Глава 8
Бесенок по имени Изабелла лукаво глянула из-под своей летней шляпки на шагавшего рядом Гошу. Тот со строгим выражением лица чинно ступал по песчаной дорожке – его степенный вид настолько не нравился Белке, что она не удержалась и поставила другу детства подножку. Тот, естественно, запнулся, хватая руками воздух. Белка с визгом и хохотом отскочила.
– Лови меня, тетеря, – и бросилась в сторону пруда.
На песчаном бережке мальчик поймал свою подружку, повалились с хохотом оземь, и тут произошла странная вещь. Белка, ловкая и подвижная, которую трудно прищучить в борьбе, вдруг обмякла в его объятиях. Глаза их встретились, Гошу поразило новое выражение глаз девочки, он смутился.
– Давай купаться, – буркнул он, стаскивая с себя мундирчик.
– Отвернись, пожалуйста, мерси.
Гошка удивленно отвернулся: «Чего это с ней?».
– Все, можешь смотреть, – милостиво разрешила Белка.
Парнишка, раскрыв рот, потыкал в нее пальцем:
– Чевой-то на тебе?
Белка, явно копируя гувернантку, объяснила занудным голосом:
– Это называется купальник. Закрытый лиф с короткой юбочкой и трусиками. Позволяет принимать солнечные ванны на максимально большей площади обнаженного тела и в то же время скрывает то, что положено от нескромных взглядов мужчин.
Гоша вытаращил глаза:
– Ну, ты даешь!
Белка, сбросив с себя образ классной дамы, расхохоталась и, разбежавшись, нырнула рыбкой с мостка в гладь пруда. Гоша последовал за ней. За детьми из летней беседки наблюдали их матери – Анна с Ядвигой. Они пили утренний чай с плюшками и делились последними новостями, а также обсуждали некоторые планы на будущее. Сегодня решили себя особо не заморачивать по случаю выходного дня. Испив чашку чая, Анна, в задумчивости вертя в руках чайную ложку, неожиданно спросила:
– Тебе не кажется, что наши дети повзрослели и у них начинается роман?
Ядвига поперхнулась, и Анна похлопала подругу по спине.
– Ты, по-моему, преувеличиваешь, они же еще маленькие. Матка Боска, этого только не хватало, – Ядвига перекрестилась.
– Да будет тебе, чего паникуешь. Даже если и так, ничего страшного. Может, мне просто показалось.
Позже Ядвига будет пытать свою дочь, но ничего не добьется. Обычно откровенная с матерью, здесь Изабелла замкнулась и отделывалась шуточками. В сердце красивой полячки прозвенел первый звоночек – тренькнул пару раз и замолк. Ядвига успокоила себя тем, что детишки год не виделись, соскучились, вот Анне и показалось невесть что. Да и какая любовь может быть в двенадцать лет, она пыталась вспомнить себя в этом возрасте, и ей поплохело.
Полячка вспомнила, что в их имении проездом останавливался дальний родственник – троюродный дядя Юзеф, молодой мужчина с лихими усами, эдакий бравый вояка. Он показался девочке таким красивым и высоким, что влюбилась в него мгновенно и без памяти. Жаль только, дядя-красавец уехал на четвертый день. Ядвига долго его вспоминала и тайком плакала от неразделенной любви. Конечно, потом детская влюбленность прошла, она успокоилась. Но сейчас как быть? Здраво рассудив, Ядвига не стала паниковать и вмешиваться в детскую дружбу. Будь что будет, да и Гоша обещает вырасти умным и привлекательным юношей. К тому же будущий офицер. Нужно еще раз откровенно поговорить с Бельчонком, она девочка сообразительная и все поймет. Мужу пока сообщать рано, да и, собственно, нечего.
Кошкин с удовлетворением обнаружил электрический свет не только во дворцах, но и на улицах города. Юсупов потрудился на славу – успел не только стволы оружейные наклепать, но и занимался электроламповым заводом. Отоспавшись и отъевшись за несколько дней и воздав должное темпераменту супруги, князь в один прекрасный день объехал основные производства. Вечером за ужином поинтересовался у Анны:
– А как, собственно, обстоят дела в гнезде разврата и азарта? Казино еще функционирует?
От нее услышал краткий ответ:
– Годовой доход – пять миллионов гульденов. И уточнила: – Это со всеми игорными заведениями.
Кошкин, мягко говоря, удивился:
– Неужели находятся столько доверчивых дураков, добровольно расстающихся с кровными денежками?
– Азарт – штука жесткая и беспощадная, – рассеянно пояснила жена.
– Интересное кино, – и морпех обнаружил, к своей досаде, что, собственно, в казино после открытия ни разу не был.
Этим же вечером решил наверстать упущенное – ему вдруг захотелось глянуть на несчастных игроманов и почувствовать запал азарта. Анна поддержала его идею:
– Сходи, дорогой, тебе полезно, да и посмотреть на свое игорное заведение не вредно. Сама она отказалась его сопровождать, мотивируя тем, что раз в неделю посещает казино по делам.
Кошкин, одетый в скромный белый хлопковый костюм, с небольшим бриллиантом в пять карат в перстне тонкой работы, к девяти часам вечера подъехал к казино. Заведение поражало утонченной роскошью: потолки и колонны расписаны известными художниками, пол из белого и черного мрамора, в ресторане на первом этаже стены отделаны драгоценным красным и зеленым деревом, деревянные панно украшены искусной резьбой, электрические люстры из горного хрусталя освещали эту шикарную ресторацию с несколькими национальными кухнями. Вышколенная прислуга бесшумно сновала по залу, одну сторону которого занимали четырехместные кабинеты. Деловые люди и купцы предпочитали в них проводить свои встречи – совмещать приятное с полезным. Цены в ресторане особо не кусались, но простому люду путь сюда заказан. На втором этаже располагались игорные залы. Выпив у стойки бокал белого вина, Кошкин поднялся по лестнице. Его встретил дежурный администратор, взволнованный первым посещением одного из князей Эльдорадо. Узнав о цели визита, администратор – мужчина средних лет немецких кровей – быстренько приволок поднос с фишками:
– Ваша Светлость, располагайте мной. Во что желаете сыграть?
– Вас как зовут, милейший?
– Иоган Линк, с Вашего позволения.
– Вот что, Иоган, пошли к рулетке, заодно объяснишь правила.
– С удовольствием, Ваша Светлость.
Немчик подвел князя к одному из незанятых столиков и стал рассказывать, что такое рулетка и с чем ее едят.
Кошкин, внимательно выслушав администратора, удовлетворенно кивнул, а затем поинтересовался:
– Что-то в заведении народу не густо? Почто так?
– Ваша Светлость, так рановато еще. Основной наплыв клиентов после полуночи.
– Понятно, ну давай сыграем, потешим греховный азарт.
Через час Кошкин проиграл все фишки и не испытал от игры никакого удовольствия, дав Иогану пару золотых, с облегчением покатил домой на фаэтоне. Сказать, что остался разочарован – значит, ничего не сказать. Кошкин и не подозревал, какой он счастливчик, ведь он принадлежал к категории людей с врожденным иммунитетом к азартным играм. В своей жизни князь больше никогда не переступал порог казино, в отличие от Юсупова. Тот иногда отрывался в рулетку, но не в ущерб делу.
Весь отпуск Кошкин провел в тягостном недоумении. Последний год оказался особо пакостным и причина одна – на кой хрен они здесь? Не считать же основной миссией – освобождение от поляков Малой и Белой Руси. Со временем эти территории Российская империя и так возьмет под свое крыло. Кроме того, морпеха замучила ностальгия по XXI веку. Пусть время было заполошное и на родине шуровали воры и жулики, но жилось куда комфортнее, чем здесь, несмотря на огромную разницу в материальном плане. Нынешнее богатство и титул особой радости не приносили – Кошкин презирал вещизм и большие деньги всегда рассматривал только как средство для свободы выбора. Несмотря на неоднократный мозговой штурм, троица не могла похвастать успехами. Лишь сошлись во мнении, причина, по которой морпехи оказались здесь в XVII веке, должна быть очень весомой, можно сказать, эпохальной. У них просто не хватало информации – это несмотря на то, что Анна замучила ИНК корабля напрочь. Перевернула всю историю, но никакого намека. В конце концов, она объявила Кошкину и Юсупову:
– Бесполезно искать в прошлом события, которые еще не произошли.
Мужики, подумав, с ней согласились. Действительно – они ведь пока ничего серьезного не совершили, потому и в исторических хрониках нет такого факта. Анна посоветовала им не дергаться, а ждать – всему свое время. Европа стояла на пороге значительных перемен. В 1648 году закончится тридцатилетняя война с Габсбургами, причем не в их пользу. В 1642 году умрет кардинал Ришелье, на смену ему придет хитрый и двуличный Мазарини. Карл I – правитель Англии – вследствие революции в 1649 году потеряет голову на плахе. Польша в будущей войне с Россией в 1648–1654 годах потерпит поражение и через одиннадцать лет подвергнется шведскому нашествию. А пока тишь да гладь, не считая вялотекущей войны в Европе. Испания доселе одна из самых богатых и великих держав мира. Филипп IV с маниакальным упорством тратил золотой запас государства на военные действия.
Прочитав очередную историческую справку, Кошкин плюнул на свои душевные терзания и с головой ушел в работу. Недавно любимая женушка показала в очередной раз свое превосходство в интеллекте. А началось все с ее невинного вопроса за завтраком:
– Скажи, милый, какие головные уборы носят твои солдаты зимой?
Не подумавши, он брякнул:
– Пилотку.
Потом до него дошло: зима, какая нафиг пилотка, правда, гвардейский полк имеет треуголки, но хрен редьки не слаще. Кошкин удрученно замотал головой:
– Да что же я за балбес такой.
– Не переживай, Ваня, папахи в количестве пятнадцати тысяч штук лежат на складе. Последнюю партию получили совсем недавно.
На его немой вопрос пояснила: головные уборы шили всю зиму. Так что солдатики не замерзнут и менингит не заработают.
– Спасибо, дорогая, и как мы с Юсуповым такую важную деталь из виду упустили – ума не приложу.
* * *
Каждое утро Кошкин с сыном отправлялись на пробежку – отец не давал сыну расслабляться даже на каникулах. Затем следовала полоса препятствий, бой на саблях и стрельба из карабина и револьвера. Кошкин, никогда не слышавший о педагогических методах воспитания, тем не менее инстинктивно преподносил боевую подготовку в виде игры.
Мальчишке жутко интересно, а пострелять из боевого оружия в таком щенячьем возрасте – это вообще предел мечтаний. Анна каждый день по два часа уделяла обучению Гоши разным наукам, не забывая иностранные языки. Под приглядом гвардейца парнишка осваивал конную выездку на смирной лошадке Звездочке. Словом, до обеда загружен полностью, зато потом все время посвящал Белочке. Они, в сопровождении молодых гекконов, излазили замки вдоль и поперек. Им было интересно вдвоем; парадоксально, но именно Белка являлась заводилой игр и проказ в их немногочисленных комнатах. Нет, они не чурались других ребят и даже ходили в обычную школу, имели среди сверстников товарищей, только почему-то всегда оказывались тет-а-тет. Гошу с Белкой тянуло друг к другу, словно магнитом.
В середине августа, в последний день перед отплытием «России» к берегам Московии, на берегу пруда Белка призналась в любви другу детства. Трогательное детское признание девочки не оставило равнодушным сердце мальчика. Видя такое дело, маленький чертенок по имени Изабелла тут же потребовала от него клятву верности и обещание жениться, когда они станут взрослыми. Парнишка, внутренне ойкнув, исполнил желание Белки.
– А теперь целуй меня, – Белка закрыла глаза и подставила губки.
– Зачем? – недоумевал Гоша.
– Балда, влюбленные всегда целуются – так во всех романах пишут, – заявила маленькая княжна.
– Ну если положено, тогда конечно, – и мальчик, вздохнув, чмокнул «предмет страсти» в уголок рта.
– Ой, какой ты неуклюжий, дай я сама.
Причем после каждого поцелуя Белка заявляла, что не получилось и нужно повторить. Через час Гоша взмолился:
– Может, хватит, Бельчонок, а то у меня губы болят.
– Ладно, неумеха, на сегодня достаточно, но ты тренируйся.
– Ага, – поспешно согласился парнишка. – Айда купаться.
Одежда полетела в разные стороны, и ребята с гиканьем ринулись в воду. Гекконы, бросившиеся было за ними, потоптались у воды и вернулись к сброшенной одежде ребят. Они устроились на белом платье Белки, развалились на нем, подставив брюшки солнцу.
Анна не хотела в этот раз отпускать сына, тем более знала, что предстоит самая натуральная война.
Кошкину больших трудов удалось ее уговорить, аргументируя, что военные действия начнутся не завтра, а через год. Тем более Гошу будет держать при себе.
– Ему в атаку не ходить, – заявил он жене.
Как показало будущее, морпех жестоко ошибся. Одиннадцатого июня 1640 года «Россия» и «Родина», груженные оружием, боеприпасами, обмундированием и съестными припасами, вышли из порта Эльдорадо. Княжны на пирсе махали платочками – Белка ревела, Ядвига слегка всполошилась, бросилась утешать дочь, а услышав причину слез, круглыми глазами уставилась на Анну. Та тоже находилась в некотором смятении, хотя, по мнению маленькой княжны, ничего особенного она не сказала. Просто честно ответила, что ей тяжело расставаться с женихом. Дамы, слегка офигев от такой новости, заспешили домой. Сидя в летней беседке за чашкой кофе, решили взять в оборот Белку, требуя от нее подробностей, но получили полный облом. Та упорно молчала, а затем элементарно упорхнула в сад. Анне с Ядвигой ничего не оставалось, как только признать свое поражение.
* * *
Встреча друзей в военном лагере под Белгородом прошла в очень теплой обстановке – пьянка длилась два дня. Дальше продолжать не ко времени – дел много. Юсупов похвастался обустройством деревень, селянам ставили новые избы, также солдатики построили четыре мельницы в округе. Кошкин на двух судах, кроме амуниции, оружия и боеприпасов, притащил пять тысяч железных плугов – под метелку опустошив склады в Эльдорадо. По этому случаю князья собрали всех старост, под расписку выдали инвентарь, заодно научили им пользоваться. Время не стояло на месте, вот уже и Юсупову пришла пора отъезжать в Архангельск, и с первыми белыми мухами почти пустой обоз подался на север. Перед отъездом Кошкин еще раз напомнил Юсупову о заказе форменных фуражек для офицеров, портупеях, кобурах и погонах. Также совместным решением являлся отказ от коротких сапог – в распутицу они не годились. Придется обувать солдат в сапоги до колен. Не забыли и о плащ-палатках – в дождь вещь незаменимая. Юсупов должен подоспеть к следующему лету – к началу польской кампании. Вернулись из отпусков курсанты, и в лагере потекла обычная армейская жизнь. За год солдатики, в основной массе бывшие крестьяне, разительно изменились. Исчезла степенность в походке, тела стали поджарыми, появилась некоторая осмысленность в глазах – овладевали грамоту. Сержанты и капралы гоняли воинов в хвост и в гриву. Строевая, огневая подготовка, преодоление полосы препятствий, рукопашный бой, бой саперными лопатками, владение штыком, развертывание в цепь при атаке, умение окапываться и другое.
Кроме всего прочего, каждый день занятия в школе по три часа. Не забывали отцы-командиры и о марш-бросках с полной выкладкой на двадцать километров. Будущие воины так уставали, что нередко засыпали в учебном классе. Курсанты испытывали более серьезные нагрузки по сравнению с рядовым составом – ну дак с них и спрос больше. Единственное, с чем не возникло проблем, – конная выездка. На лошадках держаться могли в принципе все – что рядовой состав, что будущие офицеры. Особым порядком стояла подготовка артиллеристов – здесь требовались азы математики и геометрии. Канониров старались меньше напрягать со строевой и марш-бросками, основной упор – на теорию и стрельбы. В среде рядовых бойцов сержанты стали отмечать толковых и инициативных воинов, поэтому Кошкин издал приказ об открытии полугодичных полковых сержантских школ. Дефицит младшего командирского состава заставил пойти на этот шаг. С ноября бойцов стали «обкатывать» в условиях, приближенных к боевым. Роты шли в атаку цепью за огненным валом стреляющих орудий. На полосах препятствий над ползущими по-пластунски воинами сержанты давали короткие очереди из ручных пулеметов, по всей длине полосы ухали взрывпакеты. Медленно, но верно солдаты превращались в непобедимое воинское соединение. Насколько хорошо далась учеба, выявит практика – военные действия.
Гоша радовал отца своими успехами в училище – теория давалось ему легко, в отличие от остальных курсантов. Правда, имелись некоторые шероховатости с силовой подготовкой, но Кошкин не видел здесь каких-то проблем – подрастет парень, окрепнет. Сын и сейчас выглядел на два-три года старше. Морпех вздохнул:
– Начнется заваруха с Речью Посполитой, Гошку придется держать при себе ординарцем. Дал слово Анне, что сын останется под приглядом.
* * *
Зимой, после православного праздника Рождества, к ним под Белгород пожаловала внушительная делегация проверяющих от самого царя Михаила Федоровича Романова. Возглавлял ее думный дьяк Олег Боборыкин, боярин из новых так называемых «случайных людей», что в последнее время возникли в окружении царя. Как и все людишки из худородных дворян, вылезших из грязи в князи, он имел чванливый вид. Обладал небольшим умом, но большой хитростью. Завистлив и жаден оказался думный дьяк, а сопровождавшие его служивые, похожие на него, словно матрешки, представляли живописную картину – жлобы на проверке. Делегацию охраняли две сотни стрельцов с допотопными пищалями, обвешанные берендейками и натрусками с порохом и пулями.
Когда Кошкину дежурный офицер доложил о прибытии дикой толпы московитян, то он невольно скривил физиономию:
– Ну не вовремя пожаловали долбанные проверяющие, нарушается график обучения, тут дел невпроворот, тьфу на них. Но ничего не поделаешь, посланцы от самого московского царя.
Князь Кошкин-Эльдорадо, выйдя на крыльцо, застал неприглядную картину: его дежурного офицера Карла Ланса взяли в кольцо два десятка стрельцов. Несколько служивых валялись в снегу в отключке с разбитыми мордами. Командовал и подзуживал это безобразие сам думный дьяк.
– Ату, его робяты, ату! Вот ужо отведает плетей за непочтение.
Кошкин, с ходу въехавший в ситуацию, гаркнул:
– Прекратить! – и выстрелил из пистолета три раза в воздух.
Выскочка Боборыкин с испугу аж присел в своей долгопятой шубе, стрельцы остолбенели. Где это видано, чтобы с пистоля стреляли подряд три раза. От кучки московской шушеры потянуло туалетом.
– Капитан Ланс, доложите, в чем суть конфликта?
Немец строевым шагом подошел к крыльцу и на ломаном русском языке объяснил, что этот господин потребовал от него, гвардейца, бить поясные поклоны в его честь. Он, естественно, отказался.
Князь удовлетворенно хмыкнул:
– Молодец, капитан, так держать, займись службой.
Капитан Ланс мгновенно исчез в дверях штаба, правильно рассудив: подальше от начальства – поближе к кухне. Кошкин тяжелым шагом обвел кучку чванливых придурков, слегка потерявших спесь, и скомандовал подошедшему караулу:
– Проводить гостей за пределы лагеря, поставить им зимние шатры и зачислить на довольствие на три дня. А вас, боярин Боборыкин, прошу следовать за мной.
Думный дьяк, испуганно оглядываясь на бравых солдат, ощетинившихся карабинами и взявших в кольцо его подчиненных, поспешил вслед за князем. Придерживая полы шубы и стуча зубами, думал только об одном: «Как вернуться живым в Первопрестольную?». Дело в том, что Кошкин, помимо трех выстрелов в воздух, произвел четвертый – на поражение. Во время заварухи придурочный стрелец навел свою пищаль в сторону князя, ну и, естественно, получил пулю в лоб. Все остолбенели от быстрой расправы и вмиг поняли, что только от князя зависит продолжительность их никчемной жизни. Стрельцы и прочий служилый люд стабунились в две испуганные кучки, ожидая немедленной смерти. Пришли в себя только после сытного солдатского обеда.
– Крутенек князь, ох крутенек, не лишился бы боярин Боборыкин живота своего.
Между тем, боярин стоял навытяжку перед Кошкиным и, заикаясь, отвечал на вопросы. Оказалось, ревизия не что иное, как самодеятельность самого думного дьяка. Решил выдвинуться, вот и подал идею царю. Тот лишь вяло отмахнулся, а Боборыкин, приняв жест Романова за разрешение, развил кипучую деятельность.
Дьяк, замочив портки, со страхом глядел в пол, не решаясь поднять глаза на грозного князя.
Тот, сидя за столом из черного дерева и покрытого зеленым сукном, побарабанил пальцами по столешнице – наконец принял решение:
– Сейчас отдыхай, боярин, а завтра с утра посмотришь на наши войсковые учения. Свободен.
Боярин Боборыкин выскочил из штаба, что пробка из бутылки, и бежал до шатров, не останавливаясь, изредка падая в сугробы и теряя горлатую шапку.
В десять утра начались войсковые учения. Князь Кошкин-Эльдорадо с командирами полков и начальником военного училища столпились на высокой смотровой вышке. Из прибывшего московского служилого люда с ними находился лишь думный дьяк Боборыкин, остальные сгрудились на широком помосте внизу.
Боборыкину вручили армейский бинокль, вкратце объяснив правила использования. Один из офицеров выстрелил из ракетницы, красный шарик шипя поднялся вверх, оставляя за собой слабый дымный след. И дрогнула земля от залпа сорока орудий – вышка зашаталась. Впереди версты за полторы взметнулся огненный вал разрывов снарядов.
Артиллерия стреляла из-за спины, где-то неподалеку. Боборыкин ошалело втянул голову в плечи – такого ужаса он доселе не испытывал:
– Свят, свят.
Ему показалось, что пролети дьявольские заряды чуть ниже, и он остался бы без головы – настолько спрессовало воздух после залпа над вышкой. Офицеры многозначительно переглянулись, скрывая усмешки. Штафирка – он и есть штафирка, не человек, а так, одно недоразумение. Из неприметной траншеи, тянущейся не менее двух верст, выскочили бойцы с карабинами и, образовав длинную цепь, спорым шагом двинулись вперед.
Солнечные блики играли на штыках карабинов. В это время раздался второй залп орудий – снаряды рвались в каких-то пятистах метрах от цепи. Послышались команды, сержанты и бойцы с криком «ура» бросились в атаку. Залпы следовали один за другим, огненный вал двигался впереди бегущих воинов. Бойцы стреляли на ходу, в перестук карабинов вклинилось татаканье ручных пулеметов. Атака длилась всего двадцать минут, для Боборыкина они показались вечностью. Затем перед зрителями состоялись стрельбы по мишеням, а в конце – показательные рукопашные бои. Окончательно сомлевшего барина отпаивали водкой и с вышки спустили при помощи веревки – у незадачливого ревизора отказали ноги.
Парад четырех полков служилый люд смотрел без него. Боборыкин спал в своем шатре пьяный в стельку. Под занавес действа всем желающим дали пострелять из всех видов стрелкового оружия. Обалдевшие московитяне от последнего писаря до самого тупого стрельца на подсознательном уровне поняли, что они столкнулись с невиданной силищей, способной перемолоть любое воинство. Опытные и умные смотрели круглыми глазами на учение, дивясь выучке и невиданному досель вооружению, осознавая свою ущербность и слабость. Хитрый князь добил их наглядным примером. По ростовым мишеням стреляли двое: вызвавшийся лучший стрелец – из пищали или как ее часто называли самопалих, гвардеец из карабина, расстреляв четыре обоймы по пять патронов. Поражающая дальность пищали оказалась смехотворно мала: сто – сто пятьдесят метров. Карабин уверенно валил на семьсот-восемьсот метров, а когда дело дошло до стрельбы из пулемета, то тут вообще бородатые стрельцы впали в тихий ужас. Мало того что чудная штуковина стреляла очередями, так она еще лохматила мишени за версту. Оглохшие, в полувменяемом состоянии московитяне усаживались за длинные столы в солдатской столовой, не забыли и о стрельцах – их угощали солдатским кулешом с доброй чаркой водки. Князь почтил пирующих ненадолго – поднял кубок во славу царя, посидел малую толику времени и незаметно удалился. Проверяющая делегация надралась до поросячьего визга по окончании пира. Их рядком укладывали на сани солдаты и развозили уставших служивых по шатрам.
На следующий день московитян вежливо, но твердо попросили убраться вон – дескать, своим присутствием они нарушают график обучения войска.
Опохмелили водочкой, накормили кашей со шкварками и отправили в путь-дорогу. Боярин Боборыкин пришел в себя только под Воронежем – сразу навалилась тоска: «Чо делать-то? Как обелить себя перед царем-батюшкой?» Ничего не придумав похмельными мозгами, плотнее завернулся в медвежью шкуру и провалился в мятежный сон. Надо сказать, дальнейшая судьба боярина оказалась незавидной – попал в царскую опалу, после чего род Боборыкиных постепенно угас. В делегации нашлись соглядатаи и наушники, да и без тайного приказа не обошлось. Царю Михаилу Федоровичу доложили все без утайки. Он, естественно, взбеленился – тратить казенные деньги на пустое дело. Царь и так знал: у князя Кошкина-Эльдорадо все в порядке – был у тайного приказа среди курсантов свой человечек, который слал свои доносы регулярно.
* * *
На Белгородчину пришла весна, грачи деловито вышагивали по пашням, солнышко явственно припекало. Появилась молодая травка, деревья одевались в зеленые шубки листвы – просыпалась земля и все живущее на ней. У курсантов настала пора экзаменов – дело незнакомое и боязное. К их большому удивлению, за две седмицы нервотрепки сдали всё. Слабые и ленивые отсеялись в процессе учебы. После сдачи экзаменов – три дня отдыха, а затем полевая практика. Настрелялись и набегались за двадцать дней до отупения, а земли выкинули при рытье окопов, траншей и блиндажей немерено. Напоследок артиллерийские стрельбы – на них потратили неделю. Курсанты валились с ног, но всему приходит конец. На учебном плацу в строю застыли двести семьдесят свежеиспеченных лейтенантов, на флагштоке взвился флаг. С трибуны бывших курсантов поздравил князь, а затем начальник училища. Грянул полковой оркестр. Молодые воины по одному подходили к небольшому столику, где им вручали офицерские погоны и саблю. Затем лейтенанты под звуки марша прошли чеканя шаг по периметру плаца и направились в столовую училища, где, по случаю столь знаменательной даты, для них приготовили праздничный обед. Стол поражал воображение, а мороженое на десерт вызвало общее восхищение и удивление. Гоша, сидевший рядом с веселыми товарищами по отделению, размышлял, увидит он этим летом маму и Белку? По всем признакам, что нет. Отец говорил – летом начнется польская кампания. Потому он шибкого веселья не чувствовал, ловя себя на том, что его отношение к Белке изменилось. Сейчас она не просто друг по детским играм, а нечто гораздо большее. Он сам не мог объяснить свое состояние. Гоша за время учебы в училище как-то сразу повзрослел, появилось чувство ответственности за порученное дело, возникла требовательность к себе. Уходила детская наивность и доверчивость. Мальчик становился воином, вот и весь сказ, вдобавок ко всему потихоньку начали играть гормоны, которые пока усмирялись большими физическими нагрузками. Княжич в свои тринадцать лет выглядел намного старше, эдаким крепким юношей лет шестнадцати с румянцем на всю щеку. Кошкин с любовью смотрел на сына – хороший мужичок подрастает, да и характер у парня есть, что только радует.
* * *
В первых числах июня пожаловали с посольством запорожские казаки, числом в две тысячи сабель. Казацкую старшину возглавлял кошевой атаман Богдан Хмельницкий. Казаки представляли собой живописное зрелище – в ярких жупанах, папахах с башлыками и шальварах с мотней до колен. Многие обвешались трофейными золотыми цацками, все при саблях и пиках. Огнестрела сравнительно мало. Князь Кокшин-Эльдорадо прекрасно помнил историческую справку о положении дел на Украине в это время. Он озаботился еще в прошлом году отправить гонцов к Хмельницкому. Его раздражала медлительность и глупость московских бояр во главе с царем, затянувших вопрос о присоединении Украины. Они все оглядывались на Речь Посполитую – эта задержка вышла боком не только Малой Руси, но и Москве. По случаю прибытия делегации князь задал пир, на котором присутствовали старшие офицеры полков. Переговоры прошли на другой день и завершились к полному удовлетворению сторон. После князь имел приватную беседу с Хмельницким. Беседа длилась три часа, в завершение которой Богдан имел бледный вид и трясущиеся руки. Князь, не щадя, вывалил на него его будущие предательства. Хмельницкий кроме московского царя кинул всех: и поляков, и турок, соблазнившись союзом со шведами. Печальный факт случился под конец его жизни. Широкой публике он известен по Переяславской раде, когда в 1654 году привел Украину под руку московского государства. А вот о позорном пятне предательств в его биографии знает не так много народа. Князь предупредил Хмельницкого на будущее – если тот задумает какое-нибудь черное дело, он лично отрубит атаману голову. Вот на такой «оптимистичной» ноте они и закончили беседу. Хмельницкий преисполнился к князю Кошкину-Эльдорадо просто-таки мистическим ужасом, услышав о себе такие подробности прошлой жизни, о которых вообще никто не знал. Атаман почувствовал на своем горле железную хватку князя и понял, что не избавится от нее до конца дней своих. Культурная программа ошеломила казаков и вызвала в них буйный восторг, а всего-навсего им показали рядовые воинские учения. Запорожцы поклялись выставить тридцать тысяч сабель на польскую кампанию, договорившись о сроках выступления, а затем казаки конной оравой унеслись к Днепру.
* * *
На третью декаду июня из Архангельска прибыл длиннющий обоз – пожаловал князь Юсупов-Эльдорадо. Он привез тридцать орудий на шестьдесят миллиметров, пятьдесят тысяч снарядов и полмиллиона патронов к карабинам и пулеметам. Два десятка возов оказались забитыми касками и фуражками. Кроме того, на всех бойцов доставил по комплекту полевого обмундирования – старое-то потрепалось.
Не забыл князь и о разных деликатесах, в основном копченых, а также захватил с десяток ящиков хорошей водки и двадцать пять ящиков виноградного вина. Встреча друзей прошла, как всегда, тепло и искренне. Мачо передал приветы от всех и вручил Кошкину несколько больших конвертов – послания от любимой жены Анны. Подмигнув объявившемуся Гоше, дал и ему письмо, отдающее тонким ароматом духов. Паренек зарделся в смущении и смылся при первой возможности.
Солдаты разгружали гигантский обоз два дня, забивая вещевые и оружейные склады. Друзья уединились в домике Кошкина. Денщик, накрыв стол и уложив бутылки в ледник, удалился в тень поодаль стоящей липы, имея приказ князя: ближе ста метров к домику не подходить, кстати это касалось и охраны. Меры предосторожности никому из морпехов не казались излишними, они за чаркой водки собирались обсудить будущую диспозицию польской кампании. Перетереть, так сказать, последние детали. После трех чарок, воздав должное обильной и богатой трапезе, князья перешли в кабинет. Склонившись над расстеленной картой, стали мараковать, делая пометки на территории Речи Посполитой. Оба сошлись во мнении – оставлять в тылу коварное Крымское ханство не с руки, поэтому решили для начала ликвидировать эту угрозу и только потом заниматься освобождением Малой и Белой Руси. Дата выступления – подход десятитысячной кавалерии и двух иноземных полков, нанятых царем за большие деньги. Кошкин ожидал их прибытия со дня на день. В Белгороде и окрестностях срочно формировали обозы под военное имущество и боеприпасы. Каптенармусы закупали лошадей не только в городах Московии, но и у крымских татар. По приказу Кошкина, первые табуны стали пригонять еще зимой. Князь хотел сделать пехоту более мобильной, посадив ее на телеги – из конницы у него только один полк, гвардейский. Мачо целиком поддержал его идею. Они плодотворно трудились более трех часов – намечали маршруты следования своего войска, изредка прерываясь на короткие перерывы тяпнуть холодной водочки под соленый огурчик.
Гоша в это время, выбрав уединенное место за лазаретом, в десятый раз перечитывал послание Белки. Как и положено, письмо начиналось чинно и благородно, но потом, видимо, у княжны снесло крышу и дальнейшее содержание заставило юношу краснеть и бледнеть. Молоденькая девочка не стеснялась своих чувств, а уже горячие фантазии превратили письмо в откровенное эротичное пожелание. Гоша мгновенно вспотел, и все в молодом организме стало дыбком. Юноша слегка запаниковал и дрожащими руками запихал письмо в нагрудный карман полевой гимнастерки. Вытерев рукой мокрый лоб, вскочил и помчался вон из военного городка, на речку купаться, благо увольнительная имелась. Бултыхание в прохладной воде остудило разгоряченный организм, заведенный до предела неуемными желаниями маленькой княжны.
– Да, отчебучила Белка, – подумал Гоша, падая на горячий песок. Причем он ни в коей мере не осуждал свою подружку, поскольку в его снах они выделывали такое, что Гоша просыпался с мокрым пятном на простыне. Приходилось бегать в умывальню и застирывать постельную принадлежность.
* * *
Наконец третьего июля 1641 года от Р. Х. подошла обещанная помощь – три полка кавалерии (рейтары, драгуны и гусары), а также два иноземных полка под руководством шведа-полковника Лесли и немца-полковника Фандама. Конные полки насчитывали десять тысяч сабель, пехотные – по пять тысяч солдат. Во главе царского войска – боярин Гаврила Чириков из «случайных людей» – доселе не бывавший на бранном поле и пороху не нюхавший.
В приватной беседе боярин Чириков с недовольной мордой достал из-за пазухи свиток, свернутый в трубку, облепленный сургучными печатями. Оказалось, предписание самого царя Михаила Федоровича. В нем он назначил князя Кошкина-Эльдорадо главным военачальником над объединенным войском. Показав текст боярину, Кошкин с ходу заявил, что в экспедиционном корпусе намерен держать железную дисциплину, нарушителям мера одна – расстрел.
– По законам военного времени, – добавил он, кольнув Гаврилу взглядом.
Боярина прошиб озноб в районе крестца, и он откровенно затосковал. Меж тем, все прибывшее воинство местные сержанты гнали в баню, не делая исключений никому. Если с русскими проблем не возникло, то с двумя иноземными полками произошел конфликт. Собственно, бучу затеяли полковники Лесли и Фандам, глядя на них, взбеленились и рядовые, наотрез отказавшись идти в баню. Поднялся большой шум и гвалт, в штаб прибежал дежурный офицер с неприятными известиями.
Морпехи зло скривились:
– Бунт на корабле, ну мы это дело быстро пресечем.
Отдав офицеру нужные указания, князья неспешно засобирались, суя в нагрудные карманы по паре запасных обойм. Прихватив с собой боярина Чирикова, отправились в сторону бань, благо идти недалеко, каких-то триста метров.
Возле помывочных зданий шумела орава иноземных полков, окруженная кольцом солдат с карабинами. По приказу Кошкина подняли в ружье первый пехотный полк. Капитан Франц фон Рогенау, бывший начальник военного училища, а теперь командир полка, бросив кончики пальцев к околышку фуражки, кратко доложил обстановку. За два года общения с курсантами Рогенау здорово насобачился в русском языке и говорил довольно чисто.
– Какие будут приказания, Ваша Светлость? – Немец бесстрастно смотрел на князя, он славился своим хладнокровием.
– Зачинщиков арестовать и расстрелять перед строем, – озвучил князь.
Потрясенный боярин Чириков в глубине души не верил, что князь Кошкин-Эльдорадо пойдет на крайние меры. На Руси издавна преклонялись перед иноземцами. То, что творилось на его глазах, не укладывалось в его голове.
Солдаты выдернули из толпы обоих полковников и два десятка самых горластых наемников, обезоружили и поставили у стенки бани. Капитан Рогенау объявил приговор. Расстрельная команда из тридцати бойцов вскинула карабины, раздался залп, и зачинщики бунта кучками осели у стены. На прибывших иноземцев это действо произвело столько жуткое впечатление, что они до конца кампании вели себя ниже травы, да и не только наемники. Солдатское радио работает быстро, и вскоре все воинство знало о происшедшем событии и сделало выводы – дисциплину нарушать себе дороже.
Вокруг военного городка образовался прямо-таки цыганский табор – царь Московии пошел навстречу пожеланиям Кошкина и выделил на два иноземных полка аж одну тысячу телег с лошадьми и возницами. Где царь набрал такое количество тяглового транспорта, князя не интересовало. Главное – пехота будет мобильной.
По всей округе дымились костры, готовили нехитрый солдатский ужин, раздавался звон металла – в походных кузнях перековывали лошадей и чинили телеги. На следующий день, перед походом, состоялось совещание всех военачальников, на котором главенствовал князь Кошкин-Эльдорадо. На большой карте он указал маршрут следования и ближайшую цель – Крымское ханство. Многим боярам поплохело:
– То не можно, князь, за татарами стоят османы-турки. Куда ж нам супротив такой силищи?
Кошкин привел их в чувство одним коротким вопросом:
– Вы что, мать вашу, перечить командиру вздумали? Дисциплину нарушать?
Служивые и бояре спеклись в момент, кляня себя за длинный язык. Вчерашний инцидент у всех стоял перед глазами, особенно его печальные последствия. Тем временем князь продолжил:
– Сегодня вам день отдыха, завтра выступаем в восемь утра. Готовьтесь.
С большим облегчением бояре высыпали наружу, с таким жестким подходом они столкнулись впервые. Привыкли все делать шаляй-валяй, тянуть резину, а о военной дисциплине имели весьма смутное представление.
Утром четыре полка князя, рота спецназа и рота новоиспеченных лейтенантов были готовы к выступлению. Два иноземных полка также устроились на телегах и только десятитысячный отряд кавалерии из детей, боярских мелких дворян и служилых людей колобродили в своем становище, приступая к завтраку. Некоторые и вовсе пока не проснулись. Глянув на это безобразие, Кошкин процедил в бешенстве:
– Мачо, наведи порядок.
Илья, сорвавшись с места, кликнул ординарца и тот, вскочив на коня, наметом порскнул к гвардейскому полку. Гвардейцы живо навели порядок в бестолковой и расхлябанной кавалерии. Полк на рысях прошел табор вдоль и поперек, замелькали плети, поднялся недовольный ор. Поверх голов разгильдяев застучали очереди из ручных пулеметов. Народ забегал шустрее, не прошло и двадцати минут, как многие рейтары, гусары и драгуны садились на коней. Князь подозвал ближайшего ординарца:
– Скачи в полки, передай мое повеление – выступаем через десять минут. Отставшим – расстрел.
Через десять минут сорокатысячный корпус двинулся в поход к Днепру на соединение с запорожскими казаками.
Рота спецназа зачищала тыл от ленивых идиотов, которые умудрились отстать. Слышались редкие выстрелы – князь держал свое слово и крови не боялся. Даже до тупых боярских мозгов дошло, что они попали конкретно, потому и самочувствие у таких горе-воинов было самое мерзопакостное.
Шли четырьмя колоннами, в принципе не выбиваясь из графика. Задержки возникли у рек, преодолевать которые с ходу не получалось – приходилось делать плоты, та еще морока. Так или иначе, но за две недели корпус добрался до точки встречи. Хмельницкий не подвел – тридцать тысяч конных казаков ждали князя у будущего Запорожья на берегу Днепра.
Казаки искренне радовались столь сильному союзнику, многие имели счет не только к наглой шляхте, но и к Крымскому ханству. Тем более они получили от князя Юсупова-Эльдорадо один миллион золотых гульденов. Мачо на военную кампанию притащил из Франции пятнадцать миллионов в золоте и серебре, чем в свое время обрадовал Кошкина. Его казна прилично отощала: содержание полков – дорогое удовольствие. По случаю встречи закатили пир с казацкой старшиной. Пили много, но в меру – впереди жестокая война с крымским ханством, да и о Речи Посполитой следует озаботиться.