Высокий, болезненно худой дворянин с прямой, как стальной прут, спиной обладал бы военной выправкой, если бы не уныло опущенные плечи. Круги под глазами и складки в уголках губ выдавали усталость, хотя он и старался не подавать виду. Бессонные ночи и проблемы, до решения которых еще очень далеко, сказывались и на внешнем виде, и на самочувствии. Да еще упорные, но почти безрезультативные занятия магией вызывали уныние и раздражение, а от полночных чтений средневековых гримуаров не было никакого толку. Разве что головная боль. Магические знания, доступные другим, более удачливым, ускользали, как вода сквозь пальцы. Но теперь появилась надежда изменить ситуацию в свою пользу.

Самуил Роза прибыл в Россию из Пруссии около месяца назад. Вообще, его целью было оказать поддержку Петру-Ульриху — сыну герцога голштейн-готторпского и дочери Петра Великого. Нынешняя императрица Елизавета Петровна, не имея своих детей, именно его объявила наследником Российского трона. Слабый, капризный и не слишком умный Петр являлся большим поклонником прусского короля Фридриха, что радовало германских политиков, озабоченных усилением восточного соседа. Придя к власти, Петр мог стать послушной марионеткой в руках Пруссии. Но вот только императрица не спешила отдавать власть. Определенные опасения вызывала и жена Петра — Екатерина. Она была умна и не разделяла симпатии мужа к Пруссии. Ее влияние на наследника Российского престола казалось нежелательным и опасным.

Правда, кроме важной государственной задачи, Роза преследовал и свои цели. К сожалению, русские, те, на помощь которых рассчитывал немецкий аристократ, не спешили оказать содействие. Они юлили, увертывались и пытались успеть «и тут, и там». Самуилу Роза до смерти надоело получать уклончивые ответы между «да» и «нет». Вот и верь после этого слухам о простодушии, наивности и искренности русских! Целый месяц он потратил на сбор сведений, компрометирующих высших российских сановников, подкуп слуг и изучение документов. Он припрятал в рукаве несколько козырей, и заманчивое предложение у него было готово для каждого, кто мог бы быть полезен.

Однако решить стоящие проблемы оказалось не так просто. Это стало ясно еще две недели назад, когда герр Роза нанес визит брату нынешнего канцлера Роману Илларионовичу Воронцову. Граф Воронцов был не только влиятельным российским вельможей, но и мастером Великой провинциальной ложи.

Вечер в день визита выдался ненастный, промозглый, с дождем и грязью под ногами, что не добавляло очарования молодому, еще не до конца отстроенному Петербургу.

— Удивляюсь я вам, господин барон, зачем понадобилось отпускать карету? Какой смысл месить глину, если можно доехать с удобствами? Эти российские грязные канавы даже дорогами-то называть не пристало.

Маленький человечек, закутанный в серый помятый плащ с сомнительного вида пятнами, с трудом поспевал за высоким спутником. В зыбком свете угасающего хмурого дня двое дворян на грязной дороге смотрелись странно. Высокий и худой, элегантно одетый по последней моде, шагал широко и уверенно, умудряясь не испачкать свои белоснежные чулки бурой раскисшей глиной. А вот его низенький компаньон суматошно перебирал ногами, постоянно оскальзывался и громко ругался на каждую преграждавшую путь лужу.

— Да полно, можно подумать, в Европе грязи мало? — Высокий господин бросил насмешливый взгляд через плечо на преодолевающего очередную канаву коротышку. — Чем вы, любезнейший, недовольны? Пешие прогулки полезны для здоровья, а то вы засиделись в своей норе, провоняли зельями и мертвечиной. А тут на свежем воздухе, глядишь, проветритесь. Да и не к чему кучеру знать, куда мы направляемся. Случись что, ни донести, ни на допросе сболтнуть не сможет.

Коротышка плотнее закутался в плащ и с неприязнью посмотрел на затянувшие небо серые тучи. Несмотря на то что осень едва началась, ветер, дувший с Невы, был сырым и холодным. Стараясь не отстать от длинноногого барона, человечек шмыгал носом и отдувался, на ходу поправляя выбивающиеся из-под треуголки пряди сальных волос.

— Мы здесь уже две недели, — бурчал он, обходя очередную лужу, — а ни на шаг не продвинулись. Не возьму я в толк, герр барон, зачем мы сюда притащились? Конечно, политика — дело серьезное. Скорейший приход к власти… — Здесь мужчина перешел на шепот и пробурчал что-то совсем невнятное: — …несомненно, королю Фридриху выгоден. Но вы-то какую пользу для себя видите? Да и меня непонятно зачем притащили в это захолустье.

— Экий вы, герр Шнайдер, дотошный. Вам не нравится Россия? Мне тоже. Но, к сожалению, здесь находится то, что необходимо мне и, определенно, заинтересует вас. Помните наш разговор в том мухами засиженном трактире в Гамбурге?

Невысокий мужчина задумался, поправил засаленные полы плаща, почесал нос, припоминая, а когда понял, о чем идет речь, не смог сдержать возбуждение.

— Так вы думаете, та вещь находится здесь? В России?! — Шнайдер даже забежал вперед, чтобы видеть лицо собеседника.

— Не думаю, а знаю. Вопрос только: где? Для меня это, поверьте, важнее, чем посадить на Российский престол нужного Фридриху человека. Тем более что рано или поздно он все равно его займет. Это вопрос времени, и не столь долгого. Императрица чувствует себя неважно, хоть и усиленно это скрывает. Год? Два? Три? Вряд ли больше… в этом вопросе наша с вами помощь не столь необходима. Вот если бы нужно было удержать на престоле уже почившего правителя… — Аристократ двусмысленно ухмыльнулся и покосился в сторону своего спутника, — тогда вы, любезный, могли бы оказать неоценимую помощь. А сейчас стоит заняться своими делами.

Шнайдер согласно хихикнул, впрочем, больше для вида. Господина он не особенно слушал и продолжил интересующий его разговор:

— Но… Как же вы найдете его? Россия — огромная страна. Искать здесь бессмысленно, все равно что жемчужину на дне океана.

— Главное — знать, где искать. Информацию об этом я и надеюсь получить. Возможно, даже сегодня. Нам с вами, любезнейший герр Шнайдер, несказанно повезло. Глава российских масонов — граф Воронцов — происходит из древнего варяжского рода. Его предок еще в одиннадцатом веке пришел на Русь. В семье Воронцовых хранятся записи, относящиеся к тому периоду и способные пролить свет на наше дело. Но это не все. Старшая дочка Романа Илларионовича, к которому мы сейчас и направляемся, — фаворитка нынешнего наследника престола. Так что граф Воронцов кровно заинтересован в быстрейшем вступлении на престол Петра и в том, чтобы ветреная его женушка Екатерина перестала так активно вмешиваться в дела мужа. Если действовать умно и аккуратно, то одним ударом мы убьем сразу двух очень жирных зайцев.

В тот момент задачи представлялись ясными, а пути достижения цели прямыми, но на деле все оказалось значительно сложнее. Встреча с Воронцовым, на которую так рассчитывал Самуил Роза, не принесла ожидаемого результата. Точнее, она вообще никакого результата не принесла. Роман Илларионович был любезен, доброжелателен и хлебосолен. Настойчиво угощал дорогих гостей черной икрой, осетровым балыком, наливал водку из хрустального запотевшего графина, интересовался последними европейскими новостями, но, как угорь, ускользал от серьезного разговора. Господину Розе казалось, что он ловит растопыренными пальцами струйки воды. Это вызывало раздражение, но барон продолжал упорно разводить политесы, так и этак выспрашивая Воронцова про отношение к наследнику, его жене и императрице. Воронцов улыбался и клялся в вечной любви ко всем троим.

В конце концов барон не выдержал и в лоб спросил Воронцова, не хотел бы тот посодействовать воцарению цесаревича Петра. Конечно, исключительно законными методами. Нет-нет… никакого насилия. Особый упор Роза делал на излишнюю активность жены Петра — цесаревны Екатерины. Дескать, не дело мужней жене брать на себя так много. А уж будущей императрицы и вовсе это не достойно. Вот Елизавета Воронцова была бы примерной женой наследника престола, не чета нынешней.

Роман Илларионович от таких речей подобрел и заулыбался, Роза собрался праздновать победу, но ответ собеседника его удивил.

— Вот что вы, господа европейцы, вечно свой нос в наши российские дела суете?! Нешто без вас не разберемся? — Воронцов крякнул, скривился и с досадой сказал: — Только аппетит испортил, а ведь как хорошо сидели!.. Но за радение спасибо. — Граф вздохнул, промокнул салфеткой вспотевший лоб и серьезно взглянул на господина Роза. — Коли что нужно будет — обращайтесь. Оказать помощь брату, хоть и не принадлежащему к моей ложе, святой долг. А принцесска эта… и верно, больно много на себя берет… но это их дело, негоже вмешиваться, да и супротив матушки Елизаветы Петровны не пойду, увольте. Пусть все идет своим чередом… Государыня нынче уж не сильно здорова. Не бережет себя на ассамблеях да балах всяких.

Роза заскрипел зубами. Его провели. Граф вызвал на откровенный разговор, заставил прямо высказать свою позицию, а сам открестился. Теперь придется осторожничать, вдруг этот разговор дойдет до кого-то из окружения Елизаветы? Проблем не избежать. Впрочем, Воронцов все равно был своим, а масоны своих не предают, по крайней мере те, кто искренне верен Делу.

— Да вы, господин барон, и не пьете ничего. Негоже это, уважьте уж хозяина. — Сам Воронцов вел себя как ни в чем не бывало и продолжал потчевать дорогого гостя, заставляя того нервничать сильнее. — Или анисовая не по вкусу? — притворно беспокоился он. — Ну, это бывает… А вот я вас сейчас наливочкой смородиновой угощу. Нектар божественный, а не наливочка! Эй, Прошка! Принеси-ка наливочку, которую барыня своими ручками для самых дорогих гостей готовила, — крикнул граф подскочившему слуге.

Герр Роза закатил глаза к потолку и чуть страдальчески не застонал. Рассказывали ему о русском хлебосольстве, но он и не подозревал, что от чарки водки так сложно отказаться. Вон его спутник уже «покинул этот мир» и уютно посапывал, подложив под щеку дорогую фарфоровую тарелку с золотой росписью. Самому барону еще удавалось сохранять рассудок и связность речи, хотя и с большим трудом.

Хозяин тем временем уже разливал в бокалы густую ароматную наливку. Рубиновые искры, преломившись в хрустальных гранях, каплями крови брызнули на белоснежную скатерть.

— Давайте-ка выпьем за наше общее дело, герр Роза, — восторженно предложил изрядно захмелевший граф. — За дело Вольных Каменщиков!

Не поддержать этот тост было невозможно, и барон осторожно сделал глоток. Роман Илларионович не обманул: вкус у наливки оказался действительно божественным. Темно-багровый, почти черный напиток пах солнечным утром и оставлял на языке вкус меда и диких лесных ягод. Осушив бокал этого поистине чудесного напитка, герр Роза повеселел и, по-дружески обняв хозяина, начал рассказывать о том, как он рад, даже, можно сказать, счастлив встрече с потомком великого варяжского воина, племянника самого ярла Якуна Слепого. Что он уже много лет интересуется историей этого славного рода, но ничего не знает о его обрусевшей ветви. А тут такая удачная возможность восполнить недостающие знания. Ведь, как он слышал, у Воронцовых хранится архив…

— Да помилуйте, герр барон, какой архив?! Шимон Африканыч, предок мой, и грамоты-то не знал, свое имя, поди, написать не мог. А вы — архив… Он же кто был? Варяг, сиречь викинг. — Воронцов наставительно поднял палец и посмотрел честными, пьяными глазами на барона. — Чай, окромя весла да меча и в руках ничего не держал… Да вы закусывайте, закусывайте. — Граф снова наполнил бокалы. — А то наливочка-то сладкая, но коварная, зараза.

Наливочка и в самом деле оказалась коварной, так как все последующие события барон помнил смутно. Вроде бы о чем-то спорил с хозяином, к кому-то приставал с непристойным предложением. Возможно, к молодому человеку весьма привлекательной наружности. Его лицо герр Роза запомнил хорошо, особенно выражение недоумения и гадливости. И еще он помнил графа, радушно провожающего их со Шнайдером к карете. Очухался бывший советник консистории, а ныне тайный посланник прусского короля Фридриха и гроссмейстер масонской ложи, только утром… на коврике в прихожей съемной квартиры — видимо, графские слуги дальше его решили не тащить. Единственной мыслью, которая смогла поместиться в его распухшую и гудящую голову, была мысль о том, что он больше никогда, никогда-никогда не будет пить с русскими.

Болел после этого случая герр Роза дня два, но зато сдержал данное себе обещание. Минуло две недели, а русских застолий удавалось избегать. Но без водки, наливок и ломящихся от еды столов дела решать оказалось намного сложнее. Пришлось прибегать к хитрости. Сегодня предстояла вторая встреча с графом Воронцовым, уже в официальной обстановке собрания масонской ложи. Если повезет, сегодняшний день будет удачен. Граф, конечно, ничего не скажет. Но, вероятнее всего, он уже обеспокоен новым увлечением своего сына.

Самуил Роза улыбнулся своему отражению в зеркале и, развернувшись на каблуках, направился к выходу, мысленно пожелав себе удачи.

После обеда солнце растаяло в дымке сизого питерского тумана. Сен-Жермен пересел с книгой ближе к окну, чтобы лучше видеть. Зажигать свечи не стал — все же еще не вечер.

Читать сегодня не хотелось, слишком уж сложным выдался день. Честно сказать, граф давно пытался вытащить ученика, и все попытки стали просто игрой. Он сам уже не верил в положительный результат. Странный юноша по имени Алексей оказался сюрпризом, и Сен-Жермен даже не мог с уверенностью сказать, что приятным. Что делать с новоявленным учеником, граф не знал и от этого мучился. С одной стороны, по большому счету юноша был ему совершенно не нужен, а с другой… не выбрасывать же на произвол судьбы столь ценный экземпляр? Тем более слишком уж необычным было появление молодого человека. Судьба? В судьбу граф верил и ее знаками старался не пренебрегать. Раз послала она ему ученика, значит, он ему действительно нужен, ну или понадобится… зачем-нибудь. Тем более, с судьбой соглашалась интуиция, а ей граф тоже привык доверять. Если бы не она, то графа уже и на свете-то не было, а прах давно бы по ветру развеялся. Значит, так тому и быть. Будем делать из лоботряса-студента мага.

Почитать сегодня так и не удалось, потому что графа еще ждали дела. Пора было собираться на встречу с братьями по ордену. Ничего интересного, а тем более, полезного для себя Сен-Жермен от этой встречи не ожидал, но долг обязывал, да и простые правила вежливости соблюдать требовалось.

Масоны стали популярны в Европе сравнительно недавно, когда в их ряды вступила куча ленивых и амбициозных аристократов. Этим разжиревшим и изнеженным бездельникам членство в масонских ложах позволяло ощущать собственную значимость, создавало иллюзию тайной власти, которой они якобы обладают.

Граф скривил губы и презрительно фыркнул. Сам он не был ни ленивым, ни амбициозным, но с орденом масонов (тем, старым — действительно тайным и неподкупным) его связывало многое, помимо личных интересов. Собственно говоря, идеалы Вольных Каменщиков его совершенно не интересовали, а вот знания, накопленные орденом за века своего тайного существования, были поистине бесценны. Вот и сегодня он рассчитывал кое-чем поживиться у графа Воронцова, который возглавлял русских масонов.

Алексей долго блуждал по дому графа, пока не вспомнил, что кухня вполне может располагаться в подвале. Помещение оказалось большим, с огромной русской печью посередине. Массивные деревянные столы и придвинутые к ним табуретки на грубых, толстых ножках стояли у дальней стены. Деревянные полки шли вдоль стен, а на них — горшки, кастрюли, глиняные кринки, небольшие аптекарские бутылочки. Такие Алексей раньше видел только в музее. Рядом с печью колдовал раскрасневшийся от жара Семен.

— О, нашел, стало быть! — Семен приветливо улыбнулся, как дорогому гостю. — Господин граф мне наказал, дождись, мол, подкидыша нашего. Он, поди, голодный, так кухню уж всяко найдет. Студент, как солдат, еду за версту чует. Оно и правильно, хорошая еда что в ратном деле, что в учебе помогает. Давай-ка, барин, отобедай, а то голод, он, как известно, не тетка, и ничего хорошего в пустом брюхе нет. Вон я, когда в солдатах-то был, всегда, стало быть, старался поближе к кухне держаться, потому и живой остался. На сытое брюхо и драться веселее, и беды уже не беды, и горести не такие горькие.

Голос Семена успокаивал, а сам старый солдат, не переставая болтать, сноровисто вытащил ухватом из печи два большущих чугуна, наложил в блюдо что-то умопомрачительно вкусно пахнущее, нарезал крупными кусками ноздреватый, еще теплый хлеб. Через минуту перед Алексеем появилась большая миска горячих щей, тарелка тушенного с овощами мяса и хрустальный бокал красного вина.

— Их сиятельство хоть и француз, а русские щи очень уважает, и когда в Россию приезжает, почитай, каждый день велит их готовить и обязательно в глиняной плошке подавать. И, стало быть, не серебряной ложкой, а непременно деревянной кушать изволит. Так что, уж не обессудь, я и тебе, как господину графу, подал.

Алексей закивал и, прикрыв глаза от удовольствия, заработал ложкой. Щи были горячие и удивительно вкусные, с мелко покрошенным мясом и душистыми приправами. Действительно, после первых ложек на Алексея спустилось какое-то умиротворение и спокойствие, и к концу трапезы парень уже почти смирился со своим пребыванием в прошлом. То ли вкусная еда так повлияла, то ли убаюкивающий говорок Семена, а может, и вообще какая-нибудь нехитрая житейская магия.

Утолив голод телесный, молодой человек решил порасспросить старого солдата о графе. Любопытство росло по мере того, как отступал голод. Имя «Сен-Жермен» Алексей уже слышал. Но все его знания сводились к тому, что жил в восемнадцатом веке странный человек с этим именем, то ли маг, то ли авантюрист, то ли еще кто. И был он настолько известен и популярен, что память о нем сохранилась в истории.

— Семен, а ты давно служишь графу? — спросил Алексей, облизывая ложку и пододвигая к себе тарелку с мясом. — Ведь он же не местный, француз, ты говорил.

— Ну, может, и француз, а может, англичанин или еще кто. Господин граф много путешествует, и во всех странах на тамошнем языке разговаривает, как будто оттуда родом. Про француза это я так сказал. Иностранец он, стало быть. А у графа я, почитай, пять лет. Их сиятельство в России и раньше бывали.

— Ты, дядя Семен, говорил, в армии служил, как же у графа оказался?

— Служил… На двадцать пять лет, стало быть, забрили, совсем еще молодой был, ожениться и то не успел. Помотало меня, и в Европе воевать довелось, и с турками. Потом наш генерал меня к себе денщиком взял. Ну, там, амуницию ему чистить, порты грязные стирать, с похмелья рассолом отпаивать… и так всяко разно. Вот тут-то я понял, что с турками-то воевать проще… Они, турки-то, тоже ведь люди… Другие только маленько, но люди…

Так вот, на счастье мое, генерал-то картежник был. Ну, и проиграл как-то раз по пьянке меня графу в карты. Уж не знаю, как там генерал это дело обставил. Чай, записал меня в убитые — и дело с концом. На то его генеральская воля. Может, и панихиду отслужили, как по всем убиенным. Так это и вовсе, говорят, к долголетию да удаче. Ну, когда еще живого случайно отпевают, — пояснил Семен Алексею. — Был у нас как-то случай. Один флигель-адъютант, то ли Галушкин, то ли Малушкин его фамилия была — уж не припомню, — попал из штаба к нам на передовую, видно, с каким-то письмом от своего генерала. Да в самое пекло и угодил: пушки палят, солдаты орут, все вонючим пороховым дымом затянуло. Ад кромешный! Ну, он с перепугу утащил из штабной палатки бутыль немецкого шнапсу да и напился в зюзю. Его за мертвого и посчитали да в список убиенных внесли, а флигель-адъютант-то очухался и к своему генералу обратно укатил. Только батюшка всех по списку отпевал, ну и его отпел. Так, говорят, флигель-адьютанта потом ни пуля, ни сабля не брала.

А господин граф мне даже документ выправил, как мастеровому, стало быть… — Голос старого солдата дрогнул, а в уголках глаз блеснули слезы. Он помолчал немного, видимо вспоминая свое нелегкое житье, а потом широко улыбнулся. — Так что я теперь вольный человек и их сиятельству до самой смерти служить буду. И все равно тот карточный выигрыш не отслужу.

Алексей как-то неловко себя почувствовал. Вот ведь время — человека можно в карты проиграть, как вещь какую-то. Нет, он, конечно, знал про крепостное право, про жестокость помещиков, про пожизненную службу в армии. Но вот столкнувшись с человеком, хорошим, добрым человеком, для которого все это не книжные слова, а самая что ни есть реальная жизнь, испытал непонятное чувство вины и поспешил перевести разговор на более интересную для себя тему:

— А господин твой, граф Сен-Жермен, он кто, чем занимается?

— Их сиятельство — ученый человек, науки всякие изучает и путешествует. — Семен гордо приосанился, словно ученость графа была его личной заслугой. — Для него нет ничего невозможного, он даже простой металл в золото превратить может. И еще, — Семен понизил голос, — он многие сотни лет живет, а то и все тысячи. Слыхал я, как он рассказывал одному господину, что с самим Исусом Христом встречался и беседовал.

— С Христом? — удивленно хмыкнул Алексей. — Ну, это же невозможно! Может, граф, того… прихвастнул маленько.

— Ты, барин, мне про их сиятельство такого не говори! — рассердился Семен. — Скажешь тоже, «прихвастнул». Ни к чему господину графу хвастаться, не перед кем кичиться, для него нет ничего невозможного. Господин граф — великий маг!

— Маг? Это колдун, что ли?

— Почему это колдун-то?! — кипел от возмущения старый солдат. — Чему вас только в ваших университетах учат? Колдовство — это бабкины сказки да суеверия всякие, а магия — наука.