Их выворачивало наизнанку. Всех троих. Им казалось, они умирают, не в силах обрести свою суть.

— Вперёд, дети мои, — сказала Топь, простирая руки над городом, и жители услышали её призыв. «Пора!» — толкнуло каждого в грудь, и туго-скрученная пружина распрямилась, приводя в движение весь механизм.

Дозорные на Клыках, ещё не видя кораблей приближающейся армады, ещё не получив вестей из замка, тоже почуяли — «пора!». Медленно, натужно, с трудом поднимались тяжелые цепи — как раз вовремя, чтобы перебить киль первого вражеского судна, не просто остановить его, но пустить ко дну со всею командой, превратив в очередное препятствие на пути в город.

«Пора!» — подняла головы чернь, и первые камни полетели в окна покинутых хозяевами домов.

«Пора!» — десятник вольнонаемной дружины оглянулся на свой отряд и, оставив его ждать в тени домов, вышел к дворцовым воротам, стукнул рукоятью меча.

«Пора!» — вздрогнул весь город до последнего обывателя.

Младенец, оставленный без присмотра, вдруг перестал кричать. Всхлипнул и затих, чмокая губами, прислушиваясь к ночной тишине. Ни одна собака не брехала в округе.

Оглушающий скрежет цепи о днище корабля не заставил себя долго ждать.

Медленно, но неуклонно поднимающаяся, она подцепила его, приподняла чуть — мгновение он балансировал подобно канатоходцу, пока не опрокинулся, соскальзывая назад, переламываясь надвое. Раздался треск рвущейся обшивки, понёсся низко над водой, к городу, заставив приумолкнуть музыку в разливочных на берегу. В распахнутые двери по одному, по двое выходили люди, и скоро пристань была полна.

Ломаясь как хворост, трещали вёсла. Корабли, пробивая борта, налетали на огромные цепи, и те неохотно выгибались, натягиваясь. Дозорные на Клыках смотрели, не веря — ни собственным глазам, ни собственной удаче.

Первый крик в толпе — несвязный крик ополоумевшего от ужаса человека — совпал с появлением огромного огненного шара. Он поднялся медленно над водой, и понёсся, роняя ошмётки огня, к пристаням.

Палубная обслуга поторопилась, не рассчитала, ошиблась где-то, но огненный шар, выпущенный с одной из тяжёлых, а потому приотставших, барок, канул в воду у самого берега, чуть-чуть не долетев даже до причалов. Взметнулся столп брызг, расплылся огненным пятном и медленно, повинуясь прибою, начал наползать на берег. Языки пламени снизу лизали дощатые настилы пирсов.

Народ с воплями кинулся врассыпную. Бежали, не разбирая дороги, сшибая друг друга, и падая сами, не понимая, что уж следующий удар попадёт точно в цель — поразит город, самую его сердцевину.

Топь хохотала, глядя с вершины скалы на столицу — видя её всю, до последнего жителя. Толпы на площадях ещё минуту назад занятые пивом, мясом и потешными представлениями, качнулись в сторону доков. А в море, мечась по палубам уцелевших судов, белгрские монахи силились ещё сделать что-то, не понимая — битва проиграна, даже не начавшись. Бронислава приподнялась на скамье, впившись в борт вельбота — усиливающийся с каждой минутой ветер хлопал подолом платья, вымпелами развевались длинные рукава. За её спиной во весь рост стоял её сын — бледный как полотно, смотрел, как ломаются ногти на руках матери.

— Принц, принц, — теребил страт, оглядываясь на сточенные клыки, где далионские солдаты бегали уже, заряжая аркбаллисты, — надо уводить корабли, принц! Мы не прорвём цепи! Отдайте приказ! Надо уводить корабли!

Огненное ядро, выпущенное со второй барки, прошив небо, легло, наконец, где-то среди улиц Мадры. Как солома полыхнули кварталы, разом поднявшееся пламя осветило ночь. Редкие крики, словно умноженные эхом, заметались от стены к стене узких улиц.

«Черный!» — кричала Топь. — «Черный! Черный!! Черный!!!». И, повинуясь её указаниям, толпа преследовала переодетых монахов, будто знала каждого из них в лицо. Хватали за одежду, опрокидывали наземь и били, не жалея кулаков.

Крысёныш боялся. Его била крупная дрожь, да так, что судороги пробегали по телу. Крыса нырнула за пазуху и не показывалась больше. Но, ощерившись, Рато всё же шёл к Марку.

— Сюда, не бойся, — звал Марк, — ничего страшного с тобой не случится. Ну же!

Ещё один огненный шар, описав плавную дугу, канул в переплетения городских улиц.

— Проклятье! — выругался Марк, и Рато отпрянул на шаг, глядя настороженно. — Нет! Нет! Это не тебе! Иди! Иди сюда! — Марк с трудом заставил себя отвести взгляд. Тучи над городом окрасились отраженными всполохами. Горели кварталы ремесленников. — Ну же! Иди!

Но ещё не меньше минуты прошло до тех пор, пока Рато не занял своё место. Сжался в комок, затравленно глядя по шести углам звезды. Марк отступил тихонько. На шаг, два, боясь, что вот сейчас неуправляемый мальчишка сорвется с места. Он сидел — дрожа, пригнувшись к самой земле, почти распластавшись, но сидел.

Став в центр, на самую вершину плешивого холма, Воин раскинул руки, взывая. Нехотя поднялись из травы светлячки — тусклые, почти бесцветные в красном свете луны. Волк, лежавший у ног Девочки, встал. Вздыбилась шерсть, задрожала верхняя губа, он запрокинул морду, и утробное рычание перешло в вой. Воин смотрел на него, чувствуя, как — воплощение сути — сам становится ею. Плащ за спиной раскрылся куполом, затрепетал подобно стягу, захлопал на ураганном ветру. Ему пришлось сделать шаг вперёд, чтоб не упасть. Он выхватил, воткнул в землю перед собой двуручный меч. Тяжелее стала кольчуга, кожаные перчатки со стальными наручами обернулись железными. Две пластины легли на плечи. Одна — смятая мечом наёмников Симона де Монфора. Шлем с мелкозернистой кольчужной сеткой закрыл голову. Таким он прошел весь путь сюда — от Ла-Манша, через Монсегюр, в мир, который они назвали Новый Эрин. Воин — такова была его суть. Пространство вокруг бесновалось, ибо свою суть обретал теперь Первый.

Топь покачнулась. Мир вокруг расплывался, теряя очертания. На глаза навернулись слёзы, она смахнула их, согнулась, ощущая внезапные спазмы — тело будто рвало на части. Боль поднялась из глубин, толкнула под грудину раз, другой, накатила рвотным позывом, и Сет закашлялся, сплёвывая желчью.

Колени дрожали, подгибаясь предательски.

— Что за дьявольщина? — прохрипел Сет, упав, наконец, наземь. Пальцы скользнули по острым камням, ища опоры. Он рассёк ладонь.

— Круг! Это круг вбирает нас в себя! Я… не думала… что это… будет так! — закричала Топь, преодолевая волнами накатывающую боль. — Это не должно быть так!

Рато кричал. На одной ноте — пронзительно, не переставая. Крыса, металась под рубахой, кусая его — Воин видел стремительно мелькающее тельце. Чёрная голова высовывалась из-за ворота рубахи. Острые зубы кусали грудь, плечи. Царапали когти. Она пряталась обратно. Тонкие кровавые ручейки бежали по телу.

— Это не должно быть так, — прошептал Марк.

Тринадцать замерли в замешательстве. Взгляд каждого был прикован к крысёнышу, каждый понимал — что-то стряслось, и никто не смел стронуться с места, боясь нарушить годами утвержденный ритуал. И только волк рычал, не переставая. А Старуха — приподняла вдруг голову, силясь сказать что-то. Дрожащая рука указывала то на Крысёныша, то на Сирроу. Девочка опустилась на колени, обняв голову волка. Марк посмотрел на него пристально. Волк? — брат, оборотень. Не человек. Но и не зверь. Девочка тоже не была человеком. Их воплощение, обретение Девочкой своей сути — когда она была Первой, а он не Тринадцатым, а всего лишь Третьим — едва ли было столь же мучительно, но Сирроу тоже испытывал тогда боль. Сирроу до сих пор испытывал боль, которая заставляла его рычать и выть, рваться из круга и прижиматься к ногам Эдель, скуля.

Взгляд вернулся к Рато. Тот всё кричал — тело извивалось, то скручиваясь пружиной, то выгибаясь лозой. Пена выступила на губах мальчишки, глаза закатились, дрожали веки. Воин отвел взгляд, понимая, что не может уже ни прекратить это, ни обернуть это вспять.

— Они убьют его, — шептала Топь. — Они его убивают.

— А-а-а-а! — ладонь непроизвольно сжалась, Сет ударил кулаком по камням. И ещё. И ещё раз. Разбивая в кровь, в кашу, до кости. Бил до тех пор, пока не отступила та, большая боль, под натиском этой, малой. Он попробовал встать на негнущихся ногах. Кровавая пелена поплыла перед глазами, он оскользнулся, едва не упав окончательно. Снова стал на одно колено, собираясь с силами.

Кто-то подхватил его под локоть, потянул за руку вверх. Повернув голову, они встретились взглядом с Авророй. Она отшатнулась невольно, но уже в следующий миг перехватила покрепче, закричала, перекрывая свист бушующего ветра:

— Вставай! Я держу!

Они кивнули и медленно поднялись.

— Что мне делать? — спросил Сет.

— Идём! Идём скорей отсюда! — кричала Аврора.

Они посмотрели на неё и качнули головой.

— Я говорю сам с собой!

Она кивнула, глядя огромными от ужаса глазами. Сделала шаг ближе и поднырнула под руку, позволив опереться о себя.

«Есть только один способ» — отвечала Топь, пока их общее тело стояло, пошатываясь, наблюдало, как белгрские суда избавляются от сломанных вёсел, как спешно собирают моряков с утонувших галер, как продолжает размеренный и бесполезный обстрел города флотилия из шести барок. Ладьи северных князьков исчезли бесследно, не оставив и следа своего присутствия.

— Шакалы, — прошептали искусанные в кровь губы.

«Есть только один путь. Мы должны стать единым целым».

«Как это будет?» — Сет, наконец, нашел способ справиться с болью. Следовать ей. Раскачиваться, словно на волнах, от пика к пику, от гребня к гребню. Словно боль была морем. Тёплым, горячим, обжигающим.

«Не знаю» — ответила Топь. «Я держу мальчишку… Мы вдвоем держим его».

«Что будет, если мы отпустим?»

«Не знаю. Может быть, он обретет свою суть. А может умрёт… Мы… изменили его».

Сет прикрыл глаза. Справиться с этой болью было не так-то просто.

«Мне страшно».

«Мне тоже».

Они помедлили ещё миг, пытаясь запомнить, кем они были, и, боясь потерять это знание.

Рато замер.

Затих так внезапно, что Воин решил было — всё, конец. Конец мальчишке. Конец всему. Но над обмякшим тельцем, поглощая его, скрывая медленно с глаз, разливалось марево.

— Святой Отче, справедливый Бог Добра, Ты, Который никогда не ошибается, не лжет и не сомневается, и не боится смерти в мире бога чужого, слава Тебе! — выдохнул Марк слова, которых не повторял уже восемьсот лет.

Он стоял, вглядываясь, спеша различить суть мальчишки.

Девочка в короткой тунике. Ведьма, прекрасная, как никогда. Юродивый, неизменно остающийся собой. Старуха, придавленная собственной немощью, обессилено откинувшаяся на расстеленном одеяле.

Силуэт Горбуна клубился мраком. Но всё же оставался человеческим силуэтом. И ворон скакал по его горбу.

Рато полностью скрылся в расплывшемся мареве, и даже беспрестанно метавшейся крысы больше не было видно. Воин вглядывался, ожидая увидеть лик ребёнка… или зверя, но видел лишь размытый туман, размеренно колышущийся туман безо всяких очертаний. А потом светляки тихо опустились в траву.

— Что это было? — спросил Горбун, запахивая плащ. Плечи его невольно поежились. Он первый стронулся со своего места, спеша, впрочем, подальше отойти от распластанного на земле ребёнка.

— Не знаю, — Марк кинулся скорее к Рато. Приподнял его, перевернул на спину. Ладонь скользнула под рубаху, и крыса впилась зубами в пальцы. — Не знаю, — повторил он, поморщившись.

Сердце билось. Едва-едва, но билось. Малыш застонал, открыл глаза. Серо-голубой взгляд. Его глаза поменяли цвет из синих став серо-голубыми.

— Всё хорошо, — прошептал Марк, гладя ребёнка по голове и понимая, всё очень и очень плохо, гадая, кого же он принял в круг только что?

— Да, — медленно кивнул Рато.

Когда Сет вдруг упал на неё, Аврора закричала.

Под тяжестью безвольного тела вывернуло из суставов руки.

— Сет! — кричала она, — Сэ-э-эт!

Он закручивался вокруг неё, увлекая вниз и вбок — прямиком в пропасть. В шаге от края она застонала натужно и опрокинула его назад, на себя, не пытаясь удержать больше.

Он упал, придавив. Она лежала не в силах пошевелиться, сквозь зубы цедила воздух, который выбило почти из легких при ударе о землю. Камень оцарапал щеку, и царапина жгла. Жгли свезенные локти, а спина горела.

Наконец она чуть столкнула его, переместив с груди на живот. Села, убрала с его лица распавшиеся волосы. Длинные, светлые, как белое золото — они так нравились ей. Принялась гладить высокий лоб, впалые щеки, тонкие губы. Нос горбинкой, казалось, заострился еще больше — стал совсем похож на клюв хищной птицы.

— Всё хорошо, — шептала она, — всё хорошо.

— Да, — ответил Сет, открывая глаза. Серо-голубые глаза в мелкой сетке лопнувших сосудов.

Пьяный тряс решётку ограды.

По крайней мере, так это выглядело со стороны. Младший капрал королевской гвардии оглянулся, в последний раз проверяя своих людей. Людей у него теперь было много. Его собственные солдаты уже давно вошли в дом — их целью были клирик и страт.

— Отпирай! Отпира-а-ай! — вполне правдоподобно орал малый у ворот. Порывался лезть наверх, но оскальзывался, падая почти на мостовую.

— Пшёл вон! — крикнул появившийся в дверном проеме черный.

— Ну открой, ну я прошу тя, — оборванец окончательно сполз по прутьям вниз и икал теперь, упершись в них лбом. — Ой! Зараза… — он икнул так сильно, что голова его проскользнула меж прутьев, застряв там. — Пусти! Пу-у-усти! — Орал он, встав на карачки и пятясь назад.

Монах скрылся, а через минуту вышли двое. Приблизились, воротя носы от тяжкого перегарного духа.

— Ну, давай уже, — начал один, проталкивая голову меж прутьев.

— А-а-а! — закричал пьяный. — Больно! Пусти! Убивают суки! Белгрские монахи убивают честного горожанина-а-а!

— Погоди, дай я ему голову подержу, — сказал тот, что до сих пор безучастно стоял рядом.

Монах перестал толкать. Второй отпер ворота и принялся тихо открывать створу. Пьяный резво попятился назад, причитая «ай-ай-ай-ай-ай!».

— Давай! — монах вышел за калитку, и вдвоем они принялись пропихивать голову сквозь прутья.

— А-а-а-а-а-а! — заорал пьяный с новой силой.

— Что у вас там? — снова закричали от парадного входа.

— Вот, — ответил первый, разводя руками.

— Вы с ума сошли? Прирежьте его! Сейчас сюда пол города сбежится, так он орёт, — говоривший шагнул в дверь.

— Нет! Нет, добрый господин! Не надо! Вытащите меня! Вытащите меня, пожалуйста, добрые господа. Я не буду кричать, — стоя на коленях, с головой, застрявшей меж прутьями решетки, он хватал за руки присевшего перед ним черного.

Человек в дверях заколебался. А потом повернулся, сделав знак кому-то внутри, и пошел к воротам. Еще двое вышли за ним.

Младший капрал королевской дружины улыбнулся, обернулся к своре оборванцев, притаившихся за его спиной, и показал им большой палец.

— Давай сюда, — они стали по обе стороны от ворот, — крикнешь, пеняй на себя…Ну!

— Уши, уши, уши, уши, — запричитал пьяный совсем тихонечко, и уже в следующий момент голова его оказалась на свободе.

— Гаспадин хароший! — зарыдал он дурным голосом, и руки поднялись, вцепившись в рясу. — Гаспадин хароший! — приподнимаясь с колен, он вытер нос о рукав, руки скользнули еще выше.

— Ну-ну! Вали отсюда! — монах уворачивался от пьяных поцелуев.

— Ну гаспадин хароший! — крикнул оборванец в последний раз и, выпрямившись вдруг, чуть сдвинул назад, а потом резко дёрнул на себя впившиеся в ворот монашеского одеяния руки.

Жёсткая ткань ударила по шее не хуже дубины. Застонав, человек повалился под ноги. Второй удар — коленом в голову, и оборванец перескочил через раскинувшееся на мостовой тело, блеснул в руках нож. Монахи распались полукольцом, прижимая к решетке — от дома бежала уже подмога — безоружные, опасались ножа, но и не отступали. Кто-то вынул из-под рясы верёвку, натянул перед собой, явно собираясь использовать как оружие в предстоящей драке.

Младший капрал чуть кивнул и, не оглядываясь, пересек улицу.

В последний момент крикнул предупреждающе один из тех, что бежали по дорожке к воротам, но мнимый пьянчужка прыгнул вперёд, размахивая ножом, отвлекая внимание на себя, и толпа оборванцев бесшумно накрыла, подмяла под себя и прошла дальше, оставив на брусчатке бездыханные тела.

Черные замерли. Отбежав назад, сомкнулись спина к спине, обнажили клинки — по два каждый. Распался по лужайке сброд. Показались прятавшиеся до поры серпы, кистени, кастеты. Свистела раскручиваемая кем-то праща. В чьих-то руках поблескивало битое стекло.

— Тревога! — крикнул один из чёрных, и, будто крик послужил им сигналом, нищеброды ринулись в атаку.

Младший капрал не успел пустить в ход свой короткий гвардейский меч. Молниеносная схватка закончилась полным поражением монахов. Нищеброды любили и умели драться, и капрал понял вдруг, что не хотел бы встретиться с ними на улицах — его никто никогда не учил защищаться от подлых атак, идущих вразрез со всеми правилами рукопашного боя.

Закончив своё дело, толпа ринулась в дом, где уже тоже слышались звуки борьбы.

— Полюбуйтесь, капитан! — Чумазая девчонка сидела верхом на чёрном. Придавив коленом меж лопаток, наступив на ладонь и раздирая пальцами щеку. Монах лежал, не дергаясь, дышал со свистом, глядя люто-бешенным взглядом. — Он вам нужен? — Она улыбалась, демонстрируя идеально белые зубы и щербину на месте выбитого клыка. «Хорошенькая», — отметил про себя капрал, и невольная судорога прошла по его плечам. Он понял, что боится этой девчонки, которая назвала его капитаном, явно рассчитывая понравиться.

— Э-э-э, да, — ответил он и присел, когда позади зазвенели стёкла. Уже бездыханное тело мешком упало в траву лужайки. Ещё один чёрный. — Погоди, сейчас мы его свяжем, — он опустился на колени, надеясь, что она не заметила его испуг. Она заметила. Глаза сверкали озорно, по-бесовски.

Руки, потянувшиеся было к монаху замерли, когда капрал увидел вдруг, как идёт в зенит, навстречу полной красной луне, останавливается на мгновение в высшей своей точке и, перевалив её, падает на город огромный огненный шар.

— Проклятие! — прошептал он и вздрогнул, когда горячая кровь брызнула ему на руки.

— Простите. Случайно вышло, — ответила девчонка, вытирая нож о сутану. — Мы найдём вам ещё одного такого же, капитан.

Он тихо кивнул, глядя на бездыханное тело. Пульсируя, из перерезанного горла толчками шла кровь.

— Кто ты? — прошептал Марк.

— Я — мы, — ответил крсёныш. — Я! Мы! — повторил он и захохотал, откинувшись, забившись на руках Воина. Смех нарастал, пока не перешёл в всхлипывание, на глазах выступили слёзы, покатились, прочертив две дорожки на грязных щеках. — Я! Мы! — говорил он Марку, хватаясь за ворот, заглядывая в глаза, и тот читал в них страх и радость.

— Да у него истерика! — воскликнула Ведьма. Бросилась, упала на колени рядом. Вынула спрятанный в рукаве платок, промокнула глаза мальчишки, сняла пену с губ.

— Тише, тише, — шептал Марк, пытаясь осознать, что произошло с мальчиком, нащупать, казалось, такой близкий ответ. Озарение бродило где-то рядом, обещая скорую разгадку.

Старуха подняла руку, махнула слабо. Девочка, всё это время сидевшая в обнимку с волком, кинулась к ней, взяла осторожно за руку, приподняла голову. Старуха хотела что-то сказать. Эдель склонилась, ловя её слова.

— Он такой же, как ты, — прошептала та еле слышно. — Больше, чем просто человек и зверь, — откинулась обессилено.

Оглянувшись на Сирроу, Девочка медленно кивнула.

— Я? Мы?! — Горбун сделал ещё шаг назад, глядя брезгливо. — Что это значит? Не думаю, что так он почувствовал себя частью круга. А? Марк? Кто он такой? Какова его суть? Что скажешь, Марк? Ты замок в цепи, ты должен знать. Всё. Обо всех.

— Я не знаю, — прошептал Марк.

— Марк? — Юродивый сделал шаг навстречу.

— Я не знаю! — заорал Воин, оборачиваясь к нему.

— Я думаю об этом ты знать должен, — прищурившись, Юродивый указывал куда-то вверх, на небо.

На низких, нависших прямо над городом облаках плясали белые лучи света. Мигали, вырываясь из дворцовых башен, складываясь в сложные узоры, чертя послание, видное на многие и многие лиги вокруг.

Никаких команд не понадобилось, чтобы остановить бегущий по улицам отряд. Толпа, которая, кажется, еще более увеличилась в размерах, замерла как один человек, уставившись на небо.

— Прокля-я-ятье! — протянул младший капрал, глядя, как чертит на черных тучах своё послание гелиограф.

— Что за черт? — это спросила давешняя девчонка. Она прицепилась к нему, как репей и неотступно шла следом.

Ропот прошёл по рядам смятенных людей, впервые видевших что-то подобное.

— Не бойтесь! — капрал сделал два шага вперед, запрыгнул на крыльцо ближайшего дома, чтобы увидеть всех. Хвост колонны терялся где-то в хитросплетениях петляющих улочек. Он сглотнул, только сейчас сообразив, кого и сколько ведёт за собой по улицам. — Не бойтесь! Это послание из дворца! Белгрские корабли не смогли войти в гавань!

Взметнулись в приветствии сотни рук, а от криков «ура» заложило уши.

— Челюсти сомкнулись! — продолжал он, когда толпа немного стихла. — Клыки перекусили добычу!

Вторая волна криков была сильнее первой. Стиснутая в узком проёме, покатилась далеко вперёд. Туда, где показалась другая толпа, не меньше этой. Капрал сглотнул ещё раз.

— Мы должны найти и уничтожить черных в городе. Возможно сушей, под видом посольства, идут другие их отряды. Не допустим врага в столицу!

Он не успел закончить. Толпа сорвалась с места, понеслась мимо, слившись в один сплошной поток.

— Хорошо сказал, капитан. Как по писанному. — Она сидела тут же, у ноги, скалясь щербато. Его гвардейцы с трудом преодолевая напор толпы, шли уже к нему, толкая перед собой клирика и страта.

— Найди мне людей, десяток-другой. Самых лучших, — он посмотрел на юг, где за богатыми кварталами раскинулись пустоши. — У нас другое, особое задание.