16

— Мы не можем держать прислугу, — сказал Рик. — Извини, Пров!

Мажордом почесал бакенбарды.

— Мы получаем пособие от казны, — продолжил Рик. — У меня — жалованье. Этого мало. Слуг придется рассчитать, в том числе и тебя.

— Кто будет вести дом?

— Сами. Мы умеем.

— Убирать, стирать, кухарить?

— В станице обходились без слуг.

— У вас был маленький дом, а вы числились вахмистром. Сейчас вы офицер, а Ульяна Ивановна — барышня-ари. Вы станете запрягать лошадь, а она — хлопотать на кухне? Это неприлично, мало того, вы не справитесь.

— Как быть? — спросил Рик.

— Чтоб держать горничную и кухарку, денег хватит. Ульяна Ивановна избавится от хлопот и продолжит учебу. Выезд тоже нужно оставить — офицеру неприлично ходить пешком.

— Лошадь надо кормить, смотреть за нею. Это дорого.

— Разрешите кучеру работать извозчиком. Утром он отвезет вас к месту службы, вечером заберет, остальное время пусть возит людей. Тогда он не потребует платы и будет сам содержать выезд. Немало семейств Петрограда отправляют кучеров подрабатывать извозом и даже забирают у них часть выручки.

— Я не стану, — сказал Рик.

— Вас с сестрой нет целый день, за домом надо смотреть. Я остаюсь.

— Но…

— Я буду работать без платы.

— Как?

— Человек я одинокий, мне много не надо.

— Я так не могу!

— Илья Степанович возместит по возвращении.

— Если вернется! — вздохнул Рик. — Мы даже не знаем, жив ли он.

Пров улыбнулся и достал из кармана газету.

— Вот!

— Что это?

— Читайте!

— «Правда»? Газета очхи? Откуда?

— Мой племянник — докер в порту. Матросы с кораблей Союза дают им газеты — когда шпики отвернутся. Племянник носит их мне — интересуюсь. Читайте! — Пров ткнул пальцем. — Здесь!

— Генеральный секретарь Коммунистической партии товарищ Курочкин вручает паспорта граждан Союза бывшим подданным Новой России Князеву и Лапину, — прочел Рик подпись под фотографией. — И в самом деле Илья! — сказал, рассмотрев фото. — Он в Союзе?! Почему?

— Дальше! — велел Пров. — Всю заметку.

— Месяц тому на борт нашего судна в гавани Петрограда поднялись двое подданных Новой России, которые выразили желание жить в Союзе. Как выяснилось, оба просителя являются чистокровными ари, к тому же богатыми. Просьба удивила членов команды, тем не менее гостей доставили в Союз. Здесь они объяснили причину. Со слов Князева и Лапина, правящий режим Новой России находится в стадии деградации. Угнетаемые царизмом веи все громче требуют политических и экономических прав, однако правящая камарилья их не слышит. В полном согласии с гениальными выводами Ленина — Сталина в Новой России назревает революция. Нет сомнений, что плутократы, как и в прежние времена, постараются восстание подавить. Князева и Лапина заставят участвовать в кровавой бане. Они этого не желают, потому решили сбежать.

В Союзе, где все люди равны, такая позиция гостей встретила понимание. Князеву и Лапину предоставили жилье, предложили читать лекции в Московском государственном университете. Однако эта работа не удовлетворила товарищей. Они захотели быть полезными Отечеству в ином качестве. Как выяснилось, Князев и Лапин хорошо разбираются в моторах. Такого рода специалисты стране чрезвычайно нужны. Политбюро ЦК КП(б) поддержало просьбу Князева и Лапина. Им предоставили гражданство Союза и направили служить в авиацию. Решение руководства страны вызвало горячую благодарность у новоявленных граждан. В своем письме Генеральному секретарю они обязались не жалеть сил и самой жизни на благо новой Родины.

Рик закончил читать и отложил газету.

— Не могу поверить! — сказал изумленно. — Не может быть!

— Очень даже может! — самодовольно улыбнулся Пров. — Вы давно знаете своего братца?

— Недавно.

— Откуда он появился?

— Ну… — произнес Рик, не зная, что ответить.

— Всем ведомо, что Илья Степанович вырос в дальнем северном поместье и только со смертью родителей приехал в Петроград. Здесь он сразу удостоился милости государя, получил высокий чин, дом, очень быстро разбогател. Более того, добился, чтоб вас с Ульяной Ивановной записали в ари, хотя прав на это вы не имеете. Вас это не смущает?

— Гм… — хмыкнул Рик.

— А меня да. Я, знаете ли, интересуюсь политикой, газетки почитываю, дружу с прислугой знатных семейств. Илья Степанович совершенно не похож на других ари. Дело даже не в том, что он добрый и щедрый, такие встречаются. Для него не существует различий между ари и веями — это видно по всему. Даже ари, женатые на вейках, ведут себя иначе. Спрашивается, почему?

Рик пожал плечами.

— Я скажу. Его мать — вейка!

Брови Рика поползли вверх.

— Именно! — подтвердил Пров. — Другого объяснения нет и быть не может. Но это еще не все. Возникает вопрос: кто отец?

— Ари? — предположил Рик.

— Это само собой! Но отцы-ари, имеющие детей от веек, не прячут их в поместьях. Они везут их в Петроград, чтобы дать первоклассное образование, устроить их судьбу. Обивают приемные влиятельных людей, хлопочут, дают взятки… Илью Степановича почему-то спрятали. Зачем?

Рик вновь пожал плечами.

— Вам он никого не напоминает?

Рик отрицательно покачал головой.

— Вам мало лет, вы не видели этого человека молодым. Сейчас он другой, но я помню прежнего. Взгляните! — Пров указал рукой.

Рик оглянулся. С большого портрета на стене — атрибута домов ари — на него смотрел Алексей II. У Рика отвисла челюсть.

— Я поначалу тоже не верил! — ухмыльнулся Пров. — Но потом пригляделся. Рост, стать… Схожесть в лицах не такая броская, но должно быть в сыне что-то и от матери! Не так ли?

— Это неправда! — сказал Рик.

— Правда, Иллирик Иванович, чистая правда! Чем тогда объяснить милость государя, поведение Ильи Степановича? Он ведь никого не боится: министр не министр… С главой жандармского ведомства на «ты» — мне слуга Зубова рассказывал. Знаете, что говорят? — Пров наклонился к Рику и перешел на шепот. — В молодые годы государь был на охоте в северных краях и там встретил красавицу вейку. Влюбился в нее, жениться хотел! Ему этого, конечно же, не позволили. Увезли в Петроград, женили на этой вобле, а та нарожала ему дочек. — Пров пренебрежительно махнул рукой. — Оттого государь и запил. Вейка же родила сына. Царская свита спрятала его подальше от столицы, но время шло, сын вырос. Мать умерла, и он приехал к отцу.

— А как же мы с Улой? — спросил Рик.

— Родня по матери. Мать его замуж не выходила, родных братьев и сестер у Ильи Степановича нет, вот он и разыскал вас. Одному в мире плохо — по себе знаю. У меня детей нет, так я о племянниках забочусь. Вам ведь хорошо с таким братцем?

— Очень! — сказал Рик.

— Теперь понимаете, почему я хочу остаться?

— Ты это… — сказал Рик. — Не болтай особо.

— Только вам, и по большому секрету!

«Да уж! — подумал Рик. — Этот секрет весь Петроград знает! Вот Илья посмеялся бы!»

— Как Илья оказался в Союзе?

— Не догадываетесь? — Пров усмехнулся. — Послали с секретным заданием: разузнать планы Генерального секретаря. С чем Илья Сергеевич успешно справился — сами видели.

— А кто этот Лапин?

— Помощник! — пожал плечами Пров. — Вдвоем веселее.

— Никогда не слышал о таком.

— Может, он и не Лапин вовсе? Это Илья Степанович — человек известный, а другому любые документы выправить можно.

— Думаешь, Илья вернется?

— Конечно! — Пров ухмыльнулся. — Вы же сами читали: направлен в авиацию!

— И что?

— А то, что он учился летать…

— Точно! — Рик хлопнул себя по лбу. — Отправили лекции читать, а он попросился в авиацию… Пров! — Рик схватил руку мажордома и потряс. — Спасибо!

— Дай ему бог! — Пров перекрестился.

Рик кивнул и выбежал из дома. Спустя полчаса его пролетка остановилась на полигоне. Там ее ждали. При виде экипажа строй новобранцев вытянулся и замер.

— Господин подпоручик! — подлетел с рапортом унтер-офицер. — Взвод к занятиям готов!

— За мной! — скомандовал Рик.

Слыша за собой топот сапог, он первым подбежал к болоту, прыгнул в озерцо и по грудь в мутной жиже перебрался на другой берег. Оглянувшись, увидел: взвод нерешительно топчется на противоположном берегу.

— Вперед, мать вашу! — заорал Рик. — Танки грязи не боятся!..

Зубов влетел в штаб округа и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Часовой на втором этаже при виде офицера с полковничьими погонами сделал на караул, но Зубов этого не заметил. Адъютант в приемной командующего вскочил из-за стола.

— Прикажете доложить?

Зубов отмахнулся и схватился за дверную ручку. Люди, бывшие в кабинете, оглянулись на вошедшего. Зубов подлетел к высокому, одетому в синий комбинезон и сапоги.

— Илья!

Они обнялись.

— Живой!

— Не похоже? — Илья так сжал жандарма в объятиях, что тот охнул.

— Задавишь!

Илья разжал руки. Зубов отступил.

— Каким образом?

— Сел в самолет и прилетел.

— Позволь я! — Ливенцов подошел и встал рядом с Ильей. — Утром мне позвонили из станицы: у штаба отряда приземлился самолет с красными звездами на крыльях. Пилот потребовал встречи с командиром…

— Я не знал, что Гордея перевели! — добавил Илья.

— Не перевели, а повысили! — поправил Зубов. — Начальник пограничного округа!

— И подполковник!

— Войсковой старшина! У пограничников казачьи звания.

— Тебя в звании повысили!

Зубов развел руками.

— С новым командиром отряда Илья разговаривать отказался, — нетерпеливо вмешался Ливенцов, — его едва не арестовали.

— Пусть бы попробовали! — усмехнулся Илья.

— К счастью, его знают в лицо. Позвонили мне, а я выслал машину. После чего перезвонил тебе. Вы приехали почти одновременно.

— Я гнал поезд на всех парах! — сказал Зубов. — Но как вышло?

— Просто! — сказал Илья. — Нас перевели в авиацию.

— Читал! — сказал Зубов.

— Чинили моторы. Это громко сказано «чинили». М-11 — надежный движок, просто дураков не любит. К тому же пилоты у них еще те. Дергают за высотный корректор, а потом с претензией к механику — мотор глохнет! Один такой взлетел и вернулся — весь в соплях от злости. Пока он обедал, мы с Антоном сели и улетели.

— Антоном? — Зубов повернулся ко второму человеку в синем комбинезоне. — Тот самый Лапин?

— Именно! — подтвердил Илья. — Антон Витальевич. Он из моего мира, доброволец. Заменит меня в случае чего.

Зубов внимательно посмотрел на Антона. Тот смутился и опустил взор.

— Есть еще третий! — сказал Ливенцов. — В караулке сидит.

— Часовой! — пояснил Илья. — Выставили у самолета. Я его слегка приложил, затем связал и засунул в гаргрот.

— Зачем?

— Расстреляют же дурака!

— Ты неисправим! — вздохнул Зубов. — Это же враг!

— Для тебя, может, и так, а для меня — обыкновенный пацан. Детдомовец, белый хлеб по большим праздникам ел. Руку мне жал, которой товарищ Курочкин касался, про пирожные спрашивал — он их никогда не пробовал. Я обещал угостить. Найдутся здесь пирожные?

— Я распоряжусь! — сказал Ливенцов.

— И отдайте его мне! — сказал Илья. — Вины за ним никакой — через границу провезли силой. Возвращаться в Союз ему нельзя — расстреляют. Я поручу Прову пристроить: паренек вроде сапожник.

— Жалеешь ты коммунистов! — съязвил Зубов.

— Какие они коммунисты! — отмахнулся Илья. — Дураки лопоухие! В основе идеологии — «Краткий курс истории ВКП(б)». Все, что после смерти Сталина, — отступление от идеалов и ревизионизм. Надеются: у СССР не получилось, так у них выйдет. Будто другие не пробовали! Но не все такие. Твой коллега весьма не прост. Помог мне бежать.

— Семенихин?

— Именно! Подсказал написать письмо о переводе в авиацию — знал, что я умею летать. Это дал. — Илья достал из кармана «глок». — Пистолет мой, но его изъяли. Родион вернул с надписью: чтобы не отобрали. Прав оказался.

Зубов взял оружие, разглядел гравировку.

— Подаришь?

— Счас! Самому нужен!

— Я пошутил!

— Знаем мы ваши шутки! — Илья спрятал пистолет.

— Почему Семенихин помог?

— Он что-то задумал. Говорил намеками, но понятно. Слова сказал, как Ливенцов когда-то. Не важно, кто у власти, главное, чтоб людям хорошо. Не удивился, когда я вспомнил, что и ты думаешь так же. Полагаю, он хотел, чтоб я это передал.

— Предлагает переговоры?

— Нет. Однако намекнул: если война пойдет не так…

— Значит, война?

— Очень скоро. Мы тут начали…

— Прошу к карте! — пригласил Ливенцов.

Карта покрывала крышку стола командующего. Илья взял карандаш.

— Я здесь полетал немного, — сказал, показывая на карте. — Горючего хватало, куда спешить? На крыльях звезды, очхи шапками машут. Смотрите! Здесь, здесь и здесь идет сосредоточение. Пехота, обозы, артиллерия, в том числе тяжелая. Я снижался — калибры от трех дюймов и выше. Тяга, естественно, конная, но встречались грузовики. Кавалерии не видел.

— Ей здесь не развернуться! — заметил Ливенцов.

— Разумеется! Рассмотрим диспозицию. Материк Нового Света по форме напоминает песочные часы. Сухопутная граница между Союзом и Новой Россией проходит в узкой части, как раз посередине. Так сложилось исторически, что и понятно: узкий проход легче оборонять. Местность здесь гористая, большей частью непроходимая. Немногочисленные долины легко заблокировать — достаточно создать укрепленные районы. Новой Россией это сделано. Для прорыва укрепленных линий кавалерия не годится. Тогда зачем Союзу кавалерийские дивизии? Их три, и полным ходом формируется четвертая. Из пяти московских военных училищ два — кавалерийские.

— Хм! — сказал Зубов. — Однако! Как узнал?

— Некоторые думают: я там водку пил! — Илья покосился на Антона, тот покраснел. — Неделями в библиотеке просиживал! Формально к лекциям готовился, а сам источники листал, для обычного читателя закрытые. Мне, как почетному гостю, допуск оформили. Не секретные материалы, конечно, но если уметь читать… В Союзе творчески осмыслили опыт Великой Отечественной. У кавалерии очхи нет пик и шашек, они не собираются атаковать в конном строю. Лошадь — всего лишь средство передвижения. Мобильные, маневренные части, предназначенные для развития наступления.

— Чтоб ввести их в бой, надо преодолеть границу! — сказал Ливенцов. — Укрепрайонами командую я. Уверен: выстоят!

— Беда всех этих линий Мажино в том, что их обходят. В газетах Союза много цифр: большевики любят похвалиться. Сколько стали выплавили, сколько станков произвели. Обратил внимание на две вещи: общий тоннаж спущенных на воду судов и их количество. Тоннаж по сравнению с прошлым годом практически не изменился, а вот количество судов выросло вдвое. Строят не зерновозы, как раньше, а малотоннажные суда. Зачем?

— Десантные суда?

— Официально — баржи, причем не самоходные — двигателей мало. Но для десанта баржи вполне годятся. И еще. Авиаполк, куда нас перевели, расположен близ границы. Из Москвы ехали сутки. По пути видел кавалерийские колонны. Они шли на восток.

— К портам! Значит, скоро?

— Не думаю. Война начнется на сухопутной границе — для отвлечения внимания, а здесь сосредоточение не закончено. К тому же подготовка к десанту занимает время. Нужно научить солдат садиться на суда и быстро покидать их. А теперь смотрите! Армии Новой России сосредоточены вдоль границы, что логично. Если очхи прорвутся, они остановят врага. А вот береговая линия пустынна, там всего лишь казачьи разъезды. Десант они заметят, а вот помешать высадке будут не в состоянии. Кавалерия Союза захватит плацдарм и рванет вперед, беря города. Гарнизоны в них небольшие, сопротивления не окажут. Продовольствие и фураж очхи найдут на местах, как и боеприпасы. Стрелковое оружие Союза, как и артиллерия, могут использовать трофейные патроны, их специально модернизировали. Я видел артиллерийские таблицы, там есть отдельный столбец для трофейных снарядов. Думаю, высадка произойдет недалеко от Петрограда. Союзу важно захватить столицу, парализовав управление страной и армией. Если получится, война выиграна! — Илья бросил карандаш.

Зубов переглянулся с Ливенцовым.

— Изрядно для бывшего прапорщика! — сказал Зубов.

— Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны! — отпарировал Князев.

— Илья прав! — сказал Ливенцов. — Сегодня же направлю записку в Генштаб. Надо перебросить на опасное направление хотя бы дивизию.

— Я поддержу! — сказал Зубов. — Хотя не уверен в результате. В Генштабе не любят менять планы.

— А я займусь ротой! — сказал Илья. — Дел там — начать и кончить.

— С такой подготовкой командовать ротой? — удивился Ливенцов. — Иди ко мне заместителем! Я похлопочу!

Илья отрицательно покачал головой:

— Для того чтоб руководить округом, нужно окончить вашу академию, не один год командовать войсками, поднимаясь по служебной лестнице. Я не знаю вашей тактики и стратегии, способностей солдат и офицеров. Зато я был на войне, каких здесь не видели, и хочу это использовать.

— Если рассчитываешь на проход, то зря, — сказал Зубов. — Очхи ввели войска в Каменную падь.

— Придумаем что-нибудь! — усмехнулся Илья…

По завершении совещания Зубов отозвал его в сторонку.

— Я знаю, как ты оказался в Союзе, — сказал вполголоса.

Илья нахмурился.

— Это была провокация. Ее разработал и провел лично Семенихин. Был изготовлен фальшивый документ о беременности Улы, его передали Александре, снабдив соответствующим комментарием.

Илья молчал.

— Разоблачила провокацию сама Александра. Она приезжала ко мне, после того как ты исчез. Спрашивала…

— Зачем ты это говоришь? — перебил Илья.

— Я подумал… Она переживала.

— Она сообщила, что между нами произошло?

— Без подробностей.

— Тогда сам расскажу. Я ей сразу сказал, что бумажка — фальшивка! Я пытался убедить, что меня оклеветали. Она не стала слушать! Женщина, которую я полюбил и собирался сделать своей женой, поверила клеветникам, а не мне! И потом… Если б она кричала, топала ногами, называла меня подлецом, я бы простил. Но мне заявили, что я плебей! Что я родился свиньей. Меня, видишь ли, на помойке нашли, отмыли, приодели, позволили любить высокородную даму, а я не оправдал высокого доверия. Горчаков меня предупреждал, только я, дурак, не послушал. Повелся на красоту, как последний лох… Она помешана на чистоте крови, свихнула мозги в этом дурацком институте! Завтра тысячи веев отправят в окопы, они станут умирать за привилегии ари? Какие, на хрен, уздечки?! Если мы хотим, чтоб армия воевала, указ о привилегиях надо отменить, и чем быстрее, тем лучше! Иначе веи повернут штыки!

— Может, тебе поговорить с ней… — начал Зубов, но Илья перебил:

— Если хочешь, чтоб мы дружили, не вспоминай о ней больше!

Зубов кивнул.

— Меня тревожит Семенихин, — сказал задумчиво. — Что он задумал? Де-факто он второй человек в Союзе — и вдруг возится с каким-то ари. Лично помог тебе бежать, а прежде сам же сманил. Не думаю, что он чувствовал вину.

— Он так и сказал, — усмехнулся Илья, — его работа не знает сантиментов.

— Он понимал, что разгадаешь их план?

— Наверняка.

— Тем не менее устроил вам побег. Зачем?

— Думаю, не хочет, чтоб Союз победил. Если это произойдет, положение генсека окрепнет, и высшего поста Семенихину не видать. Поражение тоже не мед: им придется отдать рудники, а тот, кто это сделает, на посту не задержится. Страна потеряет стабильность, начнутся бунты, погромы, это кончится или распадом, или появлением местного Гитлера. Вспомни Германию двадцатых годов! У Семенихина на уме нечто иное. Он так и сказал: «Войны кончаются не так, как надеются те, кто их развязывает».

— Мудро! — сказал Зубов. — Ладно! Едешь со мной?

— Непременно! Соскучился по кузенам! — Илья улыбнулся.

«Повезло этим веям! — подумал Зубов. — У меня такого старшего брата не было…»

По прибытии в Петроград Зубов не поехал в управление. Заскочил к себе, облачился в парадный мундир и сказал кучеру адрес. Добужинская оказалась дома, лакей провел жандарма в гостиную. Александра вышла сразу. Зубов коснулся губами протянутой ручки и ощутил, что та дрожит.

— Илья в Петрограде! — сообщил в ответ на немой вопрос.

Ее губы дрогнули, но она сдержалась.

— Давно?

— Только приехал.

— Он…

— Я рассказал ему все! — поспешил Зубов, не в силах терпеть ее взгляд. — Как было! И то, что вы сами разоблачили фальшивку, и то, что после искали его.

— Что он ответил?

Зубов замялся.

— Говорите! Я жду!

— Он не намерен продолжать отношения.

— Вы уверены?

— Он даже запретил мне говорить о вас!

— Но почему? — Александра заломила руки. — Что я сделала?

— Назвали его плебеем. Дали понять, что он не достоин вас.

Лицо ее перекосилось. Зубов отвернулся к окну, но, к его удивлению, рыданий не последовало. Даже всхлипываний. Когда он вновь глянул на Александру, лицо ее было прежним. Ну, почти…

— Спасибо, Яков Сильвестрович! — сказала она. — Вы взяли на себя труд… Вы были не обязаны…

— Александра Андреевна! — перебил Зубов. — Не надо меня благодарить! Я сделал это из личных побуждений! Если хотите знать, я здесь не затем, чтоб сообщить печальную весть.

— Зачем же еще? — удивилась она.

— Предложить вам руку и сердце!

Она замерла, изумленная.

— Я люблю вас! — продолжил Зубов. — Давно и безнадежно. Я не мог сказать вам этого ранее: вы были невестой Горчакова. Я собирался объясниться после разрыва помолвки, но меня опередили. Я понимаю: сейчас не время для подобных признаний, но я боюсь снова опоздать. Илья — мой друг, я не стал бы отбивать у него невесту, но между вами все кончено, и я решился. Я понимаю: это неожиданно для вас, потому не тороплю с ответом. Подумайте! Я не богач, но состоянием располагаю. У меня солидное положение, и я сделаю все, чтоб вы ни в чем не нуждались. Я окружу вас заботой и лаской…

— Яков Сильвестрович! — воскликнула Александра. — Как вы можете! Ведь вы знаете, что я с Ильей!..

— Для меня это не имеет значения! Я никогда не попрекну вас прошлым! Если вы ждете ребенка…

— Я никого не жду!

— Если б вдруг ждали, я бы принял его, как своего! Это был бы мой сын или дочь! Поверьте!..

— Замолчите!

Зубов поперхнулся. Глаза ее горели гневом.

— Знаете, кто вы? Гиена! Это животное нападает на других, когда те ранены или больны. Так и вы! Вы не в состоянии соперничать ни с Горчаковым, ни с Князевым, но теперь, когда они оставили меня и я ослабла от горя, решили воспользоваться моментом. Вместо того чтоб поддержать меня, захотели обладать. Это непорядочно! Это низко! Я была лучшего мнения о вас. Подите прочь!

Зубов не помнил, как оказался на улице. Очнувшись, увидел, что стоит у дома, сжимая фуражку в руках. Нахлобучив ее на голову, Зубов вскочил в экипаж.

— В управление! — велел кучеру.

«Прав Илья! — думал он дорогой. — Она невозможна! И на что я, старый дурак, польстился? Как последний лох, по словам Ильи! Это надо же: гиена! Ведь от чистого сердца сказал! На беременной бы женился! Не попрекнул бы никогда! Нет, выгнала! И они обижаются, что мы женимся на вейках! С Гордея пример надо брать! Найти себе веечку, кроткую, милую, любящую, и забыть об этих привилегиях. Илья верно говорит: указ о чистоте крови отменят, ИСА закроют, пусть тогда ищет пропитание! Не хотела за полковника, пойдешь за сапожника. Будешь щи ему варить, а он тебя — шпандырем!»

Представив эту картину, Зубов зажмурился от удовольствия. Он сознавал, что грезит чушью: ничего подобного с Александрой, конечно же, не случится. Однако обида душила, и Зубов дал себе волю. Только у подъезда управления он пришел в себя. Подскочивший жандарм отворил дверь экипажа, Зубов вышел и степенно стал подниматься по лестнице.

«Запросить агентурные сообщения о планах очхи, — намечал он мысленно список дел, — выстроить их в порядке важности, а после составить записку. В Генштабе жандармов не жалуют, но такие бумаги под сукно не кладут. Записку предварительно показать Илье — наверняка еще чего вспомнит. Как он прав в отношении Добужинской!» — вдруг выскочила мысль, но Зубов ее немедленно отогнал. Мешала.