Последние сомнения в реальности происходящего развеялись окончательно, как только граф вывел Алексея из особняка. Направились они не в соседний дом, как предполагал молодой человек, а на другой конец города. Это действительно был Питер, о чем свидетельствовал шпиль Петропавловского собора на Васильевском острове. Но явно не двадцать первого века. Улицы, мощенные булыжником или просто настилами из досок. Богатые особняки, частично еще не достроенные, вперемешку с деревянными домишками, люди в старинной одежде. Вместо привычного шума машин — грохот телег и карет по булыжной мостовой, ржание коней, стук топоров на верфях Адмиралтейства и переругивание рабочих, тащивших тяжеленные бревна к строящемуся особняку.

Санкт-Петербург середины восемнадцатого века был городом сравнительно небольшим, жавшимся к Неве и переползавшим на ее острова. Любой прибывший сюда гость понимал, что именно река является сердцем северной столицы. Алексей поразился обилию судов, суденышек и лодок, которые теснились у берегов и шныряли по узким каналам. Город, казалось, пропах просмоленным деревом и пенькой, а дома располагались так близко к воде, что нередко прямо от крыльца спускались сходни, к которым причаливали лодки. Такого количества разнообразных парусников молодой человек никогда не видел. Но насладиться этим зрелищем ему не удалось: граф свернул с набережной и двинулся по широкой улице с богатыми особняками. Здесь уже угадывался облик современного Невского. Без колоннады Казанского собора и стеклянного глобуса на круглой башне Дома Зингера проспект казался каким-то странным и незавершенным.

Алексей всю дорогу молчал, потрясенно оглядываясь по сторонам. Не осталось даже удивления. Граф искоса поглядывал на молодого человека и понимающе хмыкал, но Алексей, до последнего надеявшийся на какую-то мистификацию, не обращал внимания на спутника, стараясь примирить себя с реальностью.

Дворец Воронцова располагался недалеко от набережной Фонтанки — почти на окраине тогдашнего Петербурга. За мостом, на котором в наше время красуются знаменитые кони Клодта, уже начинался лес.

До места добрались, когда начало темнеть. Встретивший их Александр был угрюм и молчалив. Юноша чувствовал себя явно не в своей тарелке и, как показалось Алексею, уже жалел о принятом с утра решении. Протянув Сен-Жермену какой-то сверток, младший Воронцов буркнул: «Идемте» — и повел гостей по узкой тропинке в глубь обширного сада. Маленький деревянный домик, прятавшийся в зарослях сирени, походил скорее на уединенный приют отшельника, чем на жилище молодого повесы. Однако скромность внешнего вида с лихвой компенсировалась роскошью внутреннего убранства: тяжелые бархатные занавеси на окнах, шпалеры, с вышитыми на них сценами охот, массивная резная мебель и золоченые корешки книг в шкафах.

Александр проводил их в просторную комнату с мягким пестрым ковром и круглым столом. Увидев кровать под балдахином, Алексей хмыкнул, подумав, что любвеобильная нежить, ежели она на самом деле существует, прибывает прямо к месту назначения. Пока граф зажигал свечи, расставляя их по углам комнаты, и чертил рядом с ними какие-то знаки, парень с любопытством рассматривал книги. Но названия прочитать не удалось — все тома были на иностранных языках, и Алексей, разочарованно вздохнув, уселся на одно из кресел. К этому времени Сен-Жермен водрузил в центр стола массивный подсвечник с тремя свечами и удовлетворенно потер руки.

— Ну вот, приготовления к ритуалу закончены, и нам остается только ждать визита вашей гостьи. — Увидев побелевшее лицо Александра, так и не проронившего ни слова, он улыбнулся. — Вам не стоит беспокоиться, юноша. Хочу вас заверить, что все пройдет как надо, и скоро ваши мучения закончатся. Обратившись ко мне, вы поступили правильно. Еще немного, и даже я не смог бы вас спасти.

Младший Воронцов посмотрел на графа с тоской и какой-то обреченностью и, запинаясь, пробормотал:

— Я… не уверен…

— В чем? — спросил Сен-Жермен.

— В том, что это все нужно… Мне страшно, и я не хочу… Не хочу, чтобы это закончилось.

— Э, нет, молодой человек. Это на вас чары так действуют. Поверьте, смерть, которая вам угрожает, бессмысленная и крайне неприятная. Так что наберитесь терпения и ни в чем не сомневайтесь.

Юноша неразборчиво буркнул себе под нос и отвернулся к окну. Он дрожал то ли от нетерпения, то ли от ночной прохлады: ветер, залетающий в открытое окно, пах дождем и приближающейся осенью. Чем дольше Алексей сидел в кресле, тем нелепее ему казалась ситуация и своя роль в ней. Единственное, что удерживало парня от язвительных комментариев, — это Питер восемнадцатого века. Он-то оказался правдой.

В комнате постепенно темнело. Сгущающиеся сумерки просачивались в открытое окно, расползались по углам, скапливались в складках портьер и украшенного кистями балдахина над широкой кроватью. Свечи, казалось, разгорались все ярче. Их отсветы отражались в стеклах книжных шкафов, бликами скакали по позолоте мебели, дрожали на подвесках хрустальной люстры. Нервозность Александра с наступающей темнотой усилилась. Он, будучи не в состоянии спокойно ждать, метался из стороны в сторону, меряя шагами пушистый ковер.

Алексею надоело наблюдать за этой беготней, и он задремал в мягком уютном кресле. Проснулся от резкого звука стукнувшей ставни. Вскинув глаза, парень увидел темный силуэт, закрывший блеклый свет луны. На широком подоконнике в полный рост стояла девушка. Почти прозрачная рубашка чуть колыхалась, облегая стройное, чувственное тело. Сквозь тонкую ткань просвечивали полные груди с острыми сосками, бедра, длинные ноги и темный треугольник между ними. Нежное девичье лицо безмятежно, грустная улыбка лишь угадывается на чуть дрожащих губах, а на бледные щеки падает тень от густых ресниц. Раздуваемые ночным ветерком, колышутся похожие на фату длинные волосы.

Девушка чуть слышно вздохнула и шагнула в комнату. Алексею стало жарко, такого неистового желания он еще никогда не испытывал. Мысли сразу стали какими-то вязкими и спутанными: «Какая красавица! Нежить?.. Да наплевать, что нежить… какая разница… Да с такой бы он… вот прямо сейчас… здесь. Прижать к себе горячее тело, припасть губами к груди… потом ниже…» Алексей резко поднялся, зарычал сквозь стиснутые зубы и, отшвырнув от себя кресло, шагнул к окну.

В это время Сен-Жермен начал громко, но неразборчиво говорить. Алексей ничего не понимал, смысла в словах не было, но они вворачивались в мозг как штопор, отвлекали, мешали наслаждаться. Парень со злостью замотал головой, стараясь вытряхнуть из нее назойливые звуки. В голове сразу прояснилось, накатило смущение и осознание глупости своего поведения. То ли подействовало заклинание, то ли нежить просто отвлеклась на Сен-Жермена, но Алексей почувствовал себя свободным и закрутил головой, стараясь оценить обстановку. Воронцов, напротив, дико взвыв, бросился на графа и сбил его с ног. Под громкую ругань Сен-Жермена они кубарем покатились в угол комнаты. Граф, отбиваясь от обезумевшего юноши, пытался встать, но тот оказался на удивление сильным.

Алексей хотел броситься на помощь, но увидел, как от окна, опережая его, движется нечто. Девушка, фигура которой как-то оплыла, утратив четкие очертания, сгорбившись, кралась к дерущимся. В круг света от свечей, стоящих на столе, попало лицо ночной гостьи, совершенно утратившее нежные девичьи черты. Опухшее, с обвисшей, покрытой язвами кожей, оно вызвало у Алексея ужас и отвращение. Пустые, мертвые глаза, полусгнившие губы, сочащиеся гноем, и почти голый череп с клочками спутанных грязных волос — таких полуразложившихся мертвецов Алексей видел только в кино. Ему стало противно и жутко, к горлу подкатила тошнота, и захотелось немедленно сбежать из этого сумасшедшего дома.

Существо, выставив вперед руки с длинными когтями, рывками, медленно, но целеустремленно приближалось к копошащимся в углу мужчинам. Леха наконец опомнился, закричал, подбадривая себя, что-то неразборчиво-матерное, схватил тяжелый табурет и запустил им в спину нежити. Там чмокнуло, хрустнуло, и тварь стала заваливаться на один бок, но тут же выровнялась и, скособочившись, прыгнула в сторону Алексея, налетела на стол, взвыла и поковыляла в обход. Парень оцепенел, не в силах оторвать взгляд от полуразложившегося лица. Вспомнились недавние эротические фантазии, и парня затошнило. Это-то его и спасло. Он очнулся и кинулся в противоположную сторону.

Стол был большой, не меньше бильярдного, и напоминал огромное расписное блюдо. Нарезав пару кругов, Алексей немного успокоился, и его осенила спасительная мысль: «Окно! Надо улучить момент и выпрыгнуть в открытое окно. И пусть Сен-Жермен сам разбирается с этой гадиной, раз согласился». Но осуществить свой замысел он не успел. Мертвая гостья внезапно заурчала и, прибавив прыти, кинулась в противоположную сторону. Увидев прямо перед собой оскаленную полусгнившую физиономию, парень заорал от неожиданности и белкой взлетел на стол. Нежить проковыляла еще несколько шагов и завертела головой в поисках исчезнувшей добычи. Заметив Алексея, оскалилась, причмокнула распухшими губами и попыталась его достать. Длинные когти заскребли по полированной столешнице, оставляя на ней глубокие борозды.

— Ах ты, дохлятина! — прошипел Алексей. Внезапно испуг прошел, смытый волной звериной злости. В мешанине бессвязных мыслей парень с удивлением и отвращением почувствовал желание вцепиться в горло полуразложившейся твари. Это его так поразило, что он не заметил, как упыриха вытянула неестественно удлинившуюся руку и схватила его за лодыжку. Алексей мгновенно опомнился и, заорав от испуга, схватил подсвечник и опустил его на лысую голову нежити. Тяжелая штуковина раскроила череп, треснувший, как перезрелый орех, сминая и гниющую плоть, и хрустящие, как осенний лед, кости. От неожиданности Алексей нырнул вперед, с трудом удержавшись на гладком столе. Он отшвырнул подсвечник, не обращая внимания на рассыпавшиеся по ковру свечи, и упал на колени. Пахло тошнотворным запахом разложения и еще чем-то не менее мерзким. Желудок скрутил спазм, и парня вырвало.

Когда Алексей немного отдышался и поднял голову, то увидел, как Сен-Жермен тушит тлевшие на полу свечи, затаптывая язычки пламени, уже разбегавшиеся по ковру. Граф выглядел немного встрепанным, но целым и абсолютно спокойным.

Алексей сполз со стола, стараясь держаться подальше от останков упырихи. Колени противно дрожали, руки — тоже, мутило от трупной вони, которая, казалось, липким комком застряла в горле.

— Ну, все уже кончилось, — усмехаясь, произнес граф. — Так что можно перестать трястись.

Алексей обиделся. Ему пришлось в одиночку сражаться со злобным монстром, выполняя работу этого так называемого мага, а тот еще издевается. Чувство обиды и злость на Сен-Жермена помогли, однако, справиться и с дурнотой, и со слабостью. Парню заметно полегчало, и он собрался уже возмутиться наглостью графа, но тот, стараясь, видимо, сгладить насмешку, прозвучавшую в голосе, произнес:

— А вы — молодец! Не ожидал от вас такой прыти. Да и силушкой вас бог не обидел. Эк вы эту гадину прихлопнули!

— Да я и сам от себя не ожидал, — смутившись, пробормотал Алексей. — С перепугу, наверное. А чего это ее так сплющило? Табуретка вон даже не остановила.

— Подсвечник-то серебряным оказался. Вам повезло.

— А что с парнем? — спросил Алексей, кивнув на скорчившегося в углу хозяина.

— Он просто спит. Надо же было его как-то утихомирить. Да и не стоит ему на эту гадость смотреть. — Сен-Жерсен кивнул на груду воняющего серо-кровавого мяса, прикрытого ошметками тряпок. — А то как бы руки на себя не наложил, вспомнив, чем он с этой тварью занимался. Пусть поспит, пока мы тут приберемся.

— Мы приберемся?! — Алексей аж отшатнулся. — Я это убирать не буду! — В его голосе явственно зазвучали истеричные нотки.

— Экий вы неженка, — хмыкнул граф, — напакостил, а убирать не хочет.

Увидев позеленевшее лицо и без того бледного парня, примиряюще махнул рукой.

— Только в обморок мне тут не падайте. Ишь, прямо как девица на выданье. Пошутил я. Сам приберусь, ваша помощь не понадобится. Вот только полюбопытствую. Тут должно быть кое-что интересное.

Граф подошел к останкам нежити и наклонился, внимательно их рассматривая. Алексей судорожно сглотнул и отвел глаза.

— Ну, я так и думал, — удовлетворено произнес Сен-Жермен. — Никакой это не суккуб. Обыкновенная мертвячка, с которой поработал опытный некромант. И я, кажется, догадываюсь, кто этот умелец. Так что ничего удивительного, а тем более волшебного в ней нет… А вот это, — граф приподнял скрюченную руку нежити, — действительно важная и ценная находка. В этой штуке все и дело.

На высохшем запястье нежити болтался широкий, почти в ладонь, браслет-наруч, покрытый замысловатыми узорами. Сен-Жермен, повозившись с застежкой, снял странное украшение, тщательно вытер его бархатной портьерой и поднес к глазам, рассматривая.

— Этот браслет, молодой человек, и создавал иллюзию, на которую, кстати, вы чуть не кинулись в любовном экстазе. — Граф насмешливо посмотрел на исказившееся лицо Алексея. — Артефакты, способные создавать не только видимые, но и телесные, осязаемые иллюзии — большая редкость. Этот, судя по всему, изготовили в глубокой древности ваши предки — славяне. Точнее, кто-то из тогдашних колдунов. Причем, обратите внимание, сделан он не из серебра, а из бронзы. Что немаловажно. Серебряный на ожившего мертвеца надеть невозможно.

Граф еще немного полюбовался браслетом и, пробормотав: «Ценная добыча!» — положил его в карман.

— Вот, а теперь можно и прибраться!

Сен-Жермен сложил ладони и начал что-то в них мять и катать, словно лепил снежок. Затем тихонько подул, и в его руках появился маленький огненный шарик. Граф перебросил его из ладони в ладонь, как горячий пирожок, и метнул в то, что осталось от ночной гостьи. Останки вспыхнули синим огнем, и через мгновение на совершенно целом ковре осталась только кучка пепла.

— Э… это как же? — опешил Алексей. — Вы с самого начала вот так могли?

— Конечно! — усмехнулся Сен-Жермен. — Магия огня — самая чистая и, кстати, самая древняя.

— Но… тогда почему же?..

— Почему я с самого начала не уничтожил мертвячку? — Сен-Жермен, подобрав подсвечник, тщательно вытер его все той же портьерой и водрузил на стол. — Понимаете, Алексей Дмитрич, ведь если бы я на ваших глазах испепелил юную прекрасную девушку, то кем бы вы меня считали? Безжалостным убийцей? А так вы имели возможность достаточно близко познакомиться с «плодом больного воображения» нашего юного друга.

Кроме того, мне хотелось посмотреть, как вы будете себя вести в этой пикантной ситуации… Я только не ожидал, что юноша кинется на меня.

— Ничего себе, «пикантная ситуация»! — возмутился Алексей. — А если бы эта тварь сожрала меня?!

— Ну не сожрала же, — ничуть не смущаясь, ответил граф. — А если бы вы с ней не справились, то я остался бы без ученика. Печально, конечно, но, с другой стороны, зачем мне такой недотепа нужен?

Алексей был потрясен цинизмом графа и собирался высказать свое недоумение и обиду, но решил промолчать. Графу от его обиды ни жарко ни холодно, наплевать ему на это. Поэтому парень только мрачно хмыкнул и решил на будущее вести себя с Сен-Жерменом осторожнее. Тот еще жук, оказывается. Впрочем, граф, немного подумав, добавил:

— А потом, прыток наш друг оказался, слишком прыток. Пока я с ним возился, вы сделали всю грязную работу. Если бы не ваш виртуозный удар подсвечником, то неизвестно, выбрались бы мы из этой переделки живыми или нет.

Сен-Жермен озадачено покосился на посапывающего Александра, тихонько тронул его за плечо, пытаясь разбудить, и, когда ничего не вышло, легонько похлестал по щекам. Юноша сразу же вскинулся, испуганно посмотрел по сторонам, а потом облегченно выдохнул, вспомнив, где находится и что произошло.

— Все закончилось. От нежити не осталось и кучки пепла, — тихо сказал граф, и Алексею в его голосе почудились нотки сочувствия. Это было странно.

Юный Воронцов осторожно присел, всматриваясь в темноту. Видимо, пытался рассмотреть на полу признаки того, что произошло несколько минут назад. Ничего не увидел и немного повеселел.

— Лучше считайте это приключение плодом юношеской фантазии, — бросил Сен-Жермен уже в своей обычной снисходительной манере. — Вам так будет значительно проще.

— Спасибо, — голос Александра немного дрожал, — ваша помощь неоценима. Если бы вы не пошли мне навстречу…

— Да, вы были бы мертвы, причем быстрее, чем можете предположить, — ничуть не смущаясь, согласился граф. — Впрочем, если разобраться, основная заслуга здесь принадлежит моему ученику. Это он в одиночку разделался с тварью. Признаться, я и сам не ожидал от него такой силы и решительности. Алексей, вы меня приятно удивили.

Алексей поморщился — он не любил лесть — и отошел к окну. С одной стороны, парень злился на Сен-Жермена за то, что тот его подставил и подлым образом испытывал, а с другой, лесть была приятна, несмотря на сомнительную искренность. Не верил молодой человек в то, что граф может им восхищаться. Скорее… просто выпендривается перед клиентом.

Пока молодой человек отрешенно разглядывал качающуюся за окном ветку и размышлял о причинах собственной прыти, он почти не вслушивался в разговор графа с Александром, до тех пор пока молодой Воронцов не переключился на него.

От шумных и искренних благодарностей молодому человеку стало не по себе. В глазах юноши светилось такое восхищение и обожание, что Алексею стало неловко: он не привык выступать в роли кумира. Правда, юноша старался сдерживаться, прикрываясь учтивой улыбкой и дежурными фразами.

— Я поступил дурно, взяв у отца бумаги, — неуверенно начал Александр, провожая гостей к выходу. — Если отец заметит пропажу части архива, это будет катастрофа. Я уже никогда не смогу восстановить честное имя. Я надеюсь, граф, что вы сделаете копии как можно раньше и при первой возможности пришлете мне оригинал, чтобы я мог вернуть их на место.

— Непременно, не переживайте. — Сен-Жермен кивнул серьезно, и Алексей вдруг отчетливо понял: граф свое слово сдержит. — Вы мне тоже оказали немалую услугу. И с моей стороны будет непростительно воспользоваться вашим благородством и поссорить вас с батюшкой. Бумаги будут у вас в срок.

Воронцов облегченно выдохнул.

Уже прощаясь, юноша, что-то вспомнив, оживился и торопливо заговорил:

— Господин Артемьев, думается, я знаю, как вас отблагодарить за помощь. Завтра, нет, уже сегодня мой дядюшка — Михаил Илларионович — дает бал в своем новом дворце. Сейчас еще не время для больших приемов, но дядюшке хочется отметить завершение строительства. Там будет много интересных людей и даже, возможно, цесаревна Екатерина.

Так вот, я возьму на себя смелость пригласить вас, Алексей Дмитрич, на этот бал. Я думаю, да нет, я уверен, что дядюшка мне не откажет. Я никогда ранее не обращался к нему с подобными просьбами, но тут случай особый. И еще… — Александр смущенно замялся. — Мне бы хотелось представить вас моей сестре — Катеньке. Вы увидите — она чудо как хороша!

Алексей даже растерялся — и от плещущей через край энергии юноши, который, казалось, вернулся с того света и никак не может надышаться, и от столь неожиданного приглашения.

— Э-э-э… Мне, конечно, приятно, то есть я польщен… Но ведь я как бы ученик господина графа. Как же я сам по себе, один… — Парень совсем сбился, не зная, как бы ему отказаться от приглашения и одновременно не прослыть невеждой и не обидеть Александра.

— О, не беспокойтесь! — воскликнул юноша. — Господин граф уже приглашен моим отцом, не так ли, ваше сиятельство?

Сен-Жермен кивнул, насмешливо покосившись на растерянного Алексея. Было видно — ему доставляет наслаждение та ситуация, в которой оказался ученик.

— Так что вы придете вместе с господином графом, — довольно улыбнулся Воронцов. — По-моему, это будет справедливо. Тем более вас следует представить обществу, а более удобного случая нельзя и придумать.

Алексей вынужден был поблагодарить за приглашение, стараясь, чтобы голос звучал не слишком обреченно.

До дома добирались пешком. Уставший и полусонный Алексей еле передвигал ноги и ворчал, сетуя на то, что граф отказался от предложенной Воронцовым кареты.

— Полноте, юноша, — снисходительно заметил Сен-Жермен, — в вашем возрасте стыдно уставать от одной бессонной ночи. Прогулка на свежем воздухе полезна. Да и магическая подпитка мне необходима. Магия растворена в воздухе, в окружающем нас пространстве. Правда, ее очень мало, мельчайшие крупицы, поэтому обычный человек этих крупиц не замечает.

— А я, — перебил Алексей графа, — я могу чувствовать магию?

— Ну, судя по результатам наших испытаний, можете. Причем весьма неплохо. А вот использовать магию, к сожалению, не в ваших силах. Кстати, в помещении, где живут постоянно, живой, природной магии и вовсе нет, — продолжил Сен-Жермен. — Только переработанная человеком, отходы, так сказать. Много ли проку от переваренной пищи? Вы же ее кушать не будете?

Алексей поморщился, возникшая ассоциация была неприятна. А Сен-Жермен продолжал. Видимо, поговорить он вообще любил, и сейчас пользовался случаем порассуждать о предмете своего интереса:

— Правда, когда человек испытывает сильные чувства: страх, ненависть, любовь, то он и сам становится источником магии. Волнами растекаясь от такого человека, магия пропитывает все вокруг, накапливается в вещах, делая их отчасти магическими. Но если человек, владевший этими вещами, умер, то магия не исчезает, но становится как бы мертвой. Эту мертвую магию можно ощутить, поэтому некоторые люди так неуютно чувствуют себя в окружении старых вещей. Почувствовать мертвую магию могут многие, но вот способность ее использовать, преобразовать в живую — очень редкий дар.

— Значит, артефакты, амулеты всякие, это просто древние вещи? — Алексей заинтересовался тем, что говорил граф, и даже забыл про усталость и сон.

— Ну, не совсем так. Артефакты специально насыщаются магией при помощи заклинаний или магических знаков. Нанесение знаков эффективнее, так как в этом случае артефакт дольше сохраняет волшебную силу, а иногда и сам может аккумулировать магическую энергию из окружающей среды. Самостоятельно, без дополнительной обработки, это могут делать только драгоценные камни. Каждый самоцвет — по-своему, и каждый — разную энергию. Поэтому они так ценятся магами и часто используют в древних амулетах.

Алексей покосился на украшенные перстнями руки Сен-Жермена и спросил:

— Это из-за магических свойств камней вы носите столько украшений?

— В том числе и из-за этого. Но мне вообще нравятся драгоценные камни — эти слезы земли, да и сбережения в них хранить удобно. Себя я всегда смогу защитить, а вот удастся ли уберечь от воров сундук с золотыми монетами — не уверен.

— Я раньше считал волшебство детской сказкой, — задумчиво произнес Алексей. — Я был уверен, что в моем мире магии нет.

— Ну, в чем-то вы правы, молодой человек. В том мире, точнее, в том времени, откуда я вытащил вас, магии действительно практически нет. Ее и сейчас меньше, чем тысячу или пять тысяч лет назад. Наверное, в природе все же живая магия конечна, и с каждым столетием ее становится все меньше. Виной этому сами люди, безрассудно использующие ее в течение многих тысяч лет, тем более, огромное количество магии «запечатано» в артефактах.

— Получается, что, используя артефакты, каждый человек может творить чудеса? — Алексею становилось все интереснее, он чувствовал какое-то странное возбуждение, напоминавшее азарт, а возможность стать учеником мага показалась неожиданно привлекательной.

— Я не люблю слово «чудеса», — Сен-Жермен, казалось, не замечал возбуждения своего собеседника. — Оно подразумевает нарушение законов природы.

— А разве это не так?

— Не так. То, что люди называют «чудесами», не противоречит законам природы. Оно лишь противоречит их представлениям об этих законах. Первобытный дикарь и простой дождь считал чудом.

— Но, господин граф, вы не ответили на мой вопрос об артефактах. — Алексею было интересно, конечно, послушать рассуждения Сен-Жермена о чудесах, но знание свойств магических амулетов казалось более важным. С практической точки зрения.

— С артефактами все не так-то просто, запас магии в них ограничен. Если его расходовать, то он истощается, сила артефакта слабеет, а потом он и вовсе становится никчемной красивой безделушкой. У каждого человека есть хотя бы небольшой магический потенциал, который позволяет ему использовать артефакт, иногда даже этого не осознавая. Что-то изменяется в его жизни или в жизни его близких, а он этого не замечает или не придает значения, объясняет случайностью, стечением обстоятельств. Древние амулеты и талисманы, доступные людям, например, хранящиеся в открытых коллекциях, быстро истощаются. Другое дело спрятанные, запечатанные глубоко под землей, в гробницах и тайниках. Они очень сильны.

Но я не разобрался еще толком в работе этих артефактов. Поэтому разыскиваю наиболее древние, созданные тогда, когда магия пропитывала мир, подобно воде, пропитавшей губку. Наиболее интересны такие, которые способны изменить не только жизнь отдельного человека, но и историю государства или целого мира.

— Разве столь сильные артефакты не опасны? — перебил графа Алексей.

— Верно подмечено. Вы делаете успехи, друг мой. — Сен-Жермен одобрительно посмотрел на молодого человека. — Опасны, конечно. Но я не собираюсь их использовать, без крайней необходимости, конечно.

— Тогда зачем они вам?

— Зачем? Это сложный вопрос. Сначала я их исследовал, стараясь понять природу магии. Многие использовал. Поверьте, некоторые из этих древних предметов способны творить потрясающие вещи, например продлевать жизнь или превращать человека в зверя. Для меня каждый новый артефакт — загадка. А я люблю разгадывать загадки. Сейчас же поиски древних амулетов превратились в страсть, подобную любовному безумию. Хотя, я думаю, моя страсть достаточно рассудочна. Я вообще исключительно практичный человек.

— Для меня все это очень странно. — Алексей задумчиво прикусил губу. — Артефакты — еще куда ни шло, но вот ожившие мертвецы… Как такое может быть? Наверное, я никогда до конца не поверю в некоторые вещи.

— Поверите, молодой человек. Есть вещи более страшные, чем ожившие мертвецы. В конечном счете, оживший мертвец — это всего лишь плоть, мертвая материя, которую магия заставляет двигаться. С непривычки, конечно, неприятно, на то и расчет. Вид мертвого тела пугает, вызывает отвращение и заставляет противника пасовать. Это чувство неосознанное, на уровне инстинктов. Но если разобраться, ничего такого уж страшного в оживленных мертвецах нет, главное — знать, как правильно уничтожить тварь.

— Вы много знаете, о магии, — заметил Алексей. — Вы, наверное, где-то учились?

— Это долгий разговор. Магии невозможно научиться, ее нужно познать. Это долго. Трудно, но интересно. Об этом мы с вами еще не раз поговорим. Сейчас же нужно подумать о другом. Наш юный друг очень кстати пригласил вас на бал. Это позволит познакомиться с высшим светом, другого такого случая может больше не представиться. Это хороший шанс завести связи и сойтись с нужными людьми.

— Зачем мне связи? — насторожился Алексей, хорошее настроение начало пропадать. — Я же не собираюсь здесь оставаться надолго. Вы разработаете заклинание и отправите меня назад.

— Ну… я еще не приступил к расчетам. Да и дело это сложное, ошибка может вам дорого обойтись. Но я непременно займусь этим. Только хочу вас предупредить, что это займет некоторое время. Поэтому вам придется пока привыкнуть к жизни в этом мире, заручиться поддержкой, так сказать, у сильных мира сего. Да и неловко. Юноша от чистого сердца пригласил. Неприлично отказываться, не стоит обижать мальчика.

Слова графа насторожили. Алексей слишком хорошо знал, чего стоят такие обещания, так как и сам был грешен. Иногда, когда ему не хотелось что-то делать, а отвертеться не получалось, парень тоже давал обещания. Туманные, неопределенные, те, которые выполнять не собирался. Очень хотелось надавить на Сен-Жермена, заставить высказаться более конкретно, но это было чревато. Граф вспыльчив, и вряд ли получится добиться желаемого, а вот разозлить — запросто.

Но и сдаваться парень тоже не хотел. Одно дело просто ждать, когда граф надумает вернуть его домой, а другое — принимать активное участие в жизни восемнадцатого века. Интересно, конечно, тем более — он все же будущий историк. Но вот бал, с его политесами, церемониями и танцами, откровенно пугал. Уж лучше с зомби драться.

— Но на балу же будут танцевать, а я не умею, — предпринял попытку отвертеться Алексей. — Я вообще не знаю, какие танцы тут в моде. Да и как я буду там общаться, вдруг скажу что-то не то или поклонюсь не так.

— Да, с танцами — это проблема, — граф задумался. — Но мы немного схитрим, скажем, что вы из глухой деревни, из провинции. Батюшка ваш новшеств не признал и вас держал в строгости. Даже в город не отпускал, языкам не учил, манерам тоже. Вы сбежали в Петербург, долго добирались, пока не встретили меня, скажем, на границе с Польшей (это объяснит ваш своеобразный говор).