Лесные засады
Ополченцы успели за оставшиеся до заката часы доехать до леса, пройти версты четыре по звериным тропам и встать лагерем. Костры разводили в низинах так, чтоб отблески пламени не выдавали стоянку. Часовых расставили в две линии и на удалении до полуверсты от лагеря. Лушик хотел было отодвинуть передовую линию еще дальше, но Василий резонно заметил, что это слишком опасно – если вражеские разведчики скрадут часового, то никто и не заметит.
На заре ополченцев нашли гонцы из двух других разведывательных отрядов. Выяснилось, что кайсаки встали лагерем в четырех верстах от ополченцев Паничи. Всего их две полные сотни. Половина конные, остальные, похоже, потерявшие своих лошадей кавалеристы. Бронеходов нет. Припасов мало. Обоз, все, что смогли разглядеть охотники, – дюжина воловьих упряжек.
– Отступающая кавалерийская часть, – изрек Василий и обвел пристальным взглядом собравшихся вокруг него младших командиров.
– Как действовать будем, Хабулай? – этот вопрос читался в глазах всех бойцов, но осмелился его задать только Кумай.
– Две сотни опытных головорезов… – задумчиво проговорил Василий. – Две сотни, а нас восемь десятков. Подмога идет, но когда она придет – неизвестно. До поля восемь верст. Еще пять верст по грунтовке – и село как на ладони. Хочешь – бери. Мы можем послать гонца предупредить Журава, чтоб уводил женщин и детей на дальнее урочище, но урожай не спасем. Женщинам и детям голодать придется, зима близко.
– Они могут не успеть уйти, – поддержал Лушик. – Конные кайсаки мастера следы выхаживать. Могут догнать.
– Что тут рассуждать?! Драться надо!
– Один раз ударим, заставим остановиться.
– Хабулай, веди нас в бой!
– Тогда сворачиваем стан, – решил Василий. – Пайко, беги в село, предупреди людей, что кайсаки близко. От тебя сейчас все зависит. Ты один можешь мать, сестер и братика спасти. Дуй во весь опор.
Василий сам не знал, как находил нужные слова. Приходило на ум, и все тут. И оказывается, именно то, что нужно, на язык наворачивалось. Пока люди воодушевлены, пока рвутся в бой, надо выступать. И кайсаки спят, будем надеяться.
На стороне чуди были хорошая разведка и внезапность, на стороне кайсаков – численное превосходство и опыт. Как ни прискорбно это осознавать, но ополченцы были обречены. Если говорить серьезно, их задачей было не победить, а замедлить продвижение противника, заставить его засесть в обороне.
Сразу по выходе из лагеря Василий разделил своих людей на два орднунга. Половину отряда повел сам, второй половине под командованием Лушика приказал постараться зайти врагу в тыл, дождаться, пока не начнется стрельба, и самим атаковать, но не усердствовать, быстро откатываться назад. Укусил – и отскочил. И так до тех пор, пока противник не уйдет в глухую оборону. Весь мешающий в бою груз, мешки и сумки оставили во временном лагере.
Люди Лушика сразу отвернули вправо. Василий прошел около версты и скомандовал рассыпаться цепью, залечь и не шуметь. Вперед пошли разведчики. Командир еще раз проверил своих бойцов, выбрал троих шустрых подростков и приказал им держаться рядом. Это будут его адъютанты, быстроногая связь. Конечно, лучше бы иметь дюжину раций, но где ж их взять?
Через полчаса вернулись двое разведчиков. По их словам, кайсаки только встали, завтракают, потом, вероятно, будут сворачивать лагерь. Пора наступать. Лушика не слышно, связь с ним не предусмотрена, только если гонца пришлет.
Чудь двинулась цепью. Вперед выслали полдюжины охотников. На всякий случай. Если что пойдет не так. Враги не идиоты, они должны были выставить охранение.
Василий шел медленно, стараясь ступать осторожно, чтоб не наступить на сухой сучок, не задеть ветку, не зацепиться за колючки. Оружие давно взято на изготовку, патрон дослан, переводчик на автоматическом огне. Еще полверсты…
Из кустов выныривает молодой паренек и бросается к Василию:
– Хабулай, дядька Вахлак велел передать, что степняки выступают.
– Куда они направляются?
– Неведомо.
Скверно. Принимать встречный бой это не одно и то же, что атаковать противника на отдыхе. Прикинув шансы, Василий приказывает своим людям залечь у лесной тропы. Два десятка он расположил на правом крыле. Один десяток поставил прямо на пути противника, и последний десяток отвел на две сотни шагов назад. Это его резерв.
Долгие, тягучие, свинцовые минуты ожидания. Наконец ветерок доносит топот копыт, позвякивание железа, приглушенный говор на незнакомом языке. Идут.
Перед кайсаками прибежал еще один разведчик и доложил, что вражеский отряд вытянулся колонной, впереди по тропе идет конный разъезд. Боковое охранение держится на расстоянии триста шагов от тропы. Противники движутся медленно, им приходится расчищать путь для обозных телег.
Ждем. Василий опустился на одно колено и уткнул автомат прикладом в землю. Он выбрал неплохое место для засады. Справа от тропы – два холмика аршина три высотой. За возвышенностями и расположилась половина орднунга. Лес старый, деревья высокие, но стоят редко. Видимость около двухсот шагов. Подлесок жиденький, не выживают кустарники в вековечной тени лесных великанов. То тут, то там лежат поваленные бурей деревья. Природные баррикады. Из-за завалов удобно стрелять, но если противник зайдет за спину, отходить придется под огнем.
Шум приближается. На тропу из-за деревьев выезжают четыре всадника. Кони идут медленным шагом. Всадники зыркают по сторонам, автоматы держат поперек седел. Залегшие у тропы чудины беспрепятственно пропускают дозор мимо себя. Несколько охотников бесшумными тенями бегут за деревьями и кустами вслед за кайсаками. Снять дозорных, не поднимая паники, не получается, приходится постоянно держать их на прицеле.
Разъезд минует засаду и едет дальше. Сейчас не до них. Впереди появляется голова колонны. Кайсаки едут стремя к стремени. Тропа узкая, не позволяет держаться свободно, люди, сами того не желая, жмутся друг к другу. Самый лучший момент!
До кайсаков две сотни шагов. Василий поднимает автомат, наводит оружие на грудь коренастого всадника в мохнатой кофте и высоком зеленом кепи, этакий нукер Чингиз-хана, но только с автоматом. Время пошло!
– Огонь!!! – срывается с губ команда.
Палец жмет на спусковой крючок. Приклад чувствительно толкает в плечо. Лес оживает, со всех сторон слышится треск выстрелов: злобный лай автоматов и хлопки винтовок. Стальной ветер сдувает голову вражеской колонны. Пронзительно визжат раненые. Кони истошно ржут, сбрасывают с себя седоков, ломятся прямо через кусты.
После первых выстрелов Василий падает на землю, перекатывается и дает в сторону противника длинную очередь. Степняки быстро приходят в себя. Выжившие кайсаки спешиваются, залегают и открывают ответный огонь. Над головами чуди свистят пули.
Слишком хорошо они стреляют. Василий замечает краем глаза уткнувшегося лицом в землю селянина. Власий вытаскивает из-под огня своего раненого соседа.
Квакшин подозвал к себе паренька:
– Лайво, беги к тропе, скажи, чтоб отходили.
Сам Хабулай вместе с резервным десятком занимает отсечную позицию в двух сотнях шагов от фронта. Парнишка успевает передать приказ. Ополченцы откатываются назад по одному. Резерв сразу же открывает огонь по рванувшим вперед кайсакам. Проклятие! Бой затягивается. Все пошло не так. Чудь уже изнемогает, пусть они меткие стрелки, но кайсаков больше, вражеский огонь плотнее. Голову поднять не дают.
Фланговый отряд уже сбит с возвышенности и откатывается назад. Раненых и убитых чудины несут на себе. Никого не бросают. Пора бы и Лушику заявить о себе. Еще минут десять перестрелки, и противник собьет заслон, потом в атаку ринется кавалерия, и все. Можно заказывать заупокойную. Подлесок редкий, грунт твердый, конной атаке лес не помешает.
Василий посылает двух адъютантов к стрелковым цепям с приказом отступать. Рискованно. Вчерашние крестьяне могут не выдержать и побежать. Рискованно, но делать больше нечего. Остается надеяться только на выдержку людей и крестьянскую привычку делать все основательно, не особо задумываясь о дальних перспективах.
Наконец-то вдалеке, в тылу кайсаков, раздается треск выстрелов. Натиск врага немного ослабевает, этого достаточно. Василий успевает вывести свои поредевшие десятки из боя. Потери большие. Шесть раненых, их приходится тащить в тыл, и пятеро погибших. Хабулай скрепя сердце выделяет десяток для транспортировки раненых и мертвецов к лесному стану. Это еще больше ослабляет его отряд, но иначе нельзя.
Не расслабляться. Лушик пока щиплет хвост вражеской колонны, минут пять есть. Потом придется думать, как выдергивать из боя самого Лушика. Василий занимает оборону в полуверсте от кайсаков. Надо готовить очередную засаду. Времени еще много, день только начинается. Кайсакам надо вперед прорываться, а не на месте топтаться, пытаясь стряхнуть с хвоста лесных стрелков.
Перестрелка стихает. Слышны только редкие одиночные выстрелы. Значит, товарищ сумел вывести своих людей. Молодец Лушик! Как бы то ни было, но кайсаки вынуждены стоять на месте, пока их тыловое охранение отражало лихой удар лесных охотников. Драгоценные минуты, позволившие людям Василия отдохнуть и занять новую позицию.
Немного подумав, Хабулай посылает к Лушику еще одного гонца, на этот раз с требованием держаться на хвосте у противника и повторить удар, когда враг наткнется на заслон. Плохо, когда нет радиосвязи. Эх, будь у чуди несколько раций, можно было бы и поиграть с врагом, бить его короткими болезненными ударами с разных направлений. А так не получается – не будучи уверенным в своих командирских способностях, Василий не рисковал разбивать ополченцев на мелкие отряды. Заплутают в лесу, не смогут скоординировать свои действия, не сумеют оторваться от противника, погибнут зря.
– Они идут, – шепчет Пурко.
Боец лежит в яме под корнями вывороченного бурей дерева. Василий пока сидит, прислонившись спиной к старому клену.
Кайсаки приближаются. Ветер доносит звон конской сбруи, треск сучьев, поскрипывание седел. Конными идут? Василий выглядывает из-за дерева. Ага, противник уже в пределах видимости. Сквозь лес пробирается пехотная цепь. Следом, в сотне шагов, движется конный отряд. Решили попытать счастья в лихой кавалерийской атаке.
– Приготовиться к бою! – командует Хабулай.
Сам опускается на землю, любовно поглаживает ложе автомата, ставит прицел на триста шагов. Еще немного, и можно начинать игру.
– Огонь!
Из кустов бьют короткие злобные очереди. Несколько кайсаков падают, сраженные пулями. Василий с удовлетворением отмечает, что на этот раз точно попал. В кого целился, того и хлопнул. Степняк качнулся назад, выронил автомат и мешком повалился на землю. Остальные кайсаки залегли и открыли огонь.
– Бейте по конным! – кричит Василий.
Жаль, немногие его слышат. Догадаются или нет? Парень выпускает короткую очередь по мелькающим за деревьями кавалеристам. Не попал. Затем переводит огонь на пехоту. Паника. Нервишки-то не железные. И не знаешь, кто для тебя опаснее.
Кайсаки, где ползком, а где короткими перебежками, движутся вперед. Прикрывают друг друга плотным огнем. Натиск не ослабляют. Кажется, у чудинов опять потери. Огонь на правом крыле стихает. Паршиво! Отступать надо.
– Пайко, бегом вдоль цепи. Передавай десятским, чтоб отводили людей.
– Куда отводить, батька?
– Назад пусть отходят. Быстрее!
Паренек выскакивает из ямы и ужом скользит по земле. Над головой свистят пули, сыплются срезанные ими ветки и листья. Василий задумчиво глядит вслед посыльному. Еще минут пять – и надо вытаскивать ребят из-под огня. Проигрываем. Да, враги несут потери, но их больше, они опытнее и лучше вооружены.
Из состояния задумчивости Васю выводит вошедшая в землю перед его носом автоматная очередь. Парень вскидывает автомат, стреляет наобум, перекатывается и тщательно выцеливает залегшего под кустом рябины кайсака. Степняк лежит боком к стрелку. Плавно навести оружие, задержать дыхание и нажать на спуск. Попал. Теперь отползти назад и занять новую огневую позицию.
Справа и слева звучат короткие прицельные очереди товарищей. Чудь бережет патроны. Держимся пока, не отступаем. Вдруг впереди вырастает фонтан разрыва. По ушам бьет грохот. Кто-то из чудинов бросил гранату. Проклятие! Метнувшийся в укрытие ополченец кувырком летит на землю. Срезали на бегу.
– Отходим! – Василий приподнимается на локте, крутит головой из стороны в сторону.
Огонь чуди ослабевает. Вдруг за спиной и чуть левее врубается волшебная музыка двух десятков автоматных стволов.
– Отходим! – орет Василий.
Сам бежит назад, шагов через двадцать падает рядом с молодым безусым пареньком. Подросток сосредоточенно целится в противника из винтовки. Выстрел, еще один. Паренек удовлетворенно цокает языком. Василий пихает его кулаком в бок и машет рукой – давай, сваливай! Сам отпрыгивает в сторону и стреляет по рванувшим было вперед кайсакам. Давай!!! Огонь!!! Секунда, другая, третья, время медленно наматывается на стрелки часов, автомат в руках живет своей жизнью, выплевывая в кайсаков короткие очереди. Товарищи поддерживают огнем. Из-за спины бьют заградительным.
Кажется, отбили. Степняки залегли в сотне шагов от чудских позиций. Еще один рывок, и врага не удержать. На такой дистанции атаку пехоты можно остановить только пулеметами, а если еще кавалерия ударит… Нет, лучше об этом не думать. Впрочем, кайсаки не спешат выводить вперед свою кавалерию, видимо, держат в резерве – бегущих преследовать или засады опасаются.
Василий меняет магазин и отползает в сторону. Вскочить на ноги, бегом, десять, двадцать шагов, упасть на землю. Проползти два шага и обернуться. Противник остается на месте. Кайсаки лениво постреливают по откатывающимся чудинам. Хорошо.
«Хорошо, что мы пока живы, мы живы, и это хорошо», – долбит черепную коробку тупой речитатив.
Похоже, славный, мудрый, неустрашимый Хабулай, спаситель лесных жителей банально потерял управление своими войсками. Лопух обыкновенный, студент-недоучка, возомнивший себя боевым офицером. Бывает. Мы пока живы. Вон, автоматы слышны, а значит, разберемся.
Так получилось, что Василий отходил одним из последних, поэтому он практически не видел своих, зато ему казалось, что кайсаки хватают его за пятки. Сложно сказать, какого напряжения нервов, концентрации силы воли стоило парню не рвануть напрямик через лес, а спокойно, грамотно отступать короткими перебежками, постоянно огрызаясь огнем. Кажется, он даже зацепил одного слишком борзого узкоглазого.
В один прекрасный момент Василий понял, что голоса автоматов и винтовок ополченцев звучат не только впереди, но и справа, и слева, и даже позади. Молодой человек поднялся на ноги, прислонился к дереву и вытер пот со лба. Погодка сегодня прохладная, небо затянуто облаками, но Василий чувствовал себя так, как будто пробежал верст двадцать по Сахаре.
По ноге что-то мокрое течет. Василий механически сунул руку за спину и нащупал подсумок с пластиковой бутылкой. Вытащил емкость, глубокомысленно хмыкнул, глядя на нее. Пока он ползал по лесу, бутылку за его спиной пробило пулей. Большая часть травяного настоя вытекла, но того, что еще осталось, хватило на пару добрых глотков. Похорошело. А ведь в брошенной на поляне сумке должна быть вода.
– Хабулай! Жив! – заорал Лушик.
– Жив. Где твои?
– Все здесь.
– Тащи своих раненых к стану. Дальше, к селу, пусть сами добираются.
– У меня треть полегла, – сокрушенно сказал селянин.
– У меня половина. Давай, собирай всех живых. Будем заслон ставить.
Люди устали. Бой вымотал селян хуже покоса. Поредевший отряд ополченцев оттягивался к своему лагерю. Решили: если не смогут задержать кайсаков в лесу, так хоть дадут время уйти своим раненым товарищам. Положение тяжелое. Противник замедлил продвижение, остановился в выжидании новых атак лесных стрелков, но стоит врагу захватить хоть одного пленного, разговорить его – это несложно, – и кайсаки поймут, что им противостоит горстка ополченцев. Впереди у кайсаков богатые села, где можно разжиться припасами, пополнить переметные сумы, да и отдохнуть на полную катушку, благо остались в селе одни женщины, дети и старики.
Задержка вражеского продвижения дала ополченцам возможность немного отдохнуть. Василий и Лушик навели среди своих людей порядок, определились с обстановкой, начали эвакуацию раненых. Пятерых охотников отправили в передовой дозор. Задача одна: следить за противником, в случае любых телодвижений со стороны кайсаков – бегом к основным силам.
– Может, мы с товарищами постреляем немного? – предложил Вахлак.
– А если они за вами побегут?
– Пусть бегают, – хмыкнул лесовик, почесывая бороду.
Старый охотник сегодня стрелял, как в тире – спокойно, тщательно прицелившись, и почти все пули в цель. Да, его винтовка била без промаха. Снайпер.
– Если зашевелятся, голову поднимут, стреляй, только осторожно, чтоб тебя в ответ не подстрелили, – разрешил Василий.
– Не подстрелят, меня медведи не задрали, и эти недоноски не догонят.
– Ты, Вахлак, молодых зря под пули не подставляй, – предупредил Лушик.
– Пойду я, – сказал лесовик, – жена просила шкуру из леса принести, ей в сени на пол бросить нечего.
– За шкурой пошел, – тихонько проворчал Лушик. – Подстрелить подстрелит, а успеет ли ободрать? Я тебя спрашиваю, – селянин пихнул Василия в бок.
– Не успеет. Только если дозорного скрадет и в лес унесет.
– Хорошая мысль. Если до вечера доживем, надо попытаться часовых утащить.
– До вечера еще дожить надо, – протянул Василий.
Впрочем, кайсаки не спешили двигаться дальше, стояли на месте. Прошло больше часа. Раненые чудины успели уйти к полю. Если все пойдет как надо, они, пожалуй, спасутся. На полевой дороге у леса стоят самоходы. До деревни раненые доберутся – это точно, а дальше как получится.
Время шло. Кое-кто из сельских удальцов порывался сбегать на нейтральную полосу, поиграть с кайсаками в стрелялки. Пришлось умерять пыл бойцов.
– Наша задача – остановить врага, не дать ему дойти до села, а не погибнуть в бою! Кто собрался судьбу испытывать? А если тебя подстрелят, как в глаза своим домашним глядеть будешь? – ругался Василий.
Наконец кайсаки решили, что чудские стрелки ушли, и двинулись по тропе. До заслона донеслись редкие винтовочные выстрелы. Это Вахлак со своими друзьями затеял старую, как мир, игру. Заодно дал своим сигнал.
– На позиции! Цепью рассыпаемся, – со вздохом произнес Лушик.
Василий молча поднялся и зашагал к намеченному рубежу обороны. Пора обагрить землю красненьким. Он был уверен, что следующего рубежа, следующего заслона не будет. Некому будет оборонять. Они с Лушиком решили, что если удастся вывести из боя хоть пару десятков бойцов, то отойдут в лес и будут кусать противника. Короткие удары в хвост и фланги вражеской колонны. Подкрасться, дать несколько прицельных очередей и драпать, пока кайсаки не спохватились. Авось хоть так, да удастся сбить степнякам темп.
Выскочивший из-за кустов гонец, запинаясь, доложил, что враги поперли вперед. Целая полусотня развернулась в две цепи и прочесывает лес. Следом идут остальные. Да, противник у нас не дурак, умеет в лесу воевать. Жаль, солнце еще высоко, только-только время полудня наступает. А до края леса близко. Слишком близко.
Неожиданно впереди заговорили автоматы и винтовки, громыхнули гранаты. Нет, это не чудины, кто-то ударил в хвост вражеской колонны. Удачно зашли. Вовремя вышли на противника. Ситуация изменилась, лесные боги решили помочь своим почитателям, а ведь селяне уже готовились умирать.
Вражеский авангард прошел еще пару сотен метров и остановился под огнем ополченцев. Василий решил, что отступать пока рановато будет. Можно пощекотать кайсакам нервы, заставить их почувствовать себя между молотом и наковальней. А бой за лесом разгорался. Кто-то явно сильно невзлюбил степняков.
Примерно через четверть часа к Василию подбежал незнакомый паренек. Плюхнувшись рядом, юноша спросил:
– Как найти Хабулая?
– Я Хабулай, – ответил Василий. – Кто таков? Откуда пришел?
– Зуем меня кличут. Из Играны я. Пришли с мужиками кайсаков бить.
Соседи пожаловали. Сразу два села подоспели. По словам Зуя, они встретили в лесу раненых ополченцев из Паничи, уточнили обстановку и решили сразу зайти противнику в тыл. Получилось. Точно вышли, прямиком на замыкающий отряд степняков. Ополченцы не стали готовить засады, а сразу пошли в атаку, благо было их почти полторы сотни.
Натиск чуди быстро ослаб. Боевой задор прошел, а после того, как кайсаки бросили в контратаку конную сотню, ополченцы откатились назад. Но зато враг был вынужден метаться между двумя отрядами чуди, не в силах разгромить их по отдельности. Повторилась утренняя история. Лесовики меняли позиции, откатывались назад, но были готовы в любой момент снова атаковать или выставить на пути противника заслон.
До вечера кайсаки прошли всего три версты. Край леса уже близок. Один рывок, и степняки выйдут в поле, но именно этот рывок у них не получился. А на закате на помощь ополченцам пришли три полнокровные вендские сотни. Воевода Виктор отвел чудь в резерв, а сам ударил по врагу, и опять с двух направлений, благо у него были чудские проводники.
Ночной бой в лесу дело страшное, из-за каждого куста летят пули, ничего и никого не видно. Связь теряется. Люди плутают в трех соснах. Но зато кайсакам пришлось куда хуже. Атаковавшие врага казаки были привычны к лесу, умели ходить по нему ночью. Лес – их дом родной. Вскоре сражение распалось на мелкие схватки. Небольшие группы казаков и чуди проскальзывали сквозь вражеские боевые порядки, били противника в упор, не стеснялись пускать в ход приклады и боевые ножи. К полуночи все было кончено. Если кто из кайсаков и ушел, то недалеко. Завтра по следам беглецов пойдут охотничьи отряды с собаками.
