Человек из Полдня
Основной удар кайсаков пришелся по правому крылу 9-го полка и по соседям справа. Выживших там не было. Сейчас мимо спешно окапывающихся на позициях гаубичного орднунга обескровленных сотен шел сплошной поток бронеходов и кавалерии. На разбитую часть кайсаки внимания не обращали. И дело не в том, что не могли додавить. Могли, прихлопнули бы спокойненько. Просто времени у степняков не было. Противник отступал, массы ударных частей вырывались из окружения.
– До заката бы продержаться, – опасливо протянул сотник Сухман, останавливаясь у переоборудованной в ракетометную позицию воронки.
– Продержимся, – сплюнул сквозь зубы Владмир, с силой вонзил в грунт лопату и прислонился к теплому обгорелому борту разбитого тягача.
– Не полезут. У дороги каша с мясом и кровью заваривается, – заметил полусотник Брянский. – Слышишь?
– Угу.
В тылу ревело и гремело. Мясорубка. Что там происходило, в полку не знали. Радиосвязь погибла вместе с командованием полка, а маломощный передатчик подполковника Тура не дотягивался до соседей. Самому подполковнику неслыханно повезло, перед последней атакой его отправили проверить и поддержать людей на левом крыле. Державший оборону рядом с 9-м Святославльским отдельный пехотный полк тоже потерял командование и бо́льшую часть своих людей. Их обошли слева.
Небольшой вендский островок посреди сплошного потока, наводнения кайсацкого прорыва. Люди сами не знали, доживут они до ночи или нет. Но, в любом случае, бойцы решили не стоять на месте, а идти к своим. Бронеходов почти нет, на четыре уцелевших грузовика погрузили раненых. Пушек тоже нет, патронов и ракет мало. Есть только надежда, но она плохо защищает от вражеских пуль.
– Эх, а у меня дома остался добрый бочонок меда. Еще дед ставил, – полусотник Брянский мечтательно поднял глаза к небу.
– Предлагаешь отметить спасение, если?.. – спросил Виктор Николаевич.
– А кто откажется?
– Бочонок далеко, а у меня вот что есть, – Санек извлек на свет божий оплетенную берестой бутылку.
– Зеленое вино?
– Лучше. Настоящая чача.
– Где нашел?
– И ты это прятал?
– Душегуб! Тут люди замерзают, душа огня просит.
– Будет тебе огонь. Вон, узкоглазые с огнем прут, – резонно заметил Санек. – Угощайтесь, други.
Огненная жидкость была хороша, хоть и отдавала горьковатым привкусом смолы. Знаменитое аланское средство, способное поднять на ноги даже тяжелобольного или согреть замерзающего человека. Собравшимся у горелого тягача бойцам досталось по глотку волшебной жидкости. Похорошело. Недаром скотты называют такой напиток «водой жизни». Оживляет, и жить после доброго глотка становится легче.
– Жить стало лучше, жить стало веселее, – с пафосом процитировал Виктор Николаевич знаменитую сталинскую фразу.
– Сейчас появятся бомбовозы, устроят нам веселую жизнь, – проворчал Ингорь.
Десятский на себя был не похож. Всегда бойкий, уверенный, несгибаемый и неунывающий, Ингорь бурчал, как старый дед ста семидесяти лет. Поражение надломило его дух. Полусотник Гельмут Брянский, наоборот, держался хорошо, глядел соколом, подбадривал людей, на корню обрывал пессимистичные разговоры и намеки на неизбежную гибель.
Гельмут взял Владмира за локоть и отвел в сторону.
– Наш имперский друг рядом. Его отрядили на отсечную позицию с напарником. Пулеметчиком оказался.
– Идем?
Командир кивнул и скосил глаза на товарищей Владмира. Надо было осторожно, не вызывая подозрений, снять людей с позиции и по одному отрядить якобы на помощь пулеметному расчету соседней сотни.
– Отвлеки Ингоря, – сказал Владмир.
Гельмут еще раз кивнул и зашагал к людям.
– Нужны пять бойцов, помочь соседям. Десятский, этого и этого оставить в охранении – остальные за мной.
– Слушаюсь.
– Нет, Ингорь, ты остаешься с дозором, – и, поймав во взгляде воина тень сожаления, полусотник добавил: – Ты самый старший, не один бой прошел, на тебя вся надежда. Если твой дозор проморгает врага, если парни струхнут, все поляжем без толку.
Владмир и его товарищи уже выстроились за спиной Гельмута. С собой взяли автоматы и лопаты, больше ничего. Подразумевалось же, что полусотник отправит их обратно на позицию, как только выполнят задание.
До отсечной позиции бежали легкой рысцой, стараясь не подставляться под кайсацкие пули. Владмир предложил подтягиваться к Глебу Корбуту по одному, дабы не вызвать у того подозрений, но Гельмут решил сразу брать быка за рога. Зимний день короток, еще час – и начнет темнеть, а там, если степняки не вспомнят про оставшиеся у них в тылу разгромленные части, можно будет поднимать людей и двигаться на юг. Всего два часа, за которые многое надо успеть решить, если не порешат самих.
Вот и пулеметная позиция. Корбут со своим напарником расположились в глубокой рытвине. Тяжелый пулемет на треноге, отдельный окопчик для коробов с лентами. Рядом с позицией подбитый бронеполз. Вендский пехотный «ТБ-39». Сохранился он неплохо. Ребята уже успели слазить внутрь, определили, что башня уцелела, приводы работают, пожар потушен, пушка и пулеметы действуют. Если найти трех лихих парней, что согласятся рискнуть головой, можно будет устроить кайсакам хороший подарок, ошеломить кинжальным огнем противобронного орудия.
Это полусотнику Брянскому и его товарищам сказал старший боец Корбут, приняв их за обещанное своим сотником подкрепление. Говорил имперец медленно, спокойно, обстоятельно, не упуская ни одной мелочи. Видно было, не зря его назначили старшим бойцом, дело знает туго, вникает во все заковыринки и дерется так же, как и говорит – с основательностью, спокойно, вперед не лезет, но и не трусит, стреляет только прицельно.
– Бронеход? Хорошая штука. Верно, одного наводчиком, одного заряжающим, третьего на маховики башню вращать, – Гельмут подошел к бронеползу, заглянул в раскрытый бортовой люк.
Вернулся к рытвине и приказал напарнику Глеба:
– Боец, бегом вон к тем кустам, – Гельмут показал рукой на торчащую над краем оврага щетину тонких прутиков. – Разыщи сотника Сухмана, пусть он найдет пушкарей-бронебойщиков и сюда присылает.
Владмир и Виктор Николаевич в это время примостились на дне окопа рядом с Глебом Корбутом, сделали вид, что спрятались от ветра. Остальные трое встали за спиной пулеметчика. Внешне все выглядело именно так, как и должно было быть, но Корбут что-то заподозрил. Глаза имперца прищурились, колючий взгляд беспокойно шнырял по фигурам бойцов. Напарник же, ничего не подозревая, рванул напрямик через поле искать Сухмана, он и не знал, что сотник находится совсем в другой стороне.
– Молодое мясо… – Корбут повернулся к Владмиру: – Какая сотня? Девятая? Не помню я твоего полусотника.
– Десятая. Наш командир… да вот, два дня как в полку, перед наступлением прибыл.
– Старый волк, – уважительно молвил Глеб. – Откуда его перевели?
– Из академии. Новобранец я, – заявил Гельмут и спрыгнул к ним.
– Воинская академия? Ярополоч? – не поверил пулеметчик.
– Нет, Святославльская. Я непутевый отпрыск древнего боярского рода, решивший повесить на стену прадедовский меч и взяться за рукописи. Если бы не война, занимался бы наукой, читал бы воспоминания путешественников в дальние страны. В Империю, например.
– Нашел дальнюю страну! – язвительно фыркнул Глеб. – Империя ближе, чем кажется.
– Я знаю. Давно я тебя искал, поговорить хотел.
– Так говори, полусотник, – держался Корбут уверенно, чуть нагловато, но не переходя грань.
– Потомку древнего боярского рода Брянских всегда есть о чем поговорить с потомком древнего баронского рода Корбутов.
– О чем же любопытствует известный ученый? Или надеется, что помогу ему уехать в Волин? Так мое слово ничего не весит. Видишь – живу в Вендии, Диктатору и народу служу, вендскую землю защищаю.
Владмир с интересом прислушивался к разговору. Его друзья обступили собеседников кружком, руки у всех свободны, в случае непредвиденных осложнений успеют отреагировать. Микрофоны отключены, Гельмут заранее намекнул: пусть связь у нас барахлит, не всегда доходит, большие станции разбиты, но чем навь не шутит – не стоит командирам слышать не предназначенные для их ушей речи.
– Меня всегда удивляло: почему люди уезжают из Империи? Там же у вас рай земной, чертоги небесные, благоденствие и процветание.
– Внешнее, полусотник, красивая картинка, за которой не все так хорошо, как кажется.
– Скучная жизнь? Войн нет, природа покорена, Марс осваиваете, голодающих нет, бездомных нет. Тати повывелись, все вокруг честные, добропорядочные, дружелюбные, – заметил Владмир.
– Все так, да не так, – сказал Глеб.
– А что не так?
– Голодных нет, бездомных нет, тюрем нет, да и воли тоже нет. Честные, добропорядочные – это верно, мошну с золотом на дороге брось, так первый же нашедший в околоток отнесет, потому как на каждом шагу камеры дальновидения стоят, не успеешь уворовать, как тебя за руку схватят. Люди императора князей и герцогов чествуют, потому как иначе нельзя. Стоит только ругнуться на императора, как тебя тут же спросят: «Пошто ругаешь? Что тебе не любо?» Не сможешь оправдаться, плохо тебе будет, сможешь – тоже нехорошо.
– А если правду сказал?
– Придется свою правду доказывать, да если нашел что плохое, тебе же это исправлять придется. А что ты так смотришь? Тебя как зовут-то?
– Владмиром называют. Говорят, что из рода Вороновых.
– Есть люди, кому любо во власть идти. Они нарочно недостатки везде выискивают, шум поднимают, хотят, чтоб им дело поручили, к власти приставили.
– А тебе не любо? – догадался Гельмут.
– Скучно в Империи, – пробурчал старший воин, – уютно, сытно, чистенько везде, дома просторные, люди улыбаются, чуть ли не в каждой семье флаер имеется. Это самолет такой маленький, без винта и без крыльев, удобный, как самоход, – пояснил Глеб. – Все хорошо, да душно у нас. Воли нет. Знаешь, что за тобой приглядывают. Жизни нет. Золотая клетка. За каждым следят, дурного слова сказать не дадут, даже думать невосторженным образом не поощряется.
– Сурово, – согласился Виктор Николаевич. – Так ведь для людей все сделано. Если ты не тать, если людей не обманываешь, тебе нечего таиться. Если хочешь полезное дело для людей сделать, тебе власть дают. Светлое будущее.
– Светлое для баранов, – нахмурился Глеб. – Тебе может и понравится в стойле жить, а благородный боярин и дня не выдержит. Верно говорю? – вопрос был адресован Владмиру.
Молодой человек задумался. С одной стороны, настоящий Полдень, коммунизм, который в его мире в свое время строили, строили, да так и не построили. А изнанка у Империи нехорошая. Владмир не знал, сможет он жить в таком мире или нет. Нельзя жить под надзором, у человека должна быть отдушина, укромный уголок, в котором можно делать все, что захочешь, и говорить, что вздумается. Иначе быстро сойдешь с ума, сорвешься или сломаешься. Тоже, впрочем, выход. Многие этого не замечают, сдаются и плывут по течению, ищут разрешенные тропы к сытным пастбищам, а на пытающихся идти наперекор косо глядят, одергивают.
– Давно из Империи сбежал? – интересуется Гельмут.
– Три года назад.
– А подробнее можно? – Полусотник подался вперед, его лицо заострилось, челюсть выдвинулась, взгляд прищуренных глаз впился в Корбута.
– Если не лень, слушай. Кайсаки про нас забыли, до заката далеко. Скоротаем время за болтовней.
По словам Глеба Корбута, в Империи не было тюрем в привычном понимании этого слова. К оступившимся, жившим не по имперской Правде относились сочувственно, их не наказывали, а лечили. Существовали специальные лечебницы для людей с «нарушенным чувством единения с обществом». Нет, страдальцев там не мучают, не издеваются, их действительно лечат, и из лечебницы по-честному выходят правдопослушные, добропорядочные подданные. Тем же, кто отказывается лечиться или не поддается исцелению совести, предлагают уехать из Империи.
Есть и такие, кто сам вовремя соображает, что дорога у него одна – в дом с белыми стенами, за высоким забором и с заботливыми лекарями. Те, не дожидаясь осечки, сами покидают Империю. Младший отпрыск рода Корбутов Глеб рано ощутил противоречие между своими желаниями, стремлениями, целями и общепринятыми правилами. Человек он был сообразительный, образование получил хорошее – благодарствие отцу, нанял хороших учителей, – и понял, что не стоит открыто бунтовать против системы. Глеба с юности тянуло к наукам, он с блеском окончил Гамбургский университет, стал землеведом и рудознатцем.
Товарищи внимательно слушали рассказ Корбута о его изыскательских поездках. Помотала судьба человека, нечего сказать. В Южной Атлантиде работал, редкие руды искал. Бурил разведочные скважины в долине Амазонки. Та еще работка, в аду и то легче. Даже во внеземелье бывал, изучал древние континентальные плиты на Марсе.
Виктор Николаевич хотел было грубовато намекнуть человеку, время, дескать, идет, нечего лясы точить, но Гельмут Брянский вовремя его остановил. Наблюдавший за разговором со стороны Владмир понял, что не будет жесткого допроса, перед ними не имперский шпион, не агент, а глубоко несчастный человек, так же, как и они, потерявший родной дом, человек, вынужденный бросить все ради своей свободы, ради права быть человеком, а не винтиком чудовищного механизма.
– Скажи, а разве на окраинах, в дальних походах и внеземелье не лучше было, чем в Империи? – полюбопытствовал Брянский.
– Лучше, да все не то. Люди те же. Все норовят за тобой приглядеть, по душам поговорить не с кем.
– Пытался?
– Бывало… – Глеб горько усмехнулся. – Хорошие люди, все как один – чистое золото, да если что услышат неположенное, сразу бегут к душеспасителям. Для твоего же блага. Горят желанием спасти тебя от невосторженности мысли и душевных тягот. Говорят, если вовремя нехорошего человека пролечить, то и лечение легче будет, мозгоправы все быстро вправят как надо и вернут тебя в общество правдопослушным человеком, горящим пользу Империи принести любой ценой.
– А почему Вендию выбрал, а не другую страну? Говорят, у саксов жизнь лучше, войн меньше.
– Я хоть и Корбут, да вендской крови, боярин. Ты понимать должен.
– Понимаю, – кивнул Гельмут.
В этот момент в серьгах бойцов пропищал сигнал тревоги. Время подошло, смеркалось. Кайсаки позабыли про окопавшийся за оврагами вендский отряд, им было не до того, не до расширения горлышка прорыва. Судя по доносящемуся из-за леса непрерывному грохоту, сражение не прекращалось, и противнику до сих пор не удалось прорвать вендскую оборону.
Полусотник Брянский вежливо кивнул Глебу Корбуту, подмигнул давно уже вернувшемуся напарнику пулеметчика и махнул своим людям: пойдемте. Пора и честь знать.
– И что делать будем? – тихонько поинтересовался Владмир, когда они отошли на достаточное расстояние.
– Темна вода во облацех, – буркнул полусотник.
– Это не наш ключ.
– Ключ, только он пока об этом не знает.
– Серьезно?
– Владмир, а ты думаешь, наш изгой не поддерживает связь со своим родом? Землевед и первооткрыватель, марсианский рудознатец вот так забросил науку и навсегда остался простым воином?
– Но в Империи его не ждут.
– Это ты так думаешь, – безапелляционно заявил Брянский. – Империя своих не бросает и не забывает, хочет того человек или нет. Он может вернуться домой.
– И не один.
– А вот это сложный вопрос. Я думаю, не стоит нам самим лезть в Империю, своя голова дороже будет.
– Продолжим разговор после прорыва? – предложил молодой человек.
Полусотник кивнул. Сейчас его занимали совсем другие проблемы, надо было разбираться с делами в сотне и объясняться с сотником Сухманом. Через четверть часа подполковник потребует доложить о готовности к маршу.
Владмир в свою очередь молча переваривал разговор с беженцем из Империи. Да, не так все просто, не так все хорошо, как кажется. Надежды быстро найти выход, путь в родной мир растаяли. А если честно, все это была авантюра чистой воды. Судьба забросила Владмира и его товарищей в мир на самой нижней ветке Мирового Древа. Этакое всеобщее мировое дно, самая нижняя точка, куда все проваливается и откуда выхода нет.
Вот и позиции десятой сотни. За время отсутствия полусотника происшествий не было, противник не приближался, все спокойно. Люди уже жгут костры на дне окопов, подогревают банки с консервами, делят паек. В качестве топлива используется пропитанное огнеметной смесью тряпье и доски. Полусотник Брянский сделал вид, будто не заметил этого вопиющего нарушения правил маскировки. В вечерних сумерках огонь даже на дне окопов дает хороший отблеск, виден издалека.
Товарищи позаботились не только о себе, но и об уходивших с Брянским бойцах. Владмиру тут же вручили четвертинку хлеба и банку тушеного мяса. Десятский, улыбаясь, протянул ребятам котелок с травяным отваром. Что будет впереди, когда удастся перекусить, вилами на воде писано. Не терять времени, набить живот, пока возможность есть. Только сейчас, впиваясь зубами в разогретый на огне хлеб, Владмир вспомнил, что с самого утра ничего не ел.
Четверть часа на сборы. Подполковник Тур решил, что нет смысла оставлять за собой заслон. Противник до сих пор не проявлял интереса к засевшей у него в тылу части, есть надежда, что и ночью не заинтересуется. Венды сняли с позиций пулеметы, ракетометы, огнеметы, выкатили из укрытий тяжелые армейские самоходы, сотни строились в походные колонны. Сначала подполковник Тур собирался прицепить к грузовику единственную уцелевшую гаубицу, но, пораскинув мозгами, решил бросить орудие. Массивная бандура, а ехать придется по бездорожью. Лучше погрузить в кузов тела павших бойцов. С точки зрения венда, это самое лучшее решение – честь дороже оружия.
Ночью сводный полк выступил. Дорогу торили парни из восьмой сотни. За ними шел небольшой караван самоходов и пехотные колонны. Фланговое охранение не выставлялось, только замыкающие. На роль тылового охранения выделили десятую сотню. В этом Владмиру и его товарищам повезло, все тяжелое оружие они передали соратникам, шли налегке. Из груза только вещевые мешки и два пехотных пулемета. Сотник Сухман в категорической форме потребовал оставить его людям хоть что-то способное отбить вражескую атаку.
Небо затянуто облаками. Звезд не видно. На горизонте полыхают пожары. Впереди и чуть левее гремит канонада, за спиной гул кайсацких моторов. Ночь поглотила маленький отряд подполковника Тура. Передовому дозору приходилось тяжело, шли по снежной целине, хорошо еще снег неглубокий, полшага, не больше. Но и этого хватало. Люди быстро выбивались из сил. Скорость движения колонны как у черепахи. Через каждые полчаса марша передовой отряд меняли. Идти в колонне по уже проторенной дороге было немного легче. Правда, при этом бойцам приходилось тащить на себе изрядный груз и постоянно выталкивать застревающие в рытвинах самоходы.
Легче всего было тыловому охранению. Ребята рассыпались цепью в четверти версты за основной колонной. Шли, постоянно оглядываясь. Изредка к ним присоединялись выбившиеся из сил, отставшие от своих товарищи. Таким образом, сотня Сухмана даже росла. Но компенсировалась легкость марша необходимостью в случае чего костьми лечь, но не дать кайсакам догнать сводный полк. Парни понимали, что если им придется принять бой, то шансов выйти живыми почти нет. Десятая сотня обязана прикрыть еле ползущую колонну, прикрыть и все тут. О цене не спрашивали. Это и так ясно.
Темные боги помиловали людей подполковника Тура – бойцы успели выйти к своим до рассвета. Колонна ни разу не столкнулась с кайсацкими разъездами.
Только под утро, когда на востоке, между небом и землей, прорезалась тонкая светлая полоска, бойцы тылового охранения заметили едущий вслед за вендской пехотой конный отряд. Кайсаков было мало, они трезво оценили свои шансы и старались не приближаться к вендам на дистанцию прицельного выстрела. В свою очередь сотник Сухман запретил бойцам ввязываться в бой без особой на то надобности. Вражеский разъезд так и сопровождал вендов, пока голова колонны не вышла к узкой степной речке, за которой укрепились пехотные части вендов.
Все. Вырвались! К вышедшим из рассветных сумерек людям уже бежали посыльные. Командовавший разведкой полусотник сразу направил колонну окруженцев правее, к переправе. Берега здесь были ниже, саперы заранее подготовили удобные пологие спуски на лед. На самой реке намораживали ледяной мост. Видимо, на случай контрнаступления.
Державшие оборону ребята 23-го бронепехотного полка искренне считали, что они на этой позиции ненадолго. Еще пара дней, и кайсаков окончательно разобьют. А посему нет смысла окапываться, лучше подготовить пути-дороги для наступления. К слову сказать, они были правы.
Через три дня знаменитое сражение у Волчьего лога завершилось разгромом кайсацкой группировки. Противнику не удалось прорвать кольцо окружения. Венды вышли к Волге, совершили пару дерзких рейдов бронеходных дивизий по заволжским транспортным магистралям противника, сумели перемолоть во встречном сражении бузулукскую армейскую группировку кайсаков. В марте окруженные между Волгой и Хопром кайсацкие части сдались в плен.
