Глава 42

В сопровождение молодому лейтенанту, направлявшемуся осматривать контролируемую территорию, выделили двух опытнейших разведчиков. Сын уважаемого человека не должен попасть в неприятности. Двигались верхом сначала вверх по Теннесси. Проводники объясняли молодому человеку, как читать следы, на что обращать внимание, где удобно напоить лошадь. Наставления бывалых следопытов воспринимались со вниманием и сопровождались заинтересованными вопросами в тему. Молокосос подавал серьезные надежды.

Ночлег прошел без осложнений. Завернувшись в одеяла у костра, путники отлично выспались и продолжили объезд территории, переправившись через реку вплавь. Юный спутник прилежно выполнял все рекомендации своих подчиненных и не пытался ничего из себя строить. Спрашивал обо всем, что им встречалось, не пробовал интересоваться личной жизнью, не доставлял хлопот, одним словом. Во время третьего ночлега, когда топот копыт, донесшийся через толщу земли прямо в уши спящих на ней людей, разбудил разведчиков, молодой офицер молча кивнул на их жесты, требующие сохранять неподвижность.

– Индейцы. Не меньше сотни всадников, – проговорил Кастор. Криви кивнул и привел из низины лошадей. Робин тоже молча кивнул, хотя был другого мнения. Звук металла о камень он явственно различил, а это подковы, которых дикари практически не используют. Бывают редкие исключения, но здесь лошадей действительно много и движутся они с севера на юго-восток.

Жестом пресек намерение солдат вскочить в седла и снова приник ухом к поверхности. Камушки в прерии встречаются нечасто, но регулярно. Прикинул интенсивность лязгающих звуков, слышных относительно редко. Данных для корректного расчета у него, конечно, не было, но на глазок выходило, что если движется примерно эскадрон кавалерии, то отдельные соприкосновения копыт с камнями создадут сходное впечатление.

Спутники замерли в неподвижности. За все путешествие молодой офицер впервые выразил намерение, пусть пока неопределенное. Властный жест – сигнал о принятии на себя командования. Экскурсант превратился в командира. Опытные службисты, всякого повидавшие в походах и гарнизонах, приняли смену ролей и ждут распоряжений. Текут минуты, подопечный время от времени прикладывается щекой к земле.

А у Робина идет интенсивная работа мысли. Батюшка, не дождавшись появления вооруженных отрядов русских ни на южном побережье Гудзонова залива, ни на реке Святого Лаврентия, ни на Потомаке, здраво рассудил, что проникновение по Саванне и Теннесси остается самым вероятным направлением для экспансии. Но оно требует подготовки, создания промежуточных баз и перевалочных пунктов, что осуществимо, поскольку данные территории войсками Штатов не контролируются. Форт Тайо способен только отметить факт выхода сил возможного противника по рекам Теннесси или Огайо, в которую также можно попасть и через русла Камберленда или Кентукки, тоже проходимых для небольших мелкосидящих судов. Но если неприятель навалится серьезными силами, при наличии хотя бы минимальной артиллерии, задержать его будет нечем.

А потому разведать обстановку в окрестностях горы Митчелл, где расположены истоки четырех текущих в Миссисипи и трех направляющихся в Атлантику рек, необходимо, ведь времени на подготовку пути внутрь страны вероятный агрессор имел достаточно. Вот и направляется эскадрон на рекогносцировку, а уж как и кто его послал, какие тайные рычажки и неприметные веревочки государственного механизма или частной инициативы сработали – вопрос отдельный.

Пока ясно только то, что русскими для «приема» племен, переселенных за Миссисипи, готовится нечто основательное силами группы донецких индейцев. Мужики они серьезные, и шуточки у них… памятны ему Коулькины выходки. Насколько молодой офицер помнит «осеннюю степь», пухнуть от голода изгнанники там не будут, а скорее всего неспешно переправятся на южный берег Миссури, куда Штаты еще не простерли свою загребущую длань. А лет через двадцать, когда дойдут у янки руки до этих мест, редкий человек будет возвращаться из Замиссурья по своей воле.

Перемещения других племен через окрестности форта Тайо тоже довольно логичны. Это явно распропагандированные русскими дикари стекаются к плато Камберли и оседают на нынче весьма приветливой земле. Океанские штормы доносят туда немало влаги, почвы плодородны, и безлюдно там… было… по данным картографов… лет десять назад. Этот район стоит в очереди на освоение сразу вслед за долинами Теннесси, Камберленд, Кентукки и собственно Огайо. А до верховий Саванны оттуда действительно не слишком далеко. И как раз к этому месту направляется около сотни подкованных лошадок с всадниками.

То, что переход осуществляется ночью, говорит о нежелании «путешественников» страдать от дневного зноя, и о том, что на этом участке маршрута разведка не ведется. В потемках такими крупными силами проделывать это неудобно.

Кстати, заключение о том, что движутся именно индейцы, разведчики сделали потому, что цивилизованным джентльменам тут искать нечего, а единственное воинское подразделение здешних мест сейчас спокойно сидит в форте. Версия лейтенанта о разведывательном эскадроне регулярной кавалерии в их головах не возникла.

Полчаса терпения, и ухо более не способно уловить даже самого слабого сотрясения земли. Теперь впереди едет лейтенант, а солдаты следуют за ним. Светает. Летом ночи коротки. След виден прекрасно – это целая дорога. Лошади прошли здесь цепочкой, поэтому большинство отпечатков затоптано, но тех, что видны отчетливо, – достаточно, чтобы понять – эти животные были подкованы. Из короткой дискуссии сопровождающих выясняется, что подозрения на этот счет возникали и у них, поскольку лязг металла о камень изредка чудился и им, но делать в этих местах людям на подкованных лошадях решительно нечего.

Пошли по следу. Не в смысле поскакали по этой свежей тропе, а двинулись параллельно, на расстоянии с полкилометра, изредка поглядывая, не пропали ли отпечатки, не ушли ли они в другую сторону? Настичь или сблизиться не торопились. Преследуемые ехали по открытой местности вдоль реки Камберленд, прибрежные заросли которой позволяли преследователям время от времени укрываться от возможного любопытного взора. Место дневки отряда обнаружили по дыму костра, поднявшемуся из перелеска.

– Это не индейцы. Такие дымы говорят о том, что здесь кашеварят воины линейной кавалерии или богатые горожане, выехавшие на пикник, – рассуждает старший из солдат.

– Причем на одном костре приготовить на сотню человек непросто, – отзывается его товарищ.

А в голову молчаливого лейтенанта приходит мысль о том, что это ведь могут быть ловцы рабов. Так что три четверти лошадей, скорее всего, идут под пустыми седлами – это транспорт для будущей «добычи». Мужчин индейцев пленить, возможно, и не удастся, но женщины и дети – товар ликвидный. С другой стороны, выдавать себя дымом этим охотникам за людьми тоже ни к чему.

Спрятавшись в заросшем деревьями и кустами овражке, солдаты и офицер продолжали наблюдать. Дневную жару передремали по очереди, оставляя одного дозорного. А когда солнце стало склоняться к закату и зной ослаб, цепочка лошадок вышла из пойменного леса в прерию и отправилась обратно по собственным следам. Робин приник к окуляру зрительной трубы. Почти все седла пусты. Всадник возглавляет колонну, а следующий – только через несколько позиций в этой последовательности. И замыкающий в конце. Семьдесят шесть лошадок и всего одиннадцать всадников. Получается, что доставлено к месту было шестьдесят пять человек. И с места доставки подан дымовой сигнал.

Одежда на погонщиках выдает в них обычных лесных жителей, скваттеров, возделывающих самовольно захваченные свободные земли, трапперов – вольных лесных охотников, один похож на надсмотрщика с плантации, еще один – на пастора. Три коровьих парня в характерных шляпах.

– Кастор, Криви! Следуете за этой группой, ни в коем случае не попадаясь им на глаза. Как только убедитесь, что след ведет к Огайо, возвращайтесь сюда, на это самое место. Я тем временем присмотрю за тем лесочком, откуда поднимался дым.

Разведчики тронулись в путь не раньше, чем улеглась пыль на горизонте, за которым скрылась колонна.

Что интересно, Робин действительно намеревался побыть именно здесь, понаблюдать и поразмышлять. Он имеет основания полагать, что из центральных областей страны сюда доставляются люди. Делается это спокойно, деловито и, кажется, не первый раз. По крайней мере, раз в месяц этим путем проходит аналогичный караван. Дело в том, что следы на отдельных участках легли на грунт, который ранее уже был уплотнен конскими копытами. Отчетливой тропы еще не образовалось – трава успевает подняться и многое скрыть. Да и сами караванщики отнюдь не жаждут точно попадать на свои прошлые следы. Но Жаклин во время занятий с детьми полковника, которые проводила преимущественно на лугах и в лесах, не раз показывала им буквы великой книги следов.

– Как был ты неуклюжим увальнем и неумехой, так им и остался. – Глубокий женский голос, раздавшийся у Робина за спиной, полон насмешки.

– Привет, Натин, как ты узнала меня со спины? – Лейтенант рад старой знакомой. И еще рад тому, как восхитительно она выглядит.

– Можно подумать, что если ты нахлобучил на уши военную шляпу, то никто уже не разглядит бесцветную кудель у тебя на голове. – Девушка бесцеременно смахивает форменный головной убор и запускает пятерню в шевелюру лейтенанта. – Нет, вручную не выходит, придется инструментально. – Гребешок принимается расчесывать вялые покорные пряди, не встречая почти никакого сопротивления. – Жаль, что вы наехали на «подземную железную дорогу» в момент прохождения состава.

Юноша напрягает память. Читал он эту книгу. «Хижина дяди Тома», кажется. Даже помогал переводить с русского на английский. Странное для русской писательницы имя ему запомнилось.

– Так теперь что, все пропало?

– Не знаю. Я не успела разглядеть твоих спутников. Как их имена?

– Кастор и Криви.

– Тогда ничего страшного. Они наверняка отсыпаются у родника Койота. Ты ведь услал их якобы для того, чтобы проверить след. Так они отлично знают, куда он выводит. В этом месте мы пересаживаем пассажиров с лодок на лошадок.

– Кто они, эти пассажиры? – Робин никак не налюбуется на выросшую и похорошевшую Натин. Но помнит правило – выбирает женщина. Ну и вообще он робеет. Нет, с представителями дружественного пола он не тушуется, поскольку признает в них равных себе по разуму существ, наделенных индивидуальными свойствами. В общем, тоже люди. Но с Натин… нет, виду он конечно не подал… или не очень сильно подал?

– Сироты, оставшиеся без попечения, просто дети, которых родители продают в рабство, рабы, бегущие от жестоких хозяев. В вашей стране немало людей, которым непросто живется. А лекарям многое рассказывают. Некоторые из них даже пользуются доверием у своих пациентов, советуют, куда податься, если совсем жить невмоготу.

– И из всех них вырастут русские? – Робин уверен в ответе, но прерывать разговор так не хочется.

– Не знаю. Встречаются совсем забитые, озлобленные и просто гадостные люди. Масса избалованных лодырей или циничных тупиц. Пробелы в раннем воспитании очень нелегко восполнить. За одно поручусь, бандитами они не станут. А кем? – Натин вздохнула. – Принимаясь за работу с вашим сообществом, мы просто не представляли себе, насколько это непросто, изменить целый мир.

Вдруг она вошла в корзинку его рук и тихонько прижалась так, что руки юноши заключили ее в мягкие, но не совсем дружеские объятия.

– Если бы не ты, – продолжила девушка, – задача вообще не имела бы решения.

Эти слова до Робина дошли не сразу.

– Слушай, а почему я? – спросил он удивленно.

– Потому что разговоры гарнизонных прачек расходятся как круги по воде. Те средства, что ты готовил для них в аптеке, завоевали тихую популярность в широких кругах женщин репродуктивного возраста. Аптекарь озолотился, продавая их за сущие гроши, а рождаемость по всей стране снизилась на порядок.

– Не понял. – Парень явно озадачен.

– В американских поселениях происходил стремительный прирост населения за счет того, что женщины рожали непрерывно. Медицина здесь какая-никакая имеется, детская и материнская смертность хоть и существенные, но не угрожающие. У нас с нашими методами не было шансов повлиять на ваше общество в силу чисто арифметических причин.

– Еще сильней не понял. – Робин откровенно теряется от ее близости и слабо соображает.

– На континенте, по нашим оценкам, четыре миллиона жителей. Это в сорок раз больше, чем все население Евразии и Северной Африки. Мы просто физически неспособны распространить свое мировоззрение на такую массу народу ни за какой срок, поскольку за любой промежуток времени прибавляется людей больше, чем количество тех, с кем мы сумели поделиться своими познаниями, взглядами, навыками.

Наши врачи, конечно, применяли и рекомендовали эти средства, но дело продвигалось не быстро. И самих тех «знахарок» здесь немного, и пациентки у них не высшего круга дамы. А тут – словно эпидемия охватила страну. Женщины название этих настоек друг другу сообщают шепотом. И этот способ распространения важной информации оказался просто фантастическим.

Робин держит Натин в объятиях и прозвучавшие из ее уст слова воспринимает туманно.

– А замуж за меня пойдешь? – единственное, на что у него хватает соображения.

– Ага. Побежали к речке, водичка теплая.

Вопрос о том, почему после трехмесячного детского знакомства и шести лет разлуки эта девушка так поступает, он задать не отважился.

– А почему ты выбрала меня? Ведь я ни капельки не красивый.

– И ни капельки не умный. Настоящий мужчина должен быть совсем немного краше орангутана. – И ребята побежали к речке.

– Робик, а твои раскопки истории нового общества, возникшего здесь, в Америке, они завершены? – Натин подает своему лейтенанту чашку бульона.

– Всех деталей, конечно, уже не раскопать, но основная цепь событий сложилась в непротиворечивую картинку. – Они под натянутой на случай дождя шкурой рядом с баркой, которая утром отправится вверх по реке, приняв на борт недавно прибывших сюда пассажиров.

– Давай, не томи. – Девушка щелкает рычажком. – Жаклин говорила, что вы начинали разбираться с этим, еще когда ты жил дома.

– Я не изучал историю Евразийской человеческой общности, так что сравнивать придется вам. – Робин отхлебнул из чашки. – То, что по этому поводу известно у нас, – это несколько повествований, не слишком соответствующих друг другу. Скажем, религиозных притч имеется несколько, причем они на правду и друг на друга совсем непохожи. Исторические картины по версиям Чикского и Куверского университетов близки, но не идентичны. А вот когда я поковырялся в книгохранилищах военного училища, мне удалось найти там пару дневников, стопку регистрационных журналов спасательного отряда и несколько папок с рапортами руководителей поисковых групп. Тогда непротиворечивая картинка у меня сложилась.

В общем, в момент переноса сюда попало около восьми тысяч человек, причем примерно четверть из них – в школьных автобусах. Дети и подростки оказались в дикой местности с прихваченными из дома завтраками и кучей всякой всячины в сумках. Тут бы и начались для них лишения и страдания, но к счастью, горные львы, медведи и волки летом по большей части сыты, а злобные ягуары встречаются нечасто. Но главное, на помощь своевременно пришли спасатели.

Крупное вертолетное соединение, собранное для проведения учений по оказанию помощи районам, пострадавшим от наводнения, через считаные минуты после старта потеряло связь с землей, и системы спутниковой навигации отказали полностью. К счастью, в районе Великих Озер, куда их занесло, восстановить ориентацию несложно. Контуры береговой линии были знакомы экипажам, и в районе бывшего Чикаго нашлась удобная для приземления поляна, где к тому же оказались перенесенные туда профессор Кински и друг его детства генерал с редкой фамилией Смит. На рыбалку ехали.

– А профессор был каких наук? – не утерпела Натин.

– Не встретил четкого упоминания ни в одном документе, но сложилось впечатление, что изучал он то ли погоду, то ли землю. Знал до черта всего. Показал, где копать, парни пробили шурф, он чего-то на стенках посмотрел, а потом выдал картину происшествия, что с планетой приключилась. В смысле, что они оказались на ней через много лет, после того как на Земле никто не живет, кроме птичек и зверей. От профессора потом польза была огромная, а вот генерал только указал места, где на случай ядерной войны имелись склады со всякой всячиной.

Правда, ничего путевого в тех захоронках не нашлось – все сгнило и окислилось, бетонные стены так обветшали, что местами позаваливались. Однако подземные резервуары с горючим сохранились неплохо. Только горючее из них где вытекло, где выдохлось, а где на дне в виде смолы осталось. И тогда профессор попросил отвезти его в Скалистые горы в какую-то нейтринную лабораторию. Вход в нее, где были бетонные сооружения, пришлось разбирать, а потом в сплошном камне туннель сохранился отлично.

Забрались в самое сердце горы, а там в стеклянных сосудах какой-то не то керосин, не то бензин, но приготовленный наилучшим образом для самых что ни на есть научнейших целей. И что удивительно – сосуды здоровенные, по несколько сотен литров, и самих их огромное количество. Снаружи к ним приделаны штуки, от которых идут провода. Вернее, от проводов-то ничего не сохранилось, зато жидкость в сосудах в качестве топлива вполне себе сгодилась.

Спасатели сразу принялись разыскивать другие группы людей и вывозить их к месту сбора у Великих Озер. Моторные надувнушки пошли по рекам, поисковые группы с собаками отправились в леса и в горы. Полковник Ройс, что руководил авиагруппой, оказался деятельным человеком. Мобилизовал найденных медиков, привлек священнослужителей для оказания психологической помощи пострадавшим. Профессор тоже оказался не промах. Людей велел не свозить в одно место, а устраивать группами человек по сто по берегам озер и впадающих в них рек, чтобы сформировать поселения компактно, но не тесно, а то бы они без туалетов быстро переудобрили окрестности.

Организовали и ловлю рыбы, и выборы мэров, хотя нередко их просто назначали. Принципы демократии соблюдали, только если это ничему не мешало. Кстати, особенно много людей спасли из Техаса и Калифорнии, где из-за сухости и жары положение перенесенных было просто катастрофическим. С восточного побережья тоже пришлось срочно вывозить кучу народа – там тайфуны всех постоянно загоняли в землянки ураганными ветрами, а потом промачивали землю нешуточными ливнями. С Великих равнин почти пятьсот школьников собрали, все-таки желтый цвет кузова автобуса для перевозки детей – великое дело.

Неизвестно, сколько групп осталось вне поля зрения поисковиков, но около ста поселков с более-менее привычной тем людям организацией жизни были созданы. Не все они сохранились до наших дней. Чего там только не случалось – бескорыстная помощь и наглое насилие, милосердие и грабеж, доброта и презрение к слабому. Организованное, спаянное дисциплиной подразделение спасателей на вертолетах и наспех построенных судах свозило в район сбора автомобили и автобусы, обычно разрезанные ими на части. Разыскивались одичавшие сельскохозяйственные растения, были предприняты попытки организации фермерских хозяйств и крупных агротехнических предприятий, людей на которых нередко приходилось принуждать работать силой. Ну, не все считали это настолько необходимым, чтобы горбатиться.

Собственно, оттуда и возникло рабство. Ночь – в охраняемых бараках. День – на полях с мотыгой или косой. Генерал Смит умер от болезни. Полковник Ройс погиб в результате несчастного случая – техника ветшала без запчастей. Профессор не вернулся из исследовательской экспедиции в Аппалачи. Система центральной власти потеряла авторитет, поскольку перестала приносить пользу подавляющему большинству населения, но общества во многих поселениях сохранили близкий к первоначальному замыслу облик. Мэр и шериф вместе со священником и несколькими уважаемыми гражданами сохраняли ритуалы традиционных праздников и собраний, институт семьи и культуру общения.

Подрастали дети, благодаря удобным водным путям по озерам и рекам шла торговля. Центральный поселок в Чико принялся чеканить монету, поскольку место, где хранились запасы золота США, своевременно откопали и взяли под охрану. Несколько мануфактур, созданных уже в частном порядке, стали выпускать оконное стекло, ткани, железные изделия приличного качества. В то же время немалое количество людей принялись расселяться вширь, распахивая лесные поляны, охотясь на зверей и промышляя рыболовством.

Примерно через десять лет окончательно вышел из строя последний вертолет, количество патронов для немногочисленного оружия устремилось к нулю, а средств радиосвязи и раньше на всех не хватало, да часть еще вышла из строя. Что-то из-за небрежного отношения, а кое-что, видимо, исчерпало ресурс. Несколько работающих экземпляров сохранилось до сих пор, в экстренных случаях ими пользуются.

Робин снова хлебнул бульона. Он заметно остыл, но все равно оставался приятным на вкус.

– Насколько я понял, начиная с этого момента технологическое отставание нашей цивилизации от вашей приобрело систематический характер. А следующие сорок лет общественные отношения у нас приходили в соответствие с производительными силами. Дело в том, что ни культуры использования подножного корма, ни уродливых сельскохозяйственных растений, ни эффективной технологии их выращивания здесь не было.

– Погоди, почему ты полагаешь наши растения уродливыми? – Натин озадачена.

– Они много урождают…

– … значит, урожайные.

– Запомню. Русский язык непрост. Так вот, плуг и мотыга, плюс рабский труд под охраной на обширных плантациях надежно одержали верх над всеми остальными способами производства продуктов питания, поскольку дичь поблизости от поселков быстро повыбили, а рыбу повыловили. На охоту или рыбалку люди стали отправляться семьями, чтобы не тащить добычу по жаре несколько дней. А в местах, где промышляли, – разводили огороды, распахивали участки под зерновые. Некоторые вообще кочевали с места на место, оставаясь там, пока не кончалась дичь. Эти стали называть себя индейцами, занимая обширные лесные и лесостепные участки и охраняя их от посягательств других желающих.

В то же время население промышленных поселений и лица управляющие, видя, как люди из-под их руки расходятся во все стороны, организовали вооруженные формирования для того, чтобы подвести всех под налоги. Чтобы разыскать вольного поселенца и обложить его по полной программе, требуется немалое упорство. Иногда даже не обходилось и без насилия, случались жертвы. Но армия крепла, набиралась опыта. Кстати, кое-где возникли и альтернативные центры. Сейчас у нас четыре штата. Центральный Нойс, со столицей в Чико. Южный – преимущественно сельскохозяйственный, к югу от Великих Озер. Он на границе широколиственных лесов и прерии. Северный – до самого Гудзонова залива, и Восточный – по берегам реки Святого Лаврентия и полуострову Лабрадор.

Эти штаты отделялись друг от друга и даже воевали из-за пограничных споров. Потом мирились и объединялись, но не совсем, а каждый со своими законами. Но армия сейчас общая, так что вроде как – единое государство. Собственно, кроме обложения налогами скваттеров, у армии еще одна задача – индейцы. Некоторые из них грабили поселки. А еще возникает много конфликтов, когда вероятные налогоплательщики решают поселиться на индейских территориях. Ну, вот тут стрелки или кавалеристы вмешиваются. Естественно, на стороне налогоплательщиков.

Робин допил наконец чашку бульона и поставил ее на стол.

– Дальше рассказывать?

– Конечно. У нас, естественно, имеется в представлении некая картинка, но ты все видишь изнутри, – улыбается Натин.

– Собственно, дальше ситуация развивалась по варианту, близкому тому, что был на Старой Земле. Промышленники, торговцы и плантаторы создали элитарный слой, куда с удовольствием вошло и офицерство, судейские, политики. Проводятся выборы, все демократично. Но для людей состоятельных – особенно демократично. Выходят газеты, работают невольничьи рынки. Осужденных или плененных индейцев приговаривают к рабству. Ребенок, рожденный рабыней, тоже становится невольником. Нужда в рабочих руках настолько велика, что любой, за кого некому вступиться, может быть тихонько пойман и продан. Плантации Южного штата поглощают любое количество людей.

Армия поддерживает порядок, отлавливая беглых, покоряя или сгоняя со своих мест индейцев. Дело в том, что пахотные земли через какое-то время теряют плодородие. Плантаторам приходится вырубать леса или переезжать на новые места, где почвы еще не истощились. Натин, мне, пожалуй, нечего больше добавить. Понимаешь, все, что Жаклин рассказывала о законах развития человеческих сообществ, сработало здесь по полной программе. Возник баланс между стремлением к жизни в безопасности и комфорте промышленного или торгового поселения и стремлением к свободе. Между потребностью общаться и самоутвердиться в глазах окружающих, и желанием обрести покой уединения.

Девушка выключила магнитофон и аккуратно закрыла крышку деревянного ящика, в котором он помещался.

– Помоги мне погрузить эту тяжесть в барку.

Взявшись за ручки, молодые люди отнесли аппарат на судно. Пассажиры, в основном детвора, уже заняли места в длинной низкой кабине. Ночь закончилась, а вставать вместе с солнцем у русских считается нормой.

– Послезавтра будем на месте. – Натин целует Робина в щечку. – От горы Митчелл на юго-запад по северо-западным склонам Аппалачей сплошняком наши детские садики, поселочки и деревеньки. Школа тоже работает. Учить индейцев выживать в дикой природе не требуется, а вот выучиться на доктора или аптекаря желает каждый десятый. Знание о прохождении всем живым естественного природного круга интересует всех поголовно, и вообще, с программой обучения пока ясно далеко не все. Работы – уйма. Так что – до следующего «поезда».

– А как я узнаю, что ты приехала? – недоумевает покидаемый «муж».

– Так же, как и в этот раз – почувствуешь сердцем, – улыбается «жена».

– Понятно. Кастор или Криви отправятся на разведку к роднику Койота, где обязательно найдут своих скво. – Парень тоже улыбается. – А мне в это время следует проверить, не появились ли свежие следы на правом берегу Теннесси. Если, конечно, капитан отпустит.

– Капитан ближайшей баркой возвратится в центральные области Штатов. Чтобы командовать таким маленьким фортом, достаточно и лейтенанта. – Ухмылка Натин стала язвительной. Ну конечно. Робин постоянно забывает о радиосвязи. И вообще, на русского он все равно недоучился, как ни старалась мамина служанка Жаклин, что родом из яицких степняков.

Солдаты, как и было им приказано, вернувшись, дождались командира в месте, на котором с ним расстались. От обоих попахивало чесночком, что наводило на мысль о борще с пампушками, вероятно, случайно оказавшемся у родника Койота. На левом усе Криви угадывался признак недавнего употребления сметаны, что повеселило лейтенанта.

К вечеру группа вернулась в форт. Жизнь маленького гарнизона – это разводы караулов, выставление дозоров и рассылка патрулей. Служба неслась, порядок соблюдался, но молодой лейтенант отдавал себе отчет в том, что не все здесь так, как может показаться на первый взгляд. На этих людей уже оказывается влияние русскими, проложившими через эти земли линии связи между своей маленькой Америкой и поистине огромным густонаселенным миром янки.

Меньше чем через месяц, когда он станет тут полноправным начальником, тогда, конечно, и узнает, кто помогает чужеземцам искренне, в силу собственных убеждений, кто – в силу сердечной привязанности к женщине, живущей где-то в окрестных зарослях, а кто просто отрабатывает плату. Возможно, многие вообще ни о чем не подозревают, честно служа за свое солдатское жалованье. Забавно. А ведь эта крепость исключительно толково построена. Правда, ей из-за скромного размера больше подходит название «блокгауз». Хм. Действительно, не из Европы же везти сосновые бревна в субтропические леса Аппалачей для постройки школы!