Глава 43

Приход барки в форт – событие важное, можно сказать, значительное. Происходит это четырежды в год. Привозят продукты и жалованье, порох, пули – в общем, всякие припасы. Приходит почта, доставляются приказы. Конечно, для экстренных сообщений используются конные посыльные, но что срочного может потребоваться от захолустного гарнизона, расположенного на самом краю годных для обитания земель! Распоряжение о переводе капитана к новому месту службы и вступлении в его должность лейтенанта ни на что не влияет. Несколько солдат, срок службы которых тоже истек, возвращаются по домам, и новоиспеченный командир форта получает указание о необходимости пополнить гарнизон за счет местных ресурсов.

Нормальный офицер, узнав, что, вместо того чтобы прислать пополнение, ему поручается рекрутировать солдат посреди мест, населенных индейцами, разразился бы проклятиями. Лейтенант Моун отнесся к этому философски. Кастор и Криви, оказывается, «трапперы», случайно пришедшие в эти места и согласившиеся встать под знамя Штатов, поскольку с детства мечтали о красивом мундире и службе в отдаленном гарнизоне. А вообще, полистав бумаги в хозяйстве писаря, Робин убедился, что все оставшиеся в его распоряжении военнослужащие приняты в армию здесь, в форте Тайо в течение последних четырех лет. Еще одна деталь узора встала на место. Личный состав оказался местным на сто процентов. Дети скваттеров с Камберленда, забредшие в эти места из Южного штата трапперы и бродяги, скорее всего, прибывшие в эти места по «подземной железной дороге».

Таким образом, момент его вступления в командование и полная смена военнослужащих на людей, явно «подставленных» русскими, совпали.

Труба поет зорю. Робин давно на ногах, проверил, приступил ли к исполнению обязанностей кашевар, осмотрел окрестности в зрительную трубу и посидел над своими записями. Историю Второй Америки он давно излагает на бумаге в виде единой цепи надежно установленных фактов. Это первый его самостоятельный труд, материалы для которого собирались по крупицам.

– Сэр! К вам дама! – Один из дежурных.

– Проси.

– Не могу, сэр. Она ждет вас на опушке леса к северу от форта.

Лейтенант закрывает чернильницу, поправляет китель и, выйдя за ворота, направляется в сторону леса. Здесь на солнышке, устроившись на стволе поваленного дерева, сидит старушка, одетая индианкой. Маленькая, худенькая. Лицо ее не сморщено и не усеяно морщинами. Тот факт, что ей много лет, не подтверждает и ее осанка. Кожа. Да. Есть что-то, указывающее на то, что носили ее долго, отчего она стала суховатой и тонковатой, и во многих местах покрылась заметными не разглаживающимися морщинками. Морщинками, которые возникают при улыбке.

– Садись, Робин, – говорит она по-русски. – Мой инглиш годится только для «здрассте» и «пока», а ты нашей речью владеешь уверенно, как говорила Натин.

– Здравствуйте, сударыня. – Офицер галантно снимает форменную шляпу, учтиво кланяется и усаживается на предложенное место.

– Правду говорила эта семиселка, что ты молодец хоть куда. Дал знать своим наблюдателям, что удостоился беседы с настоящей леди. А я, старая перечница, протокол не соблюла. Исправляюсь. Здравствуй, Робин! Меня зовут Лягушка Победы. Это ваши так переиначили «Виктория Фрог». Викой зови, не чванься. Вообще-то Фрог придумали вместо «квакушка», но как это перевести на английский, мы не сообразили, оно так и пошло.

Юноша снова смотрит на старушку. Ёршик седых волос, эластичная ленточка вокруг головы удерживает за левым ухом торчащее вверх небольшое цветастое перышко. Он плохо знает традиции индейцев и символику их одежды и убранства. Однако что-то тут не то.

– Ты проделала далекий путь. – Пауза слишком затягивается, а что сказать, он не знает. Вот и лепит несуразицу.

Вика улыбается, понимая, почему он это ляпнул.

– Возможно, ты полагаешь, что я пришла для того, чтобы посвятить тебя в великую тайну нашего вмешательства в дела вашего сообщества? Я тоже так думала, пока шла сюда. Но по дороге сообразила, что ничего нового сообщить тебе не смогу. Хотела уже вернуться, но поняла, что не смогу сдержать своего любопытства – очень уж хотелось посмотреть на того, кому достанется вся головная боль с этим континентом.

– А почему мне? – удивляется лейтенант.

– А кому еще? Или ты думал, придут добрые люди и все сделают. И перестанут вырубаться леса, зазеленеет прерия, зажурчат ручьи, а люди будут здоровы и сыты? У нас хлопоты легли на Славкину плешь не потому, что он был самым умным и все такое. Просто он так попал, ну и сделал, что смог. Теперь твоя очередь.

– А Славка? Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?

– Нет его. Получил по башке на Аляске от аборигена, которому не понравилось то, что чужой мужик заговорил с его женой. В общем, погиб он по-человечески, исполняя собственное желание.

– Жаль деда.

– Зря ты это. Ему завидовать нужно. Накуролесил он так, что… собственно, и мне на жизнь жаловаться грех, не скучала. И тебе не скучать. – Вика, кажется, закругляет разговор, но Робину это не подходит.

– Так у вас там, в России, сейчас Нат делами заправляет? С ним-то все в порядке?

– В полном. Правда, дела он сдал твоей Натин, а сам готовится к индийскому походу. Мы до нее так и не добрались. До Индии, имею в виду.

– Да фиг с ней, с Индией. Натин что, у вас теперь самая главная? – Робину начинает делаться дурно.

– Примерно так. Ну, надеюсь, вы с ней на пару не позволите всяким там разным сторонникам технического прогресса шарик наш снова загадить. – Старушка явно хочет завершить беседу и удалиться, что совсем не устраивает ее собеседника.

– Ты сказала, что я все знаю. Это про вашу экспансию?

– А она уже не наша. По грубым прикидкам, леса на юге от Великих Озер вдоль рек и в зоне нормального увлажнения вы сведете за полвека. Броситесь отнимать друг у друга сохранившиеся уголки первозданной природы и через сотню лет доведете оружие до кондиций, что я помню еще по Старой Земле. Вот тогда нам от вас не поздоровится. И вам от нас, мы ведь тоже небезобидны.

– И что нам делать, чтобы этого не произошло? – Эта старушка – сплошные сюрпризы.

– Не плодиться, как кролики, и научиться довольствоваться печеной свеколкой, вместо салата «Мессина» с тремя сортами мяса. Ну, это я грубо сказала. Баланс нужен с природой. Не съедать больше, чем приросло.

– Так, бабуля. – Робин чувствует раздражение. – Ты мне прописные истины не объясняй, это мне еще в детстве растолковали. Ты мне скажи, что для этого нужно делать именно мне.

– А вот это ты сам и придумаешь.

– Один? – сказал и понял, что опять сморозил глупость. Неладно идет разговор.

– Плантатор Вудс скоро приобретет участок тут, за рекой. Хороший такой кусочек между Миссисипи, Уобашем и Огайо. Не прошел он в сенат, маловато связей у него оказалось, и репутация какая-то… короткая. Но имя запомнилось, так что никто не удивится оттоку на его земли рабочих рук. В случае чего накормить он сможет хоть бы и всю Америку.

Жаклин с твоей сестрицей открыли школу будущих скво. Называется «Курсы маленькой американки». Их выпускницы – твоя будущая армия. Среди них есть дочери влиятельных родителей.

Индейцы, которых сгоняют с хороших земель, находят дорогу на правобережье Миссисипи и попадают в медвежьи лапы Коульки. Он скорее сам их задушит, чем даст помереть от голода. Преподаватели выживания в сухой степи у него – чудо-богатыри. Один горного льва так кулаком приласкал… бедное животное, когда отлежалось, было не на шутку огорчено бестактностью этого… педагога.

Все пять хибарок – медпунктов для рабов, что в Южном штате, получили статус больниц для бедняков. Официальную вывеску, скромное содержание от мэрии, благотворительные пожертвования. А главное, нашлись люди из числа свободных, иногда и состоятельных граждан, которые просто работают сиделками или санитарами. Естественно, их профессиональный уровень растет. На полных врачей, конечно, выучить их не удастся, но фельдшеров вы получите, не хуже тех, что выходят из ваших университетов.

Про северо-западные склоны Аппалачей и плато Камберленд ты знаешь. Через несколько лет выпускники тамошней школы, не все, конечно, но, думаю, многие, захотят вмешаться в то, что творится в Штатах. Вот тут-то и начнутся у тебя настоящие хлопоты. Чтобы дров не наломали.

Еще бригантинка «Звездочка» бегает из Саванновки в ваши порты, расположенные по Святому Лаврентию и Онтарио. У матросов и солдат, что заглядывали к нам вместе с вами, немало друзей и родных, которые не прочь пожить там, где деньги никакого значения не имеют. Ты ведь понял, что здешний сержант как раз и командовал тем десятком, что вас сопровождал в посольской миссии.

Старушка умолкла и начала готовиться встать, прерывая беседу.

– И это все, что вы успели за шесть лет? – Лейтенант откровенно озадачен.

– Робин! Нас в сорок раз меньше, чем вас. В принципе, ваши проблемы нас вообще не волнуют. Но сидеть и ждать прибытия из Америки Кортеса с автоматическим оружием и желанием основать рай земной среди девственной природы Европы мы не будем. В истории человечества эти ситуации повторялись бесчисленное количество раз с любыми вариациями, но всегда на одну и ту же тему – побеждает сильнейший.

Кстати, если бы мы оставили вас в покое и прибытие американских колонизаторов в Европу состоялось, результат контакта нашей и вашей культур я бы сейчас предсказать не взялась. Наука не стоит на месте, а про то, что врагов не считают, а бьют, наши люди информированы. Но кому это нужно?

– Получается, прибытие дипломатической миссии проковыряло для вас дырочку в наш мир. Вы даже детей использовали для проникновения в стан вероятного противника. И теперь бросаете их. – Робин опять несет что-то не то.

– Так у нас учат плавать. И не надо, пожалуйста, ничего говорить про то, что это бессовестно. Ты ведь знаешь, что традиционные для людей реальные мотивации – амбиции, алчность, страх – мы отключаем у себя воспитанием. А воображаемые – жалость, совесть, сопереживание – работают у нас не по тем алгоритмам, что у нормальных людей. С точки зрения вашей церкви мы вообще не люди, а хищная стая, оберегающая свою территорию и потомство.

– Не дразнись. – К Робину вернулось самообладание. – Я уже и сам такой же. Просто у меня другая стая и потомство, если оно будет, вырастет на сбереженной территории.

– Натин настроена решительно, так что потомство у тебя будет. И неоднократно. – Ехидная такая старушенция.

– Жаль, что не все наши дети будут моими, и не все мои – нашими.

– У тебя устаревшие сведения. Математики подсчитали кое-что, в связи с изменившимися данными о количестве исходного генетического материала. «Перекрестное опыление» более не является необходимостью. Жена твоя оторвет причинное место любому, кто попытается склонить ее к взаимодействию в этой сфере, а к тебе ни одна уважающая себя женщина не подойдет кроме как сказать, насколько ты ей не нравишься. – Эти старые люди на редкость бестактны. Но сейчас это помогает юноше окончательно вернуться к нормальному ходу мыслей.

– Так, это, а пароли, явки, рычаги воздействия на сотрудников?

– Не, ну встречала я тупиц, но ты – редкий экземпляр. Про всех ведь знаешь. Разыщешь, если понадобится. Познакомишься. Если перестанешь лепить нелепицы, может, кто у тебя когда и совета спросит. Или разрешения.

– А как же дисциплина, субординация? – Вообще-то ему просто захотелось самому подковырнуть эту старую ехидну.

– А вот прямо по науке, как тебя на плацу учили. – Веселая старушка поднимается, опираясь на посох, и поворачивается в сторону леса.

– Слушай, Вика, а годиков-то тебе сколько?

– Сто двадцать. – Она секунду медлит. – Скоро будет. – И уходит старческой походкой, опираясь на палку и хорошенько выбирая место, куда поставить ногу.

Спешить Робину некуда. Служба несется. А с ним только что поговорили как со взрослым. Как с ровней. И не кто-нибудь, а пожалуй, старейшая женщина их мира. Не сюсюкая и ни в чем не кривя душой. Это называется – цинично. Ему втолковали, что не на вторых ролях, в качестве подручного или исполнителя четких инструкций он… а что он и сам ведь не об этом мечтал. Стало быть, все идет так, как и должно идти.

В то, что налажено, запущено, организовано, вмешиваться бессмысленно. Функционируют две территории, где люди живут не по гуманным законам цивилизованного мира, а реализуют замысел холодного беспристрастного разума, полагающего, что, если имеется угроза человеческой жизни, иные соображения, кроме ее сохранения, в расчет не принимаются. Готовится и третий район, где для носителей такой беспринципности найдется скромное место под солнцем. А ему, командиру форта Тайо, делать пока решительно нечего.

Несколько свободных от службы солдат часто составляли ему компанию. Они просто объезжали окрестности расширяющимися от крепости кругами и устраивали запруды и пересыпочки в вершинах оврагов. Расчищали заросшие участки пойменного леса или удаляли старые и больные деревья. С верховий Теннесси к встрече очередного поезда подземной железной дороги привезли в барке саженцы, которые силами гарнизона и приехавших «проводников» высадили с учетом рельефа местности и увлажненности почвы.

«Проводницы» показывали военнослужащим корешки и травки, а солдаты демонстрировали свою удаль и сноровку. В крепости проводились учения, штудировались уставы, проводились хозяйственные работы. На Камберленде поселилось несколько семей самовольных земледельцев. Робин послал наряд для переписи и оказания помощи в обустройстве. Два индейских племени прошли на запад, явно направляясь в Коулькины лапы. Но их накрыла медицинская бригада, срочно прибывшая из Аппалачей, так что вигвамы дикарей некоторое время располагались в тени прибрежных зарослей.

Череда событий не содержала ничего, требовавшего выдумки или принятия решений.

Дозор сообщил об обнаружении прихода с верховий Уобаша мелкосидящей барки. Три верховые лошади и десяток мужчин, что прибыли на ней, насторожили Робина сразу. Явно ловцы рабов. Выставил охранение рядом с индейским лагерем и сообщил по радио Коульке и в диспетчерскую Аппалачской школы.

Приезжие несколько дней изображали из себя обычных охотников на водоплавающую дичь, а при встрече с патрульными спрашивали, не видали ли солдаты в этих местах бобров. Те, конечно, не сознались. А потом со стороны Миссисипи пришел клан Мягкого Мешка из племени Легконогих и поставил национальные индейские избушки в открытой степи.

Утром барка ушла. Дозорные сообщили, что из десяти прибывших охотников один при посадке на судно хромал. Остальных на палубу доставили на носилках добрые индейцы из клана Мягкого Мешка. Как-то не заладилась охота у приезжих, наверно зашли не туда.

Робин поехал с визитом к заглянувшим на берега Огайо добрякам. Те сворачивали шкуры шатровых покрытий и грузили их вместе с шестами на волокуши, зачем-то снабженные мягкими и широкими пневматическими колесами. Клан явно относился к специально сформированным частям племени Короткого Улья, поскольку детей младше четырнадцати лет в лагере не наблюдалось, а взрослые отличались завидной статью и пластикой. Сноровка, с которой они покидали место, тоже делала им честь. На кавалерийского лейтенанта глянули десятки неприветливых глаз.

– Приветствую тебя, великий вождь Мягкий Мешок. – Робин не стал разыгрывать из себя своего и обратился по-английски.

– И тебе не болеть, слуга Великого Белого Отца. – Этот мужчина не заслуживает прозвища «мешок». Груда мышц на крепкой основе делает его похожим на кряжистый дуб.

– Ты и люди твоего племени помогали охотникам с севера занять места в широком челне, плывущем без весел. Скажи мне, не ведаешь ли ты, что с ними приключилось? – Кавалерист старается говорить учтиво и придерживаться стиля, свойственного, по его мнению, речи этих людей.

– Они обидели скво Колючего Кактуса, Кроличью Лапку. Их вождь с редким именем Джон предложил мне продать ему Колючего Кактуса за три бутылька огненной воды.

Робин смотрит на упомянутого «индейца». Этот, если повздорит с горным львом… не повздорит. Таких глупых горных львов не бывает.

– Приезжий охотник с редким именем Джон – очень скупой человек. – Лейтенант понимает, что любой более определенный ответ может вызвать у этих людей реакцию. Не хотелось бы, чтобы негативную.

– Так и сказала ему Кроличья Лапка, но он велел ей замолчать, когда говорят мужчины.

– Какой невежа! – восклицает Робин. – Он не джентльмен. Надеюсь, вы донесли до него эту мысль?

– Всем кланом, о Слуга Большого Белого Отца. И до него, и до тех, кто разделил с ним путь до наших вигвамов.

– Уверен, что после этой проникновенной беседы он не сможет позволить себе сидеть в присутствии дамы. – Юноша чувствует, что пора заканчивать разговор.

– Только лежать, – соглашается вождь. Английский дается ему тяжело.

Маленькие происшествия и повседневные хлопоты, работа над изложением истории второго освоения Америки и редкие свидания с Натин заполнили жизнь юного офицера. Личный состав согласно плану боевой подготовки освоил стрельбу из самозарядок, дальнобоек и пулеметов. Работу со стационарной рации, антенна которой была замаскирована в одной из башен форта, и пользование переносными радиопередающими устройствами. Самый же большой восторг вызвали компактные и легкие, всего два кило вместе с питанием, ранцевые переговорные устройства, позволявшие поддерживать связь даже в движении.

На занятиях по тактике разыграли встречный бой в лесу для двух отделений: с этими штуками и без них. Группа, пользовавшаяся связью, одержала верх. После этого дозорные и патрульные наряды без таких устройств на маршруты не отправлялись.

Какими путями пришли к «экспансионистам» солдаты гарнизона форта Тайо – у каждого была своя история. Но к деньгам они относились без особого пиетета. Робин специально присматривался ко всем. Похоже, не он первый. Кстати, почти все состояли в браке с женщинами, жившими где-то неподалеку. Дочерьми земледельцев с Камберленда, проводницами «подземной железной дороги», индианками из кочевавшего кругами вокруг форта племени могикан. Сама крепость поселениями не обрастала и стояла одна-одинешенька, никого не защищая.

Осень. Жара спала, но уровень воды в реках по-прежнему невысок. На севере строится фазенда плантатора Вудса. Робин не упустил случая съездить туда вместе с Натин. Не усадьба, не городок, а сеть небольших поселков в пять-шесть обложенных привезенным с севера кирпичом глинобитных домиков. Ветряк, прудик, молодые деревца ждут зимних дождей. Молодой человек не великий знаток в сельском хозяйстве, но все здесь кажется ему логичным и рациональным. Он отдает себе отчет в том, что нельзя стремительно перетягивать людей на свою сторону, увлекая их беспечной сытой жизнью. Счастье невозможно подарить – оно делается своими руками. И вот тут как раз этот процесс организовывается.

И как это раскиданное по мелким кусочкам хозяйство будет взаимодействовать с остальным обществом, он себе не представляет. Предположим, замечательные работники весело и творчески вырастили прекрасный урожай. Неважно чего. Собрали. И что дальше? Везти продавать. За деньги. Деньги – товар. Товар – деньги. Товарно-денежные отношения. Круг не размыкается. Люди обмениваются результатами своего труда – это выглядит логичным. Тот, кто работает успешней, – больше получает. И, конечно, хочет получать еще больше, и еще лучше работать. Неубиенная логика, на которой стоит традиционный мир.

Понятно, что в пределах каждого хуторка возникнет малое сообщество, способное действовать совместно. Но оно обязательно замкнется в круге своих интересов. И ничего в этом мире не изменится. Все-таки значительно приятней набить лицо охотнику за рабами, чем решить подобную задачу. Даже дети, растущие в этих поселочках, скопируют поведение родителей, их логику и, попав в школу, окажутся в двойственном положении, когда слова учителя и повседневная жизнь с родителями вступят в противоречие.

А любезная выглядит безоблачно. Не может быть, чтобы она не понимала совершенно никудышных перспектив этой затеи.

– Ну что, лейтенант, сэр! Ваш сержант сможет обойтись без вас еще некоторое время? – Натин смотрит серьезно.

– Запросто.

– Тогда отправляемся покупать поселенцев. Дрова ждет нас на рынке рабов в Олтоне.

– Фамилии на русский не переводятся. А что, на наемных рабочих денег не хватит?

– Тот, кто нанимается, – имеет выбор. – Женушка сегодня на удивление серьезна. Кажется, ее даже колотит.