Книга: Цель – Перл-Харбор
Назад: 23 июля 1939 года, пригород Берлина
Дальше: 4 августа 1941 года, ближнее Подмосковье

4 августа 1941 года, Харьков

– Извините, товарищ старший лейтенант, не у вас, – сказал Сухарев, упрямо наклонив голову вперед.
Брови старшего лейтенанта приподнялись в веселом изумлении.
– Извини, увлекся. Осознал – исправлюсь… – Старлей почесал в затылке. – Получается, вы с капитаном прекрасно друг друга дополняете… Не может не радовать. Ладно, тогда ответь на один вопрос. Можешь развернуто, с подробностями и лирическими отступлениями. Сделаешь?
– Это вопрос?
– Нет, это не вопрос. Вопрос заключается в следующем… – Лицо старшего лейтенанта стало серьезным. – Ты доверяешь капитану Костенко?
– То есть? – Сухарев удивленно посмотрел в лицо собеседнику.
Что значит – доверяешь? Он требует суда над Костенко. О каком доверии может идти речь?
– Извини, что-то у меня с формулировками не так сегодня. Если бы я тебя спросил, можно ли доверить капитану Костенко важное… важнейшее задание. Что бы ты ответил?
– Он ради семьи поставил под угрозу…
– Знаю-знаю-знаю… Но вот ты лично… ты бы свою жизнь ему доверил?
Сухарев задумался.
– Не спеши с ответом, это очень важно для всех. И для него, и для тебя… для меня, и даже для нашей советской Родины…
– Доверил бы, – сказал наконец Сухарев.
– Вот так – без сомнений и колебаний?
– Вот так. Его экипаж…
– Экипаж – понятно.
– Его к ордену представили… Он бомбардировки с пикирования отрабатывал…
– То есть если бы ему вот прямо сейчас доверили, скажем, полк. Или даже дивизию, то он бы справился? – прищурился старший лейтенант.
– Откуда я могу это знать? – искренне удивился Сухарев. – Это вы у его начальника спросите. А я знаю его чуть больше месяца. Знаю, как к нему относились товарищи… И понимаю, что он… что я…
Сухарев потерял мысль, сбился и замолчал.
Нелепо получилось – он требует суда, а сам вот ни с того ни с сего вдруг готов доверить капитану свою жизнь. Собираются вручить ему командование дивизией? Капитану? А что, лейтенанты не становились недавно генералами? Как справлялись – вопрос, но ведь становились… и никто при этом не спрашивал разрешения у лейтенанта Сухарева.
– Тут такое дело, лейтенант… Капитану Костенко выпадает очень важное задание. Важнейшее. Секретное и очень необычное. Настолько необычное, что о его сути в Советском Союзе знает всего два или три человека… – Старший лейтенант сделал паузу и посмотрел на Сухарева, тот смотрел перед собой спокойно, с невозмутимым видом. – Ему придется работать с человеком… с очень непростым человеком. И даже – очень неприятным, возможно, человеком. Так вот…
Старший лейтенант встал из-за стола и прошел по небольшому кабинету – три шага до двери и три шага обратно. Остановился возле окна, заложив руки за спину.
– Но дело не в этом человеке. Дело в том, что я заберу Костенко. Может – на пару дней. Может – насовсем… И мне очень не хочется, чтобы ты, лейтенант… – Старлей резко повернулся к Сухареву и, наклонившись над столом, заглянул ему в глаза. – Ты же бучу поднимешь, так?
– Капитан Костенко совершил преступление… – упрямо не отводя взгляд, проговорил Сухарев. – И трибунал…
– Понятно, – кивнул старший лейтенант. – То есть контузия еще не отпустила… Как же мне с вами тяжело…
– С нами – это с кем?
– С тобой и Костенко. Ты – понятно. Ты – существо ограниченное и контуженное… – Старший лейтенант сделал паузу, давая Сухареву время обидеться. – Молчишь? Ладно. Значит, с тобой понятно. Но Костенко отказывается – представляешь? Отказывается отправляться в командировку. Из-за тебя. Сухарев прав – я виноват в смерти Лешки Майского. Я арестован, нахожусь под конвоем лейтенанта Сухарева. В конце концов, я его подвожу под трибунал, если выяснится, что он меня отпустил… Рыцари, черт бы вас побрал. Хотя… Именно это его качество, его болезненное чистоплюйство мне-то как раз и нужно. И тут у меня появилась идея. А не хочешь ли ты поехать вместе с Костенко в эту самую командировку? Времени у нас с тобой нет, времени у нас только, чтобы бумаги на вас в госпитале оформить да вещи собрать. Костенко даже с семьей попрощаться не успеет. Нужен твой ответ. Быстро. Да или… Или да. Чем командировка закончится – я даже представить не могу. Может, ты уже никогда сюда не вернешься…
Сухарев молчал.
– Не телись, лейтенант! – повысил голос старлей. – Время идет.
– Вы говорили с капитаном Тарасовым? – спросил, помолчав, Сухарев.
– Благословление нужно? Будет тебе благословление. С Тарасовым я разговаривал, это он, кстати, предложил тебя с собой забрать. Перед отъездом с ним поболтаешь – он подтвердит. Еще вопросы?
– Да, – сказал Сухарев.
– Что – да? – не понял старший лейтенант.
– Вы спросили – да или да. Я отвечаю – да. Что я должен буду делать?
– Быть рядом. Не мешать. Слушать, смотреть…
– Доносить на него?
– Нет, что ты… Ты, даже если захочешь, не сможешь писать рапорты. Просто быть рядом. Поддержать.
Сухарев недоверчиво усмехнулся.
Разговор, и без того странный, становился совершенно фантастическим.
– Понимаю, что все это звучит нелепо, но… – Старший лейтенант развел руками. – Ничего подробнее объяснить не смогу. Вас поначалу будет трое: Костенко, ты и еще один человек. Человек этот…
– Непростой и неприятный, я помню…
– А еще может оказаться, что он – враг. Или просто подлец. Или наоборот – герой и спаситель Отечества. В общем – сам разберешься.
– Или не разберусь… – тихо сказал Сухарев.
– Вот этого не нужно. Разберешься, никуда не денешься… Все, свободен! – Старший лейтенант встал, протянул через стол руку Сухареву. – Кстати, а тебя ведь собирались комиссовать подчистую. Можешь передумать, между прочим. Инвалидность, все такое… Ну, в крайнем случае, в какой-нибудь глуши можешь стать военкомом. Не хочешь?
– Не хочу, – сказал Сухарев, пожимая протянутую руку. – Теперь – не хочу.
– Я как-то так и думал. И еще… Тот человек может спросить, зачем ты с ними, о чем мы с тобой беседовали… – Старший лейтенант сделал паузу, не выпуская руки Сухарева.
Тот молчал.
– В общем, если ты ему скажешь, что я с тобой беседовал и о чем просил – особой трагедии не будет. Ты ведь как бы в его подчинение поступишь. Приказы будешь выполнять. Но если все расскажешь – будет сложнее, что ли. Может, даже опаснее, не знаю, но сложнее – точно.
– То есть мне за этим человеком следить? На него материал собирать?
– Дурак, – сказал старший лейтенант и выпустил руку Сухарева. – Совсем дурак…
– Контуженный, – поправил Сухарев. – На всю голову.
– Ситуация для тебя будет сложная. Официально – ты подчиняешься Костенко как командиру… Неофициально вы вдвоем подчиняетесь тому самому… ну, ты понял. Он с тобой наверняка будет работать плотно, к бабке не ходи… – Старший лейтенант покрутил головой, словно и сам удивился, как оно все непросто получается. – Ты будешь честно выполнять все приказы. Образцом будешь, но… Если вдруг что-то почувствуешь… ну, что-то не так пойдет… вот приди к Костенко и поговори. Посоветуйся. Понятно?
– Нет, – честно сказал Сухарев. – Не понятно. Но я сделаю все как нужно. Правильно.
– Да? Похоже на то… Значит, говорить о нашем разговоре…
– Не буду.
– Значит – всего! – Старший лейтенант снова протянул руку, крепко сжал пальцы Сухарева и пошел к двери, на ходу надевая пилотку.
– Товарищ старший лейтенант, – окликнул его Сухарев. – А можно я взгляну на ваши документы? Так, на всякий случай.
– А я все гадаю – когда спросишь… – Старший лейтенант достал из нагрудного кармана гимнастерки сложенный вчетверо лист бумаги, протянул Сухареву. – Только тебе показываю, имей в виду. И не трепаться.
Сухарев молча развернул лист бумаги, прочитал текст, посмотрел на старшего лейтенанта, а когда тот подмигнул ему, снова перевел взгляд на текст.
– Удостоверение предъявлять? – спросил старший лейтенант. – Вот…
Наверное, он думал, что Сухарев скажет, что не нужно. После такой-то бумаги… Но Сухарев удостоверение взял, внимательно изучил его на предмет печатей, подписей, качества бумаги и скрепок. Нормальный документ, качественный.
– Еще что-то?
Сухарев сверил фотографию с оригиналом, кивнул и протянул документы обратно.
– Лихо это у тебя, – пряча документы в карман, сказал старший лейтенант. – Прямо мороз по коже. Как рентген…
– А почему сразу предписание не показали? – спросил Сухарев. – С такими печатями и с такими подписями…
– Зачем? Если ты согласишься – все можно и потом предъявить. Если нет – то и бумаги не помогут, пусть даже самые серьезные. Нет?
– Я не буду рассказывать о нашей беседе.
– Отлично.
– А Костенко, как я понимаю, под трибунал не попадает?
– У него появился шанс искупить вину. Такая формулировка тебя устроит?
– Устроит, – сказал Сухарев. – Полностью устроит, товарищ Орлов.
– Вот и славно. – Старший лейтенант Орлов вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Назад: 23 июля 1939 года, пригород Берлина
Дальше: 4 августа 1941 года, ближнее Подмосковье