Книга: Непрощенные
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

Олег
Раздолбали нас через три дня. После неудачи с Гудерианом мы схлестнулись с корпусом Лемельзена. Немцев остановили, но ненадолго. Утром к фашистам прибыло подкрепление, мы отошли к Слуцку. На подступах к городу остатки 22-й дивизии догнали танки Моделя. Мы приняли бой; тут и случился окончательный писец. Перед боем с Лемельзеном у нас было двадцать пять танков, к Слуцку отступили с десятком – мелкая помеха для немцев. Это Модель так думал. Русские говорят: «Мелкая блоха злее кусает». На войне командиры умнеют быстро – лобовых атак больше не было. Мы стреляли из засад, били немцев в борта и корму, где можно использовали артиллерию и пехоту. Модель споткнулся; уже не в первый раз я видел, как горят его танки. Был в том празднике и наш вклад. Двумя последними снарядами я поджег «тройку» с крестом на башне, поймав в ответ бронебойный в корму. Т-26 вспыхнул, но экипаж не пострадал. Спасла конструкция танка: моторное отделение в нем надежно отделено от боевого. Выскочили, тряся гудящими головами, и рванули в кусты.
В сожженной «тройке», видимо, пребывал какой-то начальник, поскольку подлетевший немецкий бронетранспортер вцепился в нас как клещ. Мы скатывались в балки, ныряли в кусты, отползали «хмызняками в бульбу», по выражению Коли-мехвода, – словом, драпали изо всех сил. Фашист не отставал, наседая на пятки и паля из пулемета. «Хмызняки», они же заросли лещины, уберегли. Забрались, правда, в такую гущу, что еле потом выдрались. Бронетранспортер попытался сунуться следом, но быстро понял, что он не танк. Немец сдал назад и прочесал кусты из пулемета. Засыпав нас сбитыми пулями ветками, развернулся и укатил. Я с радостью влепил бы ему в корму гранату (достал, гад, до печенки!), но гранат у нас не было. Оставалось подтереть сопли и ждать, пока фашист скроется.
Из кустов выбрались ободранные и злые. Бой откатывался к востоку, немцы теснили наших, переться туда смысла не было. Как и неделю назад, мы остались ни с чем: без танка, воинской части и четкого представления, что делать дальше. Разница заключалась в том, что за это время мы разбогатели. Коля разжился вещмешком и не забыл вытащить его из танка, у меня имелся МР-40, по-простонародному «шмайсер», а также «парабеллум» и немецкий штык в ножнах. Штыки висели на поясах Ильи и Николая, у лейтенанта вдобавок – кобура с «наганом». Я проверил автомат, отдал «парабеллум» Коле (тот аж подпрыгнул от радости), после чего скомандовал: «За мной!»
За кустарником отыскалась грунтовка, приведшая нас в село – большое и непривычно тихое. Жителей на улицах не наблюдалось, как и немцев. Удивляться последнему не стоило. Как мы успели убедиться, фашисты наступали вдоль главных дорог, игнорируя проселки.
Пустынной улицей мы прошли в центр и остановились перед правлением колхоза. Колхоз, как следовало из вывески, назывался «18-й партсъезд». На дверях правления висел замок, и надежда на помощь продовольствием сразу увяла. Где добыть еду, никто не знал. Ломиться в дома не хотелось: не фашисты, чай. Почесали в затылке, осмотрелись и увидели напротив правления здание с вывеской «Сельпо». На дверях сельпо висел замок, но на оккупированной территории советские законы не действуют. Я двинулся к магазину, на ходу доставая из ножен штык. Попытка отковырнуть замок провалилась: всаженный под запор клинок хрустнул и обломился у рукояти. Ну и ладно. Снял с плеча МР-40. Шуметь нам не стоило, но голод глушил осторожность.
– Товарищи!
Ух! Три ствола дернулись навстречу окрику.
Через площадь бежал человек. На нем был пиджак поверх рубахи-косоворотки и шаровары, заправленные в сапоги. Лицо у незнакомца было круглое; когда он подбежал ближе, стало видно, что широкая мордашка у бегуна изрядно вспотела.
– Товарищи! – прохрипел толстяк, пытаясь отдышаться. – Вы что же делаете? Это государственная собственность!
– А ты кто сам, дядя? – Я еле сдержался, чтобы не вспылить.
– Заведующий сельмагом!
– Тогда открывай, заведующий!
Толстяк замялся. Илья молча ткнул в вывеску с обозначенными часами работы:
– Открывай! Раз должен работать, почему закрыто?
– Товара нет! Разобрали…
Зачем же тогда бежал? К вооруженным людям? Я положил руку на автомат. Заведующий испуганно моргнул, достал ключи и завозился с замком.
Магазин встретил нас пустыми полками. Присмотревшись, я различил на одной из них несколько пачек папирос и пузырек одеколона. Ткнул пальцем.
– Почему не разобрали?
– Это же «Казбек»! Дорогие! У нас махорку…
– Давай!
Завмаг выложил товар на прилавок. Папиросы и впрямь выглядели непрезентабельно: пожелтевший на солнце картон, сами пачки помятые. Не страшно, нам не на выставку. Взял пузырек и отвернул пробку. Одеколон пах приятно. Глянул на этикетку: духи «Красная Москва». Гляди ты! Уже были! Пригодится! Сменяем на что-нибудь.
– А продукты?
– Никаких! – Завмаг театрально развел руками. – Крупу, соль, керосин и спички в первый день войны разобрали.
– Товарищ сержант! – Коля взял меня за рукав и склонился к уху. – Там подсобка! – он кивнул на дверь сбоку.
Лицо мехвода было насупленным. Дельная мысль! Мы направились к двери.
– Товарищи!..
Вопль, исторгнутый из глубины души, летел вслед. С чего так нервничаем? За дверью было темно, я нашарил выключатель. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка. Разобрали, говоришь? Что тут у нас? Мыло в ящике? Берем! Упаковки спичек? Дайте две! Керосин в бидоне? Без нужды! В ларе соль, крупная, серая… Не помешает. Мешочек холщовый как раз валяется…
Вышли из подсобки, как Деды Морозы, обвешанные подарками. На завмага было больно смотреть. Выглядел толстяк как вдовец, только что похоронивший любимую жену. Жлобяра не догадывался: будет и второй акт марлезонского балета. Свалили товар на прилавок.
– Считай!
Завмаг застучал костяшками счетов. Мешочек с солью бросил на весы.
– Пересыпать будете? Мешок мой личный!
– Прибавь к счету!
– Сорок семь рублей, тридцать копеек…
Я пошарил по карманам. Деньги нашлись. Надо же, хотел выбросить!
Завмаг разгладил мятые бумажки.
– Еще семнадцать рублей!
Коля полез в карман, но Илья опередил: выложил на прилавок сотенную купюру. Завмаг презрительно отодвинул мои бумажки, схватил банкноту и отсчитал сдачу из пухлого бумажника.
– До свиданья, товарищи!
Коля побросал товар в мешок, мы вышли на площадь. За нашими спинами завмаг гремел замком. Это он зря…
– Жлоб! – сказал Коля. – Припрятал! Надо людям сказать!
– Непременно! – заверил я.
– Есть хочется! – напомнил Климович.
– А как же!
Выбрав дом не из самых богатых, постучал в окно. Оно отворилось сразу – похоже, за нами наблюдали. Сморщенное лицо в платочке, настороженный взгляд. Почему-то вспомнилась игра в городки. «Бабушка в окошке».
– Покорми нас, мать! Заплатим!
– Ой, деточки! – бабка всплеснула руками. – Нету ничога!
Голос у нее был елейно-притворный. Врет! Я едва не сплюнул. Вот ведь «партсъезд!» Одни куркули!
– Можем сменять! Есть мыло, соль, спички!
Возникший рядом Коля шлепнул на подоконник вещмешок и распустил горловину. Старуха заглянула внутрь, на лице ее проступила алчность.
– Гляди сколько! – бормотала она, копаясь в мешке заскорузлыми пальцами. – И где только взяли?
– Неподалеку. Полно товара!
– Соль, керосин, спички, мыло, – подтвердил Коля. – Мешки, бидоны, ящики…
– Где? – простонала старуха.
Мы выразительно замолкли. Старуха метнулась в дом. Обратно явилась с караваем черного хлеба и куском сала, завернутым в тряпицу.
– В сельпо брали, – поведал Коля, пряча продукты.
– Нету там ничога, – обиделась старуха, протягивая руку к мешку. – Пустые полки!
– Зато подсобка полная. – Коля ловко убрал мешок. – Сами видели. Только что оттуда.
Старуха всмотрелась в наши лица и поняла, что не врем.
– Тимофеич! Сволочь! – Бабка прямо шипела от злости. – Сказал, товар в район увезли. Да мы ему!.. Только соберу баб!
– Ухваты не забудьте, – посоветовал Коля, бросая мешок за спину. – Прощевайте, мамаша.
За околицей мы свернули в кусты и накрыли «поляну». Хлеб оказался вкусным, а вот сало – старое и желтое. Отпилили по куску и честно пытались жевать – безуспешно.
– Как подошва… Такое и я бы отдал, – вздохнул Коля, выплюнув желтый комок. – Ведьма старая.
Характеристика была молча утверждена. Мы пожевали хлеба, запили ледяной водой. Вода текла из родничка, возле которого сделали привал. Родничок огораживал сруб из трех венцов, вода выливалась через прорубленное в верхнем оконце. Тоненький ручеек убегал в заросли, его русло выдавала ярко-зеленая, густая трава. Я полюбовался песчинками, пляшущими в струе родника, стащил гимнастерку и умылся под ледяной струей. Илья и Коля последовали примеру. Вернувшись на поляну, достал из вещмешка «Казбек». Илья папиросу взял, а вот Коля помотал головой. Волевой парень.
Пока чиркали спичками, пока с лейтенантом дымили, я ловил на себе взгляды парней с немым вопросом в жадных взорах. Отвечать не спешил: предстояло обдумать. Докурив, извлек из-за голенища немецкую карту и разложил на траве. Две головы немедленно возникли по сторонам. Вот и место нашего боя. Я скользнул пальцем южнее и уткнулся в населенный пункт. Он назывался Жлобы. Случайных названий не бывает. Судя по тому, как нас встретили…
Илья прочитал название и хихикнул. Коля глянул вопросительно, Илья перевел с немецкого.
– Это еще что! – сказал Коля. – Рядом с нашей деревней Жиросперы были. В школе мы их дразнили: «Жир сперли!»
Я сложил карту и спрятал за голенище.
– Куда теперь? – не выдержал Коля.
– Туда! – махнул я рукой. – К своим! Но если желаете, можем остаться. Создадим партизанский отряд…
Партизанить в Жлобах никто не захотел.
– Мы же танкисты! – оправдался Коля.
Кто б спорил… Я взял МР-40, отсоединил магазин и проверил, заряжен ли он. После чего пересмотрел магазины в подсумке. Моему примеру последовали Коля с Ильей. Студент лихо орудовал дверцей «нагана», крутил барабан; как я успел заметить, в оружии он разбирался неплохо. Где, интересно, учили? У Коли получалось хуже. Я показал ему, как ставить «парабеллум» на боевой взвод, использовать предохранитель. Мы не рассчитывали встретить немцев на этом проселке – им сейчас не до нас. Но проверка оружия мобилизует личный состав, а нам топать и топать…
– Хорошо б найти танк! – вздохнул Коля час спустя. Он шел, устало загребая пыль сапогами.
Да уж… Только в одну воронку снаряд дважды не падает. Под Брестом свезло, рассчитывать на везение снова? В стороне от главных дорог? Танки здесь не ходят.
Я ошибался.
* * *
Ильяс
В войне рыжий разбирается. Не будь его танцев на поле боя, спалили бы нас бундесы и пепел развеяли. С другой стороны, конечно, зарежь я его, как собирался, не воевал бы сейчас. Топал бы к линии фронта… или лежал в кювете с пулей в спине. Много таких вдоль дорог видел. Немецкие самолеты пощады не знают…
На душе стало муторно, почудился запах паленого мяса – как там, в казармах у Бреста. Шашлык я не скоро в руки возьму. А-а-ах. Нога скользнула в яму, я чуть не навернулся. Хорошо, мехвод успел подхватить.
Сержант оглянулся, убедился, что все в порядке, и дальше потопал.
Зарезать? Стрельнуть в спину? Мы почти не спим, возможностей для того, чтобы решить проблему аккуратно, все меньше. Конечно, рубануть рукояткой в темечко или висок во время боя можно, но как выжить в этой банке с болтами, если грохнуть единственного толкового члена экипажа? Надо ждать отдыха и там уже решать все вопросы. А отдых будет когда-то – нельзя же только драться! Или можно?
Я рассматриваю мокрую спину идущего впереди и понемногу сбиваю в мозгу блуждающие в голове вопросы.
Куда идем? Зачем? Почему крадемся по тропкам, обходя деревни? Если даже выйдем к русским («советским», «нашим» – как теперь их называть?), с распростертыми объятиями нас не встретят. Были на оккупированной территории, а это, считай, как в плену. За это – в штрафбат или того хуже. В кино так показывали, по телевизору смотрел. Или врали? Война здесь не такая, как в кино. В любом случае, как ни кинь, перспектива паскудная. Геройства наши никому не нужны. Начнем распинаться, как танки подбивали, как самого Гудериана в плен чуть не взяли – засмеют или поколотят. Доказать-то не сможем – свидетелей нет. Погибли свидетели… А ребята в особых отделах крутые – в кино видел. Чуть что – сразу в зубы! Мозгов не хватает, так они кулаками.
Ох, как грустно! Мама, мама, роди меня снова… Вернуться бы назад! Пусть там не пряники, но что сгреб, то и твое. Мир такой – не отгрызешь, так у тебя отгрызут. Жить трудно, зато не стреляют. Вернее, стреляют, но не часто.
Жрать хочется. Паек рыжий урезал. Дорогой хорошие люди попались, не то что в первом селе – навалили продуктов в мешок. Однако рыжий жлобится. Утром и вечером варим крупу с салом, а днем – по куску хлеба… Сержант уверяет: через неделю привыкнем к рациону и будем бежать, как кони. Что-то не верится. Без мяса, лаваша, на одной каше с хлебом я с ума сойду. Муторно. Что сделать, чтоб не тошнило? Воды попить?
Рыжий поднял сжатый кулак. Внимание!
Мы замерли. Немцы? Сохрани нас, Аллах! Винтовок нет, с пистолетами мы не вояки. У сержанта автомат, но у немцев пулеметы…
Помахал рукой. Расходимся. Чего он всполошился? Услышал что?
– А чаго гэта вы, хлопц… – Звук оборвался, как только подскочивший сержант ткнул автоматом в брюхо появившегося из леса дедка.
– Чаго-о-о? – проблеял дедок.
– Тихо!
– Вы чаго, хлопцы? – еще раз, но уже тише.
Мы с Колей подошли ближе. Дед как дед. Невысокий, в потертых штанах, линялом и обвисшем на локтях пиджаке и… в лаптях. За спиной – мешок, в руке – посох.
– Откуда, дед?
Тот затравленно оглядывался, переводя взгляд от одного на другого:
– Так тутошний я. Шерчоуски.
– Из Шерчово?
– Так и кажу.
Дедок осмотрелся, убедился, что убивать никто не собирается, и расправил плечи:
– А наскочили-то, як петухи. Чаго наскочили?
Сержант попробовал вернуть разговор в нужное русло:
– Немцы в округе есть?
– Якия немцы?
– Ну, фашисты. Военные?
Дедок выглядел озабоченным:
– А надо, шоб были?
Олег сплюнул. «Язык» или удачно прикидывался, или действительно придурковат.
– Так есть или нет?
– Ну, вядома ж, ёсць!
– Сколько и где?
– А?
– Сколько немцев и где находятся?
– Дык, вязде их наехало на самоходах, машины па-вашаму. Позабирали все со склада колхозного, председателя повесили, а сами – кто далей поехал, кто и застауся.
– Дед, ты считать умеешь? Прикинь, сколько их там? Примерно… И где расположены?
Дедок понемногу осваивался:
– Дык, думаю, что человек десять у нас. В Бродах еще пяток. Ну и ездють туды-сюды… много.
– Дороги охраняют?
– А як жа ж! На мацацыклетках с куляметами.
– С пулеметами?
– Дык.
Рыжий почесал небритую щеку:
– И что говорят? Где фронт?
– А?
– Где воюют?
Дед махнул рукой:
– Тама!
– Далеко?
– Ну, ясно. Ужо день, як гармат не слыхать.
– Пушек не слышно?
– Так.
Я жестом показал деду, чтоб снял мешок. Может, пожрать есть? Ничего… Какое-то тряпье и лапти. Запасные, наверное.
– К куме иду, яна накормить, – оправдался дедок.
Он уже вполне освоился, поглядывал на нас с интересом.
– А что гэта, хлопцы, у вас на воротниках? – спросил, ткнув пальцем в эмблему на петлице сержанта.
– Танк это, дед. Танкисты мы.
– А чаго пешшу идете?
– Сгорел наш танк.
Дед почесал бороду.
– Нябось, без машины тяжка?
Рыжий зыркнул на разговорившегося.
– Подарить танк Красной Армии хочешь?
Селянин скосил глаза и пробурчал:
– Подарить, так, мабуць, не. А вось продать…
Из наших глоток одновременно вылетело:
– Чего?!
– Продать дык могу.
Сержант изумленно уставился на предприимчивого деда:
– Откуда у тебя танк, старче? И почем танки в Шерчово?
Дедок хитро ухмылялся:
– Скольки? Дорага… Тышч шестьдесят злотых. Не менее.
– Чего?!!
– Говорю, что танк добрый, мабуць, тысяч пятьдесят-шестьдесят каштуе.
Рыжий скривился:
– Дед, откуда у нас злотые? Ты еще фунты стерлингов вспомни! К тому же на фиг они тебе? Польши ж нет.
– Дык, и рупь ваш – тож ненадолго. А немецких денег у вас, знамо, нету.
Дед присел на свой мешок и продолжил торговаться:
– Грошей нема, дык, можа, сменяемся?
Сержанту ахинея надоела:
– Слушай, задолбал! Где танк?
Дед будто не заметил смены настроения у потенциального «покупателя»:
– Тольки на што сменять?
Мехвод придвинулся к старикану с явными намерениями на лице, но рыжий неожиданно решил подыграть. Он подмигнул нам и спросил:
– Тебе что надо? За танк не пожалеем. Хочешь расписку на сто тысяч рублей? Это большие деньги. Как советская власть вернется – сразу получишь!
Но дед уже принял решение:
– Вось. Боты явойныя! – Он ткнул в меня пальцем.
– Что?
– Боты! Сапоги по-вашему.
– Да ты совсем оху… не прав! За тебя воюют, а ты выгадываешь?!
Старикашка набычился:
– Не надо за меня. Я за себя навоевался! Дашь боты?
Я схватился было за штык-нож, но мою ладонь перехватила рука сержанта. Сквозь зубы он прошептал: «Не кипиши», – а деду кивнул:
– Согласны.
Крестьянин удовлетворенно крякнул и начал развязывать мешок.
– У тебя там танк? – Рыжий явно глумился.
– Не. Танку там места нету.
На землю упала пара лаптей.
– Боты и… твои часы, жолнер.
Рыжий обхватил запястье, будто пытаясь оставить свой трофей.
Дедок ждал.
Сержант чертыхнулся и снял с запястья хронометр:
– Ладно. Снимайте сапоги, товарищ лейтенант!
Я колебался, надеясь отмудохать доморощенного коммерсанта, но рыжий снова подмигнул:
– Снимайте!
Ладно. Я стянул сапоги и бросил дедку. Тот протянул лапти.
– Тутока веревочки сзади. Завяжешь вкруг онучей!
Аллах, милостивый и милосердный! Счастье, что не видит родня!
Дед взглянул на сержанта, тот протянул часы.
– Ну! Где танк?
Старикашка ухмыльнулся:
– Ходьте. Тут недалёка.
* * *
Дедок не соврал. Через полчаса они были около заваленного ветками БТ-7. Танк спрятали недалеко от дороги. Выглядел он совершенно исправным: ни царапины, ни вмятины. Даже боекомплект оказался на месте, неполный, правда. Олег обследовал внутренности и вылез удивленный.
– Затвор не вынули, прицел цел. Почему бросили?
– Разреши, командир!
Коля заскочил внутрь, затарахтел стартером и выглянул из люка.
– Баки пустые, товарищ сержант!
Все ясно. Неведомые танкисты ехали, пока топливо не кончилось. Отогнали танк в лес, замаскировали, думая вернуться. Да только где его взять, бензин? Олег оглянулся. Дедок стоял на кромке леса, ухмыляясь.
– Иди-ка сюда, драгоценный!
Старичок осклабился беззубым ртом:
– Не… Я лепей тутай.
Олег пружинистым шагом двинулся к нему. Дедок дернулся, но сообразил, что убежать не успеет. Остался стоять.
– Чаго?
– Отдавай сапоги! И часы! Мы так не договаривались! Без топлива танк – груда железа.
Дед заюлил:
– За бянзин разговору не было! Танк – вось ён. Усё чэсна.
Рыжий схватил деда за шиворот:
– Сапоги! Часы!
Селянин бросил мешок ему под ноги:
– Шукайте!
Подбежавший Коля взял мешок. К общему удивлению внутри ничего, кроме давешних тряпок, не было.
– Ах ты, фокусник! Куда вещи подевал?
Дед, все еще вися на руке сержанта, захихикал:
– Дык я ж не валенок дурны. Пакуль шли, схавау.
– Спрятал?
– Дык.
– Где?
– Не скажу!
Олег еще раз тряхнул крестьянина, но тот только насупился.
– Дай я его немного попытаю, – предложил Ильяс, плотоядно улыбаясь и берясь за штык. – Мал-мала резать буду.
Дедок закашлялся:
– А что, хлопцы, вам, мабуць, и бянзин трэба?
Глаза сержанта сузились:
– Вещай, куркуль!
Дедок закрутился:
– Тут МТС недалека. Там бочки с бянзином, и сеялки, и трахтар!
– А немцы?
Селянин скуксился:
– Ну и немцев трохи. Вядома ж.
– Сколько?
– Ну так… Десяток, мабуць.
– Ах ты… Да я тебя…
Но что именно собирается сделать сержант с коммерсантом, лейтенант с мехводом не услышали. Кусты на краю поляны разошлись, в прогале появился ствол винтовки:
– Руки вверх!
Сержант отпустил дедка. Тот плюхнулся на колени и быстро-быстро, на четвереньках, заелозил в лес.
– Кто ты, добр человек? – поинтересовался сержант, поворачиваясь на звук.
– Руки!
Все замерли, послушно подняв руки.
Заросли раздвинулись, и на поляну вышло четверо красноармейцев. Замызганные, небритые, но с оружием: у двоих в руках – винтовки Мосина, у третьего – трофейный «маузер», самый здоровый шел с пулеметом «МГ».
– Почто гражданского тиранишь? – сквозь зубы спросил тот, кто с пулеметом.
Ильяс пригляделся. Судя по петлицам, все рядовые, но никаких попыток приветствовать лейтенанта у пришедших не наблюдалось. Ильясу это не понравилось.
– Представьтесь-ка, рядовой! – Он попробовал придать голосу металла.
Бойцы смерили его тяжелыми взглядами и переглянулись. Пулеметчик нехотя выдал:
– Рядовой Горовцов, 44-й стрелковый полк. Это бойцы сводного отряда. После прорыва следуем к линии фронта. А вы кто?
Ильяс решил спустить фамильярность:
– Лейтенант Паляница, 22-я танковая дивизия. Следуем туда же.
Горовцов кивнул на БТ-7:
– Ваш?
Сержант, убедившись, что конфронтация не грозит, обернулся, выискивая дедка, но того уже и след простыл.
– Наш… Выменяли вот.
– Почему лейтенант в лаптях? – Пулеметчик им явно не доверял.
– Потому что не хрен влазить в чужие разговоры! – вспылил сержант.
Горовцов перехватил пулемет и мрачно потребовал:
– Предъявите документы, товарищ командир!
Ильяс протянул удостоверение. Горовцов изучил подписи, печать и вернул. Подтянулся. За ним – и остальные бойцы.
– Извините, товарищ лейтенант. Разный люд бродит по лесам. Кто к своим пробирается, а кто и домой бежит.
– Сколько у вас людей, Горовцов? – влез с вопросом рыжий.
Рядовой перевел взгляд с лейтенанта на сержанта, убедился, что лейтенант не против нарушения субординации, и ответил:
– Тут четверо. В лесу еще столько. Из них один тяжелораненый, двое – легко. Оружие есть, но патронов мало… Жрать нечего.
Мехвод молча скинул с плеча сидор, развязал горловину и достал припасы.
Солдаты, получив от Горовцова кивок, опустили оружие и взялись за еду. Ели жадно и быстро. Часть продуктов отодвинули, видимо, остальным.
– Что собираетесь делать, товарищ лейтенант? – подал голос Горовцов.
Сам он к еде не притронулся.
– Да вот… Танк приведем в порядок и будем к нашим пробиваться, – неуверенно начал Ильяс.
Рядовой согласно кивнул:
– Если на машине, то быстрее. Да и немца встретим, отобьемся! Нас возьмете?
Сержант и лейтенант переглянулись.
– Почему нет? Не помешаете, – подтвердил Олег. – Нам бы топливо раздобыть! Дед говорил, недалеко МТС…
– МТС есть, – подтвердил рядовой. – В двух километрах село, там она. Только и немцы есть. Они танки ремонтируют: свои и наши. Полный двор навезли. Немцев много.
– Сколько?
– До взвода. В основном механики. Но винтовки у каждого. Охрана, пост на въезде.
Олег почесал шею:
– Кисло. С взводом не сладим.
Горовцов подошел ближе:
– Если разрешите… Мы тут третий день сидим: с ранеными не уйдешь. Все подходы изучили, сами думали попробовать. Ночью у них тихо. Двое часовых, остальные спят. Если действовать тихо…
Ильяс с сомнением посмотрел на рядового, но тот, судя по виду, и не думал шутить. Одиннадцать человек, из них трое раненых, атакуют взвод? Да он в своем уме?!
Но Олегу затея понравилась:
– А что? Немцы успокоились. Работы техникам много, день длинный. Устают, наверное? Спят крепко. А тут мы…
– Поднимется стрельба – помощь подоспеет. – Ильяс сбивал воинственный напор.
Горовцов пожал плечами:
– Могут. Но и мы не будем ждать.
Сержант повернулся к мехводу:
– Коля, сколько времени надо, чтоб бочки погрузить и увезти?
Климович задумался:
– Если постараться, то за час… И еще час, чтоб заправиться.
– Много, – резюмировал Ильяс.
– Если еще соляру найдем! – добавил Климович. – В этом танке дизель.
– Дизель? – удивился Олег.
– Новый танк! – подтвердил Коля. – Сильный! Нам такие показывали. По дороге прет, что полуторка или легковая, и запас хода большой.
Один из бойцов подошел ближе.
– Тут недалеко немцы беженцев с воздуха расстреляли. Полуторки сожгли, а вот трактор целый. Ему в мотор попали, а он не загорелся. Мы удивились, а потом посмотрели: дизель! На гусеницах трактор. Можно из бака слить. Ведро или два…
Коля задумался:
– До МТС доедем.
– И внутрь зайдем! – ухмыльнулся Олег.
Ильяс повернулся к бойцу. По всему выходило, что мимо МТС им не пройти.
– Веди к дороге! – скомандовал, удивляясь властности в своем голосе. – Горовцов, организуйте доставку раненых. Всех накормить. Еды не жалеть! Если возьмем базу, разживемся у немцев! Или…
Что «или», Ильяс не уточнял. И так было понятно.
* * *
От картины, открывшейся на дороге, сомнения в том, стоит ли им атаковать немцев, пропали даже у самых робких. Полотно гравейки, кюветы и обочины устилали тела. Женщины, дети, старики лежали кучами тряпья. Почерневшие лица, оторванные руки и ноги… И смрад; тяжелый, тошнотворный запах разлагающихся на жаре тел. По всему было видать: «штуки» напали на беженцев внезапно. Сначала отбомбились, потом прошлись из пулеметов. Многие погибли сразу – этим повезло. Остальные умирали в мучениях – это было видно по искаженным страданием лицам. Раненым никто не помог; видимо, местные жители побоялись подходить.
Группа некоторое время стояла, ошеломленно рассматривая картину трагедии. Ильяс внезапно поймал себя на том, что скрипит зубами. Олег рядом почернел с лица. Ильяс подумал, что желание у них сейчас одно. Добраться до ближайшего фашиста и бить, бить его башкой о землю, пока не вытекут мозги. А потом еще пройтись каблуком…
Не сразу, но они пришли в себя. Нашли трактор с убитым трактористом в кабине. Наверняка в кабине нашелся бы шланг, но лезть туда никто не захотел. Винтовочным штыком пробили бак и подставили ведра: одно принесли с собой (нашлось в танке), второе висело за кабиной трактора. Наполнив ведра, двинулись обратно.
– Сволочи! – промолвил Ильяс, находясь под впечатлением. – Гражданское население, видно же сверху. За что их?
– Унтерменши мы, – процедил Олег. – За людей у них не канаем.
– Что? – переспросил идущий рядом боец.
– Не считают нас людьми.
– А кто ж мы? – удивился рядовой. – Всяко же – люди.
– Они так не думают. Люди для них только немцы, остальные – недочеловеки. Унтерменши.
Солдат выругался:
– Попомнят, гады! Подойдут резервы, вдарим так, что на коленках ползать будут! Покажем, кто здесь люди!
Олег не стал разуверять бойца. Злость и надежда – лучшие чувства в бою.
Принесенную соляру залили в танк, покрутили стартер. Мотор завелся.
– Хорошо, что не бензиновый! – Коля похлопал «БТ» по броне.
Ильяс не понял радости:
– Почему? Бензин с любой машины слить можно.
Климович объяснил снисходительно:
– Для «БТ» не всякий бензин подойдет, авиационный нужен. К тому же танк жрет много, больше литра на километр. С солярой куда меньше. А с дизелем танк просто летит! 375 лошадиных сил!
Подошел Олег, координировавший действия с пехотой. В бой, кроме танкового экипажа, шли пятеро бойцов. Двое легкораненых будут контролировать дорогу к селу на случай, если немцы пожалуют. Остановить большую колонну они не смогут, но подать сигнал и сдержать фашистов до того момента, когда на помощь прилетит танк, вполне в состоянии.
Горовцов уговаривал сержанта не лезть на рожон и не соваться на мехдвор с танком. Не верил, что будет толк. На шум боя подтянутся гарнизоны соседних сел, трофейные команды; так что с танком или без него, все равно не уйти. Предлагал просочиться, вырезать охрану кухни, забрать продукты и слить немного соляры, унеся ее в ведрах. И так, тихонько, на малом ходу и своих двоих, отойти в лес. И уж оттуда двигаться к фронту.
Олег уперся. Танк у них хороший, рядом – море солярки. Не может не быть! Надо уничтожить охрану, заправить танк (на все про все – минут двадцать), на хвост подвесить прицеп тракторный (наверняка найдется) и с парой бочек и ранеными полететь со скоростью пятьдесят «кэмэ» в час. Пока немцы расчухаются, за Днепром будем!
Пехота поскребла затылки, переглянулась, но перечить командирам не стала.
Ударили ночью.
В село въехали по дороге, с включенными фарами, да еще со стороны «немецкого» Бреста. Часовой на посту даже мысли не допустил, что едут не «свои». Так и умер с приоткрытым от удивления ртом, когда с проезжающего танка ему всадили штыком в горло.
«БТ» сбросил десант, выбрался на дорогу против мехцеха, развернул башню и всадил осколочно-фугасный в окно казармы ремвзвода. В деревенских домах, как выяснили наблюдавшие за селом бойцы, жили только офицеры и унтеры, рядовые ночевали в приспособленном под казарму помещении. Это их и сгубило.
Одновременно пехота единственной гранатой взорвала хату, где квартировали офицеры, переколола штыками рванувших на шум часовых и взялась за второй дом с командным составом. Там, однако, немцы очухались быстро. Выбили окна и открыли огонь.
«БТ» тем временем прошелся из пулемета по окнам цеха, всадил еще один снаряд в дверь («перестраховочка», по словам Олега) и двинулся на помощь пехоте. Со стреляющими из окон немцами Олег заморачиваться не стал – приказал таранить дом. «БТ» повернул башню и разворотил стену. Немцы попрыгали в окна – прямо под пули.
Перестрелка стихла, но счет шел на минуты.
Пехота заняла периметр МТС, стараясь следить за подходами. Мехвод и сержант побежали к бочкам. Одна, вторая, все – бензин. А вот и солярка! Пока шел розыск, Ильяс ворочал башней, выискивая желающих на тот свет. Но выжившие немцы если не успели удрать, то сидели, как мышь под веником.
Бочку подкатили, взгромоздили на «козлы», выбили пробку и начали сливать соляру. Насосов не было, носили ведрами, поочередно опорожняя их в баки. Опустошив одну двухсотлитровую бочку, взялись за следующую. С этой провозились дольше.
Пока Коля с приданным бойцом занимался заправкой, Олег отыскал тракторный прицеп. Буксировочного троса не было, но зачем, спрашивается, «БТ» цепь на броне? Для того и возит! Ильяс выскочил и помог закатить по подставленным бревнам в кузов бочки, закинуть канистры с маслом.
Подбежала пехота, успевшая прошарить территорию и разжившаяся кроме пулемета и патронов внушительным запасом съестного. Выгребли все, что нашли на кухне.
– А медикаменты? – спросил ближайшего рядового Олег.
Красноармейцы переглянулись. О бинтах и йоде никто не подумал. Один из бойцов что-то пробурчал и исчез в ночи.
– Куда? Назад! – рявкнул сержант, но солдат уже копошился где-то в развалинах цеха. Вигура нырнул в люк. – Давай, Коля!
Танк взревел мотором, сдернул прицеп и двинулся на выезд. За околицей послышались выстрелы. «Заслон» вступил в бой.
– Быстро фашисты подкрепления перекинули, – уважительно констатировал Олег.
Бойцы в прицепе всматривались в отблески горящего цеха, силясь разглядеть там товарища.
– Вот! Нашел!
Прицеп догонял убежавший боец. Внутрь залетела фельдшерская сумка немцев. Следом ввалился красноармеец.
Его придержали, пару раз хлопнули по плечу. Молодец!
…Бой на околице разгорался. К сухому треску «маузеров» подключился пулемет. «Мосинки» затихли.
Танк проломился сквозь чей-то сад и, безжалостно тряся прицеп с десантом, вывалил на дорогу. Быстро пронесся по ней, взлетел на холм, за которым оставили раненых.
Пехота скатилась выискивать своих. «БТ» поехал дальше, громыхая «хвостом».
– Надо бы прицеп скинуть – продырявят нам бочки, – прокричал Ильяс.
Олег знаком показал, что некогда. Сам он старательно объяснял Коле диспозицию:
– Весь не показывайся. Тут перепад на изгибе дороги, приличный. Постарайся так, чтобы только башня сверху торчала. Туда-сюда не катайся, мельтешить не стоит – вряд ли у них пушки есть. А пехоту с гранатами мы из пулемета положим.
Коля так и сделал. Въехал по склону, показав только башню из-за гребня холма.
На дороге стоял грузовик, вокруг которого копошись фигурки пехоты. Немцы успели залечь и старательно поливали огнем любой выступ. Танк заметили, по броне защелкали пули.
– Давай! – крикнул Ильяс. – По грузовику!
Сержант выругался:
– Угла склонения не хватает: пушка не опускается. Высоко нос задрали! А навесом с двухсот метров не получится, не миномет!
Ильяс взялся за спаренный с пушкой пулемет. Точно!
– Назад!
Танк отполз назад, что вызвало бурю ликования среди немцев.
«БТ» развернулся и покатил к месту выхода заслона. Все были на месте. Горовцов провел загрузку раненых, усадил на броню и в прицеп остальных.
– Поехали?
Коля повернул голову к сержанту. Тот кивнул.
– Давай! Только не прямо, за околицей уйдем в сторону. Чтоб не на восток, а к северу.
– Зачем? – удивился Ильяс.
– В колобка поиграем с немцами.
Олег взял у бойца пулемет. Длинная очередь ударила по кустам, вызвав в ответ хаотичные выстрелы. Еще одна очередь, на этот раз без ответа.
– В колобка? – переспросил удивленный Горовцов.
– Очень злого, грубого, нецивилизованного колобка с садистскими наклонностями, – уточнил Олег.
Ильяс только покачал головой. Танк тронулся, набирая ход. На холме «БТ» остановился, выцелил фары грузовика и одним снарядом разнес ему передок. После чего покатил дальше.
В прицепе тряслась пехота. Ее мнения, куда ехать, никто не спрашивал.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7