Свадьба Ящера
Ополченцы возвращались домой победителями. Воевода Виктор мудро решил оставить все трофеи чудским бойцам. Они первыми врага встретили, задержали его в лесу, связали боем, им и добычу делить. И, разумеется, две трети добычи досталось односельчанам Василия.
Даже странно бывает, люди только час назад шли в бой, дрались с врагом не на живот, а на смерть, и вдруг грань жизни и смерти отступает, на первое место вылезают вполне житейские дела. Типичный крестьянский образ мысли – запас карман не тянет; кто взял, тот и прав. Споров и не было, поначалу сродственники вообще хотели отдать большую часть добычи тем, кто первыми вступили в бой, но, по настоянию Лушика и старого волоха Журава, селяне щедро поделились с соседями.
Жизнь продолжалась. Погибших похоронили на тихом лесном кладбище за селением. За ранеными ухаживали всей общиной, как и положено у чуди. Военную добычу честно поделили между собой. Василию, как командиру, Спасителю и одному из героев битвы, достались три лошади, два мешка одежи и мелких вещиц убитых кайсаков, хороший ручной пулемет с коробом патронов, пара автоматов да еще тридцать гривен серебра в пересчете на вендские деньги.
Война – это, конечно, очень геройски и очень благородно, но ведь кушать хочется. Не прошло и двух дней, как поминальные пиры отгуляли, мертвецов похоронили, героев воспели, и выжившие в бою вернулись к делам своим суетным. Уборка шла полным ходом. Достраивался гараж. Кирпичный завод работал вовсю. Появились заказы от соседей. Мужики уже думали, как бы над печами и заготовительными площадками навесы соорудить. От дождя и снега. По всему выходило, что работать и зимой придется, кирпичи покупаются. Хорошо покупаются.
В середине октября Журав напомнил, что скоро Свадьба Ящера. Все взрослые мужи к Ящеру в гости пойдут, требы приносить, молить божество о снисхождении и благоволении к чуди. Дело стоящее. Естественно, Василию тоже придется идти на обряд. А иначе и быть не может, по поверьям чуди, отказаться от такого приглашения – это бросить прямой вызов в лицо божества. Строить из себя богоборца молодой человек не собирался, да и когда еще шанс выйдет настоящего бога вживую увидеть? Вот то-то и оно.
Между тем Василий чувствовал, что наступает время покидать гостеприимную чудь. Парень никому ничего не говорил, однако потихоньку собирал мешок. Купил теплые осенние вещи, кожаную куртку с подкладкой, отложил немного денег. Соседи-односельчане, конечно, превозносили Хабулая до небес. Действительно, настоящий герой, древний волох прав оказался, прислало нам небо, светлые боги, Спасителя, неведомого героя из неизвестной земли, уберегшего чудь от страшной беды.
Вася парнем был неглупым, восторги односельчан его не обманывали. За громкими словами слышались опасливые нотки, друзья как-то незаметно отодвинулись на задний план, старались лишний раз Хабулая не беспокоить. Искренние человеческие чувства вытеснялись религиозным почитанием и страхом перед неведомым. Так недалеко и до ненависти, если вдруг Хабулай случайно уронит свое реноме, либо один шаг до признания вождем, божественным правителем, если Василий сам этого пожелает и предпримет необходимые шаги. Пожалуй, по-прежнему, по-человечески, к нему относились только Калева, Тергай да еще старый волох Журав. Последний человеком был умным, пожившим, иногда Василию чудилось, что волох исподволь за ним наблюдает, оценивает: пройдет ли Хабулай последнее испытание медными трубами или чуди придется ждать нового Хабулая?
Наступило 13 октября. Рано утром Василий прошелся по двору, задал корма коровам, лошадям, свиньям, птице. Хозяйским взглядом окинул подворье, заглянул на огород, удовлетворенно отметил, что все, что можно было собрать, собрано, огород перекопан, кусты подвязаны, стволы деревьев побелены и обвязаны еловыми ветками. Во всем порядок.
– Хозяин, пошли завтракать, – донесся с крыльца звонкий голос Калевы.
– Иду, лебедушка моя, – говорил Василий искренне, вдовушка была для него родным человеком.
Съев тыквенную кашу и куриное заливное, молодой человек продолжил сборы. В первую очередь почистить верную «Липку» и пистолет, проверить заточку ножа. В глухом лесу, на болотах безоружному делать нечего. Одевался Василий так, чтоб, с одной стороны, было красиво, а с другой – практично. Старая куртка, новые сапоги и штаны из парусины будут в самый раз. Не забыл поддеть шерстяную кофту – осень на дворе.
В сумку полетели сыр, хлеб, копченое мясо, баллон с травяным отваром, купленные в городе брикеты сухого топлива, армейская аптечка, добротная кайсацкая накидка. Великолепный трофей, умеют проклятые степняки такие вещи делать. Вроде бы кусок тонкой плотной ткани со шнуровкой по краям, а воду не пропускает, тепло держит, как толстенный войлок, и весит совсем ничего. В лесу незаменимая вещь, хоть на плечи набрось от дождя, хоть заворачивайся в нее, когда спать ложишься.
Собрались мужчины за околицей, на священной поляне под березами. Волох Журав поклонился священным деревьям, прочел молитву, попросил у предков благословления, две выборные бабушки поднесли волоху каравай и чарку меда, с приговорами воздали требу малым защитникам и хозяевам. На этом обряд и завершился.
– Странно, как в бой шли, так никаких молений не проводили, а как на Свадьбу собрались, так все с порядком, с обрядами, – тихо удивился Вася, оказавшись рядом с Тергаем.
– Перед боем каждый сам по себе обеты давал, а Свадьба Ящера дело общее, здесь без обрядов, без заступничества дедов никак нельзя.
– Неужели такое опасное дело? – Василий хотел пошутить, но, встретившись глазами с Тергаем, почел за лучшее умолкнуть.
– Сам все увидишь, – пообещал товарищ.
До края полей добирались на самоходах. Небольшое нарушение традиции, допустимое нарушение. В старые времена пехом ходили. Ехали молча. Лица серьезные, задумчивые. Старый Журав бормотал себе под нос молитвы и заклинания. В один из грузовиков загнали двоих взятых в бою пленных кайсаков. Охотники постарались, скрали двух степняков, да так ловко, что утаили пленников не только от ополченцев из других сел, но и от бойцов воеводы Виктора.
Василий не удержался и поинтересовался у Тергая, зачем кайсаков с собой берут.
– Вместо невесты будут, – ухмыльнулся чудин.
– Даже так?
Оказалось, что чудь частенько отдавала Ящеру осенью молоденькую девушку. Люди терпели, но не жаловались. Да и поверье было, что невесте Ящера на том свете счастье привалит, а ее род удача не обойдет. Сказывали, было дело – хотели прадеды обмануть Ящера, то куклу ему подсовывали, то бычка или еще как откупиться хотели, да только наказал их Ящер: поля заливал, охотников в топи заманивал, пару раз ребятишек уводил. Как люди поняли свой грех, так бог волю свою явил: раз в год ему девушку, юницу в свадебном наряде. Заменить невесту можно только человеческой жертвой.
Самоходы ехали на восток. Верст через пятнадцать от деревни водители остановились на приметной полянке. Дальше можно было пройти только своими ногами. В лес убегала узенькая, полузаросшая, еле заметная тропка. Короткий отдых, размять затекшие спины, еще раз проверить вещевые мешки – и можно двигаться.
Осень вступила в свои права. Под ногами шуршали опавшие листья. Деревья расцветились осенними красками. Только ели, сосны и пихты выделялись своей несменяемой зеленой формой одежды. По сравнению с летом в лесу стало светлее. А вдоль тропинки тянулись целые поляны грибов. Пожалуй, самый ленивый грибник, не сходя с места, накосил бы здесь пару мешков опят, а кто поразборчивее, легко бы набрал пару корзин груздей, боровиков, подосиновиков и лисичек. Осень – благодатная пора. Хочешь не хочешь, а из леса пустым не вернешься. Если не подстрелишь дичь, так орехов или грибов наберешь, шиповника нарвешь, на болоте брусника и морошка растут. В Паниче грибная охота и сбор ягод считались детским делом, взрослые почитали это баловством, сами по грибы ходили только развлечения ради или те, у кого дети уже выросли.
Селяне шли весь день, почти до сумерек. Три раза делали короткие привалы, перекусить по-быстрому и дать ногам отдых. Волох Журав спешил. Несмотря на возраст, дед давал фору бывалым лесовикам, шел спокойным размеренным шагом, ступал мягко, успевал глядеть и под ноги, и по сторонам. Казалось, что с каждым шагом Журав молодеет, набирается сил, впитывает в себя жизненные соки. Вот дойдут до места, и не узнают старика. Зато кайсаки ползли, как улитки беременные, их постоянно приходилось подгонять. Чувствовали, что их не на лесную прогулку взяли, понимали – из леса назад им дороги нет.
На ночлег встали на полянке у подножия оплывшего, заросшего кустарником холма или кургана. Василий увидел на прогалине старые кострища. Земля хоть и затягивает шрамы от огня, но не так быстро, как хотелось бы. Видно, полянка не первый раз давала приют чудинам, направлявшимся на Свадьбу Ящера.
Чувствовалась близость болота, пахло тиной и гнилью. Тянуло сыростью. Лес на восток от полянки становился реже. Василий хотел было полюбопытствовать у односельчан: почему именно на этой полянке ночуем? Но вовремя вспомнил серьезные лица чудинов, странный блеск в глазах и необычную бодрость Журава, сочувственные взгляды, бросаемые Лушиком на пленных. Нет, лучше ничего не спрашивать. Все равно толком не ответят, а неосторожные расспросы могут уронить твое реноме в глазах сельчан. После того как мужчины притащили на полянку хворост и сухостой, разожгли костры и приготовили места для ночлега, Тергай тихонько посоветовал Василию после заката не выходить за пределы полянки.
– А если? – повернулся к товарищу Хабулай.
Он хотел съязвить: дескать, что делать, если по нужде приспичит? Не спросил. Взгляд Василия остановился на фигуре волоха Журава, обходившего полянку посолонь и чертившего на земле своим посохом борозду. Обережный круг. Серьезные дела здесь творятся, ежели дело до защитной магии дошло. А волох обошел полянку, затем взял в руки горящую головню и провел ей второй круг. Третий круг он прочертил своим ножом.
Василий этой ночью спал плохо. От земли тянуло сыростью, и кайсацкая накидка не помогала, холод пробивался даже через чудо-ткань. Со стороны болота доносились стоны, всхлипы, чавканье. Изредка слышались всплески, как будто что-то большое в воду уронили. Да еще молодого человека кошмары замучили. Снилась какая-то дрянь, а что именно – не запомнилось.
На рассвете Журав первым делом пробежался по краю полянки, проверил обережный круг. Убедившись, что подозрительных следов нет, никто не пытался проникнуть внутрь очерченного пространства, волох провел посохом черту, разрывая круг. Все, с этого момента людям можно идти в лес.
Завтракали плотно, как будто не знали, когда в следующий раз удастся поесть. А вот пленных не кормили, только воды дали. Василию показалось, что Журав что-то добавил в питье для кайсаков. Взгляд степняков сразу подобрел, зрачки расширились, на губах играла пьяная улыбка, движения сделались дергаными и неуверенными.
Путь отряда лежал на восток вокруг кургана. Василию рассказали, что это старая могила вождя неведомого народа, жившего на этой земле в неведомые времена. Еще немного, и люди вышли к обширному болоту. Место грустное, гнилью пахнет, впереди заросли осоки, зеленые полянки топей, островки с корявыми низкорослыми покосившимися деревцами, да протоки и глазки открытой воды.
Журав остановился на берегу перегородившей путь канавы с темной неподвижной водой, огляделся, с шумом втянул в себя воздух, постоял немного, прислушиваясь.
– Он здесь. Ждет, – просипел волох.
– В прошлом году все иначе было, – тихонько сказал Тергай Василию. – Кругом ягодники расстилались, протоки не было, а было озеро.
– Озеро?
– Вот, где стоим, тут и озеро было. На берегу Свадьбу играли, – пояснил селянин.
– Тихо, не зовите раньше времени, – Лушик чувствительно пихнул Тергая в бок.
Мужчины тем временем занялись приготовлениями к обряду. Срубили в лесу два дерева, обтесали, вкопали столбы в берег у протоки. Журав прошелся вдоль воды, пошептал что-то, постучал посохом по корягам, выгоняя из-под них лягушек и змей. На земле расстелили скатерти и расставили на них тарелки с угощением, жбаны с пивом, вином и медом.
В глубине болота что-то громко булькнуло, над лесом пронесся протяжный, жалобный, рвущий душу стон надломленного бурей дерева. В осоке зашуршало. Вдруг на поверхности протоки появилась волна, как будто большая рыба плеснула.
– Быстрее. Хозяин идет, – забеспокоился Журав.
Кайсаков вытащили на берег и привязали к столбам, на головы им надели венки из шиповника. Пленные не сопротивлялись, зелье давало о себе знать.
По команде волоха селяне отступили к лесу и встали полукругом за спинами Журава и Василия. Самого Хабулая Журав за руку подвел к краю канавы и попросил ничего не бояться и вести себя учтиво. Интересное предложение. Молодой человек изумленно приподнял бровь – все вокруг слишком напоминало страшную сказку или вшивенький фэнтезийный романчик, не хватало только факелов, заунывных молитв и барабанной дроби за спиной.
Ан нет, по поводу барабанов Василий ошибся. Мужики за спиной начали танцевать, ритмично топая. Обстановка жутковатая. Бескрайнее болото, вонь, столбы с жертвами стоят, рядом сумасшедший ведун с посохом в руках квохчет, глаза вылупил. Да еще задаваемый селянами ритм тоску навевает. Василий как бы невзначай поправил автомат на плече. От прикосновения к рифленой рукоятке и спусковой скобе на душе стало спокойнее. В случае чего, достаточно одного короткого движения – и автомат сам прыгнет в руки, предохранитель давно снят, патрон дослан.
– Хозяин наш, ты живешь на небе, на земле и под водой! Да будет благословенно имя твое, сила твоя, дыхание твое, власть твоя! Да будет царствие твое вечным, хлеб, репу, картошку даешь ты нам, и тем сыты бываем, – громко говорил волох. – И не оставишь ты нас перед ликом врагов наших и не забудешь нас в дни горести, как и мы не забываем тебя в дни радости. Прости прегрешения наши и дай нам искупление, благослови детей наших, жен наших, скот наш и поля наши. Даруй нам год сытый, как и прошлый был, не забывай пашни дождем поливать и солнцем согревать. Упроси богов иных не вредить нам, а договор с ними мы сами заключим. Прости, ежели что невольно против тебя сотворили, и дай знак, как тебе угодно будет жертвы от нас во искупление принять.
Над болотом пронесся порыв ветра. Островок в трех сотнях шагов от берега качнулся и исчез из виду. Вода в протоке забурлила. Издалека донесся приглушенный гул, шорохи, скрежет, словно нечто ползло под землей. На поверхности протоки образовалась волна и набежала на берег.
Вдруг из тины вынырнула чудовищная голова. Гигантский крокодил, уродливый монстр мезозоя, динозавр. Бочкообразное туловище, огромная, с костяными наростами голова на толстой шее. Зеленые блюдцеобразные глаза уставились на Василия. Ящер приоткрыл пасть, щелкнул частоколом зубов. Вода в протоке успокоилась. Древнее чудище протянуло голову к людям, обнюхало кайсаков и повернулось к Василию.
«И ты пришел, не вытерпел, решил на меня посмотреть, – низкий, спокойный, уверенный голос звучал прямо в голове молодого человека. – Смотри, если такой смелый. И не надо за автомат хвататься. Глупо. Я ведь могу испугаться, махнуть хвостом, и все, поминай как звали».
«Ты кто?»
«Ящер я, – хохотнул монстр. – Местные дураки меня богом считают. А ты как думал? Не верил? Считал, что приведут тебя к лесному капищу, качучу вокруг идолов спляшут, жертву зарежут, кишки по кустам развесят, а потом этот бородатый дурак с палкой объявит, что бог жертву принял, бог доволен, урожай будет хорошим. Так?»
«Я не знаю».
«Я знаю, что ты не знаешь. Смеюсь над тобой. Но ты хоть умнее этих лесных пеньков, большой мир видел. Как хоть там?»
«Я-то почти и не видел ничего. Леса да болота. В город пару раз выбирался».
«Да я не про эту помойку, я про твой мир».
«Стоит мир. Куда он денется? Кризис, хреновая экология, войны, разбой, в космос летаем».
«Все как всегда. Ничего не меняется. – Ящер опустил голову на берег и прикрыл глаза. – Помню, говорил я одному чудику: «Это все было. Это пройдет. Суета сует, все суета». А он что отчебучил? Из одной фразы целую книгу сочинил да еще клялся, что ему всю эту муть бог надиктовал. А какой я бог?»
«Болотный», – ухмыльнулся Василий.
Страха он не чувствовал, наоборот – мысленное общение с чудищем забавляло молодого человека. И не думал ведь, что такое бывает.
«Ага! – монстр приоткрыл один глаз и выпустил из пасти длинный раздвоенный язык. – Болотный бог. Пугало лесных пеньков».
«Так ты тоже провалец? – догадался Василий. Тому факту, что он общается с древним монстром, динозавром, парень не удивлялся, слишком все реально, чтоб еще и удивляться. – И давно ты здесь?»
«Провалец не провалец, а примерно восемь сотен годов здесь прожил. Нет, не провалец я, слово-то какое мерзкое выдумали… Я переселенец. Быт заел, приелось все, люди сменились. Твои прадеды пришли, не захотели меня признавать, уважение выказывать. Они ж Перуна да Велеса почитали, светлых богов, потом Христа себе от фараоновых рабов взяли. Я для них не хозяин, так, дикое неведомое чудо, на которое охотиться можно, норы засыпать, болота осушать, на стругах гоняться. Надоело все, я сначала к Ежаве переехал, а потом в этот мир утек. Еще годов с триста здесь поживу и в очередной новый мир уйду».
– Велик ты, Ящер, много пожил, много повидал, – вслух сказал Василий.
«Да, возраст солидный… В свое время мамонтов пас, а видел немного. Я болота, реки люблю. Тепло, мокро, дичи много, – Ящер выцепил из ближайших кустов здоровенного ужа и швырнул себе в пасть. – Ты, дорогой друг, что с чудью связался?»
«Так получилось».
«Получилось, Спаситель самозваный! – расхохоталось чудище. – Как шел, так и нашел счастье на свою голову. Смотри, оглянуться не успеешь, как останешься с чудью до самой старости. Одна жена, затем вторая… Будешь до седых волос в земле ковыряться, коровам под хвосты заглядывать. А что, не так? Не ты первый, и не ты последний. Спаситель! – презрительно фыркнул Ящер. – Ополчение возглавил, с охотниками степных дураков в лесу передавил, своих под пули подставлял, и рад. Другой с такими силами ни одного своего не потерял бы, а степняков ко мне в болото завел бы».
– А что делать? – вновь вслух пробормотал Василий.
«Головой думать. Зачем тебе голова? Дурака волоха слушать? Сказки о Хабулае неведомом?»
«Так ты ведь дорожку в иные миры знаешь! – сообразил Василий. – А провести сможешь?»
«Дорогу знаю, а проводником быть и не проси. Не для тебя дорога, не по тебе сапоги».
«А как дорогу найти?» – не отставал Василий.
«Сначала себя найди, Спаситель. Все потерял, дорогу потерял, женщину потерял, друзей потерял, себя потерял. Что еще потеряешь?»
Миг, и Ящер исчез. Василий тряхнул головой, прогоняя наваждение. Вернулись лесные и болотные звуки. Выводили трели лягушки, ветер шелестел листьями и травой. Тревожно шуршала осока. На болоте булькало, шипело, постанывало. В голове все еще звучали последние фразы болотного рептилоида.
Рядом что-то пискнуло. Василий повернулся и увидел изумленный взгляд Журава. Волох так и стоял, опираясь на посох, плечи опущены, в глазах блеск безумия, лоб в испарине. Молодой человек подмигнул старику и огляделся. Ничего в округе не изменилось, болото, темная стоячая вода протоки, трава под ногами. Только земля на берегу мокрая, на травинках капли висят. И столбы с кайсаками исчезли. Нет, из земли торчат разлохмаченные, изжеванные, покосившиеся обломки. И больше ничего. Ни следов Ящера, ни крови. Чудь собралась кучкой, мужики зыркают по сторонам исподлобья и медленно отступают от берега.
– Пошли, что ли? – предложил Василий.
– Пойдем, Хабулай, – жалобно протянул старый Покола. – До дому далеко топать, успеть бы до заката из леса выйти.
Обратно шли молча. Люди, видимо, сторонились Василия. Изредка молодой человек ловил подозрительные взгляды. Такое ощущение, что селяне не знали, что делать: бежать со всех ног, убить Василия или упасть перед ним на колени. Одно можно сказать: между Спасителем и сельчанами образовалась бездонная пропасть.
Василий шел одним из первых, задавал темп. Глаз легко разбирался в лесных приметах, сразу же срисовывал знакомые уже деревья, холмики и низины. Такое ощущение, что Василий вырос в этом лесу, все вокруг было родным и привычным. Удивляться неожиданной перемене молодой человек не стал, воспринял это умение как должное.
К самому дальнему от села полю вышли на закате. Вот и прогалина за деревьями виднеется, куст рябины с надломанной веткой – по пути на Свадьбу Кумай сорвал с нее тяжелую кисть ягод. Самоходы стоят на опушке, людей рядом нет. Да и не должно быть. Лес кругом, некому самоходы угонять.
– Скоро дома будем, – заметил Василий.
– Конечно, Хабулай, – угодливым, заискивающим голоском отозвался Пелько.
При виде склоненной головы бесстрашного охотника Василия передернуло. Не думал он, что так все обернется.
– Привыкай, вождь, – хмыкнул над ухом Тергай.
– Не привыкну, – молодой человек стиснул кулаки.
– Придется привыкать. Сейчас еще ничего, а как домой вернемся, начнется. И не заметишь, как привыкнешь. Друзей позабудешь.
– Тергай, ты мне друг?
– Не знаю, Хабулай, – в голосе чудина звучала горечь, говорил он по-вендски. – Не знаю, простишь ли ты меня. Я ведь не верил, что ты Спаситель.
– Я-не-Спа-си-тель, – тихо, медленно, по слогам проговорил Василий и, положив руку на плечо Тергая, добавил: – И друзей я не забываю.
