Ополченец

Эрудиция Гельмута, знание им реалий мира, в котором он никогда не бывал, была потрясающей. Человек приложил немало труда, чтоб перечитать, осмыслить все записи провальцев, поговорить с очевидцами, и на основе разрозненных, не связанных между собой, зачастую искаженных обрывков получить общую картину. Владмир давал ученому новые факты, вспоминал тонкости и мельчайшие нюансы, все странности последних десятилетий.

Если верить профессору Брянскому, все началось четыре десятка лет назад. В семидесятых годах двадцатого века от Р. Х., или в двадцатых годах двадцать восьмого века от основания Рима. Первые изменения почти незаметны, только вдруг затормозилось развитие энергетики, произошло сокращение космических программ, был сделан акцент на кажущихся перспективными, но при этом ведущих в тупик отраслях. Ладно, если бы дело касалось одного мира, но изменения замечены в трех совершенно разных мирах.

Научный прогресс постепенно тормозился, происходил отказ от долговременных проектов, многообещающих разработок. Исподволь менялась культура, во всех трех подопытных ветках неожиданно расцвел культ потребления. Разумеется, он и раньше существовал, как ни печально, но такова природа человека. Зато популяризация недорогих одноразовых вещей противоречит глубинным человеческим архетипам.

– Культ атомного сортира, – подсказал Владмир.

– Именно.

Научный мир незаметно для себя переориентировался на очень интересные, но в целом бесполезные вещи. В мире Володи Воронова – это вычислительная техника. Раухеры штука полезная, нужная, очень важная, но на своем месте. Мощнейший процессор, управляющий двигателем дешевой машины с мизерным ресурсом, сложнейшая автоматическая система микроклимата в торговом зале, использование персонального раухера в качестве печатной машинки, проигрывателя и как игрушки – это не более чем излишество, страшное расточительство. Глобальная сеть электронной связи на девяносто пять процентов используется для развлечения десятков миллионов бездельников. Изначально рассчитанные на многолетний срок службы бытовые приборы устаревают, не успев выйти с завода.

В мире Вендии и Империи это немыслимо. Как пример, большая часть бытовых устройств в доме покупалась много лет назад. Два дальновизора прослужили уже по двадцать лет, неоднократно ремонтировались и улучшались, но продолжают служить хозяевам верой и правдой. В гараже Гельмута стоит самоход, унаследованный им от отца. Домашние телефунки в этом мире делаются из прочных пластмасс и рассчитаны на десятилетний срок службы, а в действительности меняются еще реже.

В других мирах сработали свои собственные ловушки. Это, в одном случае, безудержное преобразование природы, вплоть до создания трансконтинентальных морских проливов и превращения гор в равнины. В третьем мире неожиданно посчитали, что прогресс – это страшное зло, и увлеклись интереснейшим делом перестраховки. Всевозможные защитные системы, комплексы безопасности, дублирующие системы управления множились в геометрической прогрессии. Любая потенциальная опасность парировалась в зародыше. Мероприятия по предотвращению аварий обходились дороже последствий самих аварий, но это никого не останавливало. Естественно, о каком-либо прогрессе в этом мире можно было забыть.

– Ты думаешь, это все последствия вмешательства? – прищурился Владмир.

– Это могло быть естественным процессом, но! – Гельмут многозначительно улыбнулся.

Выдержав паузу, дав собеседнику осмыслить услышанное, проникнуться значимостью момента, профессор продолжил:

– Мне точно известно, что за последние три десятилетия в Империи появилась световолоконная связь, в Империи строят компактные и мощные раухеры, как мне удалось выяснить, с внутренней структурой и на принципах, подобных вычислителям твоего мира. На заводах Империи резко снизилась аварийность, их космические корабли и самолеты стали надежнее, в случае аварии люди обычно выживают. И имперские строители могут все, и даже немножко больше.

– Они ровняют горы и засыпают проливы?

– На Земле нет, но мне известно, что на Марсе Империя развернулась как следует. Они уже успели изменить облик планеты до неузнаваемости.

– Ты хочешь сказать, что люди Империи проникают в соседние ветви и ставят на них опыты?

– Верно. Они испытывают на соседях свои разработки.

– Поверить не могу. Послушай, а если они не испытывают свои разработки, а задают соседям тему исследований, наблюдают за ними, подталкивают в нужном направлении и потом берут готовую разработку?

Ученый задумался, а потом глубоко вздохнул:

– Ты прав, Владмир. Все верно. Превратить ветку в исследовательскую комнату, поставить перед местными задачу, дать им набить себе шишки, выловить все ошибки, сделать открытие, разработать действующие устройства, отладить их, и уже потом забирать готовую разработку. Ты совершенно прав.

– Послушай, Гельмут, зачем ты мне все это сказал?

– Потому что я слишком близко подошел к тайне. Ты еще, может быть, не знаешь, но подданные Империи неприкосновенны, у них очень много Правды.

– Ты боишься?

– Я боюсь, что мне в один прекрасный момент предложат переехать жить в Империю, и я не смогу отказаться.

– Это возможно?

– Это бывает. У нас бывает, – тихо повторил ученый.

– Перекупают врагов?

– Какие в навь враги?! Мы для Империи не можем быть врагами, мы для них слишком мелки. Мы не можем причинить им вреда, а значит, не можем считаться врагами.

– Ты их ненавидишь, – констатировал Владмир.

– Не люблю – это верно, но их нельзя ненавидеть. Ненависть – человеческое чувство, нельзя испытывать человеческие чувства к нечеловеческой системе.

Пока хозяин ходил за медом, гости зря время не теряли. Друзья плавно перетекли в гостиную и включили дальновизор. Как раз передавали сводку новостей. На плацдармах пока без перемен. Противник безуспешно атакует, венды доблестно обороняются, кайсаки несут потери. Сообщали о разгроме двух бронекавалерийских корпусов противника.

Вернувшийся к гостям Гельмут немедленно предложил выпить за победу. Идея хорошая, вот только по глазам ученого читалось, что не больно-то он верит заявлениям дальноведущих.

Дружеские посиделки продолжались до поздней ночи. Брянский сумел уговорить гостей задержаться у него до отъезда. Владмир и его друзья сначала отнекивались, но потом согласились.

Следующий день принес очередные новости. Рано утром кайсаки прорвали вендскую оборону на плацдармах и вырвались на оперативный простор. Ведущие дальновещания напрасно успокаивали зрителей, дескать, все хорошо, наши войска отступили на заранее подготовленные позиции, враг несет страшные потери, и скоро его наступательный порыв выдохнется, разобьется о гранит вендских укреплений.

Вернувшийся из академии Гельмут Брянский сообщил, что все серьезнее, чем кажется, кайсаки уже перерезали линию чугунки между Жигулями и Святославлем, два вендских корпуса окружены на берегу Волги и вынуждены окапываться. Воздушное сражение тоже идет не так, как надо, противник уверенно завоевывает превосходство в небе. Пусть кайсацкие самолеты избегают летать над укрепрайонами, но зато постоянно висят над наступающими частями, сбивают вендские бомбардировщики и штурмовики, непрерывно бомбят войсковые колонны.

Ребята успели днем скататься на вокзалы и пройтись по городу. Да, начинается тихая паника. Все билеты проданы, власти проводят неявную, скрытую эвакуацию женщин и детей. На выездах из города столпотворение, дороги запружены самоходами, многие пытаются как можно скорее вырваться из Святославля и уйти на запад.

Пытаться бежать бесполезно, вырваться группой, не растерять по дороге товарищей не получится. А значит, остается надеяться только на билеты и на то, что противник не успеет перерезать чугунку на Изяславль. Ситуация сложная. В городе введено дополнительное патрулирование городской стражей и военными, продолжаются облавы на затаившихся в Святославле подданных Кайсацкого ханства.

Вечером объявили о сдаче вендскими войсками Березова. Как принято, после тяжелых оборонительных боев. Кайсаки вышли к реке Медведице, навели переправы. Венды вроде бы попытались нанести фланговый контрудар силами бронеходного корпуса. По дальновизору вещали об удачном наступлении, бегущих кайсаках, тысячах пленных, брошенных вражеских бронеползах и пушках. К утру шумиха стихла. Говорили только о тяжелых боях на Сарпинском поозерье. Затем пауза, тишина и, как снег на голову, чрезвычайная новость – кайсаки прорвались к Хопру и Дону. Наши части выходят из окружения. На южном участке бронекавалерия степняков перерезала трассу чугунки на Тмутаракань, до Дона им остается пройти десять верст.

Святославльская армия удерживала коридор вдоль Волго-Донского канала, крепости вокруг Белой Вежи, руководство обороной укрепрайона продолжало спешную эвакуацию лишнего населения, но никто не мог сказать, сколько времени продержатся заслоны. Кайсаки опять показали себя сильнее вендов. Огромное степное ханство смогло играючи пробить передовые линии Вендской Диктатуры. Что бы в дальновизоре ни кричали о мощи вендской армии, новейших бронеходах и самолетах, сверхточных пушках, прекрасной управляемости войсками, но вражеские бронеползы не уступали вендским, кайсацкие самолеты на равных дрались с вендскими, знаменитая бронекавалерия степняков играючи обходила вендскую бронепехоту.

Сокрушающая мощь степной империи. В очередной раз кайсаки показали, что они не такие отсталые азиаты, как о них говорят. Немаловажными были мобилизационный потенциал и численность армии мирного времени. Вендия с населением сорок четыре миллиона человек и полуторамиллионной армией не могла сравниться со стодвадцатимиллионным ханством. У кайсаков армия мирного времени составляла пять миллионов человек. Да, протяженность сухопутных границ велика, у кайсаков много недружелюбных соседей, необходимо держать войска в неспокойных улусах, но они могли себе позволить бросить против Вендии трехмиллионную группировку, а Диктатура имела на Волге всего миллион двести тысяч бойцов.

Первая неделя войны показала, что Вендия опять не готова к современным операциям и ничего не может противопоставить многочисленным, хорошо вооруженным и подготовленным бронекавалерийским и пехотным корпусам кайсаков. Противник быстро прошел предполье и уперся в сплошную линию укрепрайонов по Дону. К успехам вендской армии можно было отнести только освобождение Пустошей и удержание рубежей по Волге от Жигулевской крепости и выше до Ежавы. Речные флоты Вендии были традиционно сильнее кайсацких и немало способствовали обороне береговых позиций.

На южном фронте за вендами остались устье Волги вместе с вплетенным в водный хаос дельты Астраханским укрепрайоном, позиции по Манычу и Салу. В Черной степи продолжались бои между маневренными бронеходными и кавалерийскими группами противостоящих друг другу сторон. Командовавший южным фронтом большой воевода Владислав Черномор неплохо вел войну на изматывание, умело проводил дерзкие рейды по степным шляхам и вовремя выводил свои войска из-под удара.

Святославльская армия дралась в привычном для себя полуокружении, не давая противнику прорвать Донской коридор и замкнуть кольцо вокруг города. Перед стотысячной группировкой вендской армии стояла сравнительно простая задача: удерживать позиции, держать под огнем вражеские линии снабжения, быть готовой в любой момент совершить рейд по тылам зарвавшихся и вырвавшихся вперед кайсаков. Сил у крепостного воеводы было больше чем достаточно, укрепления надежны, запасы почти бесконечны.

Время шло. Владмир потерял всякую надежду уехать из осажденного города. Только если отправить девушек одних, только если парням пробиваться по бетонкам своим ходом или потратив все деньги на старый самоход. Мнения товарищей разделились, если Димон, Леня и Санек ратовали за бегство, любой ценой, как угодно, но подальше от фронта, то остальные глядели на жизнь более трезво. Город продержится десять лет минимум, при самом худшем раскладе Святославль устоит.

По прошествии полутора недель с начала войны, 12 октября Вовка Конопатый в шутку предложил записаться в армию. Дескать, все равно делать нечего, хорошую работу в городе не найти, максимум ребятам светят рабочие отряды, а девушкам – работа в госпитале. К его удивлению, шутка была воспринята серьезно. Тем более накануне Святославль подвергся обстрелу.

Дальнобойная кайсацкая батарея дала по городу с дюжину залпов, прежде чем ее нащупали и подавили тяжелые вендские пушки. Три снаряда упали на Заболотном конце. Многоярусный жилой дом разнесло на куски одним попаданием. От здания осталась только одна стена. Еще два снаряда разбили дорогу и обрушили крыло старинного особняка. Первые жертвы среди посадских. Владмир и Димон помогали разбирать завалы, видели изувеченные тела людей, сами извлекали из-под обломков здания раненых и убитых. Неприятное дело, честно говоря. Володю до сих пор мутило от вида запекшейся крови, обрывков плоти и перемешанных с обломками кирпича помоев.

На следующий вечер друзья собрались в деловой комнате профессора Брянского. Ребята спорили, сравнивали свой родной мир с этим, девушки обсуждали, что завтра приготовить. С момента своего вселения в профессорский особняк четыре подруги взвалили на свои плечики все домашнее хозяйство. Получалось неплохо, особенно готовка, девушки словно соревновались – кто вкуснее накормит мужчин. Гельмут Брянский в шутку ругался, дескать, к концу осады располнеет, как боров, жена не узнает, но от еды не отказывался, с видимым удовольствием наворачивал шедевры незнакомой ему кухни.

Ночь за окном озарила яркая вспышка, словно кто повесил над городом магниевую бомбу. Послышался тихий шелест, свист, пугающее шипение. Вдруг громыхнуло. Удар. Пол под ногами явственно качнулся, задребезжали прочные, небьющиеся стекла, миски и чарки на столе подпрыгнули, зазвенела посуда в шкафу, со стены сорвалась африканская маска. На улице завыла сирена. Послышался шум, скрежет, мерный стук сыплющихся на землю камней.

– Что? – Владмир вскочил на ноги и бросился на балкон.

– Это конец… – просипел за спиной Санек.

На горизонте к небу поднимался багровый шар. Вдалеке полыхали пожары.

– В районе Лодейного канала приложили, – промурлыкал Гельмут Брянский. – Клянусь честью, никогда в жизни не видел атомного взрыва.

– Атомного?! – взвизгнула Женя.

Владмир в это время вцепился руками в перила балкона и глядел на полыхающее над землей зарево. Небесные сполохи. Буйство потревоженной человеком стихии. Вырвавшееся на свободу древнее чудище атомной энергии. Рвущаяся ткань мироздания.

– Можно не бояться, верст тридцать будет, – удивительно миролюбивым голосом пробормотал Брянский.

Профессор стоял, скрестив руки на груди, и неотрывно смотрел в сторону эпицентра взрыва. На его лице застыло странное выражение, как будто он прикоснулся к чему-то прекрасному, священному и одновременно смертельно опасному. Казалось, человек в полушаге от своей мечты. Что это за мечта, что творится в голове у ученого, оставалось только догадываться.

Друзья не скоро вернулись за стол. Разговор не клеился. Парни налегали на вино, девчонки жались к своим друзьям. Профессор Брянский задумчиво ковырял вилкой мясную нарезку. Предварительно он открыл лекарский сундучок и выдал всем по таблетке радиофага. Старая вендская разработка, препарат, резко повышающий сопротивляемость организма радиационному облучению.

– Надо идти в армию, – провозгласил Дмитрий мрачным тоном.

– Под атомные бомбардировки? – язвительно спросил Санек.

– А девушек пристроить к тыловой службе, – Коротков даже не заметил колкости.

– Что будет завтра? – со страхом прошептала Леночка.

– Как бы это ни казалось удивительным, но в вашем случае это наилучший выход, – заметил Гельмут Брянский.

– Думаешь, больше шансов выжить?

– Сколько боги отмерили, столько и проживем. Я хочу сказать, что семьям защитников отечества положено содержание от государства. В случае гибели бойца его родные получат выплаты в размере годового жалованья. Война продлится больше года, и все это время Святославль будет в осаде. Выбраться из города сложно, это опаснее, чем сидеть под защитой орудийных башен и ракетных батарей.

– Разумно, – согласился Виктор Николаевич. – А как быть с девушками? Что скажете, друзья?

– Тяжелый вопрос, – отозвался Владмир, обнимая прильнувшую к нему Леночку.

– Мы пойдем работать в госпиталь или строительные отряды, – уверенно заявила Катя. – Мы вас дождемся.

– Я знаю, дождетесь, – Саню явственно передернуло. – А если мы погибнем? Так и будете ждать до старости?

– Положим, командование старается в любом случае сообщать родным о гибели воина, есть такой обычай, – ученый не упустил шанс подколоть молодого человека.

Сам Гельмут сейчас решал про себя сложнейший жизненный вопрос: а не плюнуть ли на академию и не пойти ли в армию вместе с молодежью? Все его предки, поколения неукротимых бесстрашных воинов и удачливых военных вождей требовали прислушаться к голосу крови и взять в руки оружие. С другой стороны, профессор опасался не успеть завершить начатую работу, так и не найти способ переброски мостов в соседние ветки. Труд всей жизни как-никак.

– Лена, ты меня отпустишь? – тихо прошептал Володя.

– Я буду тебя ждать, – так же тихо ответила девушка, по ее лицу текли слезы.

– Я вернусь. Обещаю тебе, я вернусь.

Вместо ответа Лена вырвалась из объятий Владмира, оттолкнула его и выскочила из комнаты.

– Вот так… – с горечью пробурчал молодой человек.

– Она тебя любит, – сказал Виктор Николаевич, – и она тебя дождется. Жаль, свадьбу придется перенести на после победы.

– Так вы еще не женаты? – удивился Гельмут. – Надо срочно исправить, пусть без обряда. Обряд можно провести после войны. Завтра же все идем в храм, затем в Посадский приказ и женим молодых.

– А так можно?

– Можно и нужно.

Брянский не стал говорить, что в случае гибели Владмира Лена получит за него выплаты от Диктатуры, все и так это поняли. Это жизнь. Нельзя бросать близкого человека, не озаботившись его будущим, у вендов так не принято. Человек должен думать не о себе, а о своем роде, а уже род позаботится о человеке.

Через день после того, как завершили последние дела, рано утром провальцы покинули дом профессора Брянского. Все обговорено, все решено, так зачем тянуть время, зачем мучить себя и близких? Лучше сразу идти и делать, что решили. Так проще и легче.

– Подождите, – прозвучал бодрый голос профессора.

Через минуту Гельмут Брянский скатился по лестнице. Ребята не узнали молодого, амбициозного, экспрессивного ученого. Вместо дорогого костюма тонкого сукна на Гельмуте были пятнистая военная куртка и такие же штаны, на ногах армейские ботинки. В руках ученый держал подсумки с патронами, гранатами и автомат «Дорн» с оптическим прицелом.

– Скучно одному, – улыбнулся Гельмут, в его глазах прыгали веселые чертики. – Вы уходите, девушки тоже скоро уедут, кто в госпиталь, а кто в рабочий отряд. Оставаться одному, в большом доме, под обстрелами, нет, это слишком страшно.

– Врешь. Ты ничего не боишься.

– Я боюсь, что на том свете меня в рай не пустят. Скажут, деды и прадеды с мечом не расставались, князю с честью служили, а ты кто такой? Нет в роду Брянских книжных червей и словоплетов.

– Так ты с нами?

– Мы вместе, – заявил профессор. – Пошли. В Войсковом приказе может быть очередь.

В вендской армии новобранцев готовят полгода, вбивают в их головы премудрости воинской службы, учат обращению с оружием, приборами связи и наблюдения, гоняют на полевых занятиях, заставляют рыть окопы, совершать марш-броски. Людей приучают быть готовыми в любой момент вскочить на ноги, схватить оружие и идти в атаку, натаскивают на рукопашный бой, проводят стрелковую подготовку, учат часами ползать под колючей проволокой, вжиматься в землю, окапываться, не поднимая головы. Выживать под огнем и во время газовой атаки, оказывать первую помощь раненым; не задумываясь, выполнять приказы и не терять самообладания в любой обстановке.

Полгода на то, чтоб сделать из посадского или сельского паренька настоящего воина, это мало. Только прослуживший не менее трех лет боец считается настоящим, на него уже можно положиться, он уже умеет не только выживать, но и побеждать. Десятскими становились бойцы, прослужившие не менее пяти лет и имевшие за спиной опыт боев, а на руках кровь врагов.

Война все меняет. В военное время в вендской армии полугодичная учеба новобранцев сокращалась до трех месяцев. Отбор претендентов на гордое звание защитника родины тоже проводился с минимальными требованиями. Пришедших в Войсковой приказ друзей быстро ознакомили с условиями договора, попросили заполнить анкеты и подтвердить словом свою верность вендскому народу и Диктатуре. Как потом выяснилось, это заявление заменяло собой присягу.

В этот же день шестерых товарищей отправили в военный лагерь Зуково близ городка Желтохолм. Разбиравшийся с новобранцами сотник хотел было направить Виктора Николаевича и Леню в лагерь речного флота, но друзья в один голос заявили, что служить будут только вместе, в одной части.

– Молодцы, наши люди, – только и сказал сотник, подписывая бумаги.

А вот Гельмут Брянский пошел в другую команду. Оказалось, что не все в его жизни было так просто. В молодости наследника знатного рода заносило в казачьи части, два года служил на зауральских и уральских заставах, приходилось участвовать в стычках с местными охотниками за скальпами, отражать кайсацкие набеги и оборонять крепости. Посему в Войсковом приказе его сразу же внесли в отдельный список и направили в командирское училище. Четыре месяца по сокращенной программе – и в действующую армию в звании полусотника.

Наступила осень, высыпал первый снег, как всегда неожиданно ударили морозы. Война шла, но жизнь продолжалась. Октябрьские бои принесли Вендии облегчение – фронт остановился. Севернее Святославля противник уперся в Донские и Хоперские позиции. Сеть долговременных опорных пунктов и крепостей позволила вендским войскам выстоять, отбить все атаки и расплющить контрударами просочившихся между крепостями кайсаков. На южном направлении большой воевода Черномор удержал за собой древний Семендер и отбросил противника к озеру Маныч. Зимнее наступление кайсаков наткнулось на упорное сопротивление бронеходных полков. Воевода Черномор знал толк в маневренной войне, его войска не стояли на месте, непрерывно атаковали, уходили от ударов, искали слабые точки и умудрялись при этом не подставлять под удар свои тылы. Южный фронт представлял собой непрерывно перемещающийся, дышащий, бурлящий котел. При этом основные опорные пункты и дороги оставались в руках вендов.

Жизнь в лагере Зуково шла своим чередом. Утром побудка, построение, завтрак. Затем полевые занятия до упаду. Обед, затем шагистика, стрельбы, комнатные занятия – и так до позднего вечера. Времени на личные дела не оставалось. Десятские стремились впрессовать в сутки как можно больше занятий и стрельб. Нередки были марш-броски, ночные побудки, маневры. Возвращавшиеся в казарму после полевых учений бойцы на ногах не стояли, каждая клеточка тела истошно вопила: «Спать!» Где уж тут личное время. Успеть бы полевую одежу почистить, дыры заштопать да оружие смазать.

Часть находилась в спокойном районе, за второй линией обороны, за все время ни одного обстрела или бомбежки. Кайсаки вообще не стремились взламывать укрепления Святославля. Наученные горьким опытом предыдущих войн, степные воители предпочли наступать там, где получается, стараясь выманивать вендские войска в чистое поле, где у степняков было преимущество.

После разгульных Святок наступило время переводить молодых бойцов в действующую армию. Учебная часть работала без перерыва, опытные, прошедшие огонь и воду наставники натаскивали несколько призывов одновременно. Владмир уже видел, с какой помпой Зуково провожало своих выпускников. Торжественное построение на плацу, барабанная дробь, реющие знамена, выступление полковника Комарова. Затем вручение личного оружия, воинских поясов. Новоиспеченных бойцов проводили под скрещенными мечами, с этого момента они становились настоящими воинами, их принимали в касту. Пусть пока временно, дальше все зависело от человека, придется ему по вкусу воинская похлебка или помыкается по полкам да уйдет после войны на вольные хлеба.

18 января настал черед 4-й сотни. Три месяца учебы пролетели, вчерашние парни и мужики с улицы незаметно для себя стали бойцами. Вначале было тяжело, нагрузка страшная, не все выдерживали. Жалко хороших людей, тяжело терять товарищей по лагерю, но приходилось терпеть и не пищать, когда твой хороший друг внезапно уходил из армии. Не выдерживал человек. Что уж такого. За три месяца учебы сотня потеряла пятую часть своего состава. Не выдержавших переводили в тыловые части. Владмир и его друзья держались только потому, что поддерживали друг друга, им стыдно было предавать друзей и отказываться от службы.

Постепенно люди привыкли к нагрузкам, они уже не так уставали, как в первые недели. Неожиданно стало появляться свободное время. Ребята переписывались, а иногда разговаривали по телефунку с оставшимися в городе девушками.

Подруги не сидели без дела, все четверо работали в княжеском госпитале на Кузнечном конце. Да еще радость: Лена ждала ребенка. Жаль, у молодого бойца не было возможности хоть на полчаса вырваться в город. Близок Святославль, меньше часа самоходом, да командиры не отпустят, увольнения в военное время не положены, только в качестве награды или по чрезвычайной, необычной надобности. Ребенок там, к примеру, родится, тогда воину положена побывка домой на три дня, на потомка посмотреть, имя ему дать, благодарственные обряды провести. Это дело святое, да только не так часто приключается, как хотелось бы.