«Хорошие и почти совсем свежие трупы. Найти такие — большая проблема, и чем они не нравятся господину Розе?» — размышлял герр Шнайдер, сосредоточенно рисуя гектограмму на пыльном полу подвала. Темное, промозглое помещение, похожее одновременно на пыточную камеру и склеп, освещали лишь тусклые, чадящие факелы под самым потолком.

Воздух в подвале был тяжелый, спертый. Воняло сыростью и разложением. Маленькое окошечко с решеткой не пропускало с улицы ни свет, ни свежий воздух. В центре помещения прямо на пол свалили четыре мертвых тела. Но неприятный запах исходил не только от них. Все помещение пропитал смрад. Он сочился, казалось, из каждого угла, обволакивая, удушая, но трудящийся здесь некромант его не замечал. Герр Шнайдер слишком привык к нему и уже не находил неприятным.

Чуть в стороне от пентаграммы в стену были вмонтированы массивные железные цепи. Видимо, периодически к ним приковывали пленников или результаты неудачных экспериментов некроманта. Рядом на столе, отполированный и блестящий, лежал пыточный инструмент — единственное в этом помещении, что содержалось в чистоте.

За железными решетками, ведущими в камеры, слышались размеренные шаги: там неприкаянно из угла в угол ходили зомби. Предоставленные сами себе, они являли жалкое зрелище. Некоторые практически развалились и едва волочили ноги, постоянно спотыкаясь и падая. Те, которые посвежее, передвигались активнее, а некоторые даже в остервенении кидались на решетки, не в силах справиться с тупой злобой. Два экземпляра, по случайности или неосторожности запертые вместе, увлеченно отрывали друг от друга куски гниющей плоти до тех пор, пока это не заметил хозяин и резким окриком не приказал прекратить. Зомби были послушны, но уж очень глупы и забывчивы, вечно все путали. Отдавать приказы приходилось осторожно, так как неточно или неправильно сформулированное требование могло привести к беде. Но герр Шнайдер был опытным некромантом и умел управлять тварями.

Поднять мертвеца несложно. Для этого всего-то и нужно мертвое тело, желание, крупицу силы и нужное заклинание. На кладбищах это колдовство творить проще всего — там сама земля пропитана болью и смертью. Некроманту нужно лишь правильно сконцентрировать собственную энергию или энергию амулетов да послать верный призыв — мертвые отзовутся всегда и с удовольствием порвут на куски собственного создателя, если тот не озаботится и не поставит защитный контур. На это способен и самый слабенький некромант-новичок, гораздо труднее заставить мертвяка повиноваться и выполнять хотя бы элементарные задания. Оживленный после смерти человек превращается в злобного упыря, им движет только жажда убивать, и подчинить его невозможно. Чтобы создать зомби — беспрекословно подчиняющегося слугу, — нужно ему дать хоть какое-то подобие разума. Шнейдер освоил и эту, высшую ступень некромантии. Он заслуженно гордился своими достижениями. Подобное колдовство доступно немногим. Оно требует не только сил и знаний, но и решимости.

Ритуал создания зомби-слуги сложен, требует много времени и длительной подготовки. Некромант уже давно создал несколько золотых колец и нанес на их внутреннюю сторону шесть имен демонов-помощников, а вчера вечером совершил вызов-приглашение тварей из преисподней. Теперь дело осталось за малым — использовать демонскую силу для оживления мертвого тела. Нет, умерший человек не воскреснет, но частичка демонской сути, помещенная в мертвое тело, заставит его двигаться и повиноваться.

Россия — странная страна. Ганс Шнайдер никогда бы не подумал, что здесь возникнет столько проблем с материалом для экспериментов. Русские оказались трусливы и богобоязненны. Могильщики не желали, как они выражались, «тревожить покой усопших», а господин барон жадничал и выделял слишком мало денег. Их не хватало, чтобы соблазнить богобоязненного человека.

О живом материале вообще не могло быть речи. Всего пару раз удалось купить крепостных для этой цели. Некромант мечтательно вздохнул. Он разработал рецепт зелья, которое могло бы предотвратить или существенно замедлить процесс разложения зомби, но для этого нужно, чтобы его начал принимать еще живой человек, который потом, конечно, умирал в судорогах. Ну, так он все равно Шнайдеру нужен был мертвым.

Но это все мечты. Работать приходилась с трупами всяких бродяг и утопленников, которые стаскивались в мертвецкую, а затем скопом хоронились. Со служителями мертвецкой, в отличие от могильщиков, договориться удалось. Правда, брали они достаточно дорого, а материал поставляли очень несвежий, через три-четыре дня приходящий в совершеннейшую негодность.

Результаты первых питерских экспериментов выглядели неважно. За неделю, которая проходила с момента получения тела до ритуала оживления, трупы успевали испортиться и воняли. Это очень раздражало герра Розу. Хотя ему-то, казалось бы, какое дело? Он там, наверху, и без особой надобности в подвал не спускается.

Работа осложнялась еще и тем, что поставки материала были случайными, но после того, как некромант догадался запасать кольца заранее, работать стало проще. Вот вчера герру Шнайдеру повезло: в порту произошла драка, и сегодня ему привезли аж четыре не востребованных родственниками тела. Обошлись они, конечно, недешево, но за такой материал денег не жалко, тем более не своих.

Особенно хорош был один экземпляр — высокий, широкоплечий верзила, жаль только, малость испорченный в конце жизни. Кто-то жестоко убил беднягу, раскроив череп, вероятнее всего, топором. Дыра в голове выглядела неэстетично, но ее можно прикрыть шляпой, и тогда еще неделю новый зомби будет выглядеть живым. Смущал еще уродливо вытекший глаз, но с ним тоже можно что-нибудь придумать. В конце концов, это мелкий недостаток, зато какой сильный выйдет слуга, с таким почти ничего не страшно. Видимо, и при жизни природа не обидела детину силушкой, а уж после смерти… Лишь бы Роза не отобрал для своих нужд. Барон был удивительно противным человечишкой. Сам руки не пачкал, в подвал почем зря не спускался, некромантию презирал и отрицал ее научность. А вот услугами зомби пользовался с удовольствием, вкушая плоды работы герра Шнайдера.

И ладно бы просто одалживал — нет, забирал совсем. Заставлял проводить ритуал, после которого зомби служил уже не Шнайдеру, а Розе. И Роза, а не Шнайдер мог следить за передвижениями мертвяка, видеть, так сказать, его глазами. Это обижало сильнее всего, каждый созданный слуга имел цену, за каждым было интересно следить.

Вот хотя бы чудесная девушка, которую некромант создал одной из первых в этом городе. Где она? Правильно, отобрал герр Роза, хотя сам, как известно, женщин не особо жалует. Вот куда он ее дел? Сказал, что нужна для дела. А для какого, не сказал, но на руку зомби надел мощный артефакт, позволяющий скрывать посмертные изменения. Девушка стала выглядеть, как при жизни. Почему-то герр Шнайдер думал, что было бы весьма интересно понаблюдать ее глазами за тем «делом», которое поручил Роза.

Но ничего, в этой партии тоже была совсем юная девушка, правда, сохранилась она не очень хорошо. Видимо, какая-то бродяжка, которую нашли не сразу. Испортили такой замечательный материал. Эту бы красавицу, да сразу же после смерти. Герр Шнайдер причмокнул с сожалением и начал писать в углах пентаграммы имена демонов, пожертвовавших для ритуала частички своей сущности. Небесплатно, конечно, но о цене некромант предпочитал не думать. В конечном счете чем больше просишь, тем больше приходится отдавать. Тут уж каждый решает для себя, что важнее: блага — сейчас или открытые ворота в рай — потом.

Пел герр Шнайдер отвратительно, но трупы неприхотливы, а для создания зомби не нужны голос и слух, главное выдержать ритм и произнести правильные слова, приглашая демонов занять телесные оболочки. Нет, конечно, тела занимали не сами демоны, а лишь их частички, но соблюдение ритуала было крайне важно, темные сущности лучше не обижать.

Первым зашевелился мужчина. Он неуверенно дернул рукой, взвыл и сел на полу, ошарашенно оглядываясь по сторонам, но выйти за пределы пентаграммы не смог. Примостился у одного из лучей и с ненавистью уставился на некроманта. Шнайдер больше всего не любил и втайне боялся этого взгляда. Было страшно, что однажды разозленный, еще не усмиренный мертвяк выберется из пентаграммы и разорвет его, Шнайдера, на куски.

По спине стекла струйка пота, и некромант, сбиваясь, зашептал новое заклинание. Свежесозданный зомби притих, против воли прислушиваясь, потом попятился назад с шипением, понимая, что его принуждают покориться, но справиться не смог, шепнув свое земное имя — «Иван», и покорно замер с низко опущенной головой.

Второй зашевелилась девушка, подползла к краю пентаграммы, принюхалась, припав низко к полу, и, не дождавшись окончания заклинания, сама покорно шепнула имя.

С оставшимися двумя пришлось повозиться, они долго не оживали. А восстав, оказались какими-то вялыми, неудачным. Но и эти вполне могли на что-нибудь сгодиться. Грязной работы всегда хватало, а зачем использовать живых людей, когда есть неприхотливые трупы. Они не устают, не спят, и их не нужно кормить.

Шнайдер настолько увлекся работой, что подпрыгнул на месте, услышав гневные вопли спускающегося в подвал Розы.

— Ганс! — вопил барон с излишней горячностью, которой обычно старался избегать. — Ганс, этот мерзкий французишка уничтожил ее. Он уничтожил Ксению!

Шнайдер настороженно уставился на господина, пытаясь понять, о чем он говорит.

— У меня такие планы были на эту девочку! Она могла послужить еще не раз!

— Про кого идет речь? — осторожно поинтересовался некромант, размышляя, куда бы спрятать сидящего на полу верзилу. Отдавать его было очень жалко.

— Герр Шнайдер, — барон начал злиться, — у вас плохая память. Помните девушку-утопленницу Ксению? Вы создали ее одной из первых. Вижу по глазам, помните. Я ее послал к сыну Воронцова, Александру, чтобы потом при случае оказать его отцу неоценимую услугу — избавить чадо от зачастившей в гости нечисти, а этот французишка меня опередил! — Ноздри барона расширились от негодования.

— Неужели граф… — тихо предположил некромант. Ксению, и правда, было жалко. Впрочем, с Розой всегда так. Отберет самое лучшее и сломает или потеряет.

— Да, мне это не нравится. Граф появляется всегда в те моменты, когда я стою на пороге новых свершений, и ставит палки в колеса. Он меня преследует и портит мне жизнь. Я знаю, это месть…

Роза задумался и брезгливо, прикрыв нос надушенным платком, прошел в помещение, стряхнул с табуретки подозрительные тряпицы и присел на край со словами:

— Он убил нежить и забрал мой артефакт, а мне он стоил много нервов и несколько дорогих колец. Появление Сен-Жермена в доме Воронцова не случайно, он охотится за тем же, за чем и мы. И еще он был не один. Если судить строго, и убил Ксению не он, а его спутник.

— Кто именно? — в этом месте Шнейдер проявил неподдельный интерес.

— Я его не знаю, но стоит присмотреться внимательнее к окружению графа. Сен-Жермен одиночка, новый человек рядом с ним не останется незамеченным. Мимо меня не пройдет точно. Я все видел, я находился там!

— Вы следили… — облизав губы, поинтересовался Шнайдер, втайне держа на господина обиду. Мог бы и поделиться. Почему он наблюдал за Ксенией один? Ведь заслуга в создании нечисти принадлежала Шнайдеру, а не Розе.

— Я не следил! — брезгливо сморщился Роза, словно уличенный в чем-то недостойном. — Я держал под контролем ситуацию. Если бы не это желание держать все под контролем, мы бы так и не узнали, что случилось с нашей девочкой. А так я запомнил лицо ее убийцы и постараюсь его найти. Неужели Сен-Жермен настолько глуп и забывчив, что вновь решил завести себе ученика? — пробубнил барон себе под нос, размышляя. — С его стороны это было бы верхом недальновидности.

— Мы ведь это разузнаем?

— Непременно.

— А скажите, герр Роза, — Шнайдер начал издалека, — а этот сопровождающий Сен-Жермена человек, он ведь силен, правда? Раз смог победить мое творение.

— Он силен, ловок и весьма недурен собой, — констатировал Роза.

— Но тогда… — Некромант даже дышать стал через раз от волнения. — Может быть, будет справедливо, если он займет место…

— Ксении? — ухмыльнулся Роза. — Мне нравится ход твоих мыслей. Но неужели тебе мертвяков мало?

— С живым материалом работать интереснее, — потупился некромант, в душе празднуя победу.

— Я думаю, это получится устроить. По всей видимости, граф забыл, как опасно вставать у меня на пути. Стоит ему об этом напомнить.

Пока шли до дома, совсем рассвело. К утру небо затянули низкие дождевые тучи, и восходящее солнце не могло пробиться к северной столице. Было сумрачно и ветрено. К полудню эта неопределенность, вероятно, разрешится: либо зарядит моросящий дождь, либо ветер разгонит тучи и освободит солнце из мокрого плена. Погода в столице переменчива, как настроение императрицы.

В библиотеке было темно, и Сен-Жермен приказал принести свечи. Алексей устал, его знобило и хотелось спать. В голове все перемешалось: жуткие картины пережитого перепутались с вялыми мыслями о своем странном перемещении во времени, страхом перед будущим и любопытством. Несмотря на усталость, было интересно, что за архив передал Александр и зачем он нужен Сен-Жермену. Молодой человек подошел поближе к столу и заглянул графу через плечо. Сен-Жермен не возражал и, разложив на столе сверток, подвинулся, чтобы Алексей мог рассмотреть его содержимое.

Да уж, этот обтрепанный кусок кожи с нацарапанными на нем рисунками назвать архивом сложно.

— Это что за детские каракули? — хмыкнул Алексей.

— Да… пожалуй, господин Воронцов не обманывал, когда говорил, что никакого архива нет. — Граф прижал край свитка старинным кинжалом с узким лезвием и резной рукояткой. — Но изображенное здесь все же может представлять для нас интерес.

— Для нас? — Молодой человек удивился такому обобщению. — А при чем здесь я?

— Для нас… Именно, для нас, мой юный друг, ибо за этим я и прибыл в Россию, — проговорил Сен-Жермен, задумчиво разглядывая рисунок. — И для меня это — дело первостепенной важности, а вовсе не отправление вас домой. Нет-нет, я не отказываюсь. — Граф замахал руками на возмущенно вскинувшегося Алексея. — Но время моего пребывания здесь весьма ограниченно. Есть и другие важные дела, поэтому нужную мне вещь следует найти в кратчайшие сроки. Вы в этом, кстати, тоже заинтересованы, так как потом я смогу полностью посвятить себя расчетам формулы вашего перемещения.

Алексей хотел возмутиться, но понял, что настаивать не только бесполезно, но и опасно. Парень оказался полностью во власти графа, который теперь может им манипулировать как хочет. Ситуация была непривычная, так же как и необходимость сдерживаться, постоянно обдумывая свои слова. Алексей угрюмо промолчал и с отвращением уставился на кусок засаленной кожи, покрытый непонятными линиями и фигурками.

— Это похоже на карту, — пробормотал Сен-Жермен, — но не местности, а какого-то подземелья или катакомб.

— А это что? Вроде бы буквы. — Алексей показал в угол карты, где были нацарапаны несколько рядов палочек и черточек.

— Это и есть буквы, точнее, руны. Это футарк — древнескандинавское руническое письмо. Сейчас оно уже забыто, но я с ним немного знаком. Возможно, здесь какая-то подсказка, но я на это не особо надеюсь. Вот что, Алексей Дмитрич, раз уж вы теперь мой ученик, то я дам вам поручение. — Сен-Жермен усмехнулся, видимо, заметив испуг на лице парня. — Не бойтесь, поручение не имеет никакого отношения к магии. Уж скорее, оно связано с вашим занятием в родном мире. Вы ведь студент? Вот и займитесь привычным для вас делом. Скопируйте-ка эти, как вы выразились, картинки. Да постарайтесь сделать это как можно более точно.

— Прямо сейчас? — Алексей чуть не взвыл от обиды. Больше всего ему хотелось упасть в кровать и спрятаться под одеялом от всех этих приключений и магических ужасов. — Но, господин граф, я устал, почему бы не заняться этим позже?

— Устал? И что? — Сен-Жермен, не обращая внимания на возмущенного парня, достал стопку чистой бумаги, тяжелую серебряную чернильницу и перо. — Вот вам, так сказать, инструмент. Приступайте. Не буду вам мешать. Чем быстрее сделаете, тем быстрее сможете отдохнуть. Только не забывайте о точности и аккуратности, чтобы не пришлось переделывать. И учтите, я не люблю небрежной работы. Очень не люблю.

— Мне этим писать? — Алексей не смог скрыть тоску в голосе. — Я, конечно, студент, но инструмент мне очень уж непривычен. Неужели и карандаша нет? Про сканер или шариковую ручку я даже не заикаюсь.

Граф как-то странно хмыкнул, парню даже на миг показалось, что чужие в восемнадцатом веке слова ему знакомы. Или просто Сен-Жермен не любил показывать свою неосведомленность. Он демонстративно глянул в сторону чернильницы и с ехидной улыбкой сказал:

— Ученик подразумевает «учиться». Вот и учитесь управляться с пером и чернилами. Пока вы здесь, а не дома, придется как-то приспосабливаться. Умение приспосабливаться — очень важное качество. Гибкость позволяет достичь невероятных высот.

— Да? А я слышал, что «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас».

— Думается мне, молодой человек, что вы пока слишком слабы и не уверены в себе, чтобы прогибать под себя мир. Сломаетесь. Так что пока развивайте в себе гибкость. Может быть, в процессе вы достигнете того уровня, на котором можно попытаться прогибать обстоятельства под себя. А пока просто перекопируйте карту и отдохните.

Сен-Жермен кивнул Алексею и вышел из библиотеки, плотно прикрыв дверь.

Парень обреченно вздохнул, понимая правоту графа, сел за стол и с отвращением покрутил в пальцах гусиное перо. «Инструмент! — сердито пробурчал он. — Ну и как с этим инструментом обращаться? Сам-то, поди, отдыхать пошел, феодал клятый».

Первая попытка изобразить что-то на листе завершилась огромной кляксой. Вторая и третья попытки тоже оказались неудачными. Испортив листов пять, Алексей совсем уж было отчаялся, но неожиданно понял принцип, и дело потихоньку стало продвигаться. Правда, приходилось быть очень осторожным — тонкое гусиное перо крутилось в пальцах, руки от напряжения дрожали, и линии получались кривыми, а с кончика пера норовила сорваться очередная клякса. Куча скомканных листов росла, а пачка чистой бумаги ощутимо убывала. Но Алексей, сжав зубы, старался не раздражаться — раздражение плохой помощник в такой тонкой работе — и постоянно напоминал себе, что Пушкин таким «инструментом» вон сколько всего понаписал.

От усердия парень даже вспотел, но работа все же продвигалась. И вот, когда он выводил очередную закорючку, которую Сен-Жермен называл руной, сзади раздалось сдавленное хихиканье. Алексей насторожился. За спиной, у книжного шкафа что-то шуршало и скреблось. И смеялось. Молодой человек замер и прислушался. За окном шумел давно проснувшийся город: гремели по мостовой колеса телег, с верфи раздавался стук топоров и перебранка рабочих. Почти догоревшие свечи чадили и потрескивали. Хихиканья больше не было слышно, но тревожило ощущение тяжелого взгляда в спину, от которого заломило затылок. Алексей, замирая от страха, повернулся.

У книжного шкафа сидел большой серый кот и увлеченно вылизывал хвост, скребя когтями по паркету. Молодой человек облегченно выдохнул:

— Ну, ты и напугал меня, котяра!

Кот отвлекся от своего занятия, уставился на парня большими желтыми глазищами и выдал гортанное «Мяу!», в котором явственно слышалась вопросительная интонация.

— Это ты сейчас хихикал? — спросил Алексей, не ожидая, конечно, ответа, а просто чтобы избавиться от чувства страха.

— Мяу, — утвердительно заявил кот и кивнул.

Молодой человек удивленно потряс головой, потер глаза и подумал, что с усталости чего только не померещится. Раньше никаких котов в доме Сен-Жермена он не встречал, если, конечно, не считать кота из странного «волчьего» сна. Алексею показалось, что у шкафа сидел именно этот кот, но с уверенностью он утверждать не мог, так как в котах не особо разбирался.

Зверь никакой агрессии не проявлял. Он со вкусом зевнул, обнажив острые, как иголки, клыки, потянулся и прыгнул на стол, проехав лапами по гладкой столешнице. Стопка чистой бумаги с шелестом полетела на пол.

— Ах ты, скотина! — возмущенно воскликнул Алексей. — Чего творишь-то?!

Парень торопливо убрал из-под кошачьих лап кусок пергамента и почти законченную копию. Кот на «скотину» не обиделся, добродушно мурлыкнул и улегся на краю стола, наблюдая за Алексеем.

Молодой человек, искоса поглядывая на пушистого гостя, закончил работу и стал внимательно изучать картинку, сравнивая копию с оригиналом. Не дай бог, где напутал, граф потом переделывать заставит, да еще каких-нибудь гадостей наговорит. Кроме непонятных рун на картинке был изображен большой крест с расширяющимися концами. Он возвышался на холмике, очень похожем на могилу, под крестом начинались ступеньки, которые вели к лабиринту. Рядом с холмиком совершенно по-детски был нарисован человечек с растопыренными ручками-ножками, а в начале лабиринта — фигурка какого-то животного. Во всяком случае, имелись четыре лапы, хвост и торчащие уши. Больше всего зверь походил на собаку или волка. Что все это означало, было совершенно непонятно, а вот крест Алексей помнил. Где-то он уже такой видел.

Кот неслышно подошел на мягких лапах, ткнулся мордой в плечо и замурлыкал. Алексей машинально его погладил, мурлыканье стало громче и теперь напоминало работающий на холостом ходу трактор. Только какое-то странное это было мурлыканье, в нем звучало что-то отдаленно знакомое: «Увор-р-р, увор-р-р, трувор-р-р…»

— Трувор! — осенило Алексея. — Конечно, это же Труворов крест на старом кладбище по дороге на раскоп! Котяра, ты-то откуда это знаешь!

Молодой человек повернул голову, чтобы повнимательнее рассмотреть странного кота, но никого не увидел. Он растерянно покрутил головой, заглянул под стол, позвал: «Кис-кис!» Но пушистый гость исчез. Алексей некоторое время посидел, соображая, откуда мог взяться и куда потом исчезнуть кот, умеющий так необычно мурлыкать, а затем увидел на столе аккуратно сложенную стопку чистой бумаги, которую за несколько минут до этого рассыпал таинственный зверь. Можно было подумать, что все это привиделось, если бы не царапины, оставленные на столешнице кошачьими когтями.

Чувствуя себя совершенно одуревшим от всяких странностей и чудес, Алексей решил не ломать голову и улегся спать прямо в библиотеке на небольшом мягком диванчике. Подниматься к себе в комнату не было сил.

Когда граф возвратился в библиотеку, Алексей уже спал, свернувшись клубочком на маленьком диване. На столе лежала сделанная молодым человеком копия карты. Сен-Жермен внимательно сравнил ее с рисунком викинга, удовлетворенно хмыкнул и поднялся в свой кабинет.

Удобно устроившись в мягком кресле за столом, граф развернул бумагу и задумчиво пробормотал:

— Картинки… Ну, не совсем уж картинки. Кое-что интересное здесь все же есть… Так, сначала переведем то, что тут доблестные викинги насочиняли… Вот, черт, совсем позабыл футарк! Сказывается долгое отсутствие практики.

Граф сокрушенно покачал головой и, открыв шкаф, начал перебирать папки с бумагами. Проводя достаточно времени в одиночестве и никого не посвящая в свои тайны, Сен-Жермен, как многие исследователи, любил разговаривать сам с собой. Это помогало разобраться в мыслях и выстроить упорядоченную теорию. А какие могут быть научные изыскания без солидной, логически выстроенной теории?

Граф наконец нашел нужную папку с документами и, разложив их на столе, начал внимательно просматривать. Странная это была подборка: белые листы линованной бумаги, исписанные мелким почерком, вперемешку с обрывками желтого пергамента, кусками папируса с иероглифами и клочками какого-то уж совсем странного материала, напоминавшего рыбью кожу. Найдя нужный «документ», граф углубился в его изучение, периодически делая пометки на копии с «архива викинга». Через некоторое время он устало потер глаза и удовлетворенно сказал:

— Ну вот, надпись мы перевели. Только что это нам дало? Ох, и любили же древние затейники туману напустить, а тут еще и скандинавские скальды с их аллегориями. Поди разберись во все этих символах.

Переведенная надпись сложилась в строки странного стихотворения:

— Так, ну все не так уж сложно, — продолжал рассуждать Сен-Жермен, — «клен доспехов гордый» — это, естественно, воин, для которого тут вход в рай — Вальгаллу. Это не радует, туда мы пока не торопимся. «Ясень мудрых мыслей» — это, скорее всего, мудрец или волхв. Но он тоже «здесь бесславно сгинет». Н-да… совсем не весело. А вот последние две строчки дают определенную надежду. «Сын Фенрира» — это оборотень, что ли? И где же его взять? Это проблема… Неправильная какая-то виса. Почему вместо восьми строк только шесть? Это так и задумано или две где-то потерялись? Но самое главное, непонятно, где находится крест. Вот не мог уважаемый предок не менее уважаемого рода Воронцовых подробную карту составить!

Задумчиво подперев голову рукой, Сен-Жермен какое-то время разглядывал изображенный на листе крест с расширяющимися концами, чем-то похожий на мальтийский, только более вытянутый. Судя по тщательно сделанному рисунку, крест был, скорее всего, каменный. Такие могут ставить на могилах, да и холмик, на котором стоял крест, подтверждал догадку. Только вот чья это могила и где находится? Граф вздохнул, проворчал: «Нужна дополнительная информация» — и направился к зеркалу.

Некоторое время он внимательно рассматривал узоры на раме, затем легко коснулся нескольких фигур и произнес фразу на странном каркающем языке. Зеркало покрылось мелкой рябью, и его поверхность затянул белесый туман. Граф на минуту задержал дыхание, вглядываясь в дрожащую дымку, затем шагнул в зеркало и исчез.