Санкт-Петербург — капризный город. Словно ветреная, избалованная красавица, которая сначала дарит улыбки, а потом ускользает, скрывшись в пестрой толпе. Сегодня она мила и игрива, а уже завтра на что-то обижена. Не угадаешь, не поймешь и не застрахуешься от неожиданных перемен настроения. Такие же чудеса творятся с погодой в Санкт-Петербурге. Только что светило солнце, миг — и резко потемнело, наползли низкие тучи с Невы, и начался дождь. Мелкий, моросливый, по такому не поймешь, то ли он закончится с минуты на минуту, то ли будет надоедать сутки.

Лужа у дома графа Воронцова из-за таких природных коллизий не высыхала никогда. Карета остановилась прямо перед ней. Сен-Жермен выглянул на улицу, примерился начищенным ботинком, понял, что перепрыгнуть не сможет, и забрался обратно, велев кучеру проехать немного вперед. Впрочем, грязь оказалась коварной. Эту лужу граф миновал, но поскользнулся на обочине и съехал в следующую, испачкав не только ботинок, но и белый чулок.

Мужчина раздраженно выругался, посмотрел по сторонам и, не заметив нежелательных свидетелей позора, принялся затирать пятно пальцем. Лучше не стало — только размазал грязь по тонкой ткани. Сморщившись от досады, Сен-Жермен нагнулся, прикрыл бурые разводы рукой и прошептал заклинание. Пятно исчезло, граф поправил полы кафтана и направился к парадным дверям.

Он не ждал откровений от этого заседания, просто хотел переговорить с Романом Илларионовичем — Мастером Великой провинциальной ложи и обладателем одной необходимой Сен-Жермену вещи. Остальное графа беспокоило мало, хотя определенное любопытство он испытывал — русские масоны были весьма своеобразны. Впрочем, Сен-Жермен успел убедиться, что русские любое влияние извне способны подстроить под себя, свои убеждения и вкусы. В России не служили Делу — в России играли в масонов. Вступали в орден, чтобы подчеркнуть свой социальный статус, ради интереса, для удовлетворения амбиций. Российское общество видело в масонстве лишь модную забаву, освященную в глазах знати ее заграничным происхождением. Часто людей интересовала чисто внешняя, обрядовая сторона масонства — символика и ритуалы. Перстни с адамовой головой, напоминающие о бренности всего земного, заколки в галстуках, запонки, ленты, фартуки, перчатки, молотки, наугольники, циркули — во всем находили завораживающую экзотику.

Это было забавно и занятно, особенно потому, что самого Сен-Жермена с орденом связывало как раз то, что русское общество предпочитало игнорировать — тайные знания. Богатый, накопленный веками капитал. Часть масонских реликвий находилась здесь, в России, прямо под носом у тех, кто забавы ради именовал себя Вольными Каменщиками.

До начала собрания ложи оставалось еще около получаса, гости разбрелись по зимнему саду и холлу дома Воронцовых. Основная масса людей собралась в саду с диковинными растениями. Цветы требовали большого ухода, времени и знаний, но, услышав однажды о подобном чуде от английских гостей, зимним садом увлеклась супруга Воронцова. Это была ее головная боль и любимое детище. Все хлопоты по содержанию оранжереи окупались, когда приходили гости и выражали восторг и удивление.

Сад не отличался разнообразием растений, по-настоящему экзотичной была, пожалуй, лишь привезенная откуда-то с юга пальма, но зато интерьер был продуман до мелочей и красив. И кадки, расставленные по стенам, и плющ, ползущий по краю огромного окна, и небольшой пруд.

Граф подобной красоты за свою жизнь повидал немало и поэтому в зимний сад не пошел, оставшись лениво разглядывать картины на стенах в холле. На некоторое время потерял бдительность и тут же оказался взят в оборот вечно ноющим поэтом, автором пьес и жутчайшим занудой, но обласканным нынешней властью.

Сен-Жермен поискал в толпе более приятного собеседника, но наткнулся взглядом на того, кого увидеть здесь не ожидал. Пришлось затаиться, отступить в угол за колонну и выслушивать унылые жалобы на жизнь. Поэт с печальным взглядом был успешен, почитаем и близок ко двору, но при всем при этом почему-то считал себя обделенным то ли деньгами, то ли славой. Сен-Жермен не вникал, он с участливым видом кивал, а сам ловил обрывки фраз, доносящихся из другого конца холла. Человеческий слух слишком слаб, чтобы слышать разговор на таком расстоянии, но есть средства, позволяющие его немного усилить.

— К сожалению, ничем не могу вам помочь, герр Роза, — услышал граф и зашипел. Все же он не ошибся, и с Голицыными беседовал именно его лютый недруг — Самуил Роза.

В течение очень долгой жизни у Сен-Жермена было много врагов. Одни из них исчезали — чаще всего не по своей воле, — на смену им приходили другие. Но, как правило, граф принимал деятельное участие в приобретении своих недругов. Этот же завелся совершенно самостоятельно, как таракан за печкой. И оказался, так же как таракан, неистребим: прихлопнешь в одном месте — вылезет в другом. Обычный, никакими особыми талантами не наделенный человек, он словно задался целью превзойти Сен-Жермена если не в магии, так в подлости и коварстве. Что нужно этому прусскому прихлебателю, лжецу и мерзавцу в России, граф мог лишь предполагать, и ни одно из этих предположений ему не нравилось. Если политическая миссия Розы была кристально прозрачна — всем известно, кто его господин, то вот истинные мотивы появления в Петербурге оставались тайной.

Искоса наблюдая за беседующими, Сен-Жермен усмехнулся. Эх, не там герр Роза ищет поддержку. Большинство российских масонов преданы государыне императрице, и многие помогали ей взойти на престол. Вон как бросило в жар подошедшего к ведущим беседу братьям Елагина. Разозлился, руками замахал. Не иначе, речь зашла о цесаревне Екатерине. Ох, не любил Иван Перфильевич, когда жену будущего правителя порицают. Хоть порицать было за что. Ну, это не суть дела…

Разговор, идущий в стороне, оказался намного интереснее печалей нудного собеседника, но подойти ближе Сен-Жермен не решался — не стоит распугивать рыбу неосторожным плюханьем в воду.

— Граф! Ну, вы же совершенно меня не слушаете! — напомнил о себе поэт громким, визгливым голосом и, конечно же, привлек внимание Розы.

Неприятной встречи избежать в любом случае невозможно, но сейчас Сен-Жермен к ней был не готов. Роза надулся, словно индюк, и двинулся вперед. К счастью, прозвучал удар гонга, и разговоры стихли. Собравшиеся неспешно облачились в белые перчатки и фартуки, смотревшиеся несколько комично на расшитых серебром кафтанах, и степенно направились в комнату заседаний.

— Вот уж не ожидал вас тут встретить, — послышался из-за спины шипящий голос Розы. «Все же подобрался, паразит», — брезгливо подумал граф, прикидывая, получится ли ускользнуть от нежелательного собеседника. По всему выходило, что не получится. Сен-Жермен передернул плечами от омерзения. Надежда, что открытого столкновения с давним недругом удастся избежать, оказалась несбыточной.

— Взаимно, — буркнул граф и, повернувшись спиной к Розе, поспешил уйти, как только немного рассосалась толпа впереди. Братья уже занимали места на невысоких скамьях. Чуть замешкавшись в Преддверье, чтобы отдать Привратнику полагающуюся монетку, граф прошел в Ложу и скромно встал в стороне, как и положено гостю. За спиной тут же пристроился настырный интриган. Подпускать Розу со спины было верхом глупости, и Сен-Жермен, понимая это, чувствовал себя очень неуютно. Сделать мерзавец ему, конечно, ничего не сделает, но ауру попортит однозначно.

Довольно просторная комната погрузилась во тьму. Лишь на небольшом возвышении в противоположном конце зала горели три свечи, освещая массивную книгу и череп, таращившийся на собравшихся пустыми глазницами. Да еще откуда-то сверху едва просачивался слабый рассеянный свет. Фигуры людей, расположившихся на длинных скамьях, лишь угадывались и казались потусторонними тенями. Слышались приглушенные голоса. Братья в ожидании заседания перешептывались, обсуждали какие-то свои дела и просто сплетничали от скуки.

— Почему в последнее время вы, Сен-Жермен, или как вас сейчас называют, постоянно путаетесь у меня под ногами? Куда бы меня ни привели дела, я вечно натыкаюсь на вас. И в России вы явно неспроста. — Голос Самуила Розы снова заставил непроизвольно вздрогнуть, и граф подумал, что общение с некромантами постепенно превращает барона Розу в ходячий труп. Такое впечатление, что даже от его голоса мертвечиной пованивает.

— Да у вас какая-то нездоровая мания, господин барон. — Сен-Жермен понял, что отвязаться от неприятного субъекта не удастся. — Ведь нынче вы уже барон?

— Я не меньше барон, чем вы граф! — раздраженно проскрипел герр Роза. — Не вставайте у меня на дороге, а то снова придется расплачиваться!

— Заранее боюсь, — буркнул граф и замолчал, так как с потолка была спущена люстра, озарившая зал ярким светом, и на возвышении у алтаря появилась фигура Достопочтимого Мастера, облаченного в ритуальные одежды, с голубой лентой на шее. Собрание началось, как обычно, с молитвы, а затем Мастер торжественно представил присутствующих гостей, сделав акцент на их высоком положении в масонской иерархии. Причем граф, имевший высшую степень и звание «Рыцарь белого и черного орла, Великий Избранник Кадош», был удостоен чести, и его почтительно проводили на Восточные скамьи два офицера ложи, тогда как барону пришлось пробираться самому. Это, судя по злобно сверкавшим глазам и яростному шипению, не улучшило авантюристу настроения. Но он промолчал, не желая нарушать принятый этикет и вызывать нарекания.

Сам Сен-Жермен был не рад оказанным почестям. Неожиданная встреча с Самуилом Розой и так не сулила ничего хорошего, а уж, пусть и случайное, напоминание о причинах конфликта, произошедшего между ними несколько лет назад, усугубляло и без того неприятную ситуацию.

Впервые Сен-Жермен и Самуил Роза столкнулись давно, во Франции, на учреждении степени Рыцаря Кадоша — мстителя за тамплиеров. «Рыцарь Белого и черного орла, Великий Избранник Кадош» — тридцатая, высшая масонская степень. Она дает доступ ко всем тайнам и документам масонов. Роза очень хотел получить эту степень, чтобы добраться до сокровищ тамплиеров, а получил ее Сен-Жермен, причем совершенно неожиданно для себя, не прилагая никаких усилий. Просто некоторые из высших масонов знали о ряде заслуг графа перед братством, о тех заслугах, которые не афишировались. А Розе просто не доверяли, его презирали и понимали, что он преследует только свою выгоду. После того, как на собрании в Лионе кандидатуру Самуила Розы даже не включили в список претендентов, он и начал мстить Сен-Жермену. Да так умело и хитро, что смог серьезно достать непроницаемого графа, нашел слабое место и ударил, подло и жестоко.

Граф до сих пор испытывал боль, вспоминая события минувших лет. Он, конечно, отомстил. Сделал все, чтобы Самуила Розу лишили сана и весьма денежной должности советника консистории, благо нынешний барон не отличался добродетелью и его романтические пристрастия вызывали у братьев порицание. Даже придумывать не пришлось ничего. Естественно, отношения после этого стали только хуже, редкие встречи заканчивались всегда плачевно, а самое неприятное, что часто герра Розу интересовали те же вещи, что и Сен-Жермена.

Распрощавшись с карьерой, бывший советник консистории возомнил себя магом и увлекся поисками древних артефактов в надежде ими усилить свои скудные способности. А между делом шпионил в пользу то одного, то другого европейского монарха. Сейчас вот прибился к прусскому императору Фридриху.

Как маг, он, конечно, ничего собой не представлял, в отличие от своего напарника Ганса Шнайдера. Вот с тем стоило считаться, но он, к счастью, амбициозностью не отличался и не интересовался ничем, кроме своих мертвецов.

На собрании граф скучал, размышляя о способности людей забалтывать любое, даже самое благое дело. Разряженные светские франты и напыщенные вельможи никакого отношения к Делу Вольных Каменщиков не имели. Всю эту публику вообще трудно представить строящими хоть что-то. А нудные рассуждения о борьбе со злом в мире и в самих себе, о восхождении по таинственной лестнице или о цепи, соединяющей мир земли и тления с миром духа, давно набили оскомину.

Правда, последний доклад вызвал некоторое оживление, так как касался извечной для России проблемы дорог. Граф Воронцов говорил о необходимости внести на рассмотрение Сената вопрос о быстрейшем строительстве хороших дорог в северной столице и даже выразил уверенность, что братья примут в этом деле участие, внеся определенные суммы. Ведь строительство храма в душе никак не может помешать участию в благоустройстве города. Предложение, конечно, никакого энтузиазма не вызвало, но было поставлено на голосование. Большинство присутствующих поддержали предложение Романа Илларионовича — казаться беднее других никому не хотелось.

Затем заседание закончилось, и Самуил Роза отправился к выходу. Сен-Жермен последовал за ним. На традиционной трапезе хотелось оказаться как можно ближе к Воронцову, и граф переживал, как бы соперник его не опередил. Вряд ли Роза оказался на заседании ложи случайно, скорее всего преследовал некие цели, и они явно не ограничивались попытками переманить как можно больше братьев на свою сторону.

Впрочем, на этот раз граф ошибся. Роза не остался на агапу, а стремительно прошествовал к выходу. Сен-Жермен задумчиво посмотрел вслед недругу и в обеденный зал зашел одним из последних. К величайшему сожалению, подсесть поближе к Роману Илларионовичу не удалось. Желающих занять это место было немало.

Поговорить с хозяином дома наедине граф смог только в самом конце трапезы, когда гости начали разъезжаться. Воронцов несколько раз пытался подойти к Сен-Жермену, но не выходило — Мастера постоянно останавливал кто-то из братьев. Он вежливо отвечал на вопросы, что-то обещал, а сам виновато смотрел в сторону гостя.

Граф понимающе кивал. Он сам был в схожем положении. Только к Воронцову подходили в основном по делу, а на Сен-Жермена любовались, словно на экзотическую зверюшку, и это раздражало, но он все равно улыбался и комментировал разного рода глупости. С ним, казалось, хотели пообщаться все. Кто-то желал узнать свежие новости из Европы, кто-то интересовался, правда ли граф владеет рецептом эликсира бессмертия, кто-то вообще шепотом спрашивал, может ли господин Сен-Жермен избавить от геморроя, словно граф какая-то деревенская знахарка.

Сен-Жермен не был близко знаком с Романом Илларионовичем и не мог сразу перейти к интересующему вопросу. Приходилось начинать издалека, в двадцатый раз за вечер сокрушаться по поводу дождливой питерской погоды и в сотый раз пересказывать, какие кафтаны в моде в этом году во Франции.

Дом Воронцова почти опустел, разъехались даже самые стойкие гости, и хозяин предложил Сен-Жермену пройти в библиотеку и отведать чудесной смородиновой наливки.

Библиотека была так себе. Нет, по стенам высились стеллажи с книгами, точнее, с определенным набором увесистых томиков, кои пристало иметь у себя человеку образованному. Было даже несколько старинных, ценных экземпляров, но Воронцов книг явно не читал. Все это был лишь элемент декорации, иллюзия. Библиотеку не пропитал запах травяных чаев, с верхних полок давно не смахивали пыль, а огонь в камине разжигали лишь для того, чтобы согреться холодным осенним вечером в компании друзей и коньяка. Не использовалась библиотека по назначению, а этого граф не любил. Книги нужны для того, чтобы их читать, вдыхать запах типографской краски, шуршать пожелтевшими от времени страницами и впитывать энергетику кем-то давно написанных слов.

— Мне, право, даже неудобно, граф, — учтиво улыбался Роман Илларионович, разливая в хрустальные рюмки рубиновую наливку. — Такой уважаемый и почетный гость, а я не смог уделить вам должного внимания. Но дела, знаете ли…

— Не беспокойтесь, я не в обиде. Было интересно общаться с братьями, так что я не обделен вниманием. — Пить Сен-Жермен не хотел, но сведения получить было нужно, так что приходилось подчиняться законам русского гостеприимства. — Мне ли не знать, как бывает порой обременительна возложенная миссия.

Сен-Жермен как бы невзначай поправил скрывающуюся в складках жабо медаль с кустом лилий, сраженных мечом. Воронцов бросил взгляд на знак Рыцаря Кадоша и насторожено спросил:

— А что же привело столь известную персону в Россию? Вы, господин Сен-Жермен, преследуете какую-то политическую цель или просто путешествуете по своей надобности?

— Что вы, Роман Илларионович, ровным счетом никакой политики, — ответил граф, заметив настороженность хозяина. — Хоть на меня и возложили ответственную миссию мстителя за тамплиеров, но, поверьте, я считаю это слишком высокой честью. Какой из меня мститель? Я — ученый и иду по пути знания, а не по пути войны. Знания и только знания могут изменить человечество. И в России я исключительно из желания получше изучить эту совершенно удивительную страну.

Лесть давалась легко. Нужные слова сами слетали с губ, складываясь в предложения, не затрагивая сердце. Не то чтобы Сен-Жермен откровенно врал, скорее, просто говорил то, что приятно слышать собеседнику, а уж насколько сказанное совпадало с собственными убеждениями, сейчас роли не играло.

— Много путешествуя и побывав в разных странах, я могу с уверенностью сказать, что нигде не встречал столь открытых и радушных людей.

Воронцов облегченно вздохнул и заулыбался. Сен-Жермен понимал, что старый вельможа, конечно, знал цену лести, но добрые слова, сказанные иностранцем не о нем самом, а о его стране, не могли не доставить удовольствия.

— Давайте выпьем за будущее России, — продолжил Сен-Жермен, — за тот Храм, основание которого заложил Великий царь Петр и строительство которого продолжает его не менее великая дочь.

Роман Илларионович совсем оттаял и с радостью поддержал тост. Наливка быстро разбежалась по жилам, застучала в висках и развязала язык. Скованность и неловкость первой встречи прошли, и разговор стал более свободным.

— Вот вы, господин Сен-Жермен, много путешествуете, — во взгляде Воронцова светилось любопытство, ранее скрывавшееся за светской учтивостью и чопорностью, — но ходят слухи, что подвластно вам не только пространство, но и время. Слышал я, что вы и в прошлых временах бывали, и с разными известными персонами беседы имели. Или это только досужие сплетни?

— Ну, почему же сплетни? Каждый слух ведь как-то рождается. У вас, русских, есть поговорка, что дыма без огня не бывает. Вы вот, Роман Илларионович, тоже историей интересуетесь. — Граф кивнул на шкаф с книгами, размышляя, как давно Воронцов туда заглядывал. — Только вы изучаете прошлое в теории, а мои способности позволяют познавать его на практике.

— Да… Интересные вещи вы, однако, говорите. Стало быть, и в прошлое можно заглянуть?

— Для магии нет ничего невозможного.

— Магия? Это область для меня непонятная, — задумчиво протянул уже захмелевший Воронцов, затем оживился и задал уже традиционный сегодня вопрос: — Что же, вы и тайну эликсира бессмертия знаете?

— Хочу вас разочаровать, — поморщился с досадой Сен-Жермен, — эликсира бессмертия нет, и создать его невозможно. Ибо все, что рождено, должно рано или поздно умереть. Таков закон… Но вот продлить жизнь можно, в том числе путем лечения болезней.

Граф Воронцов уже было открыл рот, чтобы задать еще какой-то важный вопрос, но дверь внезапно отворилась, и в комнату порывисто вошел юноша. Заметив гостя, он смутился и вопросительно посмотрел на Воронцова.

— Батюшка, прошу простить меня, я не знал, что у вас гость. — Юноша взглянул на Сен-Жермена и поклонился.

— Вот, господин Сен-Жермен, хочу представить вам сына Александра, наследника моего, так сказать. А это, Саша, наш гость, граф Сен-Жермен. Личность весьма в Европе известная.

— Честь имею. Рад познакомиться с вами, юноша. — Сен-Жермен встал и любезно поклонился, скользнув вежливо-безразличным взглядом по лицу сына Воронцова. Обычный мальчишка, даже младше новоприобретенного ученика, только уставший какой-то да чем-то напуганный.

Услышав имя гостя, юноша удивленно распахнул глаза и даже приоткрыл рот, показавшись еще младше.

— Тот самый Сен-Жермен? Известный маг и кудесник?! — Александр восторженно шагнул к графу и явно вознамерился засыпать того вопросами, но натолкнулся на сердитый взгляд отца, смутился и, попрощавшись, покинул кабинет.

— Какой у вас прекрасный сын, — проговорил граф, добавив в голос восторженности. — Сразу чувствуется порода.

— Ах, оставьте, господин Сен-Жермен, — махнул рукой Воронцов. — Обыкновенный лоботряс, да еще и за юбками начал бегать. В шестнадцать-то лет! Ну, бог даст, еще остепенится, мы в его возрасте тоже не святыми были.

— Нет-нет, я чувствую в нем силу и способности к великим делам. — Сен-Жермен замер, прислушиваясь к чему-то, кивнул головой и решительно добавил: — Да, именно, к великим делам, достойным ваших славных предков.

Воронцов смотрел на графа со странной смесью сомнения и надежды.

— Кстати, о предках, — Сен-Жермен оживился, словно только что вспомнил давно забытый факт, — ведь ваш же предок был викингом и прибыл на Русь аж в XI веке?

— Да вы прекрасно осведомлены об истории моего рода, ваше сиятельство! — воскликнул Воронцов.

— Ну, история — область для меня известная. К сожалению, документов той далекой эпохи не осталось, а то можно было бы книгу написать о столь древнем и славном роде. То ли дело в Европе, там каждый, даже далеко не столь древний род свой архив хранит, специально хроники историкам и писателям заказывает. А здесь… — Сен-Жермен сокрушенно покачал головой, сетуя на небрежное отношение русских к историческим документам.

— Ну, кое-что все-таки сохранилось. — Воронцову явно не хотелось ударить в грязь лицом перед ученым гостем, да и наливка подбивала на хвастовство.

— Правда? — искренне оживился граф. — Как интересно! И что же это? Записки? Письма? Архив?

Слово «архив» как-то сразу протрезвило Романа Илларионовича. Его взгляд стал подозрительным и колючим.

— Дался вам всем этот архив! Да какой архив может быть у неграмотного наемника? Нет никакого архива, так, картинка какая-то. И для чего вам это все нужно?

— Картинка… — протянул граф, задумываясь, но перехватил настороженный и совершенно трезвый взгляд Воронцова, рассмеялся и махнул рукой — Да бог с ним, дорогой Роман Илларионович, это всего лишь праздное любопытство! А вот хочу я вам рассказать историю, произошедшую с французским королем Людовиком XIII, коей я сам был свидетелем…