего рода "переключение". Это в норме, конечно. Так вот, человечество на самом переломе, ну чуть перевалило за середину процесса перехода. Людям ещё очень многое предстоит сделать, Рома - обеспечить себя энергией навсегда, уничтожить старость, обуздать смерть, победить пространство и время… И сделать планету, свой дом, уютной и удобной для жизни. И когда всё это будет сделано, технический прогресс исчерпает себя. Ну будут разные мелкие изменения… А вот духовное развитие не должно прерываться никогда. Это и есть нормальное развитие любой цивилизации. Я вижу, у тебя ещё вопрос.
– Да. Ты сказал - всякая цивилизация может пребывать в нескольких устойчивых состояниях. А назвал только три. Есть и ещё?
Уот задумчиво вертит карандашик.
– Да. То есть мы знаем, что они есть, но как будет выглядеть этот следующий этап… Что ты знаешь про сингулярность?
Опять… Далась им эта сингулярность…
– Вот именно. Никто не может знать, что там, за Великим Барьером. Мы можем видеть только в пределах своей ступени развития, Рома. Ну как бы тебе… Ну вот какой-нибудь ваш древний шумер легко понял бы жизнь и общественное устройство в допетровской Руси. Или даже петровской, без разницы. Потому что это цивилизации одной ступени - первичные дикарские цивилизации, пусть и разного уровня развития, разделённые сорока веками истории. Но спустя ещё триста лет ему было бы очень трудно понять что-либо. Потому что людская цивилизация уже перестала быть дикарской, хотя переходный период и не завершён. Древний шумер был бы восхищён железной лопатой вместо медной, пришёл бы в восторг при виде стеклянных бус и зеркал, и оценил бы размеры и мореходность больших галеонов - куда лучше шумерских корявых ковчегов! - но представить себе самолёты, компьютеры, атомные электростанции… непонятно, немыслимо!
Вот так и мы, ангелы, не знаем, какой будет великая цивилизация Хозяев Вселенной. Не можем себе представить. А если бы могли, то и стали бы ими. Вот так, Рома. Ещё вопросы?
– Последний вопрос. Вот ты сказал - "тому есть две причины…" Но назвал одну.
Уот задумчиво смотрит на меня. Переходит на мысль.
"А вторая причина вашего стремительного развития - "зелёные". Им надо, чтобы от вас как можно скорее пошла прибыль. Вот они и стараются форсировать технический прогресс. Ещё вопросы?"
Но я только мотаю головой. Даже если бы и были ещё вопросы… Всё, предел!
– Ага, спёкся! - Уот смеётся - Да и меня запарил, право. Ого, и солнце садится! Слушай, я чего-то голодный. Ладно, у меня тут кое-какая работа осталась, а ты сгоняй в лесок, пожалуйста, набери там… Да подальше отлетай, а то тут рядом коллеги подъели всё самое вкусное. Авоську возьми вон у "домового". Ещё вопросы?
– Будет сделано, учитель!
– Давай, работай. Где будешь смотреть следующую подборку, здесь?
– Как скажешь - я смотрю твёрдо, но в голове тоскливо всплывает видение: Ирочка одиноко прикорнула на диване, съёжившись… и крылом чуть прикрылась…
– Всё ясно с тобой, практикант - смеётся Уот - Порхай домой. Я думаю, шеф будет не в претензии. Беспокоить его сейчас нельзя.
Уот вдруг резко обрывает смех, смотрит на меня очень серьёзно.
– А в следующий раз тебе предстоит с ним сложный разговор, Рома. И не только с шефом, я полагаю.
Какой разговор? Это он о чём?
– О том, о том. Ты полагал пронести такое мимо нашего внимания?
Ах, вот он о чём…
– Нет, это немыслимо…- Уот вздыхает - Такая скромность, где не надо. Балбес ты, Рома, извини за прямоту. Ты должен докладывать о подобных вещах в первую очередь, не дожидаясь, когда кто-то другой разберётся в твоей голове. Всё ясно?
– Я понял.
– Ладно, лети. Да поесть-то мне принеси, слушай!…
…
–…А вот я тебя! А вот сейчас поймаю!
Нечаянная радость радостно верещит, уворачиваясь от моих рук. Знает, зверюга, что в замкнутом объёме у неё все преимущества - мне в комнате и крыльями-то не размахнуться толком, не то что летать, а она знай себе порхает.
– Ладно, ладно, поиграли, и хватит. Давай ужинать, что ли…
Умница, всё понимает. В смысле поесть. И вообще, питание для неё - это святое, ещё ни разу Нечаянная радость не нарушала режим питания. Ни при каких обстоятельствах. Железная дисциплина!
"Учись, Рома" - бесплотный смех. Подслушала, телепатка…
"Я поздравляю тебя, родная. С такого расстояния подслушать неоформленные мысли…"
"Ненаправленные. Это легче"
"Ну всё равно молодец. Ты скоро?"
Бесплотный шелестящий вздох.
"Нет, Рома. Зря ты торопился, с работы удрал. Не видать тебе родной жены до самого утра"
В моей голове всплывает мыслеобраз - я сижу на диване, скорчившись, прикрывшись крыльями, один, совсем один…
"Опять те двое?"
Бесплотный вздох.
"Если бы только. Тут к ним подошло подкрепление. Но я уверенно держусь, ты не думай. Враг будет побит, победа будет за нами! Правильно сказала?"
"Не побит, а разбит"
"Ну тем более! Ладно, не отвлекай. Мой выход. Но пасаран!"
"Вот теперь правильно сказала"
В груди у меня тепло и щекотно. Всегда она найдёт минутку для разговора, в любом бою. Вот то, что до утра мне её не увидать - это плохо. Я вздыхаю. Ладно, потратим эти часы на домашнее задание. Ну-ка, что у нас по теме?
Виртуальный экран протаивает в глубину, и на меня глядят два лица, просвечивающие одно через другое. Оба молодые, прекрасные. Одно - светлый ангельский лик. Второе - лицо человеческой девушки, совсем молодой ещё.
Жанна Д"Арк.
…
–…Итак, уважаемые коллеги, я продолжу. За прошедшую тысячу лет - я имею в виду то судьбоносное собрание Верховного Совета, где легендарные Резвящаяся под Великой звездой и Восставший из праха сумели убедить всех в необходимости продолжать проект "Земля", несмотря на уже тогда очевидно наметившуюся бесперспективность. Напомню, что тогда впервые были запущены установки межзвёздной телепортации, в то время ещё односторонние. Первая же рабочая установка была направлена на Землю, что позволило резко сократить затраты на проект "Земля" и работать параллельно также и на Свире. Сейчас на обоих планетах имеются уже по несколько двусторонних телепортов, и хотя они всё ещё весьма опасны в эксплуатации, тем не менее затраты на оба проекта сейчас гораздо меньше, чем были тысячу лет назад. Да и мы за тысячу лет стали куда состоятельнее (смешки в зале) Так что мы действительно можем сейчас без особого материального напряжения тянуть оба проекта. Вот только встаёт вопрос - надо ли?
Древний зал Верховного Совета снова набит до отказа. И внешне он ничуть не изменился. Вот только лица его заполняют совсем другие. Нет среди них отчаянной и мудрой Раты, нет и биоморфа Восставшего из праха, бывшего некогда на Земле человеком по имени Иисус Христос. "И у нас никто не живёт тысячу лет". Я всё понимаю и не осуждаю их. Любое разумное существо имеет предел развития, за которым ему всё становится безразлично. И они вслед за принцем Сиддхартхой и его верной Юайей, Прячущейся в ветвях, ушли в свою Нирвану. Вечная память и благодарность вам!…
–… Напомню, что в то время на Свире только-только начали выделывать бронзу. И очаги рабства уже кое-где появились. Благодаря смелому и решительному вмешательству группы…
– Не уходите от темы, пожалуйста. Мы сейчас обсуждаем проект "Земля", а не "Свир" - перебивает докладчика председатель.
– Да, уважаемый. Но я как раз по теме. Очаги заразы на Свире удалось подавить в зародыше, и что ещё важнее - выработать у свиров стойкий иммунитет к рабству. В результате за эту тысячу лет цивилизация свиров от первичной бронзы дошла до начала Великого Перелома. На Свире только что запущена первая паровая машина!
Шум в зале, возгласы.
– Теперь о Земле. Тысячу лет назад земляне намного опережали свиров по уровню технологического развития. К примеру, железо они выплавляли уже полторы тысячи лет. А толку? Они и сейчас выплавляют железо в примитивных горнах. И будут выплавлять ещё три тысячи лет! Пять, десять тысяч!
Шум в зале, кто-то вскакивает с места.
– Прошу прощения, но я не закончил. Да если бы дело было только в железе! Нет духовного развития общества, вот что главное. Как были они хищными зверями, так и остались!
Теперь уже несколько ангелов вскакивают с мест, шум нарастает.
– Я не кончил! Да, я вижу ваши возражения. Да, сэнсэи тоже выбирались из кровавой грязи тысячелетия. Но, во-первых, им никто не помогал, а во-вторых, даже у них первичная дикость не продолжалась так долго. Первые рабовладельческие сообщества на Земле появились четыре с лишним тысячи лет назад - это по нашему счёту, а по земному все четыре с половиной, если не больше! Да что там - в то время, как наши далёкие предки ещё сражались с летучими демонами и искали дикие фрукты, люди уже вовсю ковыряли землю и сеяли свою траву! И эпоха Проклятых Башен началась у нас тогда же, когда и у них появились первые рабовладельцы. Да поймите же вы наконец - общество на Земле инфернально! Нет никакого развития по спирали, они бегают кругами, и каждый круг - тысячелетие, а то и полтора.
Вот теперь с мест вскакивают многие, кто-то даже хлопает крыльями. В российской Госдуме докладчика уже наверняка стащили бы с трибуны, предварительно нанеся массу мелких телесных повреждений. Но тут изображение оратора господствует над залом.
– И болезнь захватывает всё новые территории. И не надо талдычить о заразе! На совершенно изолированном от основных очагов болезни континенте наблюдается точно та же картина. Всё как в Древнем Египте, один к одному, вплоть до пирамид и человеческих жертвоприношений. Даже хуже - всё-таки египтяне не ели трепещущие сердца своих жертв! Что, тошнит, коллега? Сразу несколько очагов болезни, возникшие чуть ли не одновременно. Нет, коллеги, дело даже не в отсутствии у землян иммунитета к рабству - дело во внутренней, изначальной готовности людей к тому, чтобы стать рабом. Или рабовладельцем, если повезёт! Люди по сути своей по-прежнему стайные хищники - отсюда и животное равнодушие к чужим мучениям, и звериная жестокость, и жажда власти вкупе с наслаждением чужим унижением, важнейший инстинкт доминирующего самца в стае, и её оборотная сторона - рабская покорность тому, кто сильнее.
Странно, но шум в зале стихает. Кто-то ещё хлопает крыльями, но большинство вскочивших садятся. И страшные, беспощадные слова беспрепятственно падают в притихший зал.
– Великая Рата была неправа. Во времена Спартака заражённые территории можно было очистить от заразы вместе с населением. Но это бы ничего не дало. При отсутствии иммунитета и внутренней готовности к рабству новые народы постигла бы та же участь. И неправ был Восставший из праха. Земляне так и не усвоили его учение. Они ненавидят друг друга и убивают при малейшей возможности, как и положено стайным хищникам, не терпящим конкурентов. Исключения есть, конечно, но сами земляне стараются вовсю, чтобы избавиться от этих исключений. В Европе, например, где учение Восставшего из праха принято в качестве официальной догмы, таких сжигают живьём на кострах, при всём народе. Опять тошнит, коллега? И вас тоже, уважаемая? А наши товарищи работают в этом аду годами! Десятилетиями работают! Доколе? Я говорю вам - хватит! Надо немедленно вывести персонал наших миссий с этой пропащей планеты, оставив автоматы контрольного наблюдения. Этот вид не дозрел биологически. Возможно, через несколько десятков тысяч лет люди - вернее, то, во что они превратятся в ходе дальнейшей эволюции - и обретут способность к внутреннему саморазвитию. Во всяком случае, при нынешнем уровне технологий железной руды им хватит на сотню-другую тысячелетий. Срок достаточный, чтобы образумиться. У меня всё.
Изображение докладчика исчезает. Зал пришибленно молчит.
– Кто следующий? Играющий с ветром? Прошу!
Новое изображение вспыхивает в воздухе.
– Вот тут Бьющий Крылом изобразил нам страшную картину ада, царящего на Земле. Всё правильно. Всё верно. Скажу откровенно - не каждый из вас, коллеги, в состоянии просмотреть видеозаписи с Земли. Совсем не каждый. Война, непрерывная война практически на всей территории планеты, занятой государствами. Война считается нормой, а мир - всего лишь вынужденная передышка, чтобы собрать новые силы для войны. Более того, земляне уже осваивают огнестрельное оружие, так что разрушительность войн в ближайшее время возрастёт. В этих условиях, когда дети людей с раннего детства расут в атмосфере страха и насилия, когда трупы на улицах так же обыденны, как лужи после дождя, ростки нового беспощадно затаптываются в грязь. Но ведь они есть, эти ростки, вот в чём дело! Да, в обществе людей существует отрицательная обратная связь, характерная для инфернальных структур, когда наиболее добрые, чуткие и отзывчивые гибнут в первую очередь, а мерзавцы имеют хорошие перспективы - идёт селекция в направлении ухудшения душевных качеств. Но добрых, чутких и отзывчивых не становится меньше! Ростки нового затаптывают и затаптывают, а они всё прорастают и прорастают! Вы в курсе, что на полуострове, где стоит тот самый город - да, да, Рим - там сейчас началось Возрождение? Возрождается искусство, поэзия, живопись… Да, я предвидел ваши возражения - это новая порция мыльных пузырей. Так может случиться, потому что по всей Европе сейчас идёт перманентная война. Но утверждать, что нет никакого движения, нельзя. Да достаточно сравнить людоедскую империю на другом материке - ту самую, где едят живые сердца - и этот полуостров. Есть разница! Эти маленькие государства свободны от рабства, они стоят в преддверии Эпохи Немеряной Жадности. И вообще в Европе формируется новый порядок, пока ещё исподволь, незаметно. И следует им помочь! Метать громы и молнии с безопасной трибуны легко! Позволь спросить, Бьющий Крылом - какой был вообще смысл в проекте "Земля"? Ну поставили бы мы автоматических наблюдателей, и смотрели себе на экраны, как они там кувыркаются. Удобно и безопасно, и можно составлять диссертации на тему "звериная сущность человека". И раздуваться от гордости за себя - какие мы тут умные, чистые, в белых перьях! Не нравится? Я тебе ещё и не то скажу! Но это попозже, лично.
Тут Бьющий крылом заявил, что человек по сути является стайным хищником. Полная чушь! Уже давным-давно человек вышел из этого состояния. Да, остались пережитки, и весьма немалые. Но за тысячелетия беспощадного отбора в условиях первобытной родовой общины был накоплен потенциал любви. Любви к ближнему, именно так. Неважно, что под ближними у дикарей подразумевается лишь узкий круг родичей - жена, дети, братья-сёстры… Важно, что она есть, любовь. Именно этим и объясняется то, что ростки светлого будущего прорастают и прорастают, несмотря на регулярную прополку. Накопленный за тысячелетия потенциал, уже заложенный в генах, не так-то легко извести, коллеги.
Но всё кончается, рано или поздно. Тут Бьющий крылом предлагал предоставить людей самим себе. Пусть дозревают, мол. Но выйдет как раз наоборот! Тысячелетия негативного отбора в конце концов исчерпают тот потенциал любви, накопленный их предками. И останется тогда только ненависть, как у "зелёных". Но "зелёные" были всё-таки окончательно поражены болезнью на более высокой ступени развития - уже в условиях высокоразвитого технически общества. А тут…
Сейчас я представлю вам прогноз, коллеги. Что будет, если сейчас мы покинем Землю. Это не простые слова, это расчёт на прогностических машинах нашего Центра. Нет, детальный прогноз на такую глубину дать нельзя. Только общий.
В воздухе вспыхивают какие-то диаграммы и графики.
– Вот, смотрите. Вот это - площадь лесов на планете. Она будет уменьшаться с ростом населения, причём опережающими темпами - вам известно, что основой экономики людей является сорная трава с мелкими, несъедобными в сыром виде зёрнами. Да, злаки. Люди уничтожают леса, чтобы сеять эту траву. Вот это - природные запасы пищи, доступные человеку. Как известно, люди являются всеядными существами, с широкой кормовой базой. Как видите, природные запасы будут уменьшаться ещё быстрее, подрывая саму возможность существования первобытных сообществ людей, пока не затронутых болезнью. А вот это график роста населения. В диких цивилизациях рост населения очень медленный, несмотря на высокую плодовитость женщин. Регуляция населения в государствах людей происходит главным образом за счёт высокой смертности. Главными ограничивающими факторами являются голод и убийства.
Шум в зале.
– Как будто вы этого не знали, коллеги! Так вот. При отсутствии промышленного переворота через тысячу сто - тысячу двести земных лет население достигнет примерно двух с половиной миллиардов особей, что для их теперешнего уровня сельского хозяйства предел. За этот срок все леса в природных зонах, пригодных для выращивания злаковых трав, будут сведены, все доступные земли распаханы. Уничтожение лесов приведёт к сильному иссушению климата, так что потери посевных площадей вот в этих зонах - видите? - превысят прирост за счёт сведения лесов. Дальше - хуже. Резкое падение урожайности из-за затяжных засух в большинстве местностей сделает посев злаков нерентабельным, и люди повсеместно начнут переходить к пастбищному скотоводству - наиболее примитивному и наименее продуктивному способу ведения хозяйства. Неконтролируемый выпас скота в свою очередь приведёт к дальнейшему опустыниванию земель. Лес - степь - пустыня - так будет идти процесс. Прошу прощения, коллеги, это вы не различаете. Я использовал земные термины. Степь - это пустырь, покрытый травой, а пустыня - пустырь без травы. Пройдя пик в два с половиной миллиарда, человечество затем сократится до примерно 1,3-1,4 миллиарда. Посев злаков сохранится в областях, получающих достаточное количество влаги, например в той же Европе, или в экваториальных областях, сейчас покрытых дождевыми лесами - конечно, после гибели лесов климат там станет гораздо суше, но всё-таки злаки смогут расти. Однако земледелие будет играть вспомогательную роль.
Это будет цивилизация скотоводов, вооружённых огнестрельным оружием, коллеги. Быстрота коня, скорострельность и дальнобойность винтовки - вот главные критерии выживания. Дальнейшее существование человечества будет проходить в борьбе за пастбища и воду. Новые чингис-ханы будут появляться регулярно, на время создавая огромные эфемерные империи и заодно приводя численность оставшегося населения в соответствие с площадями пастбищ. Уцелевшие города будут превращены в тюрьмы-резервации, населённые рабами и надсмотрщиками, где будет сосредоточено кустарное производство оружия, боеприпасов и прочих необходимых для ведения войны предметов. Как долго будет это продолжаться, и есть ли вообще выход из такого состояния - неизвестно. Современные прогностические машины не дают ответа на этот вопрос.
Существует ещё двадцатипроцентная вероятность того, что промышленная революция всё-таки произойдёт до того, как Земля превратится в огромное пастбище. Но и в этом случае ничего хорошего ждать не приходится. Я не буду загружать вас деталями, коллеги, скажу лишь, что в конечном итоге на Земле появится новая цивилизация биороботов. Уж тут-то "зелёные" помогут.
Так можно ли бросать землян на произвол судьбы, когда уже пройдена большая часть пути? У кого поднимется рука и развернётся крыло на такое дело? У меня всё.
Изображение оратора исчезает. Зловещая тишина разливается по залу.
– Кто следующий? Ты, Светлая радуга? Прошу!
Вновь вспыхивает изображение, в котором я узнаю увиденный на заставке лик.
– Я целиком поддерживаю Играющего с ветром. Нельзя бросать людей именно сейчас! Нельзя, понимаете! Восставший из праха будет являться к вам во сне, уважаемые! Не смейтесь! Теперь, когда дело уже стронулось с мёртвой точки… Возрождение в Италии - это не мыльные пузыри, это реальная попытка построить новую систему ценностей. Но этому новому действительно угрожает опасность. Вся Европа в огне войн, совсем рядом, во Франции, война полыхает уже больше столетия. Надо прекратить это безумие, причём немедленно! И тогда Возрождение быстро распространится по всей Европе. Это просчитано, не сомневайтесь.
– Можно вопрос? - с места встаёт какой-то ангел. Председатель переглядывается со Светлой радугой, та кивает, и изображение говорящего вспыхивает рядом с её изображением.
– У нашей группы тоже есть такие расчёты. Осталось выяснить, как остановить войну, я имею в виду точечное вмешательство, естественно. Нет ключевой фигуры, способной свершить это.
– Отвечаю. У меня с группой товарищей есть конкретное предложение. До сих пор мы искали выдающиеся, ключевые фигуры, способные изменить ход истории, среди людей. А почему бы не создать такую фигуру самим? Техника биоморфов вполне освоена.
Шум в зале.
– Я сама готова пойти на это. И ничего страшного! Побуду немного человеком (смех). Мы с товарищами уже проработали детали. Я прошу у Совета согласия на проведение операции…
…
– Пусти! Пусти-и!!. А-а-а!!!
– Держи её, Джон, держи! Ух ты, киска! Ха-ха-ха-аа!
Убогое деревенское платье с треском распадается надвое. Совсем ещё юная девушка бьётся на земле, удерживаемая за руки двумя мордоворотами в доспехах. Третий уже стянул с себя тяжёлый панцирь, быстро снимает рубаху и штаны. Ещё несколько стоят в сторонке, ждут очереди.
– Не дрыгайся, птичка. Сперва будет немножко больно, правда, зато потом хорошо!
– После пятого точно будет хорошо! Ха-ха-ха-аа!
Уже раздевшийся ланскнехт, распалённый видом нагого и беззащитного девичьего тела, лезет к жертве, но не успевает перехватить одну ногу и получает сильный удар в пах. От боли и неожиданности он сгибается, выпустив вторую ногу девушки, и получает ещё более сильный удар пяткой в нос.
– А-а-а!!! Она сломала мне нос, сука!!!
Обезумевший от боли ландскнехт хватает валяющуюся на земле тяжёлую алебарду и наотмашь, не глядя, бьёт девушку куда попало. Удар пришёлся по голове - девушка разом обмякла, дёрнулась и затихла.
– Ну вот, командир. Где теперь искать другую девку?
– Заткнись! О-ох, мой нос!
Словно захлопали крыльями несколько крупных птиц. Воздух вскипел, и из этого кипения разом возникли ангелы. Сразу двое, мальчик и девочка.
Несколько секунд длится немая сцена. Остолбеневшие солдаты таращатся на ангелов, а те переводят взгляд с солдат на лежащую убитую девчонку. В руке ангела-мальчика блестит что-то, что мне напоминает толстую авторучку. Что напоминает этот предмет солдатам, неизвестно.
Из "авторучки" с лёгким шипением вырывается ослепительный огненный шнур, и голый ланскнехт распадается надвое. Среди остальных происходит общее мгновенное движение - кто-то падает на колени, кто-то поднимает алебарду или выхватывает из ножен меч. Разумеется, это просто рефлекс, выработанный годами военной службы. Из руки ангела-девочки тоже вырывается слепящий огненный шнур. Короткие зигзагообразные движения кисти, и солдаты вместе с мечами и алебардами распадаются на неровные, кое-где шевелящиеся куски. Те, кто успел упасть на колени, живут на пару секунд дольше. Всё.
Ангелы подходят к убитой, наклоняются. Череп прорублен до основания, но лицо опознать можно.
– Я знаю её - это девушка-ангел, в которой я узнаю Светлую радугу - Это некая Жанна, проживающая в деревне неподалёку. И родителей её знаю. Она проработана, Уин.
Её напарник задумчив. Встряхнулся, принимая решение.
– Ну что ж, Илайя. Значит, ты будешь Жанной.
…
Пепельно-жемчужный свет льётся с потолка. Двое ангелов лежат на полу - она, как обычно у ангелов, сверху, накрыв обоих своими крыльями. Тихо, всё тихо на незнакомой мне базе. И весь разговор идёт мысленно.
"Илайя, ты уверена? Этот Карл трус и подонок, каких мало"
"Неважно. У нас нет другого дофина, придётся работать с этим. Королевской короной можно соблазнить любого подонка"
"Не знаю. История учит, что на подонков никогда и нигде полагаться нельзя"
"Все остальные ещё хуже. И вообще, ты же сам считал, зачем эти лишние разговоры?"
Она гладит его, целует. Совсем как моя Ирочка.
"Ну потерпи, милый. Я думаю, вся операция займёт не больше года"
"Целый год без тебя…"
"Но зато у нас с тобой впереди целая вечность. Хочешь, я буду с тобой тысячу лет?"
"Хочу. Только никому ещё не удалось прожить тысячу лет. Даже здешних"
"Значит, мы будем первые. Веришь?"
"Тебе я верю всегда. Когда ты ложишься в универсальное медицинское устройство?"
"Завтра. Нельзя тянуть, время работает против нас"
"Стало быть, эта ночь последняя…"
"Не последняя. Вот и не последняя! И вообще, это плохая примета - ныть перед этим… Займёмся делом?"
Уин (я узнал его) смеётся.
"Переворачивайся"
"Да ну… Нахватался людских приёмчиков, да?"
"Не нахватался, а освоил. Переворачивайся! А, ты так?…"
…
– Доченька - пожилая женщина рыдает на груди у молоденькой девушки, в которой я узнаю убитую Жанну - Да мы уж и не чаяли увидеть тебя. Ведь семь недель прошло! Мы думали, они убили тебя, эти звери…
– Ну что ты, мама - девушка гладит и гладит бедную женщину по голове - Я убежала от них тогда, и меня спрятал один старый монах-отшельник, ты знаешь, старый Жак…
– Разве он ещё жив?
– Был жив, мама. Я вернулась бы раньше, но старик заболел и не мог вставать. Не могла же я его бросить за его доброту. А три дня назад его убили английские солдаты - побоялись заразы. И хижину сожгли. Так что я снова тут.
Мать гладит её по лицу, вглядывается.
– Я боюсь за тебя, Жанна. Ты у меня такая красавица! А сейчас ещё как будто краше стала… Лицо прямо прозрачное. И глаза у тебя сегодня такие…
Действительно, глаза девушки будто излучают внутренний свет. Душу трудно спрятать.
– Замуж бы тебе, дочка… Да никто теперь не женится почти. Парней мало, да и те воюют. Война, война, без конца и края война…
– Нет, мама - девушка смотрит без улыбки - Рано мне замуж. Сперва надо покончить с войной.
Женщина медленно осеняет себя крестным знамением.
…
Увесистый крылатый кулёк с шумом обрушивается мне на голову, волосы закрывают глаза (отросли, кстати, надо бы постричься…). Проснулась, Нечаянная ты наша радость… Она здорово поправилась за последнее время. Но я уже не опасаюсь за шейные позвонки - во-первых, изрядно натренировал шею, регулярно принимая на голову летающий груз, а во-вторых, у меня уже выработался условный рефлекс, шейные мышцы мгновенно напрягаются, и голова сама принимает удобное для посадки этой самой Радости положение. Вон на Земле африканские женщины с детства начинают привыкать, так что после замужества легко могут носить на голове даже собственного мужа.
– Зверь, ты мешаешь мне заниматься! - я щёлкаю пальцами, останавливая видеозапись. Зверь в ответ урчит, явно намекая, что никакие мои дела не могут служить оправданием. Режим питания нарушать нельзя!
"Ира, Ир…"
"Ау! Что случилось, любимый?"
"Наша общая Радость проснулась. Чем сегодня кормить?"
"Там в корзинке, прямо над "домовым", дашь ей сегодня розовый гриб. Там и тебе всего хватит, кстати"
"У тебя всё хорошо?"
Я чувствую её досаду.
"Какое там хорошо. Я загнала противников в угол, но они забаррикадировались, и не берут их никакие аргументы. Знаешь, сейчас мне кажется, что не только люди - лошадь Чалка намного разумнее этих… А ты ещё себя обзываешь балбесом"
"Скажи, у тебя сохранился перстень-парализатор? Один разок… Либо одумаются, либо сядут в каталку и не смогут участвовать в ваших конгрессах"
Шелестящий бесплотный смех.
"Во-первых, я сдала перстень, ещё там, на Земле. А во-вторых, на ангелов он так не действует, он же рассчитан на людей. А вообще идея стоящая… Надо подумать"
"Скажем Феде, твоему братцу. У них там в конторе народ головастый, неужто не помогут?"
Снова смех.
"Умница ты моя. Фонтан идей. Всё, главный враг выдвигается на рубеж атаки. Сейчас будет молоть чушь. Не отвлекай"
Я вздыхаю, снимаю с головы Нечаянную радость, осторожно отцепляя коготки. Зверёк сопит, но видя, что я направляюсь на кухню, успокаивается. Сейчас, сейчас, зверь.
Свет в кухне-холле-хозблоке ярко вспыхивает при моём появлении. В корзинке, накрытой чистым полотенцем, полно всяких фруктов и орехов, даже розовый древесный гриб имеется. И когда она всё успевает?
Нечаянная радость нетерпеливо возится в руках, облизывается. Держи, зверь…
…
– … Да кто ты такая, девчонка, чтобы вот так впереться к дофину? Его высочество не принимает…
– Его высочество принимает.
Глаза солдата стекленеют, и девушка, по виду чистая поселянка, смело проходит в калитку, отстранив тяжёлую алебарду. Офицер даже не высунулся из караулки. Из рук вон у них тут поставлена служба. Как ещё этого дофина Карла не утащили в мешке - уму непостижимо…
"Илайя, внимание. У двери в покои дофина ещё два олуха, спят стоя. Справишься?"
"Должна"
"На всякий случай приготовь парализатор"
Илайя-Жанна сжимает тонкую руку в кулачок. На обманчиво-хрупком пальчике блестит дешёвый серебряный перстенёк с непонятным камешком. Огромные глаза блестят в полумраке коридора, освещаемого зыбким светом горящих факелов. А вот и вход в апартаменты дофина. Два рыцаря, с ног до наплечной тыквы закованные в доспехи, стоят неподвижно, как статуи. Спят на посту, привалившись спиной к стене и опершись на двуручный меч. Жанна останавливается, сосредотачивается… Всё.
"Всё, Илайя. Спят. Мыслей никаких"
"А были?" - бесплотный смех.
…
"Ау, любимый! Ты как там?"
"Учу урок. Как дела у тебя?"
"Как я и говорила. Враг побит, победа за нами. Летящий над морем - он в этой парочке заводила и вдохновитель - выставлен на посмешище юной и очаровательной особой, хорошо тебе знакомой. Примкнувшие было к нему союзники, видя беспомощность сюзерена, раскаялись и нанесли ему мощный удар в спину. В общем, всем весело"
"Полный но пасаран, как сказал бы Коля-Хруст. Когда уже ты прибудешь?"
"Скоро. Теперь уже скоро, правда. Что ты смотришь?"
"Про Жанну Д"Арк"
Я чувствую, как она мрачнеет.
"Тогда смотри внимательно. Не торопись"
…
Гулко ухнула тяжёлая бомбарда, окутавшись дымом. Каменное ядро, стремительно уменьшаясь в размерах, понеслось к воротам. Удар! С грохотом валится расколотый подьёмный мост, одна из створок падает вовнутрь, другая косо повисает на одной трёхпудовой петле.
– Славный выстрел, Перэн! За мной, дети Франции! За Родину! Вперёд!
– Виват Жанне! За Родину! Вперёд!! А-а-а-а!!!
Ревущая людская волна рвётся к разбитым воротам замка. Сверкают доспехи рыцарей, сражающихся сейчас в пешем строю, тускло отливают сталью нашитые поверх кожаных рубах пластинчатые кольчуги горожан и купцов. Но большинство бойцов одеты в рванину и вооружены чем попало - косами, перекованными в копья, тяжёлыми цепами, кузнечными молотами… И нет сейчас между ними разницы, между рыцарями и горожанами, между крестьянами и купцами… Все они сейчас сыны Франции, и они сражаются за Родину.
– А-а-а-а!!! Бе-е-е-й!!!
Дождём сыплются длинные стрелы, английские лучники бьют умело и точно. Но разве остановишь такой поток? Однако, что же медлит Де Мец… Давай, Жан…
Стрела бьёт в грудь, и сталь доспехов не выдерживает удара. Больно… Надо же, как больно…
"Илайя, выходи из боя! Назад, я сказал!!"
"Заткнись!!!"
– Жанна?… - рядом чьи-то лица, бородатые и совсем молодые.
– А ну, прекратить! К воротам! - рука скользит по окровавленному древку. Есть ли на наконечнике зубцы? Сейчас узнаем…
Рывок! В глазах огненные колёса. Точно, вот они, зубцы…
– Да перестаньте меня лапать! К воротам!!!
– Виват Жанне!! Вперё-о-о-од!!!
Болты арбалетов стальной метлой проходят по бойницам, разом прекращая ливень вражеских стрел. Молодец, Жан…
В воротах щёткой торчат копья англичан, и первые из бегущих просто нанизываются на острия. Но яростная лавина не замечает этого, на ходу сминает заслон и потоком вливается в ворота. С гулом падает вторая створка, ещё державшаяся на одной петле, накрывая собой англичан и французов - кто попал…
– Бе-е-ей!!!
Меч в руке порхает, как бабочка. Ангелы только с виду хрупкие, а уж биоморфы… И кровь уже не идёт, кажется. Или идёт? Потом, потом…
– А-а-а!!!
Здоровенный детина, весь в рыжей щетине, замахивается двуручным мечом и вдруг сам валится на меч Жанны. Парализатор в сочетании с умелым мечом - оружие неотразимое.
Бой уже распался на отдельные очаги. Всё, кажется…
– Жанна, ты ранена? Где больно? Где? - молодой человек в доспехах ощупывает её руки, как слепой. Жан Де Мец. Безумные, любящие глаза. Да, он влюбился, что же делать… Бедный мальчик…
– Жанна, мы победили. Они сдаются, Жанна!
– Спасибо, Жан… Я прилягу? Что-то мне нехорошо…
А кровь-то ещё идёт, оказывается… Сейчас остановим…
…
"Так нельзя, Илайя. Ты не должна так рисковать. Мы не подставляем…"
"Прекрати, Уин. Иначе тут нельзя"
"Ди снимет тебя с задания. А не он, так я. Не пущу, и всё тут"
Она смеётся, осторожно и негромко. Рваная рана всё ещё побаливает. Человека такая рана свалила бы на месяц-полтора, не меньше. Но биоморфы регенерируют быстро.
"Ты пустишь меня, мой милый. Я старше тебя по должности. А Ди - старый мудрый координатор, он всё понимает"
Высокий сводчатый потолок едва угадывается в свете угасающего камина и пары свечей. Жанна-Илайя лежит, закутавшись в плед, перевязанная какой-то холстиной. Рядом сидит Уин в боевом скафандре, только без шлема. Всё кругом спит, и охрана у двери тоже, так что никто не слышал, как в замок, хлопая крыльями, будто влетела невидимая большая птица. Но весь разговор идёт мысленно, чтобы не рисковать.
"Хоть тряпки-то эти чистые?"
"Чистые, чистые. Я продезинфицировала, и аптечка всегда при мне. Не такая уж я бесшабашная дура" - она снова смеётся - "Слушай, чего ты напялил боевой скафандр? Летать же неловко"
"Шеф велел. Согласно инструкции, в районе военных действий…"
Она снова смеётся.
"Здесь везде военные действия. Везде и всегда. Если точно соблюдать инструкцию, никакой скафандр не выдержит, износится. Ну показывай, что принёс"
Уин разворачивает большой свёрток.
"Скафандр, что же ещё. Стилизация под доспехи. Это была глупость - отпустить тебя без скафандра. Местные жестянки ни на что не годятся"
Жанна осторожно пропускает через пальцы кольчужку, рассматривает узорчатые пластины нагрудника.
"Сам делал? Спасибо, милый"
"Выдержит любой удар, хоть мечом, хоть копьем. Хоть из арбалета в упор"
"А это что?"
"А это я приспособил. Ударный гравигенератор, до пяти "же", с мыслеуправлением. Действует в трёх направлениях. Хочешь, на себя - и враг сам на меч наденется. Или от себя, и он повалится назад. Или сверху вниз, и тогда любой падёт перед тобой на колени. Шеф сказал - изобретение века, между прочим. Но главное, это вот… Эта штука отклоняет удары, направленные в лицо. Работает автоматически"
"Ещё раз спасибо, мой родной. Дай-ка я тебя поцелую"
Она обхватывает его одной рукой, притягивает, сочно целует.
"Ты такая здоровенная, слушай. И титьки торчат, как у кормящей"
"Да-а? Я тебе уже не нравлюсь?"
"Всегда нравишься. Даже если решишь превратиться в боевую лошадь"
Она смеётся, чуть морщится - забылась…
"Я по тебе соскучилась"
"И я по тебе"
Жанна блестит глазами.
"Ну-ка, сними скафандр. Здесь нет военных действий, не бойся"
"Чего это ты задумала? А рана?"
"А ты осторожно. Ты такой маленький сейчас… Хочешь здоровенную деваху с титьками?"
"Даже у людей не принято отказывать своей жене в такой малости. Вот только размер…"
"Всё лучше, чем ничего"
…
– Мы довольны тобой, Жанна. Ты можешь идти.
– Благодарю вас, ваше величество. С вашего позволения.
Жанна Д"Арк присела в реверансе, и щитки доспехов клацнули. Свежекоронованный король Франции поморщился. Реверанс в доспехах - как нелепо… Деваха совсем заигралась в рыцарей, не вылазит из доспехов круглые сутки…
Когда дверь за Жанной закрылась, епископ Реймсский подошёл сзади, почтительно склонился. Король милостиво наклонил к нему голову.
– Ваше величество уделяет слишком много внимания этой одержимой девице. Это может повредить вашему реноме в будущем.
– Одержимой?
– Да, ваше величество. При всём моём уважении, неужели вы не видите? Она может сутками не сходить с коня. Она сражается сильнее любого рыцаря. А та достопамятная рана? Любой воин после такой раны если и не умер бы, то месяца полтора не стоял бы на ногах. А она уже через три дня скакала верхом. Она одержима дьяволом, ваше величество, если вообще не продала ему душу. Да вдумайтесь только - вот вы, дофин милостью божьей, а ныне король Франции, при всём вашем гении полководца - разве вы смогли бы за полгода разгромить англичан и бургундцев? Война с ними длится уже целый век, и вашим благородным предкам не удалось справиться с Англией. Карл Пятый не смог! И вдруг приходит босая девчонка, и одним махом… Колдовство это, ваше величество, дьявольское колдовство!
Точно. Карл уже и сам задумывался об этом. Как это вышло, что он доверил командовать армией деревенской девчонке, явившейся ниоткуда? Да, она кланяется Карлу, выражая полную покорность. Но Карл ещё ни разу не смог отказать ей, вот не смог, и всё! А она только сверкнёт своими глазищами, и снова кланяется… И снова дофин - нет, теперь уже король - делает то, что нужно ей. Да что там… Ведь это она короновала его. Позволила ему быть королём. Ведьма!
…
– Тебе пора сворачиваться, Илайя.
Уин в скафандре сидит, скрестив ноги по-турецки. Илайя-Жанна сидит напротив на поваленном бревне. По-человечески сидит, слегка расставив длинные ноги, потому что в скафандре-доспехах сидеть по-турецки довольно неудобно.
– Нет, Уин. Не пора.
– Да почему?! В войне наступил перелом, исход её предрешён.
– Да? Вероятно, так и есть. Только с таким гениальным полководцем, как этот Карлуша, война продлится ещё лет десять, если не пятнадцать. Он же законченный трус!
– Ну и что? Он тут уже ни при чём, он просто символ, как флаг. Воевать за него будут другие. Но не ты, это точно. Он же тебя панически боится.
– Да, я переборщила с гипнозом. Но должен же он был издавать указы! Я и так всё делала за него - командовала армией, собирала ополчение… Думала за него, дурака. Мне иногда кажется, лучше бы вместо него был биоробот, честно. Хлопот было бы меньше.
– Ты ещё не знаешь, что эти святоши, якобы хранители и продолжатели дела Восставшего из праха, замышляют против тебя.
– Ну как не знаю? Я же вижу их рожи, и их гнусные мыслишки как на ладони.
– Не надо, Илайя. Это слишком опасная игра.
– Успокойся. Они тоже меня боятся. Они не смогут.
– Сами - не смогут, верно. Они сдадут тебя англичанам. Вот этот твой Карлуша и сдаст.
– Он может. Ну и что?
– Чего неясно? Тебя обвинят в ереси и колдовстве и сожгут.
– Пусть попробуют. Они привыкли, что так называемые "еретики" трепещут перед ними и каются. Мы будем говорить на равных.
– Да ты с ума сошла! Нет, погоди, ты серьёзно? Ты собираешься посетить застенки святой инквизиции?
– Ну, если не будет иного выхода…
– Прекрати издеваться!
– Да погоди ты. Не психуй. Смотри, как всё удачно выйдет. Мы вынудим их обнажить свои хищные рыла, всех разом - и труса Карлушу, и этих лицемерных святош. Весь народ увидит, что из себя представляет теперь благочестивейшая и святейшая римско-католическая церковь. Это даже важнее, чем закончить войну.
– И ты всерьёз полагаешь, я пущу тебя на костёр?
– А я и не собираюсь на костёр. Неужели так трудно изготовить муляж? Ещё лучше биоробота-копию с дистанционным управлением. Пусть жгут, не жалко! - она рассмеялась.
– Слушай, жена моя. Слушай. Я не хочу этого. Ясно тебе?
Она прищурилась.
– Ты слишком привык видеть эту жизнь на экране, мой милый. Для чего мы прибыли сюда? Наблюдать? Для этого нет нужды держать здесь миссии. Чего проще - видеозонды… И смотри себе дома кино, щекочи нервы. А потом в душ…
– Ты стала злой.
– Нет, мой милый. Мы прибыли сюда, чтобы помочь. И мы им поможем. Я помогу. И не боюсь я ни этого ничтожества Карлушу с его мелкими кознями, ни англичан с бургундцами, ни их вонючей инквизиции. Уверена, Ди меня поддержит - она рассмеялась - А сопротивление родного мужа мы сейчас беспощадно подавим!
…
Светлая Радуга сидит в позе "лотоса" на ковре, закрыв глаза. Отдыхает. На ней мягкие широкие шаровары и холщовая подкольчужная рубаха.
Стук в дверь.
– Входи, Жан! - она даже не открывает глаз.
– Могу я побеспокоить тебя, Светлая Жанна? - в комнату осторожно входит Жан Де Мец.
– Садись, Жан - девушка вскакивает с пола, садится в венецианское гнутое кресло, неудобное, без спинки. Визитёр садится рядом. Мнётся.
– Ты собираешься в Компьень?
– Да, Жан.
– Не надо. Не езди туда, Жанна. Это ловушка.
Она рассмеялась.
– Мало ли ставили на нас ловушек, мой славный Жан. И всё зря.
– Я говорю серьёзно. Король… - он сглотнул - Король Карл задумал подлость, мне кажется. Он не поможет тебе, когда проклятые бургундцы обложат тебя со всех сторон.
Жанна-Илайя внимательно смотрит на рыцаря.
– Ты подданный короля Карла… Разве ты не должен блюсти его интересы?
– Короли приходят и уходят, а Франция остаётся - Де Мец сглотнул снова - И ещё я не хочу твоей смерти.
– Мой рыцарь…
– Я люблю тебя, Жанна.
Она молчит, задумчиво смотрит вдаль.
– Я знаю, мой славный Жан.
– Я знаю, что ты знаешь. Ты видишь людей насквозь. Не говори ничего, не надо. Я тоже всё про тебя знаю.
Жанна рассмеялась.
– Так-таки и всё? Что же именно ты про меня знаешь, мой рыцарь?
– Ты послана небом, чтобы спасти Францию. Не отпирайся, любовь моя. Да, ты послана небом. У тебя есть друг, ангел-хранитель, прилетающий с неба. Я видел.
Она внимательно смотрит на него.
– Некоторые служители церкви, и не только они, считают меня ведьмой…
– Пусть расскажут это сатане в аду, куда они несомненно попадут после смерти. Ты святая Орлеанская Дева. Светлая моя радуга…
Жанна вздрагивает. Смотрит на Де Меца очень внимательно.
– Я ничего не прошу у тебя, Жанна. Я понимаю, что Бог вскоре призовёт тебя на небо, в Рай (она снова заметно вздрагивает). Кто я такой, чтобы мешать тебе? Но я прошу тебя - не езди в Компьень.
Она вздыхает. Проводит пальцами по его щеке.
– Что же делать… Я поеду, Жан.
Он ловит её руку, прижимает к губам.
– Ну что ж… Тебе виднее. Могу я попросить тебя ещё?…
Вместо ответа она крепко целует его.
– Я правильно исполнила твою просьбу?
– Прощай, Жанна.
…
– … Жанна из Домреми, именуемая также Жанной Д"Арк, иначе же Орлеанской Девой, ты обвиняешься в богомерзкой ереси, колдовстве, ведьмовстве и богохульстве, в ношении мужской одежды, в наведении порчи на короля Карла Седьмого Французского, своего господина… ап… ап…
– Достаточно, ваша святость и непорочность. А ещё я как-то раз ела свинину. Запишите.
Толстый священник малиново багровеет, но не может выговорить ни слова. К нему бросается пара церковных служек, но он уже продышался.
– Тебе легче, попик? Теперь слушайте, что я вам скажу. Я внимательно рассмотрела материалы своего судебного дела и объявляю вердикт - я невиновна ни по одному пункту и должна быть освобождена из-под стражи прямо в зале суда. Но, возможно, у трибунала есть особое мнение. Я его с интересом выслушаю. Прошу вас!
У председателя трибунала наконец-то прорезался голос.
– Увести! В подвал её!
…
–… Ваше преосвященство, эту ведьму упускать нельзя! Господь в бесконечной милости своей отдал нам её в руки, но если мы не внемлем его гласу и выпустим её…
– Она пользуется необычайной популярностью в народе, брат мой. Её почитают спасительницей Франции, чуть ли не святой. Как мы будем выглядеть, казнив её? Возможно, удобнее применить яд? У нас есть неплохие специалисты. Человек умирает не сразу, а спустя несколько дней, даже недель. Мы выпустим её…
– Нет! - говоривший священник энергично замотал головой - Нет, ваше преосвященство! Святой церкви не должно идти на поводу у черни. Мы должны проявить твёрдость и отправить ведьму на костёр. И пусть трепещут враги церкви нашей!
– Вы так боитесь её, брат мой? Всё-таки яд удобнее…
– Ваше преосвященство. Она вывернется. Её же ничего не берёт! В самом начале её ранило стрелой из доброго английского лука. Любой рыцарь слёг бы на месяц, если не больше, а она через три дня сидела в седле и вела в бой! А эти её доспехи? Они появились неизвестно откуда, ни одному мастеру таких не заказывали. Человеческая рука вообще не в состоянии выковать такое!…
– Кстати… Это правда, что её доспехи не берёт даже арбалетная стрела?
– Святая правда, ваше преосвященство. Стрела крепостного арбалета, навылет пробивающая закованного в латы рыцаря с пятисот шагов, от её доспехов отскакивает, как горох!
– Как же она их таскала?
– Они даже легче обычных, ваше преосвященство. Говорю вам, это колдовство. Но не это главное.
– Что же ещё?
– Она способна наводить морок. И читать мысли.
– Ну-ну…
– Верьте мне, ваше преосвященство! Это ведьма ужасной силы!
– Почему же она не явила свою мощь при аресте?
– Этого я до сих про понять не могу, ваше преосвященство. Возможно, господь Бог наш в великой милости своей…
– Хватит болтать! Я спросил серьёзно!
Священник вытер лысину, отдуваясь.
– А возможно, дело обстоит ещё хуже. Возможно, у неё есть какие-то непонятные нам планы. У меня всё не проходит ощущение, что она играет с нами в поддавки. Палач, которому было поручено испытать её огнём, лишился дара речи и пускает слюни, непрерывно улыбаясь. Второй забился в угол и панически боялся воды, а когда его попробовали напоить насильно - это уже на третий или четвёртый день, бедняга уже умирал от жажды - так он с первого глотка захлебнулся и умер! А третий просто отказался работать. Предпочёл получить двести палок, скотина.
– И как же вы намерены в таком случае возвести её на костёр? Она прикажет солдатам освободить себя, а святой трибунал бросить в огонь…
– Есть план, ваше преосвященство. Один человек - мы держим его в подвале уже много лет - готовит прекрасный настой. Почти без вкуса и совсем без запаха…
– А я что вам?…
– Вы не поняли, ваше преосвященство. Это не яд. Всего лишь снотворное.
…
"Илайя, это Ди. У нас всё готово. Казнь назначена на послезавтра"
"Да, я знаю"
"Может, забрать тебя сейчас? Пусть муляж посидит в камере"
Бесплотный шелестящий смех.
"Не надо. Завтра я хочу ещё разок побеседовать с этими гадами. Взглянуть в их мерзкие гляделки. Осталось прояснить всего пару вопросов. А ночью вы меня заберёте, ладно?"
"Как скажешь. У меня всё"
"Родная, это я"
"Здравствуй, милый. Я в порядке. Завтра ты увидишь свою здоровенную деваху с титьками"
"Слушай. Давай сейчас, а? У меня чего-то нехорошо на душе…"
"Ну вот, опять. Можно подумать, ты Великий грезящий. Всё будет нормально. Слушай, как всё-таки здорово! У меня же скоро снова будут крылья!"
Долгое молчание.
"Ладно. До завтра!"
"Спи спокойно. Я тоже сейчас лягу. А соломы-то натащили, ужас! Уважают…"
Дверь в камеру с лязгом открывается. Входит тюремный стражник, совсем молодой ещё. Заморыш заморышем.
– Ваш ужин, госпожа.
Он ставит на грубо сколоченный стол кувшин с водой, поверх большую лепёшку. Поверх кладёт горсть изюму, пару куриных яиц.
– Спасибо тебе, малыш. Скорлупу я спрячу.
– В тот раз у меня старший назиратель всё отнял, госпожа. А нынче я в соломе спрятал, а сейчас достал.
Жанна рассмеялась.
– Ещё раз тебе спасибо. Больше не беспокойся. Завтра обойдусь лепёшкой, и всё. Больше ты меня не увидишь, малыш.
Парнишка вдруг зашмыгал носом.
– Ну, ну. Всё будет хорошо, малыш. Не надо. Иди уже, ну!
Дверь за парнишкой закрывается. Жанна подходит к столу, садится. Отламывает край лепёшки, жуёт, морщится. Тюремный хлеб - гадость. Она разбивает яйцо, сваренное вкрутую, жуёт. Потом второе. Скорлупу сгребает со стола, ссыпает в крысиную нору в углу. Наливает воды в глиняную кружку, пьёт и морщится. Даже вода тут отдаёт какой-то дрянью…
…
Красные, зелёные, коричневые пятна переплетаются, извиваются, танцуют свой таинственный танец, исполненный скрытого смысла. Какого смысла? Как разламывается голова… и во рту пересохло, как в пустынном колодце…
– Вставай, ведьма! - голос плывёт, дробится. Жанна с огромным трудом разлепляет глаза. Её уже связывают. Зачем?
– Э, да она совсем… Бери её под мышки! Потащили!
Всё видится, как сквозь текучую воду, расплывчато и нечётко. Куда тащат?
Сознание возвращается вместе с солнечным светом, бьющим в глаза. Большая поленница дров с торчащим посередине столбом. Вот оно что… Уже утро. Казнь перенесли на сегодня.
Жанна изо всех сил пытается сосредоточиться, вынырнуть из вязкой текучей воды. Ни о каком гипнозе, тем более бессловесном внушении в таком состоянии нечего и думать. Главное - суметь вызвать помощь.
"Уин! Уин!! Уин!!!"
"Да, родная. Что? Что?!! Держись, мы летим. Держись, слышишь?!!"
Жанну уже привязывают к столбу. Ноги не держат… Ничего… Планетарный катер летает быстро… Каких-то четверть часа…
Что-то бубнит монах в чёрном. Чего бубнит?
Ветер бросил ей в лицо клуб едкого дыма, и Жанна закашлялась. Языки пламени вздымаются выше и выше, закрывают обзор. Больно… Как больно…
…
"Это я виноват. Я координатор"
"Да. Ты виноват, Победивший бурю. Ты не должен больше работать тут. А я не должен жить"
"Не надо, Уин"
"Надо, Ди. Это была моя жена. Я должен был спасти её"
"Она взрослый ангел"
"Она была моя жена. Я мог сделать всё, что угодно. Я мог уговорить её. Я мог убедить. Я мог устроить скандал и сорвать операцию. Я мог перебить их всех. Я мог… Я не сделал. Мне надо умереть"
"Послушай, Уин…"
"Ты не понял. Это мне надо"
Все сидящие подавленно молчат. И только на лице бесполезного муляжа застыла тихая, умиротворённая улыбка.
…
– Ау, любимый! Ну вот я и дома!
Ирочка, стоящая в проёме комнаты, разом осекается, встретив мой взгляд.
– Почему?… - голос не слушается меня, и я перехожу на мысль. "Почему их не убили?"
Моя жена медленно подходит ко мне. Прижимается. Я судорожно глажу её.
"Так почему их не убили? Епископа Кашона и всю эту банду?"
"Ему не дали. Понимаешь, ему не дали этого сделать. Уину не дали возможности отомстить за свою жену"
Ирочка смотрит на меня огромными сухими глазами. Я уже заметил за ней - она легко начинает всхлипывать из-за пустяков, но в иных случаях становится твёрже алмаза…
"Расчёт на прогностической машине показал - убийство этих… поставило бы их на одну доску с Жанной. Церковные власти сделали бы из них великомучеников"
"Мнение прогностической машины для вас важнее справедливости?"
"Ты не понимаешь… Отдалённые последствия были бы ужасны. Костры инквизиции горели бы в Европе ещё добрых четыреста лет"
"Я не понимаю. Зло следует карать. Убийц следует убивать. Меня бы никто не остановил"
Она гладит меня по лицу.
"Остановили бы, если это было бы нужно. Вот папа бы и остановил. Да, Рома. В работе миссионера это самое страшное. Даже не сама смерть. Невозможность отомстить за смерть близких ради будущего. Такое может случиться с каждым, кто работает на вашей дикой планете. Такое могло случиться и с тобой, Рома. И с папой тоже. Вот поэтому каждый шаг просчитывается. Вот поэтому мы не подставляем своих. Если это хоть как-то возможно"
Ирочка вдруг встряхивает крыльями и кудряшками разом.
– Где-то далеко-далеко отсюда, за сотни светолет, на одной отсталой планете существует любопытный обычай - мужья иногда кормят своих усталых жён. Скажи, это правда?
– Сроду не слыхал о такой планете.
Она смеётся, разрушая недобрую свинцовую тяжесть, словно повисшую в воздухе.
– Ну тогда просто давай ужинать.
– Завтракать.
– Тем более. Тащи корзинку! Там ещё осталось что-либо, или вы с Нечаянной радостью всё подъели?
Тяжёлый кулёк обрушивается мне на голову. Проснулась… Разумеется, эта зверюшка никогда не откажется подкрепиться…