Глава 17
Навьи дети и гости из будущего
Там стояла ночь, но было светло от звезд. Мы стояли втроем на каменистом плато: я, Фир Болг и Бадян. Облик моих спутников изменился: фомор здесь был высоким симпатичным белобрысым парнем, без рогов, с обычной для человека симметрией: глаза, уши, руки, ноги – все было на своих местах. Бадян же превратился в пантеру, только ряд иголок вдоль хребта напоминал о прежнем виде лешего. Бадян потерся о ногу фомора, потом – о мою, встал рядом. Фир Болг приказал:
– Все за мной, не отставать.
И он размашистой рысью побежал, я и Бадян бросились следом. На бегу леший завывал, и вскоре на его зов прибежали еще несколько пантер, окружили нас и держались зыбким кругом, перекликаясь короткими рыками. Фомор на бегу прокомментировал:
– Это лешие, они помогут. Давай теперь быстрее, духи близко.
Теперь мы летели, почти не касаясь земли, причем совершенно не уставая. Это и понятно, чему уставать: руки-ноги и все остальное, подверженное утомлению, осталось в стеклянной башне. Внезапно происходящее побежало волной жара, резко наступил яркий солнечный день, равнина вздыбилась горами, на мне и фоморе появился камуфляж, за плечами заболтались автоматы Калашникова, пантеры-лешие превратились в овчарок. Фомор снял с уха и отшвырнул провод с динамиком, крикнул:
– Не останавливаться, они нас нагнали!
Вокруг нас застучали пули, вздымая фонтанчики пыли. Овчарки-лешие нас обогнали, раздался разрыв мины, одна собака взмыла в воздух, покатилась по камням, оставляя кровавый след. Болг снова закричал:
– С ним все будет нормально, оклемается, бежим!
Еще двое леших подорвались на минах, но наш отряд продолжил движение по горячим камням. Мне обожгло ногу, и я замедлил ход, отстраненно наблюдая, как намокает левая штанина. Фомор пристроился сзади и толкнул меня в спину, с надрывом заорал:
– Васька, все вокруг тени теней, у тебя нет ног и нет крови. Мы здесь можем даже летать.
Ну что ж, летать, так летать, я попробовал подпрыгнуть и замахал руками как во сне, но сработавший блок представлений о горной войне, включенный словом «духи», не отпускал меня. Загрохотала вертушка, мы были в воздухе. Сквозь открытый салон «Ми-8» продувал ветер, разгонял удушающую жару. За штурвалом сидел фомор, я держал в руках крупнокалиберный пулемет, вокруг меня расположились овчарки, вывалив розовые языки. Теперь мы неслись над землей с ужасающей скоростью, среди скал замелькали наши преследователи, одетые в широкие одежды. Один, выделявшийся среди них невысоким ростом, потянул на плечо тубус «стингера». Внезапно я увидел его лицо так, будто смотрел в оптический прицел. Это была Заря! Она смотрела мне прямо в глаза и с виноватой полуулыбкой брала на прицел наш вертолет. Но, шалишь, Винету два раза на грабли не наступает! Загрохотал мой пулемет, сметая очередью и поддельную Зарю, и троих «духов», стоявших рядом с ней. Не связанный законами оптики и баллистики, я представил, что пули разлетаются во все стороны, разя врагов, где бы они ни находились. Бегущие по склонам фигурки закувыркались в агонии.
– Молодец, Василий! – похвалил фомор. – А можно и вот так.
Чуть впереди нас ждала целая зенитная батарея, духи хлопотали вокруг нее, готовясь к встрече. Внезапно над ними сгустились облака, и оттуда обрушился каскад молний, разнося задранные стволы в щепки. Когда мы пролетали мимо, зенитки скрылись в тучах пыли, поднятых чудовищной силы взрывом, отозвавшимся в окрестных горах нескончаемым эхом. Некоторое время мы летели молча, вглядываясь в окрестные скалы, но противник затаился. Затишье продолжалось недолго, по земле пробежала тень, и над нами сверкнула хищная сигара перехватчика. Снаряды автоматической пушки прошили фюзеляж вертолета, разбрызгивая повсюду раскаленный металл, собаки взвыли, пулемет вырвало из рук, стук винта потерял ритмичность, мы стали резко терять высоту. Разозленный и раззадоренный, я представил две вещи: что вертолет резиновый и что небольшое перистое облачко перед перехватчиком – из бетона и стали. Коснувшись земли, вертолет снова взмыл в небеса, а далеко над головой глухо бухнуло разрывом. «Вот так, знай наших», – подумал я и занялся перестройкой нашей вертушки. Как сказал бы Горбачев: «Процесс пошел!» Через несколько секунд мы неслись на высокопрочной летающей тарелке, с комфортабельным кожаным салоном и кондиционером, на появившемся в центре стеклянном столике журчал фонтанчик. Правда, наслаждаться покоем и интерьером от фэн-шуй пришлось недолго: фомор посадил наш аппарат рядом со зловещего вида пещерой, приказал, указывая на черный провал рукой:
– Все на выход, нам туда!
Из пещеры навстречу выполз огромный огнедышащий дракон о трех головах, поливая все вокруг липкими струями огня, распространяя сильный запах бензина. Лешие обогнали нас и, совершенно не обжигаясь в огне, бросились на Горыныча со всех сторон, кусая лапы и хвост, заставили змея сесть на задницу. У меня в руках само собой появилось ружье 50-го калибра, в просторечии именуемое «слонобойкой». Я представил, что пуля разрывает сердце чудовища, и нажал на спусковой крючок: змеевидное тело дернулось, зверь заревел, на глазах трансформируясь в танк. Толстенный ствол глядел прямо на меня, но я тут же его сделал цельнометаллическим. И вовремя – полыхнуло пламенем, из всех щелей грозной боевой машины повалил дым, танк грустно опустил ствол и перестал реветь и греметь. Мы бросились в черную пасть пещеры, на бегу я вырастил себе прибор ночного видения и в ярком зеленом свете увидел спину фомора, уверенно бежавшего впереди, и поредевший строй овчарок, по-прежнему державших нас в круге. Внезапно фомор резко остановился. Силы воображаемой инерции не позволили мне сделать то же самое, и я толкнул его плечом в спину. Фомор с коротким вскриком пропал во тьме, я повалился наземь и протянул руку вниз, одновременно представляя, что хватаю его за шиворот. Моя повисшая над бездной конечность удлинилась многократно, я почувствовал рывок. «Поймал!» – решил было я, но более сильный рывок перебросил меня за край пропасти. Замелькали мелкие сталактиты (сталагмиты?), выросшие на стене, и через несколько бесконечно долгих секунд фомор подхватил меня внизу, поставил на ноги и с улыбкой сказал:
– Здесь нельзя разбиться, хотя, когда ты меня в спину толкнул, я об этом на долю секунды забыл.
Теперь вместо прибора ночного видения на голове у меня красовалась оранжевая каска с фонариком. В его свете были видны наши собаки, которые, растопырив лапы, планировали на дно пропасти как заправские воздушные акробаты. Как только они попали в поле моего зрения, за спиной у них хлопнули небольшие парашюты, замедляя их полет. Фомор довольно крякнул, восхищенно прошептал:
– Каких только диковин в вашем каноне нету, просто загляденье!
Теперь весь наш отряд снова был в сборе, и, как только лешие избавились от строп, фомор начал вводный инструктаж:
– Мы почти на месте, дальше духам до нас дела нет. Но здесь охранные эльфийские чары, Дигон наложил, стеречь монжу. Что нас ждет, я не знаю, но собаки пусть цепью вперед бегут, потом я, ты, Василий, последним. Даже если все поляжем, на нас не смотри, хватай монжу и зови свое тело, должно получиться.
– А какая она, монжа-то? – спросил я.
– Кабы я знал! – воскликнул фомор, и уже потише: – Мимо точно не пройдем, должны узнать. Вперед!
Мы долго шли по каменному коридору цепочкой, впереди забрезжил красный мерцающий свет костра, возле которого маячили неясные тени. Собаки завизжали, припали на брюхо, поползли, скуля, с умоляющим видом, стали оглядываться на нас. Фомор зажал руками уши, но упорно шел вперед, но как-то сразу сник и сгорбился. Я ничего не почувствовал, но с моими спутниками творилось неладное. Я догнал фомора, положил руку ему на плечо, спросил:
– Что случилось?
Фир Болг с трудом повернул ко мне лицо, искаженное страдальческой гримасой, едва слышно прошептал:
– Не знаю, как это удалось Дигону, там впереди черти. Младшие демоны из ада. Здесь им не место, но они давят нас страхом, придется тебе самому дальше… Помни, что я тебе сказал про возвращение: зови тело! А главное – черти не иллюзия, они реальность, даже здесь! Их сила велика, будь осторожен!
Фомор повалился на колени, лешие-собаки тоже не двигались: бились в агонии, закатив глаза. Я постоял в нерешительности, но Фир нашел в себе силы толкнуть меня в ногу: иди, мол. Стряхнув с себя оцепенение, я зашагал вперед, сжав зубы до хруста.
Каменный коридор окончился небольшой пещерой. Возле жарко пылающего костра сидели четыре поджарых мужика в разношерстной одежде: один был в немецкой форме времен Отечественной войны, с закатанными по локоть рукавами; второй – в спортивном костюме на голое тело, на груди виднелась толстая золотая цепь; третий – в потертом пиджачке и таких же штанах, с пузырями на коленях, и залихватской кепке-восьмиклинке; четвертый щеголял в красных атласных шароварах и расшитой узорами черной безрукавке, под которой виднелась несвежая белая рубашка, на голове – красная феска. Все четверо были неуловимо похожи, как будто родственники, лица их были суровы и покрыты шрамами, темные глаза зловеще горели, отражая свет костра. На меня они демонстративно не обращали внимания, продолжая разговор между собой. «Кепочка» говорил хриплым голосом коренного обитателя тюрьмы:
– …хоть горшком назови, только в печку не ставь, говорит. А я: назвался груздем, полезай в кузовок. До сих пор в нем суп в третьем круге варят, очень, говорят, наваристый получается!
Сообщество гоготнуло. «Немец» цыкнул зубом, закурил вонючую папиросу и нараспев произнес:
– Да, язык враг носа.
– Ты чо несешь, Фельдфебель, – отозвался «турок». – С чего это?
– А с того, что язык несет всякую чушь, а болтуну по носу бьют! – парировал солдат вермахта.
Черти снова заржали. Повисла пауза. Пора и мне вступить в их неторопливую беседу.
– Здорово, – коротко поприветствовал их я, оберегая нос.
Теперь они все смотрели на меня, стало видно, что не костер отражался в их зрачках, а сами глаза пылали нездешним огнем. Мне стало не по себе, но отступать надо было еще в стеклянной башне, сейчас только вперед! Неожиданно они нестройно поздоровались, и «кепочка» молча указал мне место напротив себя, куда я и присел, глядя ему прямо в глаза. Ясно, он у них за главного.
– Ну что, гость дорогой, – спокойно произнес «кепочка», – зачем пожаловал?
– Негоже путнику вопросы сразу задавать, напои, накорми, потом спрашивай! – отозвался я, припомнив сказки.
«Кепочка» довольно крякнул, кивнул «турку». Тот поднялся, вышел за пределы видимости, раздался щелчок. Недалеко от костра стояла машина «Скорой помощи», старый раздолбанный «рафик». Когда «турок» открыл дверь, в салоне загорелся тусклый электрический свет. Черт порылся в салоне, вернулся с несколькими пакетами. «Немец» и «бандит» кинулись ему помогать, довольно ухмыляясь. Появилась бутылка водки, стальные стаканчики, сало и соленые огурцы, черный хлеб, китайский термос. Снедь разложили на чистой белой тряпице. «Бандит» разлил водку, раздал всем, начиная с меня, уселся на место, выжидающе посмотрел на «кепочку».
– Давай: за судьбу и силу, не чокаясь, – провозгласил «кепочка».
– За силу судьбы! – отозвались черти.
Мы выпили, я взял огурец, понюхал и положил. Водка была хорошая, пилась легко.
– Это правильно, после первой не закусывают, – с одобрением произнес «кепочка». – Теперь надо познакомиться. Меня зовут Жбан.
– Колямба, – представился «бандит».
– Фриц, – с легким поклоном сказал «немец».
– Угур, – назвался «турок».
– Василий, – представился, в свою очередь, и я.
– Теперь за знакомство, – скомандовал Жбан.
Чокнулись, выпили, я закусил огурцом и черным хлебом, потянулся было за салом, но в последний момент остановился: мало ли из кого оно. Жбан заметил мои колебания, ухмыльнулся и сказал:
– Да ты не сомневайся, Василий, из людей сало желтое и невкусное, прослоек нет – кабанчик это. Угур, наливай по третьей да перетрем.
Выпили по третьей. Жбан довольно крякнул, налил прямо в стакан из-под водки темной дымящейся жидкости из термоса, довольно жмурясь, отхлебнул. Все, кроме Фрица, последовали его примеру. «Немец» закурил. Черти молча ждали, явно наслаждаясь происходящим.
– Хочу забрать, то, что вы охраняете, – с ходу взял я быка за рога, чего время терять.
Черти загоготали. Эхо завторило их противному реготу, и мне захотелось запихать каждому из них горящую головню прямо в их оскаленные пасти. Видимо, мое намерение ясно читалось на моем лице, так как Жбан, отсмеявшись и смахнув с глаз слезы, примирительно сказал:
– Да ты не горячись, воин, смеемся мы не над тобой, а над ситуацией. Весело нам оттого, что скотина ушастая – Дигон – всех перехитрила: и тебя, и нас, и твоего дружка…
– Кого-кого? – не понял я.
Черти снова заржали. Жбан сквозь смех ответил:
– Ну этого, половинчатого, там валялся недалече. Мы ему жути нагнали, его и скрутило. Щас восвояси убрался, в озере своем ластой загребать – граха-ха-ха, кхе-дре.
Жбан захлебнулся смехом и согнулся пополам. Угур и Колямба валялись по земле, держась руками за живот, Фриц сдержанно хмыкал в кулак. Жбан, отдуваясь, продолжил:
– Да ты, поди, не знаешь, оно, конечно, кто ж тебе расскажет. Ух, уморили, клоуны. Фомор-то в битве с Данаан ногу потерял. А у него, как известно, она одна. Вот он в глухомань-то и забрался, от своих и от чужих – от всех. Пришлось учиться на оставшейся нижней конечности двигаться, вот он кожаный хвост-то и придумал, чтоб не видно было, чем он там гребет. Хме-хе.
Внезапно посерьезнев, Жбан сурово глянул на остальных, черти заткнулись, сели вокруг костра. Помолчав с минуту, Жбан сказал:
– То дела не наши, а наши – кислые. Слушай сюда, Василий, да внимательно. Лет сто пятьдесят назад была у нас работа: не так что паши до пота, но и не для идиота. Таскали мы с твоего канона материал для горячих печей, наркоманов да алкоголиков всяких. Не то чтобы счастье оттого великое нам было, но в брюхе не бурчало, да и помучить кого было – а много ли нам надо-то. Раз приехали за одним весельчаком, кокаином тот разнюхался, трое суток ничего не жрал, только пил да пыль носом всасывал: одним словом, наш клиент. На четвертые сутки наблюдатели нас вызвали, щас, дескать, кони двинет, забирать надо. И точно, поначалу все по накатанной шло, человечек себя Бэтменом вообразил, одеяло на плечи накинул и с десятого этажа сиганул, думал, полетит. Ан нет, сам знаешь, летать, когда захочешь, только здесь можно. А там – как Изя Ньютон постановил: масса умножить на ускорение равно лепехе на асфальте. Но клиент, сука, грамотный попался. Когда мы его пеленать подошли, он нас увидел и мескалина припасенного глотнул, целую сотку успел выпить. С собой падла пластиковую бутылку с раствором в последний полет взял. Ну и сбежал прямо у нас из-под носа. Разделение как началось, так и дернул во все лопатки, не только в пространстве, но и во времени скакнул – только его и видели. Случай небывалый, в такой косяк упоролись – вовеки не отмыться. Тушенка-то за нами числится. Мы следом. Попали в тот канон, что и ты: эльфы-дрельфы, мрассу-драссу и прочее, да ты знаешь. А клиент как в воду, гнида, канул. Мы давай местных требушить: ближе всех к точке перехода – Колючий Шар. Дигона изъяли, помяли сгоряча, а эта сволочь как давай петь, аж уши заложило: дескать, знаю, был такой неупокоенный тугор, по лесу шастал, потом пропал, духи в Навь утащили третьего дня. Нам бы тогда еще смекнуть – зачем местным духам чужой тугор, ан нет – все впопыхах да на скоряк…
– А что такое тугор? – спросил я, чтобы не утратить нить рассказа.
– То, что вы называете душой, – ответил Жбан, собрался было продолжать, я его перебил:
– Погоди-погоди! Вот и фомор так же говорит, а что такое душа на самом деле? И где она находится?
– Где-где, у Лейбница в монаде!!! – неожиданно заорал Жбан.
Остальные черти вскочили на ноги, в руках у них появились зловещего вида инструменты, сверкающие хирургической остротой. Особенно жуткой мне показалась штука, которая была в руках у Фрица: это был сложный штопор с шипами, и он явно предназначался для извлечения глазных яблок из черепной коробки.
– Цыц, братва, спокойно, – сам успокаиваясь, проговорил Жбан, – пусть спрашивает, это я так, нервы, которых у меня нет, расшатались.
Черти снова уселись вокруг костра, по кругу пошел термос. Угур налил и мне, я с подозрением понюхал, но это был крепчайший, черный, как деготь, чай. Я отхлебнул горький и ароматный напиток, он унял дрожь в руках. Ведь они меня чуть врасплох не застали, ишь, расслабился. «Соберись, тряпка!» – сказал я самому себе, в случае чего посмотрим кто кого. Как только я об этом подумал, возле руки возник самурайский меч без ножен, острый и неотвратимый, как сама судьба. Теперь я совсем успокоился.
Жбан посмотрел на меня, на меч, хмыкнул и продолжил:
– Слушай, пришлый, ты не думай, что мы с тобой сделать ничего не можем. И очень даже, меч-то у тебя придуманный, а инструменты наши во всех мирах настоящие, – мечтательно сказал он, но тут же оборвал сам себя: – Тугор, Василий, это сплав сознания, верований, привычек – всего того, что вы называете личностью. Тока не спрашивай меня, что такое личность или, там, где душа находится и что она такое. Во-первых, мы так до сути никогда не доберемся, а во-вторых, ты сам рассуди, откуда нам знать. Мы с братьями всю свою жизнь, от выделения до сегодняшнего дня, тугоров таскали в пытошную, да иногда по кругам разводили. В твоем каноне только в России, Германии, Румынии да Турции были и там только с бухариками и наркошами общались, и то только тогда, когда они перекинуться изволили. И здесь нам не место, вышло так, объясняю же. Еще вопросы есть?
– Что такое разделение и как тогда душу продают, а в рай как же? – не смог удержаться я.
– Вот чудак ты, право слово! И вся порода ваша такая – любопытная. Ладно отвечу, но это все. Сведения сугубо для служебного пользования. Разделение – это когда тугор из тела выходит, если он по нашему ведомству, мы его забираем, чтоб при деле был, к живым не лез. А продать можно только то, что тебе принадлежит, стал быть, человек тугором и торгует. Только это нам без надобности. Мамона Энкиевич тугоры бы на корню скупил, если б захотел. Души другое, но это не нашего ума дело. Тугоры разные бывают, покрепче и похлипче, посветлее и потемнее, легче и тяжелее. У них и срок жизни разный. Некоторые по несколько сот лет в Белиаловой бане парятся, и хоть бы хны, а есть и десятка лет в Плавильне не выдерживают – пшик, и нету. А про рай, помысли, кого ты спрашиваешь… Четыре страны и вот этот канон раздолбанный – все, что я видел. Про рай у ангелов интересуйся! Теперь же слушай дальше и не перебивай. Дигон, когда про Навь наплел, свой резон имел, какой, тебе да кенту твоему с ежиками известно. А Дигону предсказано было еще триста лет назад, что леших за Акатуй загнать он сможет, только если монжу, проклятую, стырит. И про нас он знал, что придем, и про тугора. Все хорек предусмотрел. И место это, где мы сейчас, заранее подготовил. Тут выход подземного огня прямо в Навь. А самое главное, что мы ему обещание дали, если приведет нас к месту, где тугор чалится, мы его отпустим. Вот так и было, приехали мы сюда на бричке своей, а сволочь длинноухая тут же прошептал пару слов и испарился. И застряли мы здесь как кобель в заборе – ни туда, ни сюда.
Жбан замолк, я воспользовался паузой, чтобы все-таки спросить:
– И вы не можете, ну скажем, в ад к себе вернуться?
– Вернуться-то можем, только зачем? Чтобы все черти над нами потешались, а патрон наш Белиал и вовсе поглотил? И это еще так – цветочки, он нам рога сломает, хвост оборвет и к тугорам приравняет – то-то веселухи у родственничков будет – бывшего черта на Ледяных Пустошах гонять. Нет уж, пусть подождут маленько, мы не торопимся. Теперь о главном, почему мы тебе до сих пор жопу на британский флаг не разорвали или там мошонку в рот не запихали. Вишь, какая история, мы сразу как сюда попали, через огонь со своими связались. Там, как до верхов дошло, хотели нас заочно, того, кррр, поглотить. Но у нас пятый брат есть, вместе выделялись, младший, Кура, уберег как-то, он у нас умный. Да и бегунок, как потом выяснилось, сильно непростой оказался. Он и раньше от судьбы-то убегал. Из тела в тело, как-то навострился. Короче, особой важности пассажир. Дали нам трое земных суток, чтобы его изловить. Отсчет пошел от момента, как мы в канон этот поганый свалились. А Кура нас надоумил, что в Нави время-то не течет, потому тратить его надо с умом. Ты не думай, мы тут на жопе ровно не сидели. Искали ублюдка со всей пролетарской ненавистью. Тут уж и духам, и эльфам, и… – всем досталось, не сомневайся. Только кокоша наш хорошо спрятаться сумел, не нашли. Он себе тело новое опять завел, так и скрывается. Следы его находили в Славене, в Восточном лесу, на болоте, на озере Припольском, везде отметился гаденыш. Рядом он где-то, иначе Дигон бы сдох на месте, когда сбежать вздумал. Над нами, где-то в Яви, причем от точки перехода недалече… Потратили мы двое суток, пока по Яви шастали. Смекай, чего мы от тебя хотим.
– Чтобы я его нашел? – догадался я.
– Да! – хором гаркнули черти.
– Не просто нашел, надо, чтоб ты его пометил, – заговорил Жбан, мечтательно улыбаясь, – так уж я по нем скучаю, просто так бы и обнял при встрече. Согласен, что ль?
– А что взамен, – задал я ему вопрос, – монжу отдадите?
– Монжу мы тебе, как это у вас говорится, отдали бы в качестве жеста доброй воли. Тока не знаем, что это. Мы тут со скуки ее искали, не нашли. А главное, никто объяснить не может, как она выглядит. Но она здесь, это точно. Дигон ее забрать хотел, приходил сто лет назад. Только накладочка вышла, кто-то ему наплел, а может, в книгах прочитал, что нас святой водой окропить надо и мы, обосравшись, разбежимся.
– А разве это не так? – недоуменно спросил я.
– Да, почти так. Только не учел ушастый, что святая вода в его руках – просто водичка. У святых даров свой режим есть, здесь вера нужна: не вода жжет, чистота праведная. Ну устроил он нам душ, а мы уж шанса не упустили, полный расчет с него взяли, даже лишнего. Подождать надо было, пока он монжу возьмет, но это мы потом сообразили. Очень уж ему рады были.
– А чего тут торчите, наверх духи не пускают? – уточнил я.
– Ох и трудно нас куда-то не пустить, особенно духам, но холодно нам наверху, долго не можем. А тут и огонек, и вести из Плавильни нет-нет да и приходят, все веселее. Ну чего, сделаешь доброе дело для всех миров – Тугор неупокоенный ничего хорошего для живых не несет. Порядок опять же быть должон! Что скажешь?
– Ничего не скажу, пока ты молчишь. Что взамен моей помощи пообещаешь? – продолжал торговаться я.
– А чего пожелаешь, таков обычай! – ответил Жбан. – Тока ты, когда желать будешь, учитывай, кто твою волю исполнять будет. Ну там мир во всем мире, цветы повсюду, это не к нам. А скажем, поймать кого и прибить, лес вырубить, сто земель вспахать или, там, клад указать – мы со всем удовольствием.
– Про условия договора, поподробней можно? – решил подстраховаться я.
– От что вы за порода люди, все бы вам торговаться да бумажки плодить. У нас договор – простое дело, и последствия без всяких там приставов наступают. Ты нам обещаешь, что, когда бегунка нашего найдешь, пометишь. А мы тебе обещаем, что желание твое выполним, любое, которое в наших силах. За невыполнение – смерть! А чтоб по справедливости было – от момента, как узнаешь, кто наш клиент, до пометки – трое суток тебе.
– А как я его узнаю и как пометить смогу? – еще уточнил я.
– Вот это деловой разговор, – приободрился Жбан, – узнать его можно по отражению прошлой жизни: проболтается или сделает что-нибудь такое, что раньше делал: нюхать кокс начнет и байки травить про твой канон или знания покажет, которых у него не может быть, – ить старый тугор, живет давно. А чтобы наверняка, мы тебе маячок дадим.
В руках у Жбана появился резиновый мешочек с пимпочкой, завязанный на узел, наполненный мутной жидкостью.
– Это презик, что ли? – удивился я.
– Точно, с его спермой и еще кое с чем. Тока не спрашивай, где мы его взяли. Узнаешь – не обрадуешься, – с довольным видом, продолжал Жбан. – В жидкостях тела человека след тугора есть: в моче, в крови, в слюне и в этом. – Черт махнул резинкой. – Когда ты заподозришь кого, на шарик посмотришь, если угадал, он светиться начнет. Тогда ты его по плечу или по заду, а вообще без разницы, энтой штукой хлопнешь, и все – работа окончена. Дальше мы сами. – Жбан мечтательно закатил глаза. – И можешь желание загадывать.
– А с ним что будет, и зачем мне трое суток, раз дело плевое? – еще раз уточнил я.
Жбан замолчал и закрыл глаза. Сильно сцепил руки перед собой, аж пальцы побелели. Черти напряглись, я и не заметил, как меч оказался в моих руках. Но Жбан открыл глаза и гоготнул:
– Как в ваших ток-шоу говорят, хороший вопрос. А ты их даже два задал – и оба хорошие! Отвечу по порядку. На один с удовольствием, на второй без оного. – Жбан пристально глянул мне прямо в глаза. – С ним то будет, что много лет назад случиться должно было, но задержалось: возмездие! Для него, попрыгунчика, в Плавильне целый ЦПКИО построят: с аттракционами, комнатой страха, кривых зеркал, лабиринтом и прочим попкорном!!!
Черти захохотали и заулюлюкали, стали играть в чехарду, строя уморительные рожи, вываливая набок языки и кувыркаясь, бились в конвульсиях, изображая агонию. И снова подымались с недоумением на лице, продолжали свою игру. Жбан в общем веселье не участвовал, но наблюдал благосклонно. Когда его бригада «Скорой помощи» угомонилась, чертяцкий начальник продолжил:
– Вот ты тут про душу да про рай выспрашивал, а я тебе ничего не сказал, потому что не знаю! Но породу человеков мы с братьями неплохо изучили, особенно матчасть. Как это там у вас умники говорят, эмпирически, то есть пощупав, не одну тысячу, кстати, и не только снаружи. Ты может, сейчас и готов супостата пометить. Ан вдруг окажется, что он в теле твоего друга сейчас или маленькой девочки, а! То-то…
– Ну что ты его грузишь, Жбан, как поп какой… – вмешался было Колямба, но осекся под суровым взглядом главаря.
– Потому я это говорю ему, – бригадир адской неотложки снова зыркнул на Колямбу, да так, что тот голову опустил и больше не проронил не звука, – что другие ему это сказать могут! И сомнения посеять в правоте порученного дела! А ты, – теперь Жбан смотрел прямо на меня, – сам тогда решай, для того тебе трое суток дадено – подумать и все взвесить. Если вдруг тебе покажется, что смерть твоя – цена вполне приемлемая за жизнь дорогого тебе человека или ребенка – помни: разделение – это только начало. Если мы тебя веселому банщику взамен бегунка доставим, то, что ты туго называешь, легким обернется.
– Понял, не пугай! Теперь мне все понятно, я согласен! – подытожил я.
Жбан посерьезнел, встал и, видимо, следуя ритуалу, веско сказал:
– По слову твоему!
Черти повеселели, бутылка снова пошла по кругу, мы выпили, и Жбан продолжил:
– Маячок резиновый мы так подвесим, что ты его всегда позвать сможешь, ну как там, у вас, у водяников мокрожопых: Навь, Явь, раком ставь…
Черти опять заржали, не унывают рогатые. Столько сидят в своей пещере, а вишь – развлекают друг друга, как могут.
Неожиданно заговорил Фриц:
– Хоть и весело с тобой, но ты давай, чего надо ищи и собирайся наверх…
Жбан товарища поддержал:
– Да, Василий, делу – время, потехе – час! Если можем помочь – скажи, все сделаем.
Пришлось мне мозгами раскинуть: как же монжу-то искать. Начнем с дознания, есть навыки какие-никакие, по крайней мере не раз видел, как это делается. Правда, тогда мои грехи разбирали, но то – дело прошлое.
– Расскажите, как вы с Дигоном сюда зашли, кто где стоял, что делал, все как было.
– А чего рассказывать, сам и посмотри, – отозвался Жбан.
На меня обрушился яркий свет, и я увидел окраину Колючего Шара. На тропе, по которой я недавно шел, стоял на коленях незнакомый эльф, весь в крови. Одежда на нем была изорвана так, что он был почти голый. Вокруг него стояли черти, Угур держал его за подбородок. Все мои новые знакомые при свете дня выглядели угрожающе и как-то посвежее, что ли. Одежда на адских сотрудниках выглядела не такой потертой, шрамов на руках и лицах было поменьше. Угур что-то говорил без звука, но, видно, что-то подстроилось, и я услышал звуки леса и слова, которые «турок» бросал прямо в лицо эльфу.
– …был у меня один тоже умник, так меня достал, что я все его извилины повыпрямил прям руками, до сих пор по Плавильне как дерево бегает! Ты, если думаешь, что твой тугор убить нельзя, прав только отчасти. Я тебя так отделаю, что в тело вернуться не сможешь. Прихвостни твои ушастые, когда ты засохнешь, тебя похоронят. А тугор в приемной Белиала на крюке висеть будет, ждать, когда мясо твое тухлое все признаки жизни утратит, понял. Кивни!
Эльф покорно попытался кивнуть, но рука Угура не позволила ему этого сделать.
– Не слушаешься, получай! – «Турок» пнул эльфа прямо в печень и отпустил подбородок. Дигон свалился в пыль в позе зародыша.
– Теперь скажи «А»! – не успокаивался Угур и заломил эльфу руку до хруста.
– А-а-а-а-а! – заорал эльф.
– Теперь скажи «Б»… – начал было говорить черт, явно собираясь руку сломать, но его остановил Жбан:
– Хватит пока, загнется раньше времени. Ну что, гаденыш, пойдем, что ли, где тут Навь, показывай!
Свет потускнел, я увидел знакомую каменистую равнину, по которой ехал «рафик». Со всех сторон к нему подбирались разномастные твари, пытаясь взять в кольцо. Когда уже казалось, что они вот-вот круг замкнут, «рафик» завыл сиреной и на крыше ожила «люстра» с синими проблесковыми маячками. Все твари повалились на землю, закрыв уши лапами, и больше не пытались приблизиться к воющей и сверкающей огнями машине. Так «Скорая помощь» въехала в пещеру, где сирена отключилась, а маячки погасли. «Рафик» подъехал к пылающему костру, черти и Дигон вышли. Эльф попросил жалобным голосом:
– Мне того, отойти бы…
– Обосрался, что ль, крысеныш, – заржал Угур, – ничего потерпишь!
– Ладно, пусть сходит, а то ботинки нам обгадит, – смилостивился Жбан.
Эльф отошел от костра, присел на корточки, через минуту крикнул: «Факоф!» – и исчез. Тут же стало совсем темно, а потом появилась новая картинка: черти сидят вокруг костра, а в пещеру входит Дигон с садовой лейкой в руках и смотрит на то место, где испражнялся. Потом эльф стал поливать чертей из лейки, а они загоготали и схватили его…
– Хватит, – сказал я, – кажется, нашел.
И снова пещера и костер, и черти вокруг. Жбан с интересом смотрел на меня, спросил:
– Правда нашел или не захотел смотреть, как мы его высочество приветили?
– Ты мне скажи, Жбан, тугор так же в туалет ходит, как и живое тело? – ответил я ему вопросом на вопрос.
– Да тугору это вообще без надобности… – начал было черт и, осекшись: – Вот ведь лопоухий ублюдок! Угур, тащи инструмент!
Я схватился за меч. Что же это, обманули меня черти! А чего я ждал, дурак, от слуг адовых.
– Да ты не ссы, Василий, чего ты какаху-то голыми руками брать будешь? – увещевал меня Жбан.
И действительно, Угур притащил из «рафика» большой блестящий пинцет, пару тонких резиновых перчаток и пакет с липучкой. Я и Угур прошли в дальний угол, кучка экскрементов за давностью лет высохла и покрылась белыми известняковыми шипами. «Турок» надел перчатки, раскрыл пакет, ловко подхватил диковинный цветок пинцетом и засунул его в пакет, запечатал, передал мне.
Жбан, ухмыляясь, подошел, хлопнул меня по плечу и предложил:
– Сам вернешься или помочь?
Я не стал дожидаться сомнительной помощи и мысленно завопил что-то нечленораздельное, вроде: рученьки-ноженьки мои, где вы. Крепко ухватил пакет, и не зря, рывок был очень сильный. Прежде чем пещере исчезнуть, я явственно услышал голос Жбана:
– Помни о награде и расплате!
Очнулся на том же месте, лицом на грубо сколоченном столе в стеклянной башне. Фомор смотрел на меня. Вокруг меня стояли трое леших с резными посошками и ждали. Я посмотрел на руки, но они были пусты. Не вышло!
Но лешие радостно завопили и полезли под стол. Пакет просто выскользнул из пальцев и упал на пол, лешие подхватили его, стали разглядывать, что-то возбужденно щебеча на своем.
– Ну что, это монжа? – поинтересовался я.
– Дяз одмоним, язн бдет! – ответил один из леших, здорово похожий на Бадяна.
Троица удалилась, продолжая переговариваться на своем, один из них торжественно нес пакет, на вытянутых руках, перед собой. Двое его поддерживали за руки слева и справа. Очень смешное зрелище, особенно если учесть, что именно они несли. Мы с фомором помолчали. Я старался не смотреть на его хвост.
– Про то, как тебе это удалось, я не спрашиваю. Но, учитывая, с кем ты встречался, могу догадаться, что речь шла о некой сделке. Суть такой договоренности всегда обмен, и я не стану выспрашивать, что ты им пообещал… – прервал паузу хозяин Припольского озера, но его прервали громкие вопли и визг леших.
Леший, похожий на Бадяна, вполз в зал на коленях, за ним следовали таким же способом с десяток его соплеменников, склонив головы. Теперь они были особенно похожи на ежей. Иголки их встали дыбом, и ползли они очень быстро, топоча коленями по полу. Вся эта делегация подползла ко мне, и передний, не поднимая головы, что-то провизжал на своем.
– Горян говорит, что колючий народ снова будет именовать себя лесным благодаря тебе. Они помнят и добро, и зло и будут хранить память о тебе, пока жив хоть один из них. Просят сказать, чего желает добрый господин за неоценимую услугу, – перевел фомор.
Я помедлил с ответом, размышляя.
Леший снова что-то провизжал.
– Василий, должен пожелать, иначе лешие прослывут как неблагодарные твари во веки веков, – снова выполнил роль переводчика Фир Болг.
Я задумался, выискивая желания, но ничего в голову не приходило. Оказалось, что, очутившись среди миров, мне ничего для себя не надо, отсутствуют неудовлетворенные потребности. Осталось только хрестоматийное: только бы жила русская земля и вера православная!
– Мне ничего не надо, но если лесовики настаивают, то прошу русским в лесах козней не чинить, если ворог подступит – предупреждать дружину княжескую, чужих воинских людей через лес на Славен не пропускать без ущерба!
Фомор перевел, лешие оживленно залопотали между собой. Горян после совещания сообщил через переводчика:
– То, о чем ты просишь, мы не можем исполнить в точности. Как нам понять, кто перед нами – русский или мрассу, когда вы и сами не всегда с уверенностью можете их различить. Но можем обещать, что лес станет труднопроходим и тем, и этим, особенно воинским людям. А чтобы пройти, ты сам приходи и кого хочешь проводи или весточку нам подай, что люди от тебя: встретим как родных!
– Договорились! – радостно ответил я.
Мы еще выпили с хозяином озера, и я решил, что пора бы и честь знать, о чем и сообщил фомору. Фир Болг сердечно со мной попрощался, пригласил захаживать на огонек, подарил огромную глиняную посудину с деревянной пробкой и кожаными лямками: за спиной носить. Я поблагодарил Фира за гостеприимство и, пошатываясь, соскользнул по трубе в озеро. Из водоворота меня выбросило, пустая фляга за плечами подняла на поверхность. Вокруг замелькали жруны, но близко не подплывали, делая приглашающие жесты. Так, в сопровождении рептилий я прибыл на берег. Перед тем как наполнить флягу, я напился сам, и тело разорвало одежду, из головы вылетела алкогольная муть: я вошел в нормальный (?) размер, вода фоморского озера изгнала из тела магию огневиц. Набрал воды, соорудил из обрывков одежды некое подобие набедренной повязки и зашагал на запад. Вокруг меня сгрудилась большая стая стрекоз, перехватывая комаров и мошек, надо же, и об этом подумал фомор, за спиной и по бокам меня сопровождали волки. С почетным эскортом я пришел к границе эльфийского леса, обернулся, подняв руку в прощальном жесте. Мне ответили: из кустов помахали лешие своими крошечными серыми ручками. Зажав в руке фляжку с данкаром и жбан с озерной водой, я зашагал по эльфийским владениям.
Теперь я смотрел на ухоженный лес другими глазами, хотя без мошкары, приходится признать, все же лучше. Но каждая живая тварь должна жить естественной жизнью, а не мучиться под гнетом инопланетных чар.
